Воскресенье, Троицын день, я решила отдать под шоппинг, век бы его не видать, ибо, напоминаю, мне нужны были новые туфли, а то старые совсем уже развалились, и длинная юбка для посещения храмов и монастырей во время поездок по городам и весям. Прознав, что там сейчас перед закрытием на реконструкцию глобальная распродажа под 70%, я решила совместить приятное с полезным и отправиться в центральный Детский мир, где, как мне помнилось, вроде бы как обычно был вполне богатый ассортимент всякого разного тряпья. Приятное заключалось в первую очередь в том, что, доехав до Лубянки, я вышла в свой любимый подземный переход, где продавались 65-тирублёвые металлические некрашеные миньки. Долго я любовалась новыми орчарами, убеждая себя в том, что у меня их и без того поголовье в 7 особей и надо бы расширять контингент гномов, которых у меня было только три. В итоге я купила себе четвёртого – с завязанной в три хвоста бородой, усами, с занесённым над головой топором в правой руке и с навьюченными за спиной рюкзаком и чем-то свёрнутым в рулон. С этим гномом я и вошла в Детский мир, оказавшись сразу на втором этаже – и сразу его не признала, так там многое изменилось. Прошла в хобби-центр, не нашла ничего достойного покупки, попускала слюни над коробками вахи и лотра, потом нашла перемещённый отдел настолок и попускала слюни над игрой «Волкодав». Почему попускала – потому что, для тех, кто не помнит, мои планы на лето с самой осени располагались в следующем порядке: хорошо сдаю экзамены – получаю обещанные родичами средства – учусь рисовать – покупаю «Волкодава» и тренируюсь красить мини на тех шести, что вложены в коробку, и на другом дешёвом дерьме от Звезды, которое испортить не жалко – и когда научусь красить, потихонечку перехожу на настоящие, дорогие мини, которыми уже можно будет играть. Планы сии накрылись… ну, вобщем, тем, чем обычно они накрываются. Экзамены я сдала хорошо, но материальной поддержки не дождалась, поскольку мне было заявлено: «учись рисовать сама». Сама я, естественно, не научусь, и ни одна бесплатная студия меня не научит, бездаря этакого, как училка по ИЗО в младших классах не научила. Сначала я, конечно, психовала, поскольку идея научиться рисовать была тем, чем я фактически жила с самого её появления весь миновавший учебный год – и хотя здравый рассудок предполагал вероятность облома, я всё равно понастроила кучу планов, привыкла не только каждую достопримечательность столицы и не только и каждый уголок живописной природы, но и каждое лицо, маячащее напротив в метро или ещё где, рассматривать как предмет для запечатления на бумаге или холсте, начала каждую книгу, фильм, песню воспринимать как широкое поле для изобразительного творчества, и так далее, и тому подобное, да и проиллюстрировать квесты ой как хотелось. Однако вскоре я решила, что «неприятность эту мы переживём»© и что я всё равно куплю «Волкодава» и буду учиться красить, а желание научиться рисовать пусть так и останется одной из моих многочисленных несбычных мечт. С такими рассуждениями я покинула второй этаж и поднялась на третий, где и должна была располагаться одежда и обувь, однако там меня ожидало печальное зрелище: про распродажу, видимо, остальные прознали ещё раньше меня, и половина полок были пусты – на них осталось лишь шмотьё для самых маленьких, ничего даже приблизительно мне подходящего не было! Придя к философскому выводу, что, дескать, не судьба, я решила день зря не тратить и поехала на Киевскую, где спустилась к пристани и встала в очередь за билетами на поездку на прогулочном теплоходе. Жара стояла несусветная, так что джинсы к ногам прилипали, а Бог послал страждущей мне лишь несколько капель влаги с неба, чего явно было маловато, и я купила бутылку тоника. Ничтоже сумняшеся я взболтала её перед употреблением, а когда открыла, мощная струя пены залила мне все джинсы, и стало малец попрохладней. Наконец, я взошла на борт судна, поднялась на верхнюю палубу и встала у перил, любуясь рябью на серебристой водной глади. Плыли мы, словно убегая от огромной тучи, которая, погромыхивая громом и сверкая молниями, наползала на небо из-за горизонта; когда судно останавливалось у пристаней, туча нас нагоняла и брызгала дождём, и только на Воробьёвых пролился хороший, мощный ливень, тёплый, летний ливень при ярком солнце, под которым я вымокла до нитки, что было кайф ещё тот. Незадолго до конечной я заняла одно из освободившихся сидячих мест, пожалев, что не взяла ни плеера, ни блокнота с черновиками. Выйдя на Новоспасской набережной или как там она называется, я безошибочно нашла дорогу к станции Пролетарская и вскоре доехала до родной Молодёги, где и вспомнила, что вопрос о покупке новых туфель по-прежнему стоит весьма остро. Так и начались мои поиски туфель без каблука (выяснилось, что они называются мокасинами), из шкуры зверя дерьматина (кожзама), варьирующиеся по размеру от 37-го до 39-го в зависимости от фирмы. Сперва я зашла в большой Центр-Обувь, перемеряла там несколько десятков пар – либо малы, либо велики, либо настолько страшны, что мои просящие каши старички приличнее смотрятся. Пошла в Оранжевый проспект, а там только натуральная, куда ни плюнь; в Обувь-Базаре и в Кавалетто или как оно там называется – то же самое. И только в маленьком подвальном Центр-Обуви выбор оказался побольше, и я купила первую же пару, соответствующую вышеописанным требованиям, то бишь подошедшую под мою нестандартную лапу, хоть и были эти туфли с ремешками вместо пяток и ко всему прочему кошмарной серебряной расцветки. В них я и пошла, чтобы разносить; жмут несильно и хлобыстают несильно, вобщем, ходить и даже бегать вроде как можно.
На следующий день, встав пораньше и откопав в шкафу сто лет не надёванные джинсы, по моему скромному мнению имеющие нечто общее во внешнем оформлении с новыми моими туфлями, я выпинала себя на свет Божий и в ближайшем ларьке приобрела для англичанки тяжеленный веник из пяти полураспустившихся лилий, сочтя, что все прочие учителя подобной чести не достойны. С этим девайсом я и добралась до школы, как обычно, за добрые полчаса, встретив по дороге какую-то училку и потрепавшись со скуки с ней. Завалившись в школу, я отправилась искать англичанку в её кабинете, но не нашла, а только напоролась на историчку. После этого я недолго скучала на первом этаже – появились Юля Чередниченко с Аней Осиной, и нас троих директриса позвала к себе. Мы принялись топтаться на территории секретарши, пока не поняли, что дело это бесполезное, и не постучались сами (вернее, я постучалась, как обычно). Нас запахали расписаться в какой-то книжице, после чего её пустили по рукам всех новоприбывающих. Прибывал народ долго и упорно, и торчать вместе со всеми прочими со своим веником мне пришлось немало – впрочем, это помогло мне отказаться от одного из одинаковых веников, купленных родительским комитетом и розданных всем с целью последующей выдачи их учителям. Наконец, ожидание завершилось восхождением в актовый зал на пятом этаже, где расселись мы, несколько родителей и несколько учителей; англичанки по-прежнему не было видно, да и Татьяна Алексеевна, рассматриваемая мною как запасной вариант, куда-то успела деться. Началось толкание речей, потом выдача аттестатов каждому по очереди, по алфавитному порядку, и снова толкание речей; помимо аттестата и дембельского альбома с фотографиями дражайших учителей и однокашников мне досталась грамота за участие в олимпиадах и творческих конкурсах (уже смешно) и предназначенное моей маме благодарственное письмо за работу в родительском комитете, из коего она уже давно вышла. По окончании сей церемонии я вручила веник завучу по инглишу, Анне Вадимовне, и отправилась вслед за Ушастой в кабинет истории, где ей предстояло подписать заявление о приёме её персоны в десятый класс сей школы. Затем мы вместе почапали на автобусную остановку и вместе доехали до моего дома, поскольку я обещала Ушастой вписку до отъезда на выпускной. Там я посидела в инете, моя мама настрогала нам бутеров и налила морсу, потом я начала писать всё вышеизложенное, а Ушастой забила в плеер первую часть ЭР, коей та и принялась наслаждаться. Потом я пыталась настроить себе на лето WiFi. Потом был чай с пирогом, и мы с Ушастой в две руки флудили Паровозу в аську. Так же она домогалась до моей собаки, рыбок, мобилы и прочая, потом сделала мне пробор и занялась своим нарядом, а я одела вышеупомянутые джинсы и красную майку без рукавов. Перед выходом брызнув мне таки в морду мерзко воняющими духами, Ушастая проследовала вслед за мной в авто моего папы, и мы поехали на выпускной – к набережной неподалёку от Киевской, в ночной клуб «Викинг», расположенный в стоящем на приколе средних размеров деревянном судне, изображающем драккар, который я ещё давеча видела, проплывая мимо на пароходе.
Приехали мы, естественно, первыми, посидели немного в машине, да и решили выйти. У входа нас встретила какая-то тётка и провела на нижнюю палубу, в холл, откуда был виден зал, нам предназначенный. Мы там подождали малец, заценили уютность забегаловки, в которой оказались, дождались Юли Чередниченко с мамой и бабушкой, она же историчка, там и остальные подвалили; зайдя в зал, мы убедились, что стол накрыт вполне прилично, т.е. что поесть найдётся, и что ди-джей – лапа (я его потом два раза сфотографировать успела). Там же мы успели переговорить с тамадой, и он спросил у нас с Ушастой, какой мы класс и из какой школы. Назвав номер – 1293 – я не преминула добавить, что для краткости можно называть её ДДТ; когда все собрались и прошли в зал, тамада так и сказал, так что первый тост был за ДДТ. Я села на место, откуда лучше всего было видно ди-джея, Ушастая была напротив, слева – Лёха, Паравоз и Ефим, справа – Вестница, Юля Кондратюк и опоздавшая Анжелика. Я ела петрушку, черешню, виноград и ананасы, и съела два пирожка – с капустой и с грибами, а все салаты, которые мне валили, были с икрой, рыбой или мясом, и я их не ела; пили шампанское, сок, колу, и у Ушастой и – реже – у меня постоянно рождались тосты, так что в итоге мы выпили и за дружбу, и за любовь, и за учёбу, и за удачу, и за ролёвку, и за детей (по какому поводу, не помню), и за лошадей (тем паче не помню по какому поводу), и за свою красоту, главное своё богатство, и много ещё за что. Ещё Ушастая пыталась выпить со мной за то, чтоб все мужики сдохли, но я не согласилась за это пить, и она через весь стол тянулась, чтобы со мной чокнуться, и, по моим воспоминаниям, не достала, а по её воспоминаниям – достала. Тамада, познакомившись с нами (я сказала, что меня зовут Феникс, и он запомнил и больше не переспрашивал)), провёл кучу конкурсов, начав с «сидячих» и закончив более-менее активными, награждая воздушными шариками, названными ими «резиновыми изделиями №2», светящимися прыгунами на резиновых верёвочках и биноклями, а в одном из конкурсов Ажара получила куклу Барби, а Жибека в другом – журнал «Плейбой». В качестве первого конкурса тамада спросил, без чего не было бы этого праздника; среди вариантов типа «без школы», «без аттестатов», «без родителей», «без этого корабля», «без алкоголя», «без музыки» Лёха заявил, что «без Феникса», но победил вариант «без Гоги». Ещё угадывали по половинке картинки, показываемой на большом экране, что на второй половинке, и угадывали детские песенки, проигрываемые задом наперёд. Играли в буриме, и нашей части стола выпали рифмы «пиво-красиво, море-вскоре»; мы с Единорогой и совместным творчеством Лёхи и Паравоза сочинили три стиха, которые мне и пришлось зачитывать со сцены, но я помню только свой:
Даже если нету пива
Можно отмечать красиво
На реке мы как на море
Шторм в сто балл устроим вскоре.)
Ещё, разделившись на две команды, мастерили из воздушных шариков и скотча макет выпускника на следующее утро после выпускного. Команда противников, «Зайчики», сделали человечка, а наша команда, «Белочки», ограничились одной головой, на которой из ненадутых шариков наметили глаза, нос и рот, а из надутых шариков создали нечто вроде адской опухоли, символизирующее разноцветные мысли; эту голову мы назвали Аркадием. Ещё был конкурс на скоростную ходьбу вперёд с переставлением ног назад и совсем уже адский конкурс на знание арифметики – хоть необходимые знания и ограничивались тем, какие числа делятся на три, народ быстро из него вылетал, и в итоге победила Маша. Состоялось и хоровое исполнение песенки «В траве сидел кузнечик» кучкой человек, надышавшихся гелием из шариков для-ради создания прикольного голоса. В промежутках между конкурсами дважды выходили на верхнюю палубу фотографироваться – сначала без Анжелики, потом с ней, и во второй раз я тоже доверила свою мыльницу тамаде (одну из получившихся групповых снимков мы можете лицезреть внизу). Я изначально задалась было целью сфотографировать всех, но быстро забила, запечатлев только Ушастую, которая изображала Ассоль, отчаянно маша проплывающему мимо пароходу, да сделала ещё несколько удачных снимков (всё будет в фотоальбоме). И, наконец, началось самое главное – танцы! Сначала, правда, они прерывались конкурсами, и стоило мне начать входить в ритм и отдаваться ему потихонечку, как опять приходилось садиться; но, наконец, на сцену выпустили периодически куда-то исчезающую подтанцовку в лице одной бабы и одного пидорковатого мужика, включили светомузыку, подпустили дыму, и пошёл расколбас! Отжигали, правда, в основном мы с Ушастой, но на некоторых особо удачных треках (хотя треки безбожно повторялись по нескольку раз, не подряд, конечно, но всё же) на танцпол и сцену выскакивал почти весь класс, и родители во главе с историчкой периодически возникали. Тамада пытался петь под фанеру, а когда включили танцевальный ремикс на «Видели ночь» (да, я ненавижу ремиксы, да, это кощунство то ещё, но, чёрт возьми, как меня под него пропёрло трясти всем чем только можно!)), он бродил между нами с микрофоном, пытаясь заставлять петь, и выяснилось, что текст не знает никто, кроме меня, да и я помнила его тогда весьма нетвёрдо. Зато припев какой-то песни с тупыми словами в конце «И мы поём, когда нам хочется любви (или любить?)» самозабвенно горланили все, даже я, потому что эту песню когда-то очень любил мой папа и часто врубал в машине, и все мы выскочили прыгать на сцену, и было неимоверно весело. На медляках мы с Ушастой исполняли друг с другом нечто среднее между вальсом и танго, поскольку пацаны нас, естественно, не приглашали, а когда хотелось пить, я лёгкой танцующей походкой подходила к столу, прихлёбывала добрый глоток из первого подвернувшегося бокала, без разницы, чьим он был, и при этом зачастую живительная влага проливалась мне по подбородку, шее и майке, а садилась я очень редко, разве что если на танцполе больше никого не оставалось, ибо Ушастая садилась отдохнуть, а одной отжигать мне не хотелось. Перерыв был сделан только для того, чтобы торжественно вывезти из-за сцены торт; когда на нём отгорели три бенгальских огня и мы его окружили, мы прочитали на нём «Наш класс самый весёлый 9 А!» и посередине – «школа 1293». Всем отрезали по кусочку, но я от своего не более двух ложек отъела, после чего дальше пошла танцевать. Ноги в новых, ещё не разношенных толком туфлях уже начинали адски болеть, и я, дабы продолжать веселье, сняла и туфли, и носки, оставив их под стулом, и вышла танцевать дальше босиком, аки Айседора Дункан; Ушастая свои мозоли заклеивала пластырем, но в зале было слишком темно, чтобы их все разглядеть, и она меня, босую, выволокла на палубу. Там кроме нас никого не было, и я блаженно растянулась на палубе, аки коврик или аки труп, после чего мы отправились отжигать дальше – однако не так уж и долго: детское время стремительно кончалось, и на прощание – и на счастье – Ушастая умудрилась кокнуть бокал, переломив пополам его ножку. Дабы покинуть гостеприимные стены клуба, мне пришлось надеть носки и туфли обратно, и тут-то при каждом шаге ноги и начали взрываться от боли от кончиков пальцев до самого мягкого места! И не у меня одной: мы с Ушастой еле доковыляли до выхода, оставшись ждать прибытия моего папы на свежем воздухе. Там мы попрощались с Вероникой, Аней, Паравозом, Лёхой, Денисом и ещё кем-то; я, конечно, непременно буду приходить в старую школу, навещать свой старый класс, но когда Ушастая заявила, что кого-то, вполне возможно, я (да и она тож) сегодня видели в последний раз, я решила, что это вполне возможно. Ведь у нас почти все пацаны уходят, только двое остаются – Паравоз да Гога, а я оказалась единственной уходящей девушкой в классе – символично. Так мы и дождались моего папы, Ушастую подбросили до метро, где её подхватила её мама, а я приехала домой. Пока ехала, выяснилось, что я не только стёрла в мясо обе ноги, но и протёрла дыру в своих новых туфлях напротив большого пальца левой ноги, а когда доехала – то, что у меня болят не только ноги, но и поясница, плечи, шея, - в общем, всё, так что я еле-еле доковыляла до квартиры. В общем, выпускной удался, запомнится надолго.)