Вчера вечером, за ужином под новости и Громовых, у меня начался насморк – омерзительная, надо признать, вещь. Быстро начался и врасплох, спеша подтвердить мои догадки о том, что я всё-таки заболела, окончательно и бесповоротно, и, по закону подлости, как раз перед выходными. Ещё и месяца не прошло с тех пор, как я болела в прошлый раз, причём тогда я тоже заболела перед тем, как рассказывать стихи, так что теперь мне вполне могут влепить двойку за Лермонтова так же, как и за Пушкина. И вообще я часто болею в этом учебном году – как устаю, так и заболеваю, а пока болею, устаю ещё больше. Ну да делать было нечего – наляпала на пятки горчичники, напялила поверх шерстяные носки и уползла спать. Поменяла свою подушку на папину, пожёстче, чтобы в ней башка не утопала и дышать было легче, но это не особо помогло, и в итоге я всю ночь не проспала, а провалялась с закрытыми глазами, ворочаясь с боку на бок. Хотя нет, один раз я всё-таки заснула, и бред мне снился просто редкостный. Я шаталась по отделу какого-то огромного магазина игрушек, в котором было много игрушечных собачек, ну то есть очень много – целые ряды из заполненных ими витрин. Я искала себе какую-нибудь собачку, но все они либо у меня уже были, либо совсем мне не нравились, кроме разве что одного бобтейла, но он был некрашеный. И тут я столкнулась с какой-то незнакомой девушкой – запомнила я её хорошо: чуть выше меня, красивая, смуглая, с длинными волосами, чёрными как вороново крыло. Она мгновенно заключила меня в объятия и принялась тараторить всякую ерунду – видимо, обозналась, приняв за кого-то из родственников и друзей.
Я не знала, как и реагировать, но в итоге решила её не разубеждать, ибо в мозгу прочно поселился факт, что я в этом магазине не покупаю, а ворую и, значит, спалиться не должна. Посему когда девушка меня спросила, что я здесь делаю, я соврала, что ищу подарок маме на день рождения. Эта новость вызвала в девушке очередной приступ бурной радости, сопровождавшийся активными словоизлияниями – по-видимому, она питала к моей маме едва ли не большую привязанность, нежели ко мне самой. По-видимому, она работала в этом магазине, потому что сразу начала мне что-то показывать и рассказывать по поводу хорошего подарка. Я уж и не чаяла, когда она от меня отстанет, а когда она наконец куда-то отлучилась, возле витрин с собачками меня уже поджидала моя мама, лёгкая на помине. Под её прикрытием я быстро открыла одну из витрин, извлекла оттуда неизвестно откуда там взявшегося очаровательного игрушечного шарпея, опустила его в карман и слиняла, предупредив предварительно родительницу, что к ней могут привязаться с поздравлениями с днём рождения. Потом мне ещё немного что-то снилось, после чего я обнаружила себя уже на набережной какого-то ночного города, среди немноголюдных торговых рядов. Больше всего народу толпилось возле места, окружённого открытыми бочками с различными сортами мёда; в центре этого круга находилась в прямом смысле слова яма, наполовину заполненная чем-то, так же напоминающим густой мёд, и люди, среди которых было несколько высоких, по-викинговски одетых странных личностей, таскали его оттуда ложками длиной с копьё (жаль не обратила внимание, как они их в рот отправляли).
Мне тоже хотелось попробовать местный деликатес, но у меня длиннющей ложки не было, и я просто продолжила прогулку и подошла к перилам набережной. Оттуда мне открылась восхитительная картина: отливающая свинцом недвижимая река, в которой отражалось чёрное как смоль беззвёздное небо, плавно огибала берег, на котором из темноты выступали очертания невысоких, но красивых старинных особняков, и скрывалась за поворотом. Я почему-то ни минуты не сомневалась в том, что это Питер, и полезла за фотиком, дабы запечатлеть такую красоту, но – проснулась. Когда же прозвенел будильник, я вырубила его, сходила, пошатываясь, на кухню, попила морса, вернулась обратно и снова завалилась спать, и на сей раз заснула быстрей и крепче, и что мне снилось, не помню. Проснулась в одиннадцатом часу, нехотя встала, позавтракала парой бутербродов с творожным сыром и яйцом, засела за комп, с огромным трудом и ленью, борясь с сонливостью, написала всё вышеизложенное к часу дня, попутно шастая по ЛиРе и прочим местам. Звонила Татьяна Владиславна, интересовалась, почему я не появляюсь на работе; когда выяснила, что в этот раз я болею, а в прошлый раз была на круглом столе по поводу конкурса, она обязала меня отослать ей свою конкурсную работу и написать материал о том, что это за конкурс и с чем его едят. Потом спросила меня про мой проект, я промямлила что-то малоубедительное про то, что пока ничего придумать не могу, но подумаю обязательно, и на том мы и расстались. Конкурсную работу я отослала на редакционное мыло сразу же, а вот писать что-либо сразу после написания поста было впадлу, и я засела читать журнал; Паровоз тем временем писал мне в аську с истории, где они, по его меткому выражению, «хернёй страдали».
Когда полжурнала осталось позади, а глаза уже слипались неимоверно, я легла полежать. В горле режущая боль, голову сжимает в тисках, периодически начинается озноб – заснуть нереально, но пару раз задремать мне всё же удалось. В половине пятого спихнула себя с кровати, померила температуру – ё-моё, как всегда 39. Снова тупо посидела за компом, вроде оклемалась, в седьмом часу переместилась за телек смотреть 2x2 и жевать мюсли. Потом осенила гениальная идея: поставить видак и посмотреть одну из старых кассет. Нашла видак, нашла кассету, подключила, перематываю. Рядом сидит мама, каркает, что если плёнку зажуёт – она мне больше ни одной кассеты не даст. И накаркала: зажевало. Хвала Магистрам, повозилась – разобралась, села – посмотрела, держа на носу горячие яйца в полотенце. На кассете оказалось две записи, которые я когда-то выпросила у Гюльчатай с телевидения ЗАО: сорокалетие нашей школы и ток-шоу «Молодёжь и политика» в нашем ДК. Я их ни разу ещё раньше не смотрела, и приятно было освежить в памяти подзабытые воспоминания – одно из самых душевных школьных мероприятий и одно из самых ярких событий, повлиявших на моё публицистическое мироощущение. Жаль, что записи короткие, на них мало что увидишь, но всё равно какое-то утоление ностальгической жажды. Сейчас буду смотреть новости, а там и спать. Буду продолжать лечиться, чтобы хотя бы к понеду выздороветь, хоть я и осознаю, что это практически невозможно: как говорится, насморк, если его лечить, длится неделю, а если не лечить – семь дней…)