Вчера, вернувшись домой с прогулки по солнцепёку, я вроде оклемалась - посидела за компом, посмотрела новости, почитала книжку и легла "спать" - с новым альбомом Чёрного Кофе в ушах. По чесноку говоря, "Alexandria" разочаровала меня очень сильно. Фактически, Кофе из качественного мелодик хеви метала превратилось в исполнителя достаточно лёгких рок-романсов. Вокал Игоря Куприянова мне нравился - вот и надо было мне, не ударяясь в эксперименты, покупать его новую сольную пластинку "Семь дней". А оперный голос Дмитрия Варшавского не катит совсем. Плюс ко всему прочему, Кофе вдруг резко ударилось в православие - что, конечно, с одной стороны приятно, а с другой - всего должно быть вмеру. "Откровение" Маврика, его последний альбом, тоже пронизан религиозностью, но сей факт не ломает совершенно. У Кофе же проповедничество хлещет из текстов через край, тебе им словно в морду тычут - мол, на, жри и радуйся, какие мы праведники теперь! Получилось немного лицемерно. Посему, пребывая в растрёпанных чувствах, я даже не стала ничего писать и сразу завалилась спать. Приснилось какое-то дерьмо, и вскоре я заставила себя проснуться. Через несколько секунд у меня начал болеть желудок. Понадеявшись, что это скоро пройдёт, я попробовала опять заснуть. Не тут-то было! Боль усиливалась в геометрической прогрессии, голова тоже начала раскалываться. По шкале моего личного дерьмометра показатель медленно, но верно полз вверх от отметки "терпимо" к отметке "невыносимо".
Корчась, как жук на булавке, и до крови впиваясь зубами в губу, я битый час прометалась на кровати туда-сюда, скинув на пол скомканное одеяло. Наконец сообразив, что одной силой воли мне с неожиданной напастью не справиться, я собрала остаток сил и приползла в соседнюю комнату. Буданула маму, попросила какую-нибудь таблетку и с грехом пополам добралась обратно - и весьма вовремя: вскипевшим мозгам надоело бороться с революцией в желудке, и начался жестокий озноб. Меня трясло как осиновый лист, а зубы стучали со скоростью пулемётной очереди. Сильно клонило в сон, но засыпать было страшно - стоило мне хоть на секунду поддаться этой слабости, как я переставала чувствовать собственное тело, и меня словно куда-то уносило, или я начинала куда-то проваливаться. Это ощущение было очень мерзким, к тому же мне вспомнилось, что примерно так иногда описывают своё состояние наркоманы. Поэтому я выпила Но-шпу и, стараясь не терять связи с окружающей действительностью, стала ждать результата. Мерить температуру или давление я решительно отказывалась, и мамаша вызвала мне скорую. Белая карета добиралась больше получаса, и за это время мне становилось всё лучше и лучше вплоть до вполне адекватного состояния - по крайней мере, сидеть я могла без проблем. Стоя меня всё ещё пошатывало, но я смогла сходить на кухню, налить себе воды и опрокинуть её в горло, горящее аццким пламенем после моей неравной борьбы с болью.
Итак, скорая приехала. Сначала в комнату ввалилась пожилая медсестра и моментально заснула в кресле. Потом вошла злая жирная врачиха средних лет и, как обычно в таких случаях, оценила моё вполне удовлетворительное состояние и проворчала, зачем вообще надо было её вызывать. Я со всеми подробностями описала ей своё нечное приключение, но и это её не особо убедило в целесообразности врачебного вмешательства. Удостоверившись, что никаких симптомов отравления у меня не было, она сделала вывод, что я просто перегрелась и переутомилась. Когда я подтвердила, что действительно изнывала, как дура, под полуденным зноем, вместо того, чтобы сидеть дома, врачиха, удовлетворённая своим диагнозом, засобиралась в обратный путь. Первым делом она растолкала медсестру, которая осоловело огляделась по сторонам и выдала убийственный вопрос:
- Откуда я пришла?
Врачиха молча указала ей рукой налево, на дверь. Медсестра отклеилась от кресла, вышла в коридор и опять встала перед шкафом с книгами, сонно моргая.
- А теперь куда? - спросила она.
Врачиха так же молча дала отмашку направо, и после этого две блюстительницы здоровья нации благополучно покинули мою квартиру. Времени было ещё только четыре утра, и мама, боясь, как бы у меня опять чего не заболело, взяла меня к себе - за неимением папы. Мы раскрыли настежь балконные двери, развалились рядышком на кровати и принялись трепаться. Сначала - о гей-параде, о фашне и вообще о том, куда катится мир с таким беспределом; потом мама вспомнила о моём детстве и рассказала несколько чрезвычайно смешных историй обо мне, когда я ещё только училась ходить и говорить; потом я начала рассказывать ей о ЛиРу, о том, как здесь всё устроено и какие люди здесь живут, а она слушала благосклонно, как никогда. Тогда я отважилась повторить намёк, который однажды привёл к большому семейному скандалу. К вящему моему изумлению, моя родительница скушала и его без тени возмущения. Обнаглев, я перевела свои пространные размышления в более определённое русло, так что намёк, становясь всё прозрачнее, постепенно трансформировался в откровенность. Положительного на него отклика я так и не дождалась, однако и отрицательного - тоже, посему у меня появилась ещё одна надежда. Итак, мы с мавером протрепались до семи часов утра, после чего решили спать. В комнате уже было светло, и слышалось пение птиц, и я думала, что не засну, однако заснула и проснулась только к полудню, когда с работы вернулся папа и пришлось уступать ему территорию.
Весь день я сидела дома - жара мне уже сполна отомстила за вчерашние попытки с собою справиться, и ещё раз нарываться на её гнев мне не хотелось. Делать было решительно нечего, и соскучившаяся до чёртиков я засела и разом перечитала все стихи Мелифаро, с первого до последнего. Потом я точно так же поступила со стихами Lobo Soltero и Phoenix in black, а на большее меня не хватило. Сейчас уже вечереет, скоро жара отступит, и опустятся сумерки. Значит, я выхожу на свежий воздух - посидеть на лавочке во дворе, почитать Фрая, немного побродить по окрестностям родного дома и далее в том же духе. К новостям обещаю вернуться )