Это может показаться удивительным, но будильнику сегодня утром удалось поднять заснувшую в районе трёх часов ночи меня, и, позавтракав парой яблок, я отправилась ловить маршрутку и почти вовремя была в вестибюле родной Молодёги, где меня уже поджидала Ушастая. После объятий и осматривания облика друг друга мы забурились в вагон, посмотрели фотки с нового понтового фотика Ушастой, и мне достался от неё подарок на прошедшие день рождения, Новый год, 8 марта и проч. – классный металлический брелок-феникс, которого мы прикололи мне на воротник. Естественно, вчера вечером думая только о рецензии, а сегодня с утра отчаянно пытаясь проснуться, я благополучно забыла захватить причитающийся Ушастой подарок от меня на вышеперечисленные праздники. Доехали мы до Парка Победы, как я давеча и предлагала, и в первую очередь залезли ногами в фонтан; я могла закатать джинсы, а Ушастая была в длинной юбке, которая облипала ноги и прикидывалась шароварами. Ушастая не отрывалась от своего фотика, засняв меня добрую полсотню раз, я тоже несколько раз доставала свою мыльницу. Обсыхать мы пошли в ближайшую Шоколадницу, сели на веранде (естественно, возле цветов, по мне снова сновали муравьи), Ушастая выбрала «шоколадный киви» и какое-то мороженое, я – нечто вроде «витаминного заряда» из банана, апельсина, клубники и, наверное, чего-то ещё (вполне вкусная холодная штука). Посидели, выпили, потрепались, времени потратили не так уж и много и решили было сунуться на холм aka Поклонную гору, показавшуюся мне какой-то низкой и плоской, полежать на траве – вот только траву найти было сложно, она вся сгорела до жёлтой стерни. Расположившись вокруг одного из немногих зелёных островков с жёлтыми цветочками, я немного повалялась под прицелом объектива Ушастой; земля была горячей и душисто пахла, сверху тоже пекло, и долго там протянуть было невозможно. Мы снова бросились к фонтанам, Ушастая искупалась в них по пояс, и прогулялись по раскалённой мостовой от одних палаток с сувенирами до других, чтобы обсохнуть. К обратному пути уже снова хотелось пить, и я предложила жахнуть по пуэру, который, как выяснилось, Ушастая ещё раньше не пробовала. Мы устроились в помещении, где благодаря кондиционерам было попрохладней, и на чайничек пуэра ушли мои последние сотни; мы выпили по полторы чашки, полистали свежий F5, сделали из салфетки самолётик, покидались упаковками сахара – в общем, всячески убивали время, добрые полчаса дожидаясь, пока нас рассчитают. Затем поехали обратно на Молодёгу, слушая Снайперов с плеера Ушастой и подпевая, дождались её автобуса под Сплиновско-Маяковское Письмо и Королей ночной Вероны (привязались, гады, на весь день) и распрощались до начала августа, когда нам с девчонками надо будет завалиться к ней в гости. Дома пообедав, я неторопливо отправилась до театра – снова до Таганки, пришла, когда, наверное, первый звонок уже прозвенел, приобрела традиционно сторублёвую программку. В холле некая фирма проводила дегустацию чая, и поскольку халява – друг русского человека, я не могла не поучаствовать; разливали пуэр, который я уже сегодня пила, и какой-то светлый китайский чай, пахнущий цветами – его и решила попробовать. Мне вручили пластиковую мензурку, обжигающую пальцы, и с грехом пополам я выпила её горячее содержимое до второго звонка и ввалилась в зал, пока все места ещё не заняли. Опасения оказались напрасны: мест хватало на всех, администраторша сама посоветовала мне, какое занять – в пятом ряду, почти у самого центрального прохода, красота, а не место. В антракте я вышла, памятуя обещание чаёвщиков, что заварят другие сорта, и из молочного и зелёного с женьшенем выбрала последний. Очередной стаканчик я осилила, листая на коленях увесистую книгу отзывов, на 99% хвалебных, а когда вернулась в зал, моё место было уже занято. Было бы глупо оспаривать то, что мне не принадлежит, перед тем, кто, видимо, опоздал на первое действие, но мне же лучше: пересела на откидушку четвёртого ряда, спинка есть, а перед лицом ничьих затылков нет, благодать.
Спектакль «Добрый человек из Сезуана» ознаменовал открытие театра на Таганке 23 апреля 1964 года. Ему 45 лет. Его первые составы, первая публика, первые трудности и первые триумфы – уже история. Но говорить мы будем не о шлейфе неоспоримой славы, а о том, что мы имеем на сцене здесь и сейчас, ибо спектакль, как известно, каждый раз рождается заново. Материал для него был некогда подобран великолепный: брехтовская драматургия не стареет никогда. Да, сейчас уже сложно уловить в ней призывы к классовой борьбе, но все те невесёлые выводы, к которым весело подходит Брехт, напрямую обращаясь к зрителю, актуальны и доныне. Трое богов прибывают в нищий городок Сезуан в поисках доброго человека, коим оказывается проститутка Шен Те, обеспечивают её начальным капиталом и возлагают большие надежды на то, что она продолжит творить добрые дела. Небожителям невдомёк, что в мире правят деньги, холодный расчёт, хитрость и обман – и Шен Те, бескорыстно занимаясь благотворительностью, раз за разом ставит себя на грань разорения. Но что делать, когда приходится не только выживать самому, но и спасать от нищеты любимых и близких – мужа, детей? Шен Те вынуждена обращаться за помощью к своему альтер эго – вымышленному «кузену» Шуи Та, способному наступить на горло справедливости и организовать все дела в собственную выгоду. Люди любят Шен Те, как и всех, кто помогает, ничего не прося в замен, позволяя садиться себе на шею и отплачивать неблагодарностью, и восстают против Шуи Та, как и всех, кто более успешен. Закон же на стороне Шуи Та, а добрые поступки Шен Те – вне закона. Брехт ставит суровый ультиматум: добро погибает, разум гоним, подлости торжествуют, и всё потому, что всевышние не собираются ничего менять, свято веря в то, что соблюдение их заветов поможет удержаться на плаву несмотря ни на что. Богохульства в этом нет, а вот слепота и преступная пассивность властей, не теряющих при этом всенародной любви, налицо. Как эта история выглядела сегодня? Пожалуй, недостаточно бодро и задорно, недостаточно зубасто и доходчиво, у молодых таганковцев пока лучше получается комиковать под радостный смех и аплодисменты публики, чем проводить действительно многоплановые, во многом трагические образы. Но под наизусть знакомые брехтовские зонги, которые певал ещё Высоцкий, всё равно мурашки пробегают по хребту и хочется подпевать. Да и Любовь Селютина на главной роли – однозначная удача: она в считанные мгновения с потрясающим талантом перевоплощается из «ангела предместий» в «табачного короля» - меняются голос, жесты, пластика, перед нами действительно два разных человека, мучительно борющихся в одном теле. И неожиданно уместно звучат пропетые над ней под гитару и аккордеон стихи: «Мой милый, что тебе я сделала?..» Её Шен Те как никто напоминает, что Брехт – это не только всегда о политике, но и всегда о любви. О главном смысле жизни, пусть даже и на дне её.
После трёхчасового с копейками спектакля мне оставалось только доехать до Молодёги, читая программку, и дойти до дома пешком вдоль дорог, ибо уже стемнело. Пора баиньки, завтра – снова театр.)
