Придя сегодня домой с олимпиады, я узнала, что у меня все заболели и тащить с собой в театр решительно некого. Пришлось вылезти в почти заброшенную аську и кинуть клич – и откликнулась Ирина (ОбВоРоЖиТеЛьНаЯ), единственное ещё пишущее мне существо из бывших коллег (при том, что я была уволена почти два года назад, а она ушла и того раньше, и с тех пор мы так ещё прежде и не виделись, при том, что она обитает в Балашихе и ей сначала ехать до Щёлковской, а потом оттуда на метро добрый час до Юго-западной – подвиг, короче). Она даже не уточнила у меня, в какой театр и на какой спектакль какой продолжительности мы идём – мы быстро договорились о месте и времени встречи, и я исчезла из онлайна страдать ерундой, дабы постараться всё успеть до своего послеобеденного выхода. Вышла я вовремя, не так уж долго ждала маршрутки, метропоезда везли меня без остановок, однако я всё равно умудрилась опоздать на десять минут, проскочив мимо Ирины, добежать до центра платформы, обозреть её вперёд и, обернувшись назад, приметить Ирину направляющейся ко мне; она особо не изменилась, только выросла с меня и, поди, к моему возрасту и перерастёт меня. Но времени ещё было навалом, и мы рано дошли до театра, там я приобрела программку и отправилась показывать Ирине единственную достопримечательность – буфет, где мы и заняли один из столиков до второго звонка. В репертуаре на декабрь, стоявшем на столике, я запалила новый спектакль, который пропустила, просматривая в репертуаре на сайте только субботы – «Сентенцию» (о премьере в новостях на главной странице ничего не было и нет, однако раз вещь появилась – надо будет в январе заценить). Со вторым звонком мы устроились на моих любимых крайних местах пятого ряда, зал дисциплинированно заполнился, и начались трёхчасовые «Эти свободные бабочки».
И снова формулировка «лирическая комедия» сначала заставила меня ожидать чего-то лёгкого и несерьёзного, а потом обернулась вещью вполне осмысленной, хоть и романтической. Таковы уж талантливые режиссёры: самый банальный материал преподадут так, что напряжение не будет ослабевать ни на секунду – вот как сейчас, например. В пьесе Герша мы имеем юного слепого музыканта и певца Дона, стремящегося к самостоятельности, и его гиперопекающую мать, пишущую о нём книжки как о малолетнем супергерое, с одной стороны, с другой же стороны – амбициозную и коммуникабельную начинающую актрису Джил и её бывшего мужа (6 дней семейной жизни в 16-летнем возрасте), продюсера Ральфа. То, как всё начнётся, продолжится и закончится, предугадать элементарно – более избитую схему для написания драматургического произведения найти было бы непросто. Но Белякович помещает историю поиска и обретения свободы в лабиринт решёток, такой же, какой выстраивается на сцене для «Комнаты Джованни» - и это сразу наталкивает на ассоциации: да, там был подвал, здесь – чердак, там всё закончилось плохо, здесь – хорошо, но бабочки остались прежними. «Ненавижу бабочек за их красоту» - говаривал один небезызвестный персонаж, и когда видишь, как бабочка-Джованни, как бабочка-Дональд летят к огню, зажёгшемуся при виде их благодаря их притягательности, хочется с ним согласиться. Всё же есть нечто общее в этих двух персонажах, и пусть Дон словно нарочно открещивается от этого сравнения, дважды напоминая, что он «не голубой»: оба сочетают в себе в удивительно гармоничной пропорции силу воли и беззащитность перед ударами судьбы. Играет Дона замечательный актёр и просто симпатичный парень Драченин – и пусть иногда в его пластике проскальзывает что-то Матошинское (ещё одно, уже чисто сценическое, сходство с Джованни, сыгранным Матошиным), очевидно, что у него есть свой стиль, и стиль это потрясающе экспрессивен и убедителен, потому и герой получился самодостаточным, ярким, живым, вызывающим сочувствие. Что до оформления, то решётки в очередной раз подтвердили: ничего лучше для сюжетов, в которых рамки и ограничения в человеческом сознании превращаются во внешние преграды между людьми, в качестве декораций не подобрать. Сквозь эти преграды сложно не только пробиться – сквозь них сложно даже просто увидеть, кто на самом деле стоит по ту сторону, и тогда, когда ты не можешь видеть, и особенно тогда, когда ты видеть не хочешь. «Зряче одно лишь сердце» - это уже слова одного прирученного Лиса, и чтобы избавиться от любых сомнений насчёт правдивости этого утверждения, сходите на «Свободных бабочек», посмотрите эту красивую и интересную вещь. В ней поют и – ах! – декламируют Уолта Уитмена…)
В антракте мы снова посидели в буфете, разделив по-братски мою неизменную шоколадку, а по окончании спектакля и аплодисментов в темпе пробрались к гардеробу, выбрались из театра и пошагали обратно к метро, увиденное практически не обсуждали. Доехали до Библиотеки и перешли на Арбатскую вместе, затем разъехались по разным концам ветки; от родной Молодёги до дома меня довёз папа, теперь я, ни на что практически не отвлекаясь, умудрилась закончить пост не к рассвету, а всего лишь к половине второго и теперь даже не знаю, чем и заняться (да, надо пинать себя дописывать стихи, может, и пну). Завтра надеюсь оказаться в кино, посему до скорого всем)