
Скоротав вчерашне-сегодняшнюю ночь примерно до половины пятого, я отправилась спать, немного повоевала с комарами методом мирного сопротивления и заснула, снова с удовольствием слушая сквозь дрёму то и дело заряжающие кратковременные утренние ливни. Встала к обеду, пострадала ерундой до вечера, когда вышла из дому, уже не хлестало по-летнему, а споро поливало мелким, как из сита, дождичком; за пару дней дождей земля, посыпанная первыми палыми листьями, уже начала по-осеннему остро и густо пахнуть прелой сыростью. Под бодрой моросью я с удовольствием прошлась до автобусной остановки, забив на зонт, дождалась маршрутки, доехала до метро; приближаясь к вестибюлю, я увидела стоящие напротив него рыжий грузовик дорожно-ремонтных работников и белый автобус метростроевцев, закрались смутные подозрения… так и есть: двери закрыты, и ещё вчера поздним вечером висевшие объявления о том, что несколько станций моей и смежной веток будут закрыты 16 и 17, уже заменены на новые – что они будут закрыты 15 и 16. Я нервно погыгыкала – только у нас могут так подставлять народ, в последний момент меняя планы без предупреждения – да и вчиталась в давно появившийся стенд, объяснявший, какие спецмаршруты как курсируют: прежде я на него внимания не обращала, ибо только у нас могут пустить автобусы не от закрытых станций к открытым, а между закрытыми; но делать нечего – времени на обдумывание маршрута не было, пришлось тащиться на остановку спецавтобусов. Подходили они один за другим, как на конвейере – я сунулась в один, узнала, что Пионерская, до которой он идёт, таки сегодня открыта, хотя по прежней версии объявлений должна была быть закрыта, и увидела, что автобусы эти ещё и отнюдь не бесплатные – мне-то ничего, у меня бабушкина соцкарта москвича, а большинству застигнутых врасплох людей пришлось ещё и платить за неудобства по 20 рублей (стоимость проездного, покупаемого у водителя). И вот я села в автобус, поехала до Пионерской с остановкой на также закрытой Кунцевской… остановился автобус неожиданно, далеко не доезжая до метро, выпустил пассажиров прямо на обочину, так что пришлось перелезать через бордюр (пенсионерам это далось нелегко, некоторым – не без посторонней помощи), пересекать газон и по дороге чесать до Пионерской мимо вереницы припарковавшегося каравана спецавтобусов. От Пионерской я поехала до конца, до Александровского сада (Киевская моей ветки также была закрыта), перешла на Арбатскую и благополучно добралась до Курской, коя и была мне нужна изначально; с непривычки чуть не заблудившись на выходе, я таки правильно выбралась на поверхность и поспешила по Земляному валу к театру имени Гоголя. Не опоздала я только благодаря… дождю – если бы погода была благополучнее, я бы от дома до метро шла пешком, как со вчера и собиралась, и села бы в чёртов спецавтобус слишком поздно, чтобы успеть; а так я ворвалась с первым звонком, купила программку и афишу на август-сентябрь (у меня эти месяцы уже закуплены театром, купила просто чтива ради) и вошла в зал. Место у меня было отличное, менять его не было смысла: левая откидушка ряда B (там первые три ряда – А, Б и В, а уже потом идут числа, так что ряд 1 там четвёртый и так далее); а в целом зал был заполнен весьма плохо, хоть и играли сегодня премьеру текущего месяца.
Да, Василий Шукшин, певец житейских неурядиц в жизни маленьких и ничем не примечательных людей, тоже писал пьесы. Одну из них, «А поутру они проснулись», сценически отредактировал театр «Современник», а театр Гоголя поставил после отмеченного в конце июля 80-летию со дня рождения автора. Вопреки романтичному названию пьесы, проснулись её герои в весьма прозаичном месте – в вытрезвителе-обезьяннике, куда приходит их исповедовать исследователь-социолог с белыми крыльями на спине пальто и мешком, в котором что-то время от времени трепыхается. Исследователю позарез нужно узнать для статистики причины, по которым эти герои дошли до жизни такой – и в качестве их рассказов зрителю показывают четыре короткие истории: один разочаровался в любви, к другому друг из Сибири приехал, третьего соседи достали, четвёртый пожалел собутыльника-профессора, которому не хватает денег на норковую шубу для молодой жены. По Шукшину, всё это причины и есть, а по мне – только стечения обстоятельств, а причина у всех одна: все четверо – Очкарик, Сантехник, Сухонький и Нервный – добрые, но глупые, ибо будь они умнее, не стали бы напиваться до потери здравого смысла и совершать глупости, приведшие их в конце концов в вытрезвитель; по Шукшину, в злоключениях его «униженных и оскорблённых» виновато порочное общество и пагубное окружение, по мне – они сами виноваты во всём, что с ними происходит. И смотрятся для меня все четыре мини-спектакля однообразно и скучновато – я и так каждый день, гуляя с собакой, вижу во дворе пьяных мужиков, несущих ахинею, и когда то же самое передо мной изображают актёры, это зрелище не вызывает во мне ни сочувствия, ни смеха, ни тем паче философских размышлений. Заканчивается постановка тем, что социолог надевает своё крылатое пальто, закидывает удочку в зрительный зал и уводит своих подопытных в светлое будущее, от грязного кафеля и белых простыней – к сценическому дыму, сгущающемуся под звучащую из динамиков речь самого Шукшина. Если уж и притягивать при этом за уши пафосные религиозные ассоциации, то, на мой взгляд, произошедшее на сцене больше всего похоже на пародию на ужин в Эммаусе, где социолог – жалкое подобие Христа (удочка как символ «ловли человеков»), который никому душу не лечит, а просто выслушивает и уходит своей дорогой, а задержанные дебоширы – жалкие подобия учеников-апостолов (они тоже, как известно, были из пролетарской среды, однако спиртным не злоупотребляли), которые на мучеников не тянут ни разу. Но создатели спектакля решили иначе, и в финале на заднике вид ночного города сменяется большой репродукцией самой известной и узнаваемой иконы Воскресения Христова – вот только кто тут воскрес (выговорившись, участники опроса своих взглядов на жизнь не пересмотрели и тем паче никак в духовном плане не переродились) и для чего, непонятно, как и непонятны смысл и цели постановки в целом. Да, пьеса не шедевральна, но с правильной расстановкой акцентов можно было бы сварганить из неё эдакий адаптированный вариант «На дне» - а в Гоголевско-Современниковской интерпретации мы имеем продукт, должный приглянуться разве что любителям оправдывать алкоголиков на кухонных дебатах, умиляясь «загадочной русской душе»; я же не настолько низкого мнения о среднестатистическом согражданине, чтобы «русский дух» пах для меня перегаром, поэтому удовольствие я получила только от мастерской актёрской игры (вполне колоритными у них персонажи получились, какими бы стереотипными они ни были по авторской задумке), вполне удачного музыкального сопровождения (тут вам и Высоцкий, и Цой, и застольная классика) и симпатичных (а главное, мобильно сменяющихся) декораций.
После спектакля (шёл он всего час сорок без антракта) я дотопала обратно до Курской и перешла на кольцо с намерением доехать до Киевской (Киевская моей ветки тоже была закрыта); поскольку между Курской и Киевской как раз можно провести диаметр кольца, то есть в обе стороны от одной до другой можно доехать за равное время, я между верхней и нижней дугой выбрала верхнюю и с удовольствием прокатилась. Выйдя на Киевской на поверхность, я направилась на остановку своей любимой сороковой маршрутки… и её там не оказалось, а оказалась девушка, которая уже давно её ждала. Мы стали ждать вместе, и к нам подошёл какой-то заметно нетрезвый тип и заявил, что-де сороковые сегодня не ходят и нам надо бы добираться другим транспортом; мы особо ему не поверили, решили подождать ещё, собралось уже немало народу, и сороковушка, наконец, подъехала. Нетрезвый провокатор тут же принялся всех расталкивать, бормоча: «Пропустите скорую помощь», и первым забрался в салон; когда маршрутка забилась, поехали по вечернему Бутусовскому проспекту (и почему меня всегда так умиротворяют поездки по этому маршруту?..). Доехала я до самого дома, снова, как видите, долго писала рецензию, ибо параллельно с форумом, завтра у меня снова изощрённое добиралово из-за закрытого метро, снова театр и снова рецензия, посему прощаюсь ненадолго)