В понедельник погода словно учла последние слова моего предыдущего поста: утром ещё дождило, после завтрака, когда мы с собаком обходили родные Крутицы, парило, как перед грозой, а к обеду установилось идеальное соотношение между припекающим с расчистившегося неба солнышком и прохладным ветерком, так что после обеда мы благополучно обошли ещё и Луч. Можно было наконец-то почитать на качелях под птичье пение, покачиваясь на ветру, время от времени отдыхая глазами на зелени, попутно потихонечку загорая. Плюс мне наконец-то удалось договориться, чтобы поподнимали мои посты на дайри, так что теперь мои драконы-тамагочи точно не умрут, и пересечься в асе с Ушастой и Мелифаро одновременно, и можно было на основании всего этого вместе сделать вывод, что жизнь таки налаживается вместе с погодой. Папа утром нашёл большую гусеницу, которую я пофотографировала; днём поехал в Москву покормить рыбок, полить растения, кое-что взять из дому или купить, вернулся уже в половине 11-го вечера. Поскольку читать в промежутках между загрузкой страниц в тёплые дни не было необходимости, я завела привычку слушать имеющееся на компе музло посредством наушников (сохранилась эта привычка и в холодные дни). Во вторник совсем жарко стало, так что, гуляя после завтрака в Луче, мы с собаком, не дойдя до последней линии, переглянулись и повернули домой; активизировались обитающие у меня на втором этаже муравьи, снова облепили весь стол; папа скосил траву на участке, а когда я вечером пошла с собаком по родным Крутицам, залез в Одноклассники и сидел до половины двенадцатого. Уже вечером вторника начало опять моросить; я перед сном наконец-то избавилась от второго одеяла и тёплой одежды и легла как в городе, налегке, но спала урывками; первый раз встала в пять, когда болезненно-жёлтый догорал рассвет, а когда окончательно встала в 11 (меня на даче будто кто завёл – встаю в 11, во сколько б ни легла), опять похолодало, моросило. Весь день был дождь, и снова до самого вечера только и делов было в свободное время, что читать, телек смотреть да к компу захаживать, а перед ужином я не выдержала, пошла с собаком побродить по родному с/т; брызгало холодными каплями в лицо, висел осенний туман, в 30 метрах не различить было, едет машина или стоит на месте; когда пришла ужинать, папа засел в Одноклассниках, пустил меня в 12-м часу, когда я уже всякой ерунды насмотрелась по телеку. В тот же день начался покос: утром ехали на поля порожние грузовики, вечером – набитые травой, их сопровождали комбайны; над ближайшим полем потом кружилась, перекрикиваясь, стая чаек. Мне по-прежнему не снилось ничего масштабного, сны продолжали приходить чёткими, хорошо запоминающимися, но короткими бессмысленными обрывками, хотя из множества этих обрывков хочется всё-таки выделить один, приснившийся в ночь со среды на четверг. Снилась заснеженная площадь на вершине какого-то холма перед каким-то зданием, была ночь, и с одной стороны неба ярко светила Полярная звезда, а с другой – Южный крест; мы с Дашей Шиповских из конца в конец этой площади пытались танцевать танго (XD), чтоб не замёрзнуть, но порадовал сон всё-таки не столько сим забавным фактом, сколько красотой пейзажа и полнейшей тишиной. В четверг продолжало холодать, продолжало лить с утра до вечера, и только, казалось бы, перед ужином дождь прекратился и мы с собаком ушли в Луч, как начало снова споро сыпать холодными мелкими каплями, до дома мы спешили уже практически под ливнем; папа снова съездил в Москву, подложил, помимо всего прочего, денег на счёт Интернета. Ночью во сне я пол-Москвы обходила и объездила, в последнем из обрывков пришла куда-то, где стояла в ожидании какого-то мероприятия средних размеров толпа народа. Я хотела пройти мимо, но тут из задних рядов меня окликнул Денис, стоявший в компании незнакомых мне взрослых людей; я поздоровалась, но всё же двинулась вперёд разузнать, в чём дело. Миновав передние ряды, я оказалась на широкой пустой улице, видимо, перекрытой, и, поворачивая назад, увидела стоящего вполоборота впереди толпы военного человека, ещё не пожилого, довольно-таки подтянутого; он мог быть и полковником, и кем угодно ещё, но будем называть его генералом. Этот генерал кинул зигу, большинство людей, стоявших перед ним или так же, как я, позади него, ответили тем же, некоторые отдали честь; я тоже сначала захотела отдать честь, но передумала. Генерал пошёл по улице, народ потянулся за ним; я пропустила всю процессию, собираясь присоединиться к Денису в её конце, но так его и не увидела и догнала бегом хвост импровизированного парада, уже вильнувший за угол улицы; вместе со мной бежали какие-то взволнованные опоздавшие старушки. Парад пошёл по какой-то площади, видимо, Красной, но вся она была раскопана глубокими котлованами, в которых возились рабочие, и идти можно было только по узким деревянным мосткам с перилами; по этим мосткам мы дали круг по площади, вернулись туда же, откуда вышли, генерал сел в автобус и уехал. Я сначала было удивилась, что всё так быстро закончилось, но потом увидела на противоположном конце площади сцену, у которой уже собралась толпа; досадуя, что я сразу не пошла туда, я пробежалась сбоку от этой толпы и залезла практически на самую сцену. Когда на неё вышло двое несимпатичных парнишек что-то исполнять и один из них начал как-то странно на меня посматривать, до меня дошло, что я слишком близко от них, и я отползла в первый ряд зрителей, сидевший на ступенях, ведущих к сцене, тоже уселась, начала фотографировать. Меня абсолютно не интересовало, что играли и пели эти ребята, меня волновали только удачные снимки, а таковые всё никак не получались, и, наконец, свечерело настолько, что я вообще уже не смогла снимать в такой темноте и проснулась. В пятницу не потеплело, но небо расчистилось, дождей не было, и можно было с утра погулять с собаком по Лучу, а вечером мы с собаком же, мамой и папой осуществили вылазку в ближайший магазин, поскольку у последнего кончилось пиво; прошли через деревню, где Микки, как обычно, гонял кур, но дальше через поле папа идти не захотел, и мы свернули к шоссе и пошли вдоль него ещё перед мостом, пересекающим то, что когда-то было рекой Нарой, тем же маршрутом и вернулись, только на обратном пути куры уже не рискнули выходить из калиток на просёлочную дорогу. Прошло за это время и несколько киносеансов: перед понедом посмотрела Мглу (The Mist) по Кингу, перед вторником – Дороги войны, славную отечественную чёрно-белую вещь 58-го года, перед средой – Оно (It) по Кингу же, вчера вечером – Царство Небесное; выйдя после фильма почистить зубы, наконец-то увидела в небе звёзды: из загорода их видеть совсем другое дело, чем из города. Когда вошла в Интернет, ЛиРа обещала закончить технические работы в час; я дождалась – пообещала в 1.15; дождалась – пообещала в два часа, и я плюнула. И, поскольку в мозгу уже что-то закопошилось, воткнула в свой комп папины наушники с более длинным проводом, выдвинула комп из-под стола так, чтобы они дотягивались до кровати, и, раздевшись, забравшись под одеяло и выключив свет, врубила в наушниках с компа Algol (эмбиент такой). Как бывало и в Москве, я карябала в блокноте при свете фотика, и продолжительности альбома как раз хватило на нижеследующую ерунду:

Космическое

Если одиноко, не грустите:
В вашем доме людно и светло,
А представьте: на чужой орбите
Потерпел крушение пилот,

Выжил – и, наверное, напрасно:
Нет с Земли сигнала третий год.
Можно ли считать разумной расу,
Где забыли все – про одного?..

Но всё это выдумка, и только,
Просто сказка, взятая в пример:
В атмосфере, знаем мы, осколки
Корабля сгорят, как и комет.

Но однако, вопреки науке,
В её правде смысла не найдя,
Иногда, от беспричинной скуки,
В эту сказку верю – и тогда

Кажется при взгляде среди ночи
На холодный и безмолвный свет:
На одной из еле видных точек,
На одной из тысячи планет,

Потерявший свой билет обратно,
В темноте боящийся заснуть,
Кто-то над замолкшим аппаратом
Заживо вмерзает в тишину.