Все сказки идут по похожим шаблонам,
Какой бы в них вальс ни звучал.
Однажды принцесса убила дракона —
И принц на неё осерчал...

Такой поворот ни к чему по канону,
Но вместо простого венца
Принцесса решилась примерить корону,
Пришедшую к ней от отца.

Принцесса спокойно уселась на троне,
Мудрее всех правивших до...
Прекрасна в атаке, сильна в обороне
(в них принц разбирался с трудом).

Он копья ломал у резного балкона,
Надеясь на то, что всегда
Все сказки идут по примерным канонам,
Вот только летели года,

А замок стоял — неприступен, нетронут...
Принц попросту не рассчитал,
Что если принцесса убила дракона,
То ей выбирать и финал.

И, самовлюблённый, принц просто не понял,
Что он не подарок, отнюдь,
И нет никаких нерушимых законов
Для той, что сумела свернуть

Все дальние горы и — с лёгким поклоном —
Опять побеждает в бою.
...Пусть сказки идут по дурацким шаблонам,
Принцесса — напишет свою!


© Дарёна Хэйл

У тебя в квартире самый переменчивый свет:
Голубая футболка кажется в нём зелёной, белая – розовой.
Мы изобретаем
удивительно работающий
велосипед,
обмениваясь поцелуями, мыслями и прогнозами.

Ты говоришь о мире, пока он идёт ко дну,
объявляя искусство единственной формой протеста.
Я признаюсь, что не очень умная, и представляю луну
в виде пиццы «Четыре сыра», непременно на тонком тесте.

Не то чтобы мне действительно было бы всё равно,
я просто на «хватит думать и хватит бояться» стадии…
Люди из дома напротив смотрят нас как кино.
Соседи справа и слева – слушают, будто радио.

Удачи, конечно, им. А самый мой лучший след
Расцвёл на твоём плече – укусом, как стены, красным.

Да, у тебя в квартире – самый переменчивый свет.
Но… Нам вроде как хорошо,
даже когда он гаснет.




© Дарёна Хэйл

Запиши мне, пожалуйста, голосовое.
Пусть в нём не будет ничего —
только шум прибоя.
Океан минут на сорок или, может быть, пятьдесят.
У меня всё... В общем,
строю домик для поросят:
только не из соломы, а из говна и палок.
Победила бы в конкурсе на усталость,
если бы дошла.
Покрываюсь пылью.
Мы давно с тобой нормально не говорили,
но сейчас я —
так себе собеседник.
Оживаю малость лишь в воскресенье,
а потом опять… Не могу взять в толк,
что случится, если примчится волк
и подует лихо, как в сказке было,
на мой домик.
Вышли мне каплю силы?
Запиши мне, тихой, голосовое.
Ничего не надо, лишь шум прибоя.
Я включу его на повтор раз двести —
дома и ещё на рабочем месте,
по дороге с, по дороге на,
чтоб забыть, как сильно утомлена,
но запомнить звук и ещё что, кстати,
по теории шести тех самых рукопожатий —
пусть оно, возможно, немного странно —
я всего лишь
в одном
от Тихого Океана.


© Дарёна Хэйл

Маша пишет себе в описание Инстаграма,
что она — поэтесса,
стихотворение,
дважды мама.
Я смотрю на неё и грущу, что я — не такая:
просто фишка с два раза матерью отпадает,
а оставшиеся два слова — не про меня.

Я — написанный
от руки
распорядок
дня,
адрес сайта, где книги оптом, недорогие...
Я — рецепт пирога и на что-то от аллергии,
непонятный и неразборчивый как в больнице.
Смска в четыре ночи: «Ты мне приснился».
Смска в четыре ночи. Прости, я просто...
Многоточия — это, в целом, почти что звёзды:
рассыпаешь их по бумаге —
и всё, готово!
Я — не рукопись, не страница, не том, не слово:
ведь они все звучат, пока я вишу бессильно,
будто список покупок, забытый на холодильной
белой дверце — безумный микс из тире и точек.
Смска «Ты мне приснился» в четыре ночи
(ты мне снишься, когда мы даже в одной кровати).

Говорят,
что на каждый стих будет свой читатель:
он полюбит,
он разглядит,
наизусть заучит...

Мне действительно жаль, но я, в общем, попроще случай.
Во мне нет ничего, что бы стоило наизусть-то.
Я — рецепт ни на что,
заголовок — и дальше пусто.
Смска в четыре ночи: звонок пропущен.
Стих курильщика, несчитово, для неимущих.

Ни метафор во мне, ни фразочек на века —
Ничего
от богатства
русского
языка.

Может, я и хотела б,
как Маша,
стихотворением —
чтобы тонкая,
и красивая,
и напевная,
чтоб изящною, невозможною, навсегдашнею...

Но тогда и родиться ведь надо было мне Машею,
а я есть то, что есть.
Непонятно. Дурацкий почерк.
Смска «Приснись, пожалуйста, этой ночью».

[и скажи:
не стихотворение — ну и пусть.
всё равно ты хотел бы
выучить
наизусть]




© Дарёна Хэйл

Счастье — это когда ты просыпаешься и можешь полноценно дышать,
Когда от тренировки до тренировки мышцы перестают болеть.
Когда резинкой с другой стороны простого карандаша
Получается что-то нормально стереть,

А не размазать грязным пятном до самых краёв листа,
Не разорвать бумагу, не испортить, не навозить.
Когда, соединяя чужие родинки, забираешься дальше ста —
И потом тебя просят не вызывать такси,

А остаться и продолжать. И ты остаёшься и продолжаешь,
Потому что, кажется, именно это — твоя миссия на Земле.
Счастье — когда ты такая маленькая, а любовь такая большая,
Что можно, как динозаврам, случайно не уцелеть,

Но ты отказываешься вымирать, отказываешься сдаваться,
Отказываешься бояться даже самого огромного метеорита.
Смелость — не про то, чтобы ты игнорировала опасность.
Смелость — это о том, чтобы ты научилась жить без защиты:

Без крепостных рвов, без доспехов и без опущенного забрала,
Не боясь, что тебе сделают больно, точнее, боясь, но не останавливаясь.
Счастье — это когда ты не боишься начать сначала
И одновременно не против того, чтобы ничего не заканчивалось.

Счастье — это когда ты просыпаешься и можешь подняться с кровати,
Когда ты смотришь в настоящее небо вместо надоевшего дыма.
Счастье — это то, о чём тебе говорили, что его на тебя не хватит,
И то, что всегда казалось недостижимым.

То, что всегда приходит, как только ты устаёшь бояться, как
только ты устаёшь сражаться и принимаешься просто жить.
Когда начинаешь рисовать, без оглядки на наличие ластика,
Просто потому что у тебя есть желание и карандаши,

И больше тебе ничего, совсем ничего не надо.
Потому что, в конце концов, ты дышишь, даже если дышать не можешь.

Счастье — это когда понимаешь, что абсолютно нестрашно падать,
Смелость — это когда понимаешь, что подниматься нестрашно тоже.




© Дарёна Хэйл

Зря ты крадёшь тюльпаны с весенних клумб.
Это не тот подарок не лучшей даме.
Детка, в моих морях заплутал Колумб,
Беринг не совладал бы с моими льдами.

Детка, моих мустангов не обуздать —
Сброситься со скалы им милей неволи.
Нет ещё рельсов под все мои поезда,
В топке — не уголь, а тлеющий камень боли.

Я тебе изначально не по зубам,
Не по руке и не по размеру тоже.
Каждую ночь я иду по своим следам
В тёмном лесу и с себя же снимаю кожу.

То, что мы не теряем — не бережём.
Я — мастерица играть по подвалам в прятки.
Предупреждён, и значит вооружен.
Вооружен — значит опасен? Вряд ли.

Эта игра — не твоя. И моя игра —
Вечность с концовкой много похуже многих.
Детка, ты не заметнее комара —
Будет чесаться, но к завтра пройдёт в итоге.

Если не завтра, то вот двухнедельный срок —
Это рубеж, за которым одни провалы.
Ты — слишком близко, а значит, плохой игрок.
Я — мастерица прятаться по подвалам.

Детка, пусть мы играем, но мы честны.
Детка, пусть мы наивны, но мы в игре.
Знаешь, у нас не выйдет с тобой весны...
К чёрту тюльпаны. Встретимся в сентябре.


© Дарёна Хэйл

В цветастой обёртке обычно хранят приманку:
Протянешь за нею руки — и всё, издох.
...Она за меня цепляется обезьянкой,
Я чувствую каждый, каждый дрожащий вдох.

Я чувствую каждый, каждый неровный выдох,
Биение сердца — рядышком со своим.
Для всех остальных — она незаметна свиду,
Но мы с ней вдвоём ложимся и вместе спим.

Но мы с ней вдвоём просыпаемся рано утром,
Вдвоём на работу, с работы идём вдвоём,
Вдвоём мы рыдаем, вдвоём непрестанно шутим.
Возможно, срослись уже.
Так и живём.

Живём —

Мешаем в стакане воду и валерьянку,
В цветастом блокноте линии и слова.

...Любовь за меня цепляется обезьянкой:
Рука не поднимется взяться и оторвать.




© Дарёна Хэйл

Было море, было небо, были корабли. Белый парус — белый лебедь, клином от земли. Было солнце, бури были, были сотни миль, а теперь мы — всё, приплыли, вот звенящий штиль. Было небо, были звёзды — и парад планет. Были карты, были вёсла, а теперь их нет. Компас был, штурвал и ветер, дувший в паруса. А теперь на целом свете некому спасать.

У кормы волна играла, вместо крыш и стен были рифы, были скалы, даже вой сирен. К мачте — крепко, крепче, крепче, чтоб не убежать. Пах прибоем каждый вечер, боль ещё свежа. Были волны, били плетью, резали борты. А теперь на целом свете не найти воды.

Днём с огнём воды не сыщешь, сколько не кричи. Вместо стен и вместо крыши — шифер, кирпичи. Вместо звёзд — сплошные тучи, неба не видать. Было раньше, было лучше, где теперь вода? Ром с куском сухого хлеба, дом родной вдали. Было море, было небо, были корабли. Ветер был — была свобода: волны были в грудь, волны выше небосвода, прямо в Млечный Путь.

А теперь — и штиль, и суша, вёсла надломив, мы спасаем наши души от себя самих, но спасенья нет отныне, друг ли, враг ли, брат... Всё теперь — одна пустыня, выгоревший ад. Что ты тут уже не делай, сколько ни моли —

Смерть песком заносит белым
наши корабли.


© Дарёна Хэйл

Мне уже всё равно, в синем небе я, в синем ли море,
Это сладкая ложь или привкус взаправдошно горек…
Мой единственный тезис едва ли сумеешь оспорить:
У «любить» и «терять» должен быть одинаковый корень.

Потому что они одинаково стынут и вязнут,
Остывая на пальцах, к губам прилипая бессвязно…
Синяки поцелуев лелея на сломе запястном,
Как молитву читаю про «больно — и значит прекрасно».

Раз нам больно, то мы, получается, всё ещё живы,
Но концовки про счастье бессовестно, знаешь ли, лживы,
Ведь на самом-то деле — от этого не отвертеться! —
Для хороших рассказов пригодно лишь битое сердце.

Лишь разбитое сердце. Из всяких там проб и ошибок
Нужно строить свой мир — кособокий, порою паршивый,
Нарочито неправильный, в горле хрипящий с утра,
С одинаковым корнем в «любить», «забывать», «умирать».

С одинаковым корнем в «держи меня за руку, крепче»
(потому что иначе — сорвусь, улечу, не замечу)
И «держись за меня» (потому что вдвоём будет легче).
Наползает на город изломанный вьюжащий вечер,

Фонари полыхают, как будто огни на болоте,
И на рёбрах, внутри, бахромой кумачовых полотен,
Вьётся что-то больное — и рвётся от счастья в лохмотья…
Мне не страшно.
Пускай что угодно приходит.

Я приму что угодно. Бессмысленно, небезопасно,
Между пальцев струящимся тёплым карминово-красным
(всё, дойдя до бумаги, становится равно чернильным).
Что меня не убьёт, то, как водится, сделает сильной.

Что меня не убьёт, то ещё пожалеет, похоже.
Мне к лицу что угодно: бессмертие, бред, бездорожье.
Двум смертям не бывать. От одной же сбежать невозможно.
Я смотрю на тебя —
И заходится сердце тревожно.

Я смотрю на тебя. В наладошечных линий узоре
Всё читаю одно (как кассеты встают на повторе):

Без разбитых сердце не бывает красивых историй.
У «любить» и «терять» должен быть одинаковый корень.

У «терять» и «любить»
должен быть
одинаковый
корень.




© Дарёна Хэйл

Лучше тебя, пожалуй что, не найти,
Если искать даже на целом свете.

Просто есть люди, с которыми по пути —
Дождь ли в лицо, зной или сильный ветер.

Просто есть люди, с которыми города
Не разделяют. Страны и континенты,
Мили, политика, всё это — ерунда,
Если вы вместе помните все моменты,

Что вас спаяли, выточили в одно,
Сделали крепче стали, прочней титана.
Просто есть люди, с которыми всё равно,
Где вы и что вы и сколько у вас в кармане.

Просто есть люди, с которыми вы - всегда
Рядом (пусть в километрах оно иначе).
Небо моё и живая моя вода,
Вечность моя и пара коньков впридачу.

Лучше тебя — уверена, — не найти.

Даже когда пути вдалеке, по сути,
Просто есть люди, с которыми по пути.
Просто есть люди.
Лучшие в мире люди.



© Дарёна Хэйл

Беречься глубоких вод и открытых мест, завистливых глаз и чужого дурного слова. Одной не ходить даже в лиственный светлый лес, не верить чужим, а также не брать чужого. Всегда проверять, закрыт ли на кухне газ, отключен утюг и что там опять с ключами. Уйдёшь на свиданье – отзванивать каждый час. Одной не ходить ни вечером, ни ночами.

Одной не ходить – по улицам и лесам. Держать в рюкзаке не только фонарь как джокер, но фляжку с винишком на случай сердечных драм и что-то покруче, к примеру, электрошокер. Держать в записной не только друзей-подруг, но кризисных центров номер, на всякий случай. Чужому не верить (не есть у чужого с рук), и замков не строить, мечтами себя не мучить.

Чужому не верить. Чужого с собой не брать. Держаться вдали от окон и крыш весною. Источникам света, спасения и добра служить для своих, другим же служить стеною: не то чтоб опорой, скорее – железным «стоп», чтоб дальше не вздумали, мало ли там, соваться… Беречься полночных парков и тёмных троп, а летом, в жару – в глубокой тени держаться.

Одной не ходить, как минимум – без еды, звонить ежедневно – с точностью до минуты, и хлебною крошкой свой покрывать следы – всегда отмечать на картах свои маршруты. Держаться подальше от синих глубоких вод, завистливых слов и чужого дурного глаза,
- об этом долдонил каждый досужий рот.

Бояться любви не просили, увы, ни разу.



© Дарёна Хэйл

Раз в тысячу лет она просыпается ото сна:
Чаще всего это осень, почти никогда – весна.
Чаще всего это утро, чуть реже – ночь
[мне очень жаль, но я не могу помочь].

Ей до сих пор никто так и не позвонил:
Шнур телефона – как пересохший Нил.
Сердце – почти пустыня: пески, жара.
Реже всего здесь тихо. Чаще всего – ветра.

Чаще всего – под утро, реже – в глухой ночи
Просто она просыпается – и молчит,
Пережидая бурю, глотая страх.
Чаще всего ей больно до искр в глазах.

Чаще всего ей больно. И, вся в поту,
Выдохнув «Я люблю тебя» в темноту,
Падает, словно в яму, в свой новый сон…

Буду я рядом с ней до конца времён.

Через любые ночи, в любой весне
Гладить её ладонями по спине,
Тихо шептать «нормально».

[нормально, но
тот, кто ей снится,
умер
давным-давно].


© Дарёна Хэйл

Он живёт у меня за дверью. Беглец и вор.
Проходимец, каких не видывал белый свет.
Мой моральный барьер — или, лучше сказать, забор
(Двадцать досок, четыре метра, калитки нет)

Им снесён, как бумажный. И стоит ли говорить
Обо всех, кто держался рядом за вечность до.
Он живёт у меня в чулане. И октябри
Почему-то намного легче, когда мой дом

И его называю домом. А он молчит,
Только щурится, как котёнок, в просвет окна.
Он живёт у меня в постели — в любой ночи.
Я не помню, как просыпалась уже одна.

Я не помню, каким всё было на вкус и цвет
До того, как он появился. Подлец и хам,
Он живёт у меня в ладонях и в голове,
Растекается по ключицам и по губам,

Акварелью течёт по венам, и в сгибах рук
Застывает осколком льдины — не тай, не тай.
...Он живёт у меня на сердце, а все вокруг
Говорят: «Ты его придумала, ну признай».

Говорят: «Расскажи нам правду, и мы поймём,
Мы поможем, мы постараемся, утрясём».
Только правду? Но только правда, она в одном:
Он живёт у меня... повсюду.
И вот и всё.



© Дарёна Хэйл

Время течёт сквозь пальцы, звенит бедой,
Мол, повзрослеешь — тоже поверишь в это:
В то, что стекляшки, собранные в ладонь,
Это, увы, ни разу ни самоцветы.

В этих стекляшках выгоды никакой,
Их не продашь (ну разве что за насмешки).
Время течёт меж пальцев большой рекой —
Я зажимаю в пальцах орла и решку,

Словно пытаясь выбрать. Но правда в том,
Что очевиден выбор. И снова, снова
Я всё таскаю эти стекляшки в дом,
Словно сорока, падкая до былого.

В каждом осколке — память. Журчит водой
И обжигает жаром. Но суть не в этом.

...Просто стекляшки, собранные в ладонь,
Всё ещё мне дороже, чем самоцветы.



© Дарёна Хэйл

Не вставай, не беги. Пять минуточек полежим,
А потом что угодно – пока что мы оба здесь,
Я спрошу у тебя
(и давай-ка без всякой лжи):
Мой хороший, а каково оно – расскажи! –
Одиноких любить этих маленьких поэтесс?

Есть ли привкус чернильный у их чуть припухших губ
(или крови, а лучше сразу – ликёра и вискаря)?
Льнут они нежной ланью
или лежат как труп?
Как им нравится больше – когда ты ласков, когда ты груб?
…А в постели, скажи, они рифмованно говорят?

Расскажи мне, хороший, как они любят боль:
Ты их держишь за шею, жёстко глядишь в глаза,
Обвиваешь руками,
Как будто рука – лоза?
Что ты им говоришь – и что просят тебя сказать?
И на что это всё похоже – на смертный бой

Или пляски с осадой, взятые города…
Расскажи мне, хороший: они кусают твоё плечо?
Кто приманка из вас,
А кто – спусковой крючок?
А внутри у них просто «узко и горячо» –
Или «так, что ты там остался бы навсегда»?

Как и сколько им нужно – минуты, часы, полдня?
По режиму всё или к чёрту такой режим?

…Не вставай. Не беги. Пять минуточек полежим.
И, пока мы ещё раздетые, расскажи,
Расскажи мне, как это было –
любить меня.


© Дарёна Хэйл

Он ходит по одной с тобой земле -
Огромнейшей из всех людских пристанищ.
Измерь мою влюблённость по шкале
От десяти до двадцати... Ты знаешь.
Надеюсь, держишь голову в тепле.

Надеюсь, у тебя всё хорошо...
Слова скребутся в горле словно кошки,
горчат как ванилина порошок
и гнутся, как дешёвенькие ложки.
Он прячется в свой серый капюшон...
Поговори со мной о нём немножко?

Поговори. Он — острое плечо
И мягкий смех, и родинки как звёзды.
А время так стремительно течёт
Сквозь наши пальцы. Но пока не поздно,
Поговорим. Мне всё равно о чём.

Как это странно. Раньше было так:
Не нужен повод, не нужны причины...
Теперь же - холод, тьма и пустота.
Вина и боль мне дружно дышат в спину,
И на твоё, допустим, "как ты там?"

Я промолчу.
Нелепо и нечестно,
Но по любой, вообще любой шкале
Всё решено (какие тут протесты?).

...Он ходит по одной с тобой земле -
Той самой, на которой
нет
мне
места.




© Дарёна Хэйл

нет ни одной причины тебе писать
или же ожидать от тебя ответа.

...наши — ещё счастливые — голоса
тонут в осколках осени или лета,
прячутся в острых иглах лесной травы,
между деревьев тонких, в тени укрытых...
нет ни одной причины волчицей выть?
сытый не разумеет, увы, не-сытых,
счастье не понимает чужой беды,
боли не осознаешь, пока не жжётся.

- нет ни одной причины, - смеёшься ты,
эхо роняя камнем на дно колодца.

нет ни одной причины грустить и ждать,
выть на луну - да-да, как твоя волчица,
резать себя сомнением без ножа,
сниться тебе... и ты прекращай мне сниться.
прячься в иголках тёмных травы лесной,
между деревьев тонких, ручьев угрюмых.
вот я стою, а лес за моей спиной
мне говорит: давай, забывай, не думай.

вот я стою в тумане, он густ и бел,
вот я иду, а в спину грохочет ветер:

есть миллион причин написать тебе,
но для тебя -
ни одной,
чтобы мне ответить.






(с) Дарёна Хэйл

О чем говорить? О том, чего кто-то не сделал?
О тех, за кого мы не можем, не будем в ответе?
О чём говорить? Я ищу тебя в чёрном и в белом,
В рассеянном сумрачном и в электрическом свете.

О чем говорить? Я ищу тебя денно и нощно
Среди покрывал на своей же холодной постели -
Вслепую, на слух, безнадёжно, безумно, наощупь.
...Ноябрь ушёл. Все птицы давно улетели.

А те, что остались, не выдержат медленной пытки
Моим декабрём. Распускай этот долбаный свитер —
До самой последней, до самой последнейшей нитки.
Мы будем несчастны, и этим практически квиты.

Мы будем несчастны, и это — единственный повод
Искать тебя в мире, похожем на глупую шутку.
О чём говорить? Ты же сам перерезал мой провод,
А я уронила твою телефонную трубку

В кипящую лаву обид и взаимных упрёков,
И птицы — на юге, и скользко на призрачной встречной...
Вслепую, наощупь, на слух, без конца и без толку,
Но я всё иду...
Я буду искать тебя вечно —

У самой границы, за самым последним пределом,
В рассеянных сумерках, под несмолкающий ветер.
Зачем говорить? Пора начинать просто делать.
Иди ко мне, тот, за кого я всё время в ответе.

Иди ко мне, тот, за кого я училась держаться,
Когда меня штормом швыряло и било как палкой.
Зажмурься, не бойся, скрести осторожные пальцы
И тихо-претихо, как в детской дурацкой считалке

Считай до пяти. Распускай этот долбаный свитер —
Мне очень нужна путеводная нить Ариадны.
Один, два и три. Мы будем практически квиты.
Четыре и пять.
И мы будем счастливы.
Ладно?


© Дарёна Хэйл

Он спит под белым одеялом
В далёкой горной тишине.
Я никогда его не знала,
А он — не слышал обо мне.

Мы никогда не были рядом,
Дороги наши шли поврозь
Под солнцем и под звездопадом,
Не зная общего «сбылось» —

Не зная ничего, по сути,
Не разделяя на двоих
Ни самой радостной минуты,
Ни горя, бьющего под дых.

Любого «много» будет мало
И обьяснить не хватит слов:
Он спит под белым одеялом
Глубоким сном без всяких снов.

Он спит, его не потревожить,
Не разбудить, не растрясти,
Но где-то у меня под кожей
Живёт не память, но... Почти.

Живет — не память, что-то между
Тогда, сейчас и не потом.
И удушающая нежность,
И удручённое «За что?».

Я никогда его не знала,
Но в плотной горной тишине
Он спит под белым одеялом —
И снится, снится, снится мне.


© Дарёна Хэйл

Красться по переходу, едва дыша,
В лёд осторожно вдавливать каждый шаг.
Руки - в карманах, там же, где и душа.
…Это - моя любовь, и она - левша,
Но то и дело что-то выводит правой

В смятом углу тетради - и на полях.
Я не читаю, впрочем. И, может, зря.
Щурятся облетевшие тополя,
Осень уже уходит. А я… Что я?
Я остаюсь. Мне - покупать приправы,

Чтобы чуть-чуть расцветить свои же дни
Привкусом кардамона. Переверни
Эту страницу. Видишь вдали огни?
Это - моя любовь, и она - они,
Дальних причалов пламя над берегами.

Это - моя любовь, и она - мираж.
Недооазис, перешальная блажь.
С края листа танцующий карандаш.
Сколько песка в пустыне - и весь отдашь,
Лишь бы она не путалась под ногами.

Только б она исчезла. Гляди в глаза.
Ты - моя вечная взлётная полоса,
Мне от тебя бессмысленно уползать…
Это - моя любовь, и она - вокзал,
Между путей пустынных метели воют.

Нет поездов, никто не придёт встречать.
Красться по переходу, снежок топча.
Руки - в карманах, там же, где и печаль.

…Это - моя любовь, и она - как чай.
Грейся ей
этой белой
большой
зимою.


© Дарёна Хэйл

Если со мной когда-нибудь что случится,
Пусть ты узнаешь это одним из первых.
Полузабытый номер - калёной спицей,
Надпись на полэкрана. Ну, так, к примеру.

Если на мой затылок сойдёт лавина,
Если в мою лопатку упрётся пуля,
Если я выйду в море на бригантине
И не вернусь к закатному поцелую

Солнца с багровой линией горизонта,
Знай: я тебя простила, давно простила.
Знай: если я скучала когда о ком-то,
Это был ты. И нет, никакая сила

Не остановит пламени в каждом слове,
В каждой строке и рифме, в любом из писем.
Если меня утопит большое море,
Если меня задушит холодной высью,

Если меня накроет горячим солнцем,
Если меня взморозит в далёкий север,
Если мой путь стремительно оборвётся,
Пусть ты узнаешь. В это я буду верить.

Пусть ты узнаешь. Если меня, как птицу,
Небо к себе приманит однажды летом,
Если со мной когда-нибудь что случится…
Пусть ты заметишь.
Пусть ты заметишь это.


© Дарёна Хэйл

Ты ждешь его, и он к тебе придёт. Дождаться — это счастье не для каждой, но он — весёлый, солнечный, отважный (а ты — сплошные холод, снег и лёд), и остальное всё уже неважно.

Ты ждёшь его, и он уже собрал в рюкзак мечты, надежды и пожитки. В его улыбке плавятся снежинки, а ты — один большой девятый вал, и выжить можно, но — с какой попытки?

Какой тропой (и есть ли та тропа?), где всех на свете небо васильковей, идёт к тебе — и путь его неровен, а ты стоишь, жестока и слепа. Хозяйка ветра, жадная до крови.

Ты вся — метель, ревущая в лицо, и колкий снег, забравшийся под ворот. Но он придёт — красив, безумен, молод, силён и смел, как десять удальцов, уже вот-вот, рукой подать как скоро.

…Готово всё. Тревожной тишиной заполнен мир, оставшийся в долине. Путь может быть каким угодно длинным, но всё равно ведёт к тебе одной — единственной (желаннейшей!) вершине.

Недолго ждать. Уже почти вот-вот. За шагом — шаг. Бессмысленно с судьбою вести борьбу. Волчицей буря воет.

Ты ждёшь его. И он к тебе придёт.
И навсегда останется с тобою.


© Дарёна Хэйл

Ну, здравствуй, дикий зверь. Шагай через порог.
Я не боюсь тебя – чего теперь бояться?
Ты смотришь исподлобья, суров и одинок:
Захочешь приласкать – останешься без пальца.

Ну, здравствуй, дикий зверь. Ломали и таких,
И злее заставляли циркачить на арене.
Но мне неинтересно пинать тебя под дых,
Ловить, сажать на цепь и спорить, кто сильнее.

Не скалься, не рычи. Я вижу: ты ослаб.
Захочешь укусить… Оставь, себе дороже.
И – здравствуй, дикий зверь. Я так тебя ждала.
Капканов больше нет – и ловчей ямы тоже.

Нет клеток или пуль. Теперь и навсегда.
Шагай через порог – и скалиться не думай.
Куда б ты ни бежал, твой путь привёл сюда.
Мой дикий, дикий зверь. Усталый и угрюмый.

Здесь тихо и тепло. Ни бурям, ни снегам
Пробраться в этот дом, поверь мне, не по силам.
Мой дикий, дикий зверь. Ложись к моим ногам.
Я правда не боюсь. Чего бояться, милый?

Тебя? Ну, не смеши. Не скалься, не рычи.
Здесь некого кусать. Запрыгивай давай-ка.
Сыграем, дикий зверь, в игру про «приручить».
Любому дикарю нужна своя хозяйка.


© Дарёна Хэйл

Он приходит и говорит: «Забывай меня,
Никаких перспектив, никакого тебе огня,
Ничего тут не переделать, не поменять».
Забывай, говорит, на забыть у тебя — два дня.

«У тебя впереди всё. Встретишь других ещё».
Я в ответ улыбаюсь и молча веду плечом.
Он садится на край дивана. Мне горячо
И немного, наверно, страшно. Я вот о чём:

Всё внутри заливает нежностью, как вином,
И какое тут «забывай», если — вот оно,
Накрывает с разбега душной морской волной
И кладёт на лопатки. Здравствуй, родное дно.

Можно всё что угодно думать и даже знать —
Ничего здесь не переделать, не поменять.
...Он мрачнеет и убирает за ухо прядь.
Забывай, говорит. Забывай, говорит опять.

«Я — никто, одинокий всадник, ночной фантом,
Я шагаю всё время в гору — и всё на том,
Ты же зря меня, ох как зря запустила в дом,
Пожалеешь ещё не раз». Пересохшим ртом

Говорит мне все эти глупости, говорит,
И не смотрит, поравнодушнее сделав вид,
А во мне обрывается что-то и так кровит...
Он приходит ко мне во сне. Целый город спит.

Он приходит ко мне во снах. Постоянно, вот.
И вообще — не соврать бы в числах — уже идёт
Девятнадцатый (или даже двадцатый) год,
Как он умер. А целый мир до сих пор живёт.

Как росла на лугах трава, так растёт, растёт...
Я не знала его другим. Только так, и всё.
Ничего тут не поменяешь, не утрясёшь.
Лотерея. Рулетка. Выигравших — не спасёшь.

Бесполезно его любить. «Ну, сама скажи,
Это — то же, что голым горлом да на ножи».
Забывай, говорит. Улыбайся, гуляй, дыши.

...Как забудешь,
когда он лучше всех тех, кто жив?


© Дарёна Хэйл

...Доверяться в такую осень — темно и страшно,
А любовь как проклятье даётся не тем отважным,
Кто сумел бы три раза плюнуть и позабыть,
Но таким же как я — перепуганы и слабы,
Перебиты и переклеены кое-как,
Заводская поломка, с конвейера снятый брак.

Им приходится как-то заново выживать.
Тонкой ниткой тащить любовь из плохого шва,
Из всего подреберья тёмную боль тянуть...
Зарастёт хоть до свадьбы? Вообще хоть когда-нибудь?
Потому что моих сомнений и дум моих
Слишком много, пожалуй, даже на четверых.

Потому что пока кому-то неведом страх,
Я трясусь с перепугу у крохотного костра,
Разведённого прямо в спальне (ломай да жги!),
И во мне всё кричит про «одумайся и беги»...
Но при этом предельно ясно — нельзя спасти,
Ведь любовь будто крест — для тех, кто готов нести.

Потому что любовь как бедствие, как война —
Аккурат для того, кому она и нужна,
Чтобы выйти вперёд, несмотря на испуг внутри,
Пересилить тревогу и крикнуть: «Смотри, смотри,
Мне любовь как проклятье дали, а я её
Переплавила в чудо, в счастье, в тепло своё".

Потому что когда ты встанешь лицом к врагу,
То поймёшь (а ведь люблю его — не могу!),
Как прекрасны и эта осень, и треск костра,
И награда за «победила извечный страх»...
А из ниток сплести браслет (и носить изволь!) —
Потому что мы закаляемся через боль.

Потому что душа болит, если есть душа,
Потому что в такую осень — пора дышать,
Обнимать, доверять и без страха смотреть в глаза
(даже если жила всё лето как стрекоза,
для которой всё грустно кончилось в сентябре).
Потому что в такую осень — светить и греть.

Ничего не бояться. Верить себе любой.
Потому что любовь —
как чудо —
всегда с тобой.


© Дарёна Хэйл

Солнце ластится под ладонь и врезается под колени,
Подсекая, роняя, плавя... И, не спеша,
Я вхожу в темноту, где с трудом, но хриплю бармену:
— Мне чего-нибудь ледяного, и внутривенно.

Я всегда получала то, что хочу, мгновенно,
А с тобой почему-то вот —
недостаточно хороша.

Мята пляшет на языке колкой молнией и тревогой:
У мохито дурацкий привкус — слова и боль.
Темнота смотрит хмуро. Я, в общем, прошу немного:
Просто помни меня — утомлённую недотрогу.

Я всегда уезжала — и брала лишь себя в дорогу,
А теперь почему-то хочу тебя взять с собой.

Ледяное горчит во рту и морозом бежит по венам.
Я немного остыну — и выберусь за порог,
Лишь чуть-чуть посижу, отдышусь и приму как верность:
Мне пора уезжать. Мне пора убегать, наверно.

Я всегда загорала быстро и равномерно,
А с тобой за одну минуту
превращаюсь в сплошной ожог.

Я с тобой превращаюсь во что-то совсем другое.
Солнце льётся под кожу и плавит неровный пульс.
Просто помни меня: утомлённой твоей жарою,
Полумёртвой от жажды — и как никогда живою.

...Я всегда уезжала, бросая всё за спиною,
Но с тобой почему-то кажется,
что вернусь.


© Дарёна Хэйл

Сложно придумать сценарий проще:
Были — недолго, не стало — в миг.
Боль — это сани, а я — извозчик
(и заблудившийся проводник).

Боль — это шорох шагов по снегу,
Топот в квартире, где ты один.
Есть лишь один вариант побега —
Он невозможно невоплотим.

Не во плоти, как любое чувство,
И ощутимо, как долгий взгляд,
Боль — это пепел, песок и пустошь,
Без варианта «вернуть назад».

Нить паутины от рёбер к рёбрам,
Громкое эхо в пустой груди.
Мой урожай камнепада собран —
Больше здесь нечего взять. Иди.

Раны залечит. За снегом — лужи,
Смоют неровно застывший след.
Сложно придумать сценарий хуже:
Раньше мы были.
Теперь нас нет.


© Дарёна Хэйл

Всё, разъехались, протрезвели.
Ночь стучится в стекло уродливым мотыльком.
Где-то в горле слова сбиваются в нервный ком —
ни о чём, ни за чем и, конечно же, ни о ком.
Я рифмую их еле-еле.

Для меня два бокала — хороший рубеж. Предел,
за который не извиниться и трём бутылкам.
Я — белёсая пена, стекающая с обмылков:
ты смахнёшь её к сливу и выдохнешь — жарко, пылко,
выгибая дугою спину —
да, белую словно мел.

Прижимаясь горячим лбом к ледяной стене —
вот спасибо за холод в ванной в такое лето! —
я распята, измучена, выпотрошена, раздета,
и слова, под язык запавшие без ответа,
серым пеплом горят во мне.

Так горели наутро древние города
после долгой осады и быстрого штурма — за ночь
Всё осталось как прежде и всё изменилось напрочь.
Навсегда?

И волной накрывает безудержная усталость.
И под горлом таится горькое:
"в общем, да".

Протрезвели.
Разъехались.
Ненадолго, а показалось —
будто в разные вечности,
в разные города.

Я скучаю, но что мне ещё осталось.

А слова не гаснут обугленным мотыльком.
О тебе, конечно.
Ещё — о ком?

Где-то в горле они сбиваются в мерный шум —
И стекают белёсой пеною по плечам.

Я когда-нибудь, ясно же, продышусь.
И проплачусь. И обязательно напишу.

Если ты
ты
соврёшь
мне,
будто бы
прочитал.


© Дарёна Хэйл

О нём не пишется, хоть убейся, хоть выпей залпом бокал до дна. Любовь ложится листком на рельсы — и ждёт там поезда дотемна. Любовь ложится в ладонь, бесстыже подставив солнцу живот и грудь. Вот написать бы о нём — и выжить, забыть — и выдохнуть. И вдохнуть. И отдышаться, приняв за правду: ты не нужна ему, не нужна. Друзья сказали, там скоро свадьба, а это значит — почти женат, совсем не сбылся (ты год от года его просила у высших сил).
Какое лето идёт по счёту
с тех пор, как он не перезвонил?

Теперь осталось молчать и только (как будто раньше всё было вслух). Любовь ложится на стол для кройки, ты переводишь неловко дух и белым мылом в дрожащей правой пунктир проводишь — отрезать здесь. ...В груди грохочет огнём и лавой. Пусть будет к лучшему всё, как есть. Пусть будет больно, но с этой болью ты переплавишь себя как меч. Любовь ложится к ногам прибоем и накрывает до самых плеч. Любовь здесь вряд ли кому поможет, ломая рёбра в твоей груди.
...Друзья сказали: их звали тоже,
Они решили не приходить.

Друзья сказали, он счастлив вроде, невеста — супер-ох-чёрт-модель, и пожелать бы плохой погоды на эту свадьбу: пускай метель, пусть смерч и грозы, дожди и стужа, и ураганы — да-да, за раз, пускай попрыгают через лужи, ох, он поплатится — вот, сейчас! Пускай на всех драгоценных фото она моргает (и он моргнёт). Какое лето идёт по счёту с тех пор как... К чёрту пускай идет. А ты пока что — спасибо, грабли, вы самый лучший на свете друг! —
Следи за этой дурацкой свадьбой
(хэштеги в твитер, контакт, фэйсбук).

Но ты тихонько нажмёшь на крестик — следите сами, а мне пора. Любовь ложится листком на рельсы, и ждёт там поезда до утра. Любовь ложится в ладонь, прощаясь, и ты не плачешь, конечно, нет. О нём не пишется — не писалось — почти недобрый десяток лет. Он был началом любых историй и их итогом, но есть как есть: и где-то мчится тот самый скорый, и мелом крошится — резать здесь. Ты разбираешь ажурный мостик, друг к другу шедший от вас двоих...

...Слова ложатся легко и просто
И вызревают в твой первый стих.


© Дарёна Хэйл

Когда-то — кажется, в прошлой жизни —
Нам было рядом почти легко.
Мой мир двоился в фонтанных брызгах
И рисовался твоей рукой.

Мой мир искрился, светил и таял
И распадался напополам.
Сейчас — отсчёты ведутся с мая —
Остался только белёсый шрам.

Сейчас он ноет к утру и к лету,
Немного к осени и к зиме,
И это страшно. Когда-то где-то
Нас было двое (один — в уме).

И это... Странно, но было лучше:
Сквозь расстоянья и тупики,
По крайней мере — счастливый случай! —
Ты отвечал на мои звонки.

По крайней мере, мы были... Были.
Реальность сжата до двух слогов.
Скажи, а бабочке тоже крылья
Ты оборвал бы — и был таков?

Скажи, а небо всё так же ярко,
Когда ты смотришь в него теперь?
(я не прошу у судьбы подарков,
пусть только будет тепло тебе).

Я не прошу... Ничего. Как будто
Всё так и надо. Чего терять?
Но тишина в телефонной трубке
Вдвойне дороже, когда твоя.

Но тишина — по любым частотам,
На всех каналах, по всем фронтам.
И мне остался — твоей заботой —
Лишь только этот белёсый шрам.

И мне осталось — тушите свечи,
От них не будет уже огня —
Одна лишь память, что минус вечность
Назад ты тоже любил меня.

Одна лишь память. До боли пошло,
Смешно, и глупо, и не с руки...
Когда-то — кажется, в жизни прошлой, —
Ты отвечал на мои звонки.

Сейчас — ни звука. И горькой мыслью
Вопрос несется по проводам:
Ну, почему это "в прошлой жизни"
Теперь
Похоже
На
"никогда"?


© Дарёна Хэйл

Стань мне долгим саундтреком
К бесконечности без снов...
Две звезды кладу на веки -
Как компресс от синяков.
Круг луны кладу на губы
Серебристой тишиной...
Самой верной тенью буду,
Замирая за спиной.
Буду ветром самым нежным,
Шелестящим за плечом...
Буду небом безмятежным,
Буду самой... кем ещё?
Ровным ритмом, слова силой,
Всем, чего не перечесть.
Шумной, тихой, сильной, милой -
Просто той, какая есть.
...две звезды кладу на веки,
Всё сведётся к одному:
Стань мне долгим саундтреком
К счастью, к горю - ко всему...


© Дарёна Хэйл