В сыром поникшем ноябре легко померкнуть вместе с небом, в каком-то смысле - умереть в дожде, столь остром и свирепом, в котором мало от чудес и еще меньше от надежды, бродить ни мертвым, ни живым, а так - застрявшим где-то между.

Повсюду призраки людей, одетых в тень воспоминаний, и на стекле дрожит вода, рисуя знаки заклинаний, в которых слышатся слова, произнесенные когда-то и потерявшие свой смысл как поцелуй - за каплей яда.

Ноябрь рыщет за окном и воет песню волчьей стаи, как будто ждет, что ты шагнешь через туман небесной стали, манимый тенью, что ушла, но до сих пор бродила рядом и обвивалась всё сильней петлей удушливой утраты.

В твоих руках - остывший чай, в твоей груди - едва теплее, теперь почти что наплевать, и ты почти что не жалеешь, что осень встретила тебя, когда скулил и клянчил солнце, и закалила как стекло, что вряд ли снова разобьется.

(с) Дикон Шерола (Deacon)

Ноябрь пьет тебя до дна, как пьют коньяк в дешевом баре
Поспешно, словно отберут, чтобы затем на тротуаре
Стелиться выжженной листвой или дождем под кожу въесться,
Или безликим сквозняком бродить по закоулкам сердца.

Ноябрь душит как вода, в которой тонешь год за годом,
Под ребра лезет пустота, и лишь осколки небосвода,
Что в лужах замерли у ног и отражают наши души,
Напоминают: ты на дне, однако все еще на суше.

Ноябрь близок тем волкам, что добивают только слабых,
Но если слепнешь, но идешь - идешь вперед на звук, на запах,
На призрак хрупкого тепла, что кроется в белесой вьюге,
Ноябрь сделается тем, кто сам протянет тебе руку.





(с) Дикон Шерола (Deacon)

Почему-то ноябрь лидирует в топе
бесконечных раскопок с названием «Было».
Я как спятивший к черту фанат-археолог,
наглотавшись земли, задыхаясь от пыли,
Достаю из гробниц своей памяти имя,
диалоги, улыбки, давнишние встречи,
И смакую с лицом дегустатора ядов,
успокоив себя:
что не травит, то лечит.

А каким был тогда бесконечно влюбленным,
как доверчивый пес, увивался за лаской,
как был глуп и беспечен, совсем как мальчишка,
не заметивший грань между жизнью и сказкой.
Подражая аляпистой русской матрешке,
для тебя изменял своё «я» постоянно.
Я могу быть таким и таким —
посмотри же!
Ты смотрела и вновь находила изъяны.

«Недобог», «недодруг», это вечное «недо»,
мой упрямый ярлык — не стереть, не отклеить,
Лишь в тяжелые дни дозволялось быть ближе,
целовать тебя в лоб, убаюкивать в пледе,
Чтоб за россыпью слов ты опять сомневалась,
примеряла как платье, что вряд ли наденешь
И бросала на пол:
не моё, не подходит...

То, что есть под рукой,
никогда не оценишь.

(с) Дикон Шерола (Deacon)

Снова встретить тебя как зависнуть над пропастью,
на мосту, что дрожит от ветров или робости,
и не страх, и не боль, но уж очень похожее
на бездумный прыжок из любимых в прохожие.

Я смотрю на тебя как в свое отражение,
вновь застряв наверху колеса обозрения, заржавевшем как дождь, что стихает измученно,
и скрипучем как крик, никогда не озвученный.

Может, стоит кричать? Как кричал своим демонам,
чтоб горели часы ненавистного времени,
что провел без тебя, будто сам это выбравший,
победивший тебя, но по сути - не выживший.

Или дальше молчать? Только мысли как коршуны,
ведь глаза у тебя цвета хрупкого прошлого,
что я глупо храню как чужое пророчество, доставая в ночи под крылом одиночества.







(с) Дикон Шерола (Deacon)

Знаешь, осень… Она для сильных. Осень знает, куда ударить.
Осень видит сквозь плащ и свитер то, что скрыто в твоей груди.
То, что спрятано в клетке ребер, будто ноты в струне гитары,
Осень ловко подцепит ногтем и с насмешкой шепнет: гляди.

Если лето хмельным напитком опьяняет до ветра в крыльях,
Осень молча швыряет в бездну, дождь вонзая в твою ладонь.
Можно слепо брести в потемках и пенять на свое бессилье
Или все же придумать способ хоть на время разжечь огонь.

Кто-то ищет осколки света в незнакомых домах и душах,
Кто-то купит себе светильник и немедля придет в восторг.
Кто-то чиркнет обычной спичкой… Впрочем, осенью свет не нужен,
Ведь теплее объятий близких не горит ни один костер.

(c) Дикон Шерола (Deacon)

И вот думаешь ты о чем-то, и таскаешь с собой по следу,
а оно ведь уже не важно – прошлогодний клочок газеты,
заголовок о чем-то старом, половину и вовсе стерли,
но оно оплетает мысли, обвивает веревкой горло.

И пускай бы светило солнце, так ведь нет - вспоминаешь стужи,
Мы баюкаем то, что больно, что нас губит, ломает, душит,
А ведь то, что уже случилось – миг предательства, зла и фальши -
Было важно всего минуту, а потом жизнь шагает дальше.

Нам бы тоже шагать так быстро, только память грызет до крика.
Мы как будто сжигаем свечку, чтоб мусолить плохую книгу -
раз за разом, еще немножко, чтоб понять ее суть и мысли.
а ведь жизнь утекает с воском. До обидного зря, без смысла.

(c) Дикон Шерола (Deacon)

люди любят растворяться как таблетка аспирина,
и однажды понимаешь, что опять стоишь один.
вот он - город под кроссовкой, ветер снова дует в спину,
под ногами - цепи улиц и царапины машин.

вроде небо в капюшоне, и последняя монета
с одиночеством в кармане уж не пьет на брудершафт.
в мыслях - фантики надежды, в рюкзаке - остатки лета,
и в бутылку из-под кваса не вмещается душа.

вроде счастье и свобода, в проводах танцует вечер,
солнце водами заката заливает свой камин.
вот сюда бы человека! чтоб обнять его за плечи
и немного раствориться в нем, как тот же аспирин.

где-то ж ходит этот некто, может, встретится однажды
и напишет свое имя на стене твоей души.
но пока на этой крыше есть один из сотни граждан, это ты, что тоже важно, так что прыгать не спеши.

этот мир, большой и пестрый, можно видеть в одиночку,
надевать его на мысли, самому ловить рассвет.
кто-то плачет рядом с кем-то, кто-то снова ставит точку,
чьи-то чувства за полгода навсегда сошли на нет.

большинство чинило сердце, кто-то вырезал с концами,
кто-то гонится за кем-то, кто не влюбится вовек.
есть и те, кто даже с кем-то остаются мертвецами, ведь пустого человека не наполнит человек.





(с) Дикон Шерола (Deacon)

никогда не верь ни письму, ни слову,
если верить всем, то сгоришь к рассвету,
и осенний день от огня до крови
прорастет в тебе заржавевшим летом.

никогда не жди ни любви, ни счастья,
если будешь ждать, время бросит вожжи,
отстучит часы на твоих запястьях
и ножом морщин разрисует кожу.

никогда не стой на обломках боли,
если взорван мост - поменяй дорогу.
отболит в пути, накричишься вволю,
но оставишь там, за чужим порогом.

и не верь словам - доверяй поступкам.
не стучись в сердца, где тебе нет места,
и тогда весь мир, поначалу хрупкий,
приоткроет дверь твоего подъезда







(c) Дикон Шерола (Deacon)

Я надеюсь, однажды ты станешь собой, непохожим на то, что я встретил. Ты пришел словно моря свинцовый прибой, что приносит рыбацкие сети. И не жив, и не мертв, безымянно-пустой, только тина и льдистые брызги.
О таких говорят, что в груди их стучат не сердца, а скорее - огрызки.

Я не знаю, что было, когда и зачем, но теперь ты холодный и гиблый словно топи в лесу, где Вендиго и ночь, и луна - через хвойные иглы.
Я надеюсь, что ты, этот новый твой взгляд, перестанут чернеть словно ямы, чтобы ты устоял словно свечки во тьме на руинах заброшенных храмов.

Чтобы демон твой смолк, потеряв свой огонь,
не бродил по квартире как призрак, чтобы ты не смеялся, порезав ладонь, мол, не больно. Больнее от близких. Твои крылья черны от дурных новостей, от улыбки осталась ухмылка.
Кто-то выжрал тебя, обглодал до костей и лениво играется вилкой.

Ты похож на дворы, где бетон и стекло, где по стенам стекают граффити, и ты бродишь в себе с перебитым крылом и смеешься над словом "спасите". Я ведь помню как ты, будто солнце в окне, возрождался под саваном сажи. Я желаю тебе победить в той войне, о которой ты вряд ли расскажешь.






(с) Дикон Шерола (Deacon)

Однажды закончится лучшая книга, любимая песня утихнет дождем, рассвет догорит красно-пепельным мигом, и мы постепенно куда-то уйдем. Сотремся с полей, городов и домишек, росой испаримся в горах и лесах, и станем до неба хоть чуточку ближе - возможно, звездой в любопытных глазах.

Однажды закончится громкая вечность, слова, будто капли, стекут в водосток, всё то, что дарила лихая беспечность, закончится точкой изломанных строк. Поклявшийся быть лишь с тобою навеки легко отречется от брошенных фраз. А нам не впервой - зачеркнуть человека, ведь кто-то такой же зачеркивал нас.

Однажды не станет ни слёз, ни надежды, все страхи погибнут в космической тьме, мы сбросим себя как плохую одежду, что впору оставить пустой кутерьме. Все наши несчастья лишатся историй, все наши мечты потеряют свой лик. Всё станет неважным: и счастье, и горе, и вещи, и бедность, и долг, и должник.

Однажды закончится всё, кем мы были, наш завтрашний день больше к нам не придет. Мы жили в вещах, задыхаясь от пыли, хватали людей – может, этот спасёт? Себя забивали всем нужным и модным, всегда под завязку, всегда про запас. А нужно любить эту жизнь за сегодня, за эту минуту, за это «сейчас».

(с) Дикон Шерола (Deacon)