Максим Емельянов-Лукьянчиков

Соломония – супруга Василия III

Изображение Василия Третьего на погребальной иконе

20 июня 1605 года был убит второй царь из династии Годуновых – Федор Борисович, и началась Великая Смута.

А за 100 лет до этого, 4 сентября 1505 года, великий князь Василий III женился на Соломонии Юрьевне Сабуровой. Благодаря этому союзу Россия избежала смены правящей династии и смуты, которые могли начаться на столетие раньше, чем это произошло. Но что мы знаем об этом?

Очень часто, если люди делают что-то злое, мы не скупимся на слова в их адрес. А вот если человек сделал что-то доброе или удержался от зла, мы иногда не ценим этого, не умеем быть благодарными его памяти. Именно такова судьба великой княгини Соломонии, которая спасла наше самодержавие от надвигавшейся бури.

Соломония Юрьевна Сабурова при крещении получила имя в честь героини израильского народа – матери семи мучеников Маккавейских, подвиг которых побудил иудеев к восстанию против Антиоха Епифана, осквернившего храм Соломона. Соломония была дочерью Юрия Константиновича Сабурова и правнучкой Федора Сабура. Ее близкие родные служили в Великом Новгороде, который незадолго до этого присоединил к Москве Иван III. Отец был писцом Новгородской земли (составителем древнейших новгородских писцовых книг), а брат Иван Юрьевич – новгородским дворецким.

В 1505 году отец выдал Соломонию замуж за наследника русского престола – князя Василия Ивановича, будущего Василия III. В том же году великий князь Иван III скончался и Василий Иванович стал правителем Русской земли, а Соломония – великой княгиней.

Сохранилось предание о том, что Иван III, задумав женить сына Василия, пошел испросить совета у могилы своей прабабки, жены Дмитрия Донского, – преподобной Евфросинии Московской, мужа которой спас Федор Сабур. Во время молитвы на глазах у великого князя свеча склонилась в виде буквы «С», и великий князь понял ответ на свою молитву так: «нужна своя, русская, Сабурова»…

Подобный выбор не был случаен и оказался возможен потому, что Рюриковичи очень благосклонно относились к Сабуровым. Когда внук Дмитрия Донского Иван III, после смерти своих родителей – Василия II Темного и Софьи Витовтовны, дал Троице-Сергиеву монастырю несколько сел – на помин их душ, то днем сугубого поминовения родителей было определено 14 ноября. Это день святого апостола Филиппа и священномученика Ипатия – покровителей боярина Захарии Чета, всех его потомков и Ипатьевского монастыря: «Корм по великих князех. Поминати великую княгиню Софии великаго князя Василия…»[1]. Этот день мог быть выбран в память о том, как Дмитрий Донской во время татарского набега вместе с семьей скрывался в родовой обители Сабуровых – Ипатьевском монастыре. Неудивительно поэтому, что в жены своему сыну Иван III выбрал правнучку Федора Сабура.

В том же году состоялась другая свадьба, закрепившая союз Рюриковичей и Сабуровых: сестра Соломонии Мария Юрьевна вышла замуж за князя Василия Семеновича Стародубского – также праправнука Дмитрия Донского. А их отец – Юрий Константинович – был пожалован в бояре.

Брак Василия Ивановича и Соломонии Юрьевны был оформлен в византийских традициях – Соломония была выбрана из 500 девиц на смотре невест, собранных в Москву для такого случая: повелено было «объявить во всех частях своего государства, чтобы – не взирая на благородство или кровь, но лишь на красоту – были найдены самые красивые девицы, и во исполнение этого указа были выбраны более 500 девиц и приведены в город; из них было выбрано 300, потом 200 и наконец сократилось до 10, каковые были осмотрены повивальными бабками со всяческим вниманием, дабы убедиться, действительно ли они девицы и способны ли рожать детей и нет ли у них какого недостатка, – и наконец из этих 10 была избрана жена»[2]. Интересно, что впоследствии Иван Грозный поступит точно так же: в 1571 году он проведет смотр невест, на котором выберет себе в жены Марфу Собакину, а своему сыну Ивану – Евдокию Сабурову. Таким образом, заранее сделанный выбор невесты из рода Сабуровых дважды обставлялся как пышное торжество.

За время брака с великим князем имя Соломонии трижды упоминается в летописях: впервые в связи с переездом великокняжеской семьи на новый двор у церкви Благовещения в Кремле (7 мая 1508 года – именно в этот день ушел из жизни преподобный Нил Сорский), затем в связи с выездом вместе с великим князем в осенний объезд Русской земли (8 сентября 1511 года – на Рождество Пресвятой Богородицы и в день Куликовской битвы, в которой прославился Федор Сабур) и в связи с погребением брата Василия III князя Семена Ивановича (28 июня 1518 года)[3]. Таким образом, великая княгиня принимала активное участие в жизни своего мужа. Известно, что между ними велась переписка, которая, к сожалению, не сохранилась. Кроме того, мы вновь видим, что многие события в жизни семьи приурочивались к памятным датам.

До нашего времени сохранились образцы русского лицевого шитья – удивительные многофигурные композиции работы самой Соломонии: пелена «Явление Божией Матери преподобному Сергию» с праздниками и «Преподобный Кирилл Белозерский с житием». Сохранились и однофигурные композиции: пелены «Богоматерь Петровская» и «Митрополит Петр» (напомню, что, как и Сабуровы, святитель был галицко-волынского происхождения и, по преданию, его судьба тесно связана с ними), «Преподобный Сергий Радонежский», «Преподобный Кирилл Белозерский», «Преподобный Пафнутий Боровский», «Преподобный Леонтий Ростовский», «Преподобная Евфросиния Суздальская». Последняя работа говорит о внимании великокняжеской четы к суздальским святыням и монастырям – в 1509 году Василий III посетил Суздальский Покровский монастырь и начал здесь каменное строительство. К 1518 году были построены надвратная церковь Благовещения, храм Происхождения Честного Древа Креста Господня и Покровский собор, которые сохранились до нашего времени.

Наряду с работами, вышедшими из мастерских других потомков Захарии Чета – Сабуровых, Годуновых и Пешковых, лицевое шитье из мастерской великой княгини Соломонии постоянно упоминается в трудах искусствоведов – как наиболее яркий образец русского искусства XVI века.

 

Богоматерь Владимирская с Василием Великим и Соломонией

Известно несколько икон этого столетия с изображениями покровителей великокняжеской семьи – мученицы Соломонии, Василия Парийского и Василия Великого. Это икона «Василий Великий и великий князь Василий», благодаря которой мы знаем, как выглядел муж Соломонии – он изображен в полный рост напротив святого. Это икона «Братья Маккавеи, учитель их Елеазар и их мать Соломония», которая является вкладом великокняжеского дома в один из монастырей. И, наконец, это образ «Богоматерь Владимирская с Василием Великим и Соломонией», который принадлежал роду Сабуровых.

Что касается последней иконы, то эта копия знаменитой чудотворной иконы выполнена на высочайшем уровне, вероятно, царским иконописцем, который обращался непосредственно к иконе XII века (Владимирская икона Божией Матери вплоть до 1514 года сохранялась в первоначальном виде, без поновлений). В XVII веке в память о семейном союзе Василия и Соломонии на полях иконы были изображены святые Василий и Соломония, а в XIX веке на обороте образа была нанесена надпись: «1508 [года]. Из рода бояр великой княгини Соломонии перешла в род Денисовых, из рода Денисовых в род Кошутиных».

Можно предположить, что речь идет не о Денисовых, а о Денисьевых (надпись, вероятно, нанесена представителем рода Кошутиных, который мог исказить фамилию) – известно два древних рода Денисьевых, один из которых происходит от Григория Михайловича Денисьева, упоминаемого на свадьбе сестры Василия III Феодосии и князя Василия Даниловича Холмского (1500). Вероятно, Сабуровы и Денисьевы также породнились через брак.

Дело о разводе

Великий князь Василий и великая княгиня Соломония прожили в браке 19 лет, но потомства у них не было. Это побуждало их к сугубой молитве о даровании потомства: так, на уже упоминавшейся пелене 1525 года «Явление Богоматери преподобному Сергию», подаренной четой в Троице-Сергиев монастырь, были вышиты изображения «Зачатие Пресвятой Богородицы» и «Зачатие Иоанна Предтечи» с надписью: «Помилуй Господи благовернаго великаго князя Василиа Ивановича Государя всеа Русии и его благоверную великую княгиню Соломонию и грады их, подай же им Господи плод чрева».

Эта печаль великокняжеской четы поэтически отражена в летописи – за основу взято «Сказание Иакова о рождении Марии», известное неканоническое произведение, в котором рассказывается об Иоакиме и Анне, долгое время не имевших детей, и об их радости в связи с рождением Марии – будущей Богоматери. В том же 1525 году «поеха князь великий, царь всея Роусии, в объезд; бысть же шествовати емоу на колесницы позлащеннеи ороужницы с ним, яко же подобает царем; и возревше на небо и видев гнездо птиче на древе, и сотвори плач и рыдание велико, в себе глаголюще: люте мне, кому оуподоблюся аз; не оуподобихся ни ко птицам небесным, яко птицы небесныи плодовита суть, ни зверем земным, яко звери земнии плодовити суть, не оуподобихся аз никому же, ни водам, яко же воды сиа плодовити суть, волны бо их утешающа и рыбы их глумящееся (то есть веселят. – М. Е.-Л.); и несмотря на землю и глаголя: Господи, не уподобихся аз ни земли сей, яко и земля приносит плоды своя на всяко время, и тя благословять, Господи»[4].

Важно отметить, что спустя пять лет совершенно в тех же выражениях летописец опишет печаль Василия III по поводу второго бездетного брака. Таким образом, говоря о том, кто из супругов был причиной безчадности, мы должны понимать, что «виновником» мог быть и Рюрикович.

В «Повести о пострижении великия княгини Соломониды» говорится о том, что она захотела монашеского пострига: «В лето 7034 благовернаа великаа княгини Соломанида, видя неплодство чрева своего, яко же и древняа она Сарра, начат молити государя великого князя, да повелит ей облещися в иноческий образ»[5]. Поразительная деталь: Соломония постоянно сравнивается то с женой Авраама Саррой, то с праведной Анной, но ведь и та и другая после многолетнего бесплодного брака принесли потомство!

Великий князь долго не соглашался с предложением любезной супруги своей, не желая с ней расставаться. Но когда Соломония обратилась к митрополиту и тот поддержал ее, все-таки согласился. Великая княгиня хотела, чтобы род Василию III продолжился, да и без наследника его позиции были шаткими, и это могло привести к пресечению династии Рюриковичей или, по крайней мере, к борьбе за власть: «Царь же и государь всеа Русии не въсхоте сътворити воли еа, начат глаголати сице: “Как могу брак разорити? Аще ли сиа сътворю, и второму несть ми лепо съвъкупитися”… Великая же княгини, видя непреклонна государя на моление еа, начат молити… митрополита всеа Русии, да умолит о сем государя и сътворит волю еа бытии… Святейший же… митрополит всеа Русии, молениа слез еа не презри, много моля о сем государя с всем священным сънмом, да повелит воле еа быти. Царь же и государь всеа Русии, видя непреклонну веру еа… повеле сътворити волю еа. Благоверная же великаа княгини, аки от пчел сота от царьских уст насладився, с радостию отходит в обител… и ту остризает власы главы своеа от отца своего духовнаго Николского игумена Давида. И нареченно бысть имя ей в мнишеский чин Софиа»[6]. Это произошло 28 ноября.

Рассмотрим подробнее, какое имя приняла при постриге Соломония, где это произошло и кто ее постригал.

Святая София не поминается ни 28 ноября, когда состоялся постриг, ни в ближайшие дни. Но вспомним, что так звали мать (Софья Палеолог) и бабку (Софья Витовтовна) ее мужа – Василия III. Логично предположить, что Соломония взяла при пострижении имя святой покровительницы одной из родственниц своего мужа. В пользу этого говорит то, что византийский обычай смотра невест (в ходе которого была выбрана Соломония) закрепился на Руси благодаря грекам Траханиотам – членам свиты Софьи Палеолог – и что пелена «Явление Богоматери преподобному Сергию» была вышита Соломонией по образцу аналогичной пелены Софьи Палеолог 1498 года. Таким образом, выбор имени «Софья» был жестом, призванным подчеркнуть, что и после пострижения Соломония-София остается преданной своему мужу и его делу.

В пользу этого говорит выбор монастыря для пострижения: московский монастырь Николы Старого впервые упоминается в летописях в 1390 году – в связи с прибытием в Москву из Константинополя митрополита Киприана с сопровождавшими его монахами. Именно в этом монастыре митрополит, готовясь к встрече с великим князем, облачился в архиерейские облачения и отсюда с крестным ходом направился в Кремль. Монастырь издревле позиционировался как «греческий». Для Соломонии было логично принять имя матери своего мужа (гречанки) именно в «греческом» монастыре. Чуть позднее царь Иван Грозный определил Никольский монастырь афонским монахам.

Еще более интересно, что духовным отцом и игуменом монастыря Николы Старого был преподобный Давид Серпуховской – в миру князь Даниил Вяземский, из Рюриковичей († 19 сентября 1529 г.). Более 40 лет он подвизался в Боровском монастыре, но в 1515 году оставил эту обитель, чтобы основать новый монастырь. Земли для него (в 20 километрах от Серпухова и в 80 километрах от Москвы) были предоставлены князем Василием Семеновичем Стародубским, мужем Марии – сестры великой княгини. Поселившись здесь, преподобный Давид поставил кельи, возвел первые храмы – в честь Вознесения Господня с приделом в честь Успения Пресвятой Богородицы и трапезный во имя святителя Николая.

Преподобный Давид был духовным чадом преподобных Пафнутия Боровского и Иосифа Волоцкого. Так как Пафнутий был учеником преподобного Никиты Серпуховского, а тот, в свою очередь, чадом преподобного Сергия Радонежского, то можно говорить, что великая княгиня была духовной правнучкой преподобного Сергия. Сразу становится ясным посвящение преподобным Сергию и Пафнутию пелен, вышитых Соломонией. Ничто не делалось без смысла!

 

Мученики Маккавеи на пелене Соломонии Сабуровой

Пострижение произошло в монастыре Николы Старого, а жить София стала в московском монастыре Рождества Богородицы на Рву. Однако тут она оставалась недолго – к ней зачастили родные и друзья, желающие выразить ей свою поддержку. Все это отвлекало от монашеского подвига, и она испросила у великого князя разрешения перейти в Покровский монастырь в Суздале, который она прекрасно знала и где не раз бывала до пострига: «Благовернаа же великаа княгини инока Софиа, видя Богу не угодно ту пребыти ей: мнози от велмож и от сродник ей, и княгини, и болярыни нача приходити к ней, посещениа ради, и мнози слезы проливаху, зряще на ню. Боголюбивую же великую княгиню иноку Софию о сем скорбь обят зелна, и начат глаголати: “Аще бых желала славы мира сего, то бых царствовала вкупе с царем и государем всеа Руси, днес же желаю наедине безмолствовати и о государьском здравии молити Всещедраго Бога, и да некли бых Господ Бог подал великим моим прегрешениом понемал отпуст, цили не моих великих ради грех не даде Бог государю плода и все православие обезчадил государъством моим неплодием?” И начат молити государя, да повелить ей отити в обител Пречистыа Владычица Богородица честнаго Еа Покрова в Богом спасаемый град Суждаль. Княз же великий о сем Господу Богу благодарение възсла, даровавшему ей толико усердьство и удивися теплоте веры еа, и повеле вскоре тому бытии… Сия бо христолюбиваа не Сарре уподобися, но Анне, супругу Иакима богоотца: Сарра бо неплодствиа ради повеле приати Аврааму Агарь, робу свою, Анна же постом и молитвою неплодствие разреши, и зачат в чреве Богородицу Марию и роди им Свет невещественный, Царицу»[7].

Точно так же – как добровольное – пострижение описывается в летописях: «В лето 7034, ноября в 28, великая княгиня Соломонея пострижеся в черницы, болезни ради; и отпусти ея князь велики в девичь монастырь в Суздаль»; «князь великий Василеи Иванович велел постричи в черницы свою великую княгиню Соломаниду и послал в Суздаль в манастырь к Покрову пречистые, в девичь монастырь, а постриг ее на Москве у Рожества пречистые за пушечными избами в девиче манастыре никольскои игумен старого Давыд»; «князь велики Василеи Ивановичь постриже великую княгиню Соломонию, по совету ея, тягости ради и болезни и бездетства; а жил с нею 20 леть, а детей не было»[8].

В пользу того, что решение о пострижении было осмысленным и добровольным, говорит такой факт: для пострига Соломония выбрала именно 28 ноября – память преподобномученика Стефана Нового и мученика Иринарха. Эта дата отмечалась в роду Сабуровых как памятная: в Кормовой книге Троице-Сергиевой лавры род Пешковых-Сабуровых поминается именно под 28 ноября: «Род Пешковых. Поминати Димитрия (Семеновича, двоюродного брата отца Соломонии. – М. Е.-Л.), Семиона, Акилины, Иоанна, Никифора (трое последних мужчин – троюродные братья Соломонии. – М. Е.-Л.), Доминики, Димитриа, инока Сергия, инока Андреяна (Ангелова, старца, келаря Троице-Сергиева монастыря. – М. Е.-Л.). Дачи их [на помин души] вотчина в Коломенском уезде на Москве реке село Сабурово»[9].

Поразительно то, что внучка троюродного брата Соломонии – первая жена царевича Ивана Ивановича Евдокия Сабурова, в инокинях Александра – ушла из жизни в тот же самый день – 28 ноября! Это произошло в начале XVII века (в 1614 или в 1619 году).

 

В следующем 1526 году великий князь женился повторно: вначале он «бысть в велице уныние и сетование о незгодстве потреблениа венечнаго и о разлучении подруга си, о сем печалуа на мног час… Пресвященный же Данил митрополит и благоверныа князи Георгий и Андрей с великим предлежанием начат молити государя, дабы съкратил сетование свое и браку съвъкупился, да не запустееть царство его в безплоду… Царь же и государь всеа Русии в разум истинный прииде, поне же благочестив и христолюбив, и человеколюбив, и от Бога даннаго ему разума исполнен, и божественома писанием ритор и философ превзыде». Он вспомнил апостольское слово: «“Лутчи женитися, нежели раждизатися”, и пакы: “Дух бодр, а плоть немощна” (Мф. 26: 47; Мк. 74: 38) – и ответ дал… “Воля ваша буди”. Они же вси радостно и велегласно възъпиша: “Грех твой, царю, буди на нас”. Княз же великий посла боляре своа и верныа велможа в вся грады и веси самодержавнаго ему государьства, да изберут ему девицу лепу и доброзрачну, и разумну… И снидошася вся вкупе послании от государя на обретение девиче, и начат глаголати сице: “Царю, нигде же таковыа отроковица не обретохом никогда же от рожении видехом, ниже ума наши осязати могут, якова же и дщерь князя Василиа Лвовича Глинского Елена”. Князь же великий повелеша ю ввести в светлаа полаты, да узрить ю… И прииде царь в полату, узре юницу благобразну и въпроси ю о жителстве. Она же мудре отвещаша ему. Княз же великий зело възлюби ю лепоты ради лица еа и благообразна възраста, наипаче же целомудриа ради… И повеле ю нарещи царицу и государыню всеа Руси… Царь же и государь всеа Русии прииде и благословися от священнаго собора. Данил же митрополит всеа Русии и преосвященный сонм – вси единогласно радостне государя благословляют браку совокупитися и прощают в сий век и в будущий»[10].

Как мы видим, добровольное пострижение Соломонии, скорбь великого князя о расторжении брака с ней и благословение священства (включая ученика преподобного Иосифа Волоцкого митрополита Даниила) на повторный брак с Еленой Глинской – это факты, не подлежащие сомнению.

Однако были и противники этого брака.

Внуком Юрия Патрикеевича, на свадьбе которого Федор Сабур произнес знаменитое «Бог в кике», был князь-инок Вассиан (Патрикеев) – ученик преподобного Нила Сорского. Вот как описывается его ответ великому князю в повести XVI века: сказал «Васьян великому государю сице: “Никогда же… не изобрел таковаго воспрощения, якоже ты просиши от моих недостойных уст. Есть таково вопрошение Иродия единой главы Крестителя”» – то есть: желание развестись со своей женой подобно поступку дочери Иродиады, которая, угодив пирующим своим танцем, попросила у царя отсеченную голову Иоанна Предтечи. «Великий князь государь… вещает старцу Васьяну мысль свою: “Хощу убо разлучитися перваго брака свою великую княгиню Соломонию заради бесчадиа… И хощу вторый брак восприятии, заради чадородия и чтобы семени Владимирския прародителя нашего не извелося”. И отвеща Васьян великому князю… словеса сице глаголя: “Писание, государь, пишет: Бог сочетал, человек да не разлучает… И аще отлучиши от себе первый брак, а второму присовокупишися, нарецаешися прелюбодей”»[11].

Такую же оценку дали и авторы летописей, составлявшихся в Псковской и Новгородской землях, часто весьма критично относившихся к Москве: «Князь великии Василеи Иоанович постриже княгиню свою Соломонею, а Елену взят за собя; а все то за наше согрешение, яко же написалъ апостолъ: пустя жену свою, а оженится иною, прелюбы творит»[12]; «государь князь велики Василеи Ивановичь всея Руси великую княгиню Соломанию постриг в черници и в Суздаль сослал»[13].

Кроме Патрикеева, который давно не находил общего языка с Василием III, трудно назвать других противников развода. В советское время, когда писали об этом разводе, придумали много мнимых противников – например, преподобного Максима Грека. Но он был совсем не против развода. Советские историки вообще неважно разбирались в канонических вопросах и религиозных спорах. Ведь развод супругов по причине бездетности и по желанию одного из супругов постричься в монашество дозволялся Церковью. Другое дело, что это был первый подобный пример в русской истории.

Гораздо интереснее обратить внимание на «Описи Царского архива XVI века», в которой были записаны «сказка Юрья Малого, и Стефаниды резанки, и Ивана Юрьева сына Сабурова, и Машки кореленки, и иных про немочь великие княгини Соломаниды»[14]. Из упомянутых в этой описи дел сохранилось только одно, в котором рассказывается о допросе старшего брата Соломонии Ивана Юрьевича Сабурова: «Лета 7034 ноября 23 дня, сказывал Иван: говорила мне великая княгиня: “есть деи жонка Стефанидою зовут резанка, а ныне на Москве, и ты се добуди да ко мне пришли”; и яз Стефаниды допытался да и… послал есми се на двор к великой княгине с своею жонкою с Настею, а та Стефанида и была у великие княгини; и сказывала мне Настя, что Стефанида воду наговаривала и смачивала ею великую княгиню да и смотрела ее на брюхе и сказывала, что у великой княгини детям не быти, а после того пришел яз к великой княгине и она мне сказала: “…а наговаривала мне воду Стефанида и смачиватися велела от того чтоб князь великий меня любил, а наговаривала мне Стефанида воду в рукомойнике, а велела мне тою водою смачиватись”… и великая княгиня развернув сорочьку или чехол, или иное что платье великого князя, да из того рукомойника и смачивала то платье».

Кроме Стефаниды, великая княгиня призывала некую Машку: «Да Иван же сказывал: говорила, господине, мне великая княгиня: “сказали мне черницу, что она дети знает (а сама безноса) и ты ту черницу добуди” и яз тое черницы посылал добыват… и та черница наговаривала не помню масло, не помню мед пресной, да и посылала к великой княгине с Настею, а велела ей тем тертися от того ж чтоб ее князь великий любил, да и детей деля, а опосле того и сам яз к великой княгине пришел, и великая княгиня мне сказывала: “приносила ко мне от черницы Настя, и яз тем терлася”. К сей памяти яз Иван руку приложил». На обороте документа приписка: «Да Иван же говорил: а что ми господине говорити, того мне не испамятовати, сколко ко мне о тех делех жонок и мужиков прихаживало»[15].

Как видно из дела, «Стефанида-рязанка» и «Машка-карелка» – это знахарки. «Юрий Малой» – это Юрий Дмитриевич Траханиот, выходец из семьи греков, пришедших в Россию вместе с Софьей Палеолог. Он известен как доверенное лицо русских государей – например, ему поручались такие щекотливые дела, как расследование измены Василия Шемячича и побега князя Ивана Рязанского. Кроме того, он входил в ближний круг святителя Геннадия Новгородского – создателя первой русской Библии.

Брат Соломонии Иван Юрьевич также был видным лицом при государевом дворе – кравчим, в обязанности которого входило не только прислуживать государю за столом и рассылать яства с царского стола ближним боярам, но и следить за тем, чтобы через еду и питье государь и члены Боярской Думы не были отравлены – случайно или нарочно. Кравчими были родовитые, в особой мере доверенные люди. Поэтому у нас нет повода не доверять показаниям Ивана Юрьевича.

Те действия, которым Стефанида и Марья учили великую княгиню (давать пить мужу наговоренную воду или смачивать его одежду этой водой), являются грехом. В XVI веке за него налагалась такие епитимьи: согласно одному источнику – «грех есть умыться молоком или медом и дать кому пить милости для. Епитимья – 8 недель, поклонов по 100 в день»; согласно другому – «или мазалася маслом или медом и, омывшись, давала пить кому или ясти, волшебство творя, епитимьи – год, а поклонов по 300 на день»[16]. Учитывая, что в то время за некоторые грехи полагалась многолетняя епитимья (тысячи поклонов в день в течение десятков лет, с отлучением от причастия), можно сделать вывод: грех великой княгини не расценивался как сугубый. В пользу этого говорит и то, что показания давал родной брат Соломонии, который, не скрываясь, назвал и свою жену – Анастасию. Конечно, этот грех был против великого князя (хотя одновременно и для него), но, как показывают последующие события, делу не дали хода.

Нужно иметь в виду, что обвинения в колдовстве и бесплодии были в то время очень популярным орудием политической борьбы. В качестве примера можно привести смелого издалека князя Курбского – «первого диссидента». В «Истории о великом князе Московском» он писал о Василии III ровно то же самое, в чем обвиняли Соломонию: «Стар будущи, искал чаровников презлых отовсюду, да помогут ему ко плодотворению, не хотящи бо властеля быти брата его по нем, бо имел брата Юрья»[17].

Соломония постриглась в монахини 28 ноября, а ее брат давал показания всего за три до этого. Хотя желание уйти в монастырь высказала сама Соломония, но, вероятно, были и другие обстоятельства. Василий III пытался предусмотреть вариант с ее несогласием. Было начато дознание с целью узнать, как держала себя великая княгиня в браке. Такое расследование нужно было и для того, чтобы быть уверенным: она не сможет родить ребенка в будущем.

Если показания Ивана Сабурова отвечают исторической правде, в таком случае нужно предположить, что Соломония действительно использовала заговоры как средство зачатия ребенка.

В современном сознании образ не только святых людей, но даже простых священнослужителей очень легко рушится при малейшем намеке на грех, ими совершенный. «Как же батюшка может так себя вести?», «Какой же он святой, ведь он делал то-то и то-то?» – такие вопросы слышатся часто. Это именно либеральный, искаженный взгляд на рассматриваемый предмет. Примеры израильской, византийской, русской и любой другой истории говорят о том, что, как это ни банально звучит, служители Церкви Христовой тоже люди со своими грехами и слабостями. Что же удивительного в том, что они иногда падали? Ведь главное не упасть, а суметь подняться.

Ученик и духовное чадо афонских и оптинских старцев Константин Николаевич Леонтьев (в последствии инок Климент) очень верно понял это: «Многие из святых, многие из мучеников, быть может, хитрили в минуты падения; они были люди; считать святых безгрешными – грех. Апостол Петр схитрил от страха и отрекся от Христа на мгновение»[18]. Это нужно четко понимать, прежде чем выносить свое суждение по поводу свидетельств того, что Соломония – будущая преподобная София Суздальская – призывала на помощь знахарок.

Дело о Юрии-царевиче

За пределами России неслыханный прецедент развода князя с супругой был воспринят сугубо практично – как информационный повод, который можно использовать в борьбе с Россией.

Надгробная плита князя Юрия Васильевича.

В 1526 году из Суздаля в Москву пришла ошеломляющая новость: в монастыре великая княгиня родила сына – Георгия (Юрия). Австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн писал, что возникла молва: Соломония скоро разрешится. «Этот слух подтвердили две почтенные женщины, супруги первых советников: казнохранителя Георгия Малого (Юрия Дмитриевича Траханиота. – М. Е.-Л.) и Якова Мазура (постельничего Якова Ивановича Мансурова. – М. Е.-Л.), – и уверяли, что они слышали из уст самой Соломонии. Желая узнать дело с достоверностью, великий князь послал в Суздаль «советника Федора Рака (дьяка Третьяка Михайловича Ракова. – М. Е.-Л.) и некоего секретаря Потата (дьяка Григория Никитича Меньшого Путятина. – М. Е.-Л.), поручив им тщательно расследовать правдивость этого слуха… Она, говорят, ответила им, что они недостойны видеть ребенка… Некоторые же упорно отрицали, что она родила. Итак, молва гласит об этом происшествии двояко»[19].

С одной стороны, иностранцы очень любили передавать в своих сочинениях о России именно вопросы интимного характера – чем сомнительнее и грязнее, тем лучше. Вот, например, что писал Герберштейн (уже в утвердительном тоне) о второй жене Василия III Елене Глинской: «…сразу по смерти государя вдова его стала позорить царское ложе с неким [князем] по прозвищу Овчина».

С другой стороны, мы видим, что в первом сообщении Герберштейна упоминаются реальные исторические лица: Яков Мансуров, Федор Раков, Григорий Путятин, Юрий Траханиот. Причем последний упоминается в русских архивных источниках как человек, который был опрошен в связи с неплодством Соломонии. Все эти лица известны как доверенные люди государя по особо важным делам.

Посмотрим на другое иностранное свидетельство. Известный историк русского быта И.Е. Забелин владел рукописью перевода «Московская, или Российская, история» немца Гейденсталя. Он цитирует ее в своем «Домашнем быте русских цариц»: «Когда при дворе слух промчеся, якобы бывшая царица Соломея в монастыре непраздна и вскоре имеет родити, царь Василий послал вскоре бояр и двух знатных дам, чтобы прямо освидетельствовали Соломею. Соломея же, егда услышала в Суздаль приезд их, зело убоялася и вышла в церковь в самый алтарь и, взявся за престол рукою, стояла, ожидая к себе посланных; и егда к ней придоша бояре и дамы, просили ее, чтобы она из алтаря к ним вышла. И она к ним выдти не хотела. И егда вопрошена, что имеет ли она быть непраздна, она им на то отвечала, что я со всякою моею надлежащею должностию и честию была царица и… за несколько времени стала быть непраздна от супруга моего царя Василья Ивановича и уже родила сына Георгия, который ныне от меня отдан хранитца в тайном месте до возрасту его; а где он ныне, о том я вам никак сказать не могу, хотя в том себе и смерть приму. Бояре же уразумели ея неправду, и дамы, осмотря ее, что она никогда не была непраздна, возвратились в Москву и обо всем поведали царю Василью, яко то все неправда и обман»[20].

Вход Софии в алтарь представляется невозможным. Великие князья имели такое право, согласно 69-му правилу VI Вселенского Собора: «Никому из всех, принадлежащих к разряду мирян? да не будет позволено входить внутрь священного алтаря. Но по некоему древнему преданию отнюдь не возбраняется сие власти и достоинству царскому, когда восхочет принести дары Творцу». Но это не относится к женщинам. Хотя византийские императрицы и входили иногда в алтарь, но перед этим посвящались в диаконисы.

Однако основной мотив (рождение сына Георгия) подтверждается тем фактом, что все это «немчин Гейденсталус сам слышал из уст одной боярской дочери, которая была и сама в числе девиц на смотре царском во время избрания Собакиной». Дело в том, что на этом смотре 1571 года присутствовала Евдокия Сабурова, которую Иван Грозный сосватал для своего сына, а также близкий родственник будущего царя Бориса Годунова Василий Федорович с супругой Пелагеей. Они вполне могли быть источниками этой информации.

Косвенными свидетельствами в пользу рождения Георгия может служить целый ряд фактов, которые сами по себе могут быть объяснены иначе, но по совокупности своей представляют значительный интерес.

Учитывая православные посты и пострижение Соломонии 28 ноября 1525 года, рождение у нее ребенка может приходиться на апрель 1526 года, когда празднуется память сразу нескольких святых Георгиев. Это имя могло быть выбрано либо в честь отца Соломонии – Юрия Константиновича Сверчкова-Сабурова, либо, что еще более вероятно, – согласно родовой традиции Рюриковичей.

Основы почитания на Руси святого великомученика Георгия Победоносца и имени Георгий (Юрий) заложил в XI веке великий князь Ярослав-Юрий Мудрый. Такое имя носили многие известные Рюриковичи, включая Юрия Долгорукого. Постепенно оформилась традиция давать имена новорожденному младенцу одновременно в честь святого покровителя и в честь предка (или родственника). Причем часто это делалось с двумя различными целями.

Во-первых, младенцу давалось имя того родственника, чьи династические права и родовое старшинство оспаривалось. Так, например, Василий Темный назвал своего сына Юрия Старшего (1437–1441) в честь двоюродного деда Юрия Звенигородского, у которого он оспаривал права на Московское великое княжение. А когда Юрий Васильевич умер, он назвал в честь обоих Юриев своего следующего сына – Юрия Молодого (1441–1472). Также и Иван III назвал своего сына Юрием в честь своего брата, тем самым «забирая» у него всю полноту династических прав.

Во-вторых, отцы-Рюриковичи называли своих новых детей именами детей умерших в младенчестве. Так, Иван Грозный назвал своего сына Дмитрия (1552–1553) в честь пращура – Дмитрия Донского, а когда тот умер, назвал в честь обоих Дмитриев – и Донского, и рано умершего сына – своего другого потомка – царевича Дмитрия Угличского (1582–1591).

Основываясь на этом материале, мы можем уверенно говорить о том, что сын Василия III и монахини Софии Юрий Васильевич был назван в честь своего двоюродного деда – Юрия Васильевича Молодого. Царевич Юрий прожил недолго, и к 1533 году его уже не было в живых, что позволило Василию III назвать так своего второго сына от Елены Глинской. Тем самым, Юрий Васильевич Молодой (1533–1563) получал не только имя Юрия Васильевича Старшего (1526 – ок.1533), но и его права на великокняжеский стол.

Как видите, генеалогические и ономастические исследования дают нам дополнительные указания на некоторые факты биографии сына Соломонии.

Что еще мы имеем?

 

Пелена работы великой княгини Соломонии Сабуровой Явление Божией Матери Преподобному Сергию.

У великих князей (и не только у них) существовал обычай давать обет – построить храм или монастырь в честь рождения сына. Причем делалось это необязательно в год рождения ребенка. Так, в 1531 году Василий III построил церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи в Старом Ваганькове, которая была посвящена рождению у него сына Ивана в 1530 году.

Не построил ли Василий III храм в честь рождения своего первенца – сына Соломонии? Действительно, в Воскресенской летописи мы находим упоминание об этом: в апреле 1527 года у Фроловских ворот Московского Кремля была поставлена церковь во имя святого великомученика Георгия Победоносца[21]. Здесь была помещена знаменитая скульптура святого Георгия (работы Ермолина), которая с 1464 года находилась на Фроловской (ныне Спасской) башне Кремля.

Через несколько дней – 7 мая 1526 года – Суздальский Покровский монастырь, в котором жила преподобная София, получил в подарок село Павловское Суздальского уезда: «Се яз князь великий Василей Иванович всеа Русии пожаловал есми Пречистые Покрова святые Богородицы игуменью Ульянею и всех сестр, что есми их пожаловал, дал есми им в дом Пречистые Покрова в Суждале, свое село Павловское с деревнями и с починки…»[22]

А через несколько месяцев после этого, 19 сентября, сама монахиня София была пожалована селом: «Се яз князь великий Василий Иванович всеа Русии. Пожаловал есми старицу Софью в Суздале своим селом Вышеславским з деревнями и с починки, со всем с тем, что к тому селу и к деревнямъ и к починком истари потягло до ее живота, а после ее живота ино то село Высшеславское в дом пречистые Покрову святые Богородицы игуменье Ульяне и к всем сестрам. Или по ней иная игуменья будет в том манастыре у Покрова Святей Богородици, в прок им».

Отметим: 7 мая 1508 года великокняжеская семья переехала на новый двор у церкви Благовещения в Кремле, и в этот же день ушел из жизни преподобный Нил Сорский. А 19 сентября – это канун праздника святого мученика Евстафия, великого князя Михаила Черниговского и боярина его Федора. Именно в этот день в Кормовой книге Троице-Сергиевой лавры поминается род Сабуровых. Думается, этот подарок был специально приурочен к празднику (как известно, церковный день начинается с 6 часов вечера предыдущего дня).

Есть свидетельства и о поминании князя Юрия Васильевича за упокой. В Кормовой книге Кирилло-Белозерского монастыря (список Императорской публичной библиотеки, находится в сборнике XVII в.) имеется следующая запись: «Месяца генваря въ 1 день по князе Юрье Ивановиче, да по князе Юрье Васильевиче, да по князе Ондрие Ивановиче, да по княгине его Ефросиние, во иноцехъ Евдокея, да по сыне по ихъ по князе Володимере Овдриевиче, да по княгине его по Евдокие, да по сыне по его по князе Василье, да по дву дочерехъ его по Евдокие да по Марье, кормъ прибылой написали за государево жалование, что государь пожаловалъ дал по нихъ милостину».

Упоминаемые лица – это Андрей Старицкий (1490–1537) и Юрий Иванович (1480–1536) – братья Василия Третьего; Евфросиния Андреевна Старицкая († в 1569), урожденная княгиня Хованская, жена Андрея Старицкого; их сын Владимир Старицкий (1533–1569), княгиня Евдокия Нагая († 1597) – первая жена Владимира Старицкого; их сын Василий Старицкий (1552–1573); а также дети Владимира Старицкого от второго брака (с княгиней Евдокией Одоевской) († 1569) – Мария († 1569) и Евдокия (1561–1570). Все эти лица умерли в период с 1536 до 1597 года. Таким образом, упоминаемый государь – это, безусловно, Федор Иванович. А вот кто такой «князь Юрий Васильевич»?

Посмотрим на запись в другой Кормовой книге – Ростовского Борисоглебского монастыря: «По князе Юрье Васильевиче память априля в 22 день панахида пети и обедни служити собором, докуды и монастырь стоит»[23].

Вновь упоминается некий «князь Юрий Васильевич». У Василия III от Елены Глинской был сын Юрий, брат Ивана Грозного. Однако он родился 30 октября 1533 года, был крещен 3 ноября того же года, а умер 24 ноября 1563 года. Но в двух вышеприведенных записях упоминаются 1 января и 22 апреля (канун праздника Георгия (Юрия) Победоносца). Есть все основания предположить, что это не брат Ивана Грозного по Елене Глинской, а его брат от первого брака отца – то есть сын Соломонии, родившийся в апреле и скончавшийся в январе.

Государь Иван Грозный был очень умным и образованным человеком, он прекрасно знал историю своей семьи, изучал архивные документы. Вспомним про «Ящик 44-й» – «А в нем списки — сказка Юрья Малого, и Стефаниды резанки, и Ивана Юрьева сына Сабурова, и Машки кореленки, и иных про немочь великие княгини Соломаниды» – и про то, что из него сохранилось только одно дело. Так вот, этот ящик в 1566 году «августа в 7 день взял государь к себе»[24]. Иван Грозный брал к себе много архивных дел, но интерес его к этому ящику очень показателен.

Неожиданное подтверждение того, что сын Софии существовал, было получено спустя 300 с лишним лет, в годы, когда представители советской власти активно вскрывали гробницы и раки святых.

Монастырское предание четко зафиксировало место погребения сына инокини Софии. В «Историческом и археологическом описании Покровского девичья монастыря» говорится о том, что «с правой стороны гробницы Соломонии находится полуаршинный памятник; как говорят, тут похоронен семилетний сын ее, родившийся в обители» (правда, по другой версии, здесь была похоронена малолетняя «царевна Анастасия Шуйская» – дочь царя Василия); «есть предание, похожее на истину, что Соломония, уже постриженная в Суздаль, родила сына Юрия, который жил с ней и умер 7 лет от роду. Камень, покрывающий его могилу, показывают возле гробницы Соломонии»[25].

После 1934 года директор Суздальского музея А.Д. Варганов поднял находившуюся рядом с гробницей преподобной Софии в склепе Покровского собора анонимную белокаменную плиту. Под ней была обнаружена небольшая погребальная колода, покрытая изнутри слоем извести. В ней оказались «остатки детской рубашки и истлевшее тряпье без каких-либо следов костяка».

Важно отметить три признака, которые позволяют датировать это погребение и отмести версию о том, что там было захоронение девочки из рода Шуйских: во-первых, плита над погребением своим орнаментом повторяла близлежащую надгробную плиту старицы, скончавшейся в 1525 году. Во-вторых, подобные колоды были характерны для XVI века. И, в-третьих, рубашка оказалась мужской.

В начале 1944 года в отдел реставрации тканей Государственного Исторического музея в Москве Варганов передал следующее: «1) небольшой спуток обрывков шелковой, темнокоричневого цвета, ткани, связанных между собой почерневшей металлической плетеной тесьмой; 2) нагрудные украшения из металлического шнурочка, рядами нашитого на шелковую ткань, с разрезом посредине; 3) обрывок металлической тесьмы-плетенки с пришитым к нему сбоку меньшим концом такой же плетенки, оборванным книзу; 4) наподольное украшение из металлического шнурка, рядами нашитого на шелковую ткань, с двумя оборванными концами плетенки внизу; 5) плетеный поясок из некрученого шелка красноватого цвета и металлических нитей, с обрывками кисточек на концах». Со всех этих предметов сыпалась сухая земля, смешанная с блестками серебра. Причем «обрывки тканей, металлические нашивки и поясок были покрыты темно-коричневыми пятнами, покоробились и были жестки на ощупь. Ткань сморщилась и слежалась. Металлические шнуры потемнели…»

В результате долгой и кропотливой работы реставратор Е.С. Видонова восстановила рубашку мальчика в возрасте около 5 лет, принадлежавшего к знати, из шелковой тафты червчатого цвета, с ластовицами, подкладом и подоплекой синего цвета, украшенной серебряными нашивками и остатками жемчужного шитья по воротовому разрезу, рукавам и подолу, вместе с пояском из шемаханского шелка с пряденым серебром и кисточками на концах. Материал и техника были уверенно датированы первой половиной XVI века[26].

Обратим внимание на темно-коричневые пятна, отсутствие в детском захоронении останков мальчика, наличие внутри колоды земли и извести. По всей видимости, это говорит о том, что ребенок погиб в результате трагического случая, но и спустя годы его не оставили в покое: могила вскрывалась, так как кого-то очень интересовала реальность существования сына Соломонии.

Какой была причина смерти царевича Юрия Васильевича и куда исчезло его тело, остается загадкой. Однако если считать, что он прожил 7 лет, то умер он в 1533 году. И могила могла вскрываться вскоре – в правление Елены Глинской. Дело в том, что в конце этого года Василий III умер, и великая княгиня Елена некоторое время оставалась правительницей при малолетнем Иване Васильевиче. Тут же последовала ссылка иноки Софии: она «была в Каргополе пять лет и оттоле переведена бысть в Девичь манастырь в Суздаль к Покрову Пречистые». Монахиня София была возвращена в Суздаль лишь после смерти самой Елены, то есть уже по приказу Ивана Грозного (в 1538 году)[27].

Каргополь был выбран не случайно: с начала века этот город находился под личным управлением Василия III и был известен как место ссылки родовитых людей. Кроме того, в середине века эту местность описывал двоюродный брат иноки Софии Иван Яковлевич Сабуров.

Прп. София Суздальская. Икона. Русь. Середина - 2-я половина XVII века.

Все это говорит о том, что великая княгиня Соломония – монахиня София воспринималась Еленой как возможная соперница. Если считать, что у Софии не было ребенка, тогда ее претензии на престол сомнительны. А вот если предположить, что мальчик был, это говорит о том, что он с большим правом мог претендовать на престол, чем дети Елены. Таким образом, репрессия Глинской против первой жены Василия III говорит в пользу существования царевича Юрия.

Однако мы сделали вывод, что Юрий умер при жизни Василия III, который успел назвать в честь него тем же именем своего второго сына. Что же беспокоило Елену Глинскую, раз мальчик умер? Вероятно, его похороны были обставлены со всей секретностью, либо Василий вообще не обсуждал со своей второй женой судьбу князя Юрия. Вот она и пожелала убедиться в том, что ребенок умер.

Последовательность событий ясна: смерть Юрия (сына Соломонии) – рождение и наречение Юрия (сына Елены) – смерть Василия III – регентство Елены – ссылка Софии – вскрытие могилы Юрия – смерть Елены – возвращение в Суздаль Софии – правление малолетнего Ивана Грозного.

Остается только предполагать, какие чувства должна была испытывать преподобная София, которая родила сына после пострижения, стала свидетельницей его смерти, а затем обнаружила вскрытую могилу сына (причем тело исчезло). Безусловно, это все было тяжким испытанием для матери.

На мой взгляд, нет никаких сомнений в том, что царевич Георгий (Юрий) Васильевич – реальное историческое лицо и что он умер ребенком. Но у русского народа на этот счет есть свое мнение: царевича Юрия вот уже почти 500 лет именуют атаманом Кудеяром.

Атаман Кудеяр

Эта личность – одна из самых популярных в русском фольклоре: предания о Кудеяре зафиксированы на огромной территории, совпадающей с границами Дикого поля XVI века, – в Калужской, Брянской, Тульской, Орловской, Курской, Белгородской, Рязанской, Тамбовской, Воронежской, Пензенской, Саратовской, Самарской и Ульяновской (бывшая Симбирская губерния) областях, а также в Суздале.

Мне известно шесть легенд, в которых сын Василия III и Соломонии Сабуровой – царевич Юрий – отождествляется с атаманом Кудеяром.

1. Саратовская легенда о том, как, отправляясь воевать Казань, Иван Грозный поручил Москву Кудеяру Васильевичу, но тот составил подложный указ о вызове под Казань и с государевой казной ушел в степи[28].

2. Симбирское предание о том, что Иван Грозный хотел казнить своего брата Юрия-Кудеяра и для этого вызвал его в Казань, но Кудеяр узнал об этих намерениях и занял оборону на Кротковском городке у Сенгилея на Волге[29].

3. Рассказ о том, как Иван Грозный встретился с Юрием (который скрывался под именем «князя Луховского») под стенами осажденной Казани, после чего Юрий бежал на север – чуть ли не на Соловки[30].

4. Курское предание о том, что Юрий-Кудеяр был похищен татарами с целью просить у царя выкуп за него, но когда это не удалось, Юрия послали вместе с татарским войском добывать себе Московский престол. Когда это также не удалось, он не стал возвращаться в Крым и остался на Руси, где занялся разбоем[31].

5. Суздальское предание о том, что Кудеяр заключил союз с татарами, вместе с ними пришел на Русь, а потом, видя их бесчинства, вернулся в русский стан и помог своим отстоять Москву[32].

6. Рассказ, который содержится в воспоминаниях А.Я. Артынова, известного ростовского краеведа XIX века, крестьянина дворцового села Угодичи под Ростовом: «О Сидорке Альтине прямой его потомок родной мой дядя Михайла Дмитриев Артынов в истории своей о селе Угодичах, написанной им в 1793 году, говорит следующее: Сидорко Амелфов был целовальник Ростовского озера и староста государевых рыбных ловцов; он часто ездил в Москву с рыбным оброком к большому Государеву дворцу; в одну из таких поездок он был невольным слышателем царской тайны, за которую он и поплатился своею жизнию. Вина его была следующая: находясь по своей должности в большом Московском дворце и будучи немного навеселе (выпивши), заблудился там, зашел в безлюдную часть дворца. Отыскивая выход, он пришел наконец в небольшой покой, смежный с царским жилищем, и там услышал громкий разговор Грозного царя с Малютой Скуратовым о князе Юрии, сыне Соломаниды Сабуровой. Грозный приказывает Малюте найти князя Юрия и избавить его от него. Малюта обещал царю исполнить это в точности и после этого разговора вышел в двери, перед которыми Сидорко едва стоял жив. Малюта увидел его, остановился; потом ушел опять к царю, после чего заключил Сидорку в темницу и там на дыбе запытал его до смерти вместе с отцом его Амельфой, пришедшим в Москву проведать сына». Родословная автора этого рассказа известна как раз с тех времен, когда его предки служили великой княгине Елене Глинской – в 30-е годы XVI века они были дворцовыми крестьянами[33].

Признаком того, что «дыма без огня» нет и в данном случае, является упоминание в легендах о Юрии-Кудеяре «князя Луховского», он же «князь Лыков»: в 1664 году среди искателей кладов стала известна некая «грамотка, которая была выслана из Крыму, в Путивль в прошлых годех, “от того вора Кудояра к брату его кудоярову и от товарища от его кудоярова, от некоего князя Лыкова”»[34].

Как показывают родословцы, между Сабуровыми-Годуновыми (а значит и царевичем Юрием) и князьями Лыковыми действительно есть прямая, исторически достоверная связь. У Федора Никитича Романова – будущего патриарха Филарета и отца царя Михаила Федоровича – было пять братьев и шесть сестер. Его сестра Ирина была замужем за Иваном Ивановичем Годуновым, а его сестра Анастасия – замужем за князем Борисом Михайловичем Лыковым-Оболенским, который предал царя Бориса Годунова и поддержал Лжедмитрия I – Гришку Отрепьева. То есть Иван Годунов и князь Борис Лыков были свояками.

Дочь князя Лыкова и Романовой, Мария, вышла замуж за Ивана Шеина, мать которого была Мария Михайловна Годунова. В этом случае князь Борис Лыков и Мария Годунова были друг другу сватом и сватьей. Таким образом, у князя Бориса Лыкова были свояк Иван Годунов и сватья Мария Годунова. Если считать, что князь Юрий Васильевич – реальное историческое лицо, то Иван Годунов приходится ему пятиюродным братом. Для того времени и для этого рода – достаточно близкое родство. Прадед князя Бориса Лыкова-Оболенского – троюродный брат Михаила Ярославича Чета-Оболенского. Но ведь Михаил Чет и Соломония Сабурова также троюродные брат и сестра. Таким образом, князья Лыковы – родственники Соломонии Сабуровой и по Сабуровым, и по Годуновым, и по Оболенским.

 

Преподобный Давид Серпуховской.

Во всех этих преданиях о Юрии-Кудеяре, точно так же как и в большинстве преданий о просто Кудеяре, присутствует мотив ухода: как территориального (в Крым или на Соловки), так и нравственного (то Кудеяр предает родину, то он приносит покаяние и верно служит царю). Ярким примером является предание о том, что Троицкий монастырь на реке Пьяне (находящийся неподалеку от уже упомянутого Сенгилея) построил родственник царя, который спасался от него бегством[35]. Вот что рассказывается об основании монастыря: «Близ реки Пьяны, в урочище Совьи Горы, была татарская деревня Пара, где жил мурза Бахметько, красивый собою и мужественный. Царь Иоанн Грозный во время своей стоянки близ деревни Мишки, в урочище Мухина Гора, услышал о силе Бахметьки, призвал его и взял в проводники и переводчики. Бахметько под Казанью отличился неустрашимостью, первый забрался на казанские стены, взял в плен царицу Узбеку, за что царь взыскал его милостью, облобызал, при крещении был его восприемником, назвал его Юрием Ивановичем Бахметьевым и пожаловал ему множество земли близ реки Пьяны[36]».

Здесь вновь упоминается царь Иван Грозный, взятие Казани и некий Юрий. Этот сюжет позволяет нам говорить о том, что речь идет об упоминаемом в источниках русском служилом человеке Кудеяре Бахметеве: нам известен его приезд в декабре 1553 года в качестве гонца от ногайского мурзы Касима к Ивану Грозному[37].

Таким образом, речь идет о конкретном представителе рода Бахметевых, который, конечно, не был родственником царю Ивану Васильевичу, но состоял у него на службе. А «родственником» он стал благодаря тому, что, кроме крестильного имени Юрий, носил еще и имя Кудеяр, которое в народном сознании прочно соединилось с личностью сына Василия III и Соломонии Сабуровой.

Вообще