15 июня 1901 года. Пятница.

Утром ходили с Леной на откос. Жара была страшная. Мы там сидели на траве под деревьями, и было очень хорошо. За обедом мы получили почту. Эря (???) пишет, что у Жени какая-то боль в пояснице и кровохаркание, хотя доктор уверяет, что это не от лёгких. Это нас очень взволновало, значит ему опять хуже. Лена заговорила со мной на эту тему и сказала, что это очень плохо. Я начала уверять, что это ничего, только невралгия. Этими словами я хотела только себя утешить, потому что на самом деле это меня беспокоит не меньше, чем её. Только она говорит об этом, а я всегда скрываю и боюсь об этом говорить.  Кончилось тем, что мы чуть не поссорились, и Лена сказала, что со мной ни о чём нельзя говорить. Это меня огорчило. Кроме того захворала мама. У неё сильный жар. По-моему нет ничего хуже, когда больна мама. Мне было ужасно грустно на душе, я плакала, и целый день было ужасно тоскливо. Погода была такая чудная, мне хотелось наслаждаться всем, но не могла, потому что мысли не давали мне покоя. Вечером у нас были Миша Ермолов и Ник. Викт. Шверин*.

*Шверин Николай Викторович (3.07.1872) Окончил Московский университет, работал в  Нижнем Новгороде в земстве.

16 июня 1901 г. Суббота.

У мамы утром было 37, и она была бодрее, что меня очень обрадовало. Мы писали письма, потом читали Чехова рассказы. Получили письмо от Эри: Жене не лучше, не хуже.

У мамы жара больше нет. Я очень рада и, если бы не Женя, я была бы очень счастлива. После обеда мы ходили гулять. Погода была восхитительная, совсем не жарко и так как-то хорошо пахло липами. Мы заходили к Б., но они уехали на пароходе. Мы прошли по откосу в Мининский садик и потом домой. Собирается гроза, кругом чёрные тучи. Вдруг поднялся страшный ветер и разогнал облака, но ненадолго. Появилась новая туча, и пошёл дождь. Было так хорошо и свежо. Мы взяли с ленной зонты, калоши и пошли гулять на двор. Спать легли часов в 11. Даже позднее. Мама спросила, согласны бы мы были поехать одни с Леной на Миссури до Астрахани, и, что она бы нас отпустила. Но мы не согласились, по-моему, ужасно соскучишься.

17 июня 1901 г. Воскресенье.

Утром ходили с Леной в церковь. К обеду пришёл Тилинг, и мама говорила, что её очень беспокоит Женя, тогда и мне сделалось грустно. После обеда ходили гулять, и я купила карамели у Кемарского, а потом раскаивалась, потому что сказать маме мне это не хочется, а скрывать тем более.

Ура! Ура! Ура! Как я рада! Эря пишет, что специалист по болезням лёгких сказал, что у Жени просто невралгия, а кровь из носовой области. Мама тоже очень рада.

Меня единственное немного беспокоит, что у меня флюс, да, впрочем, это пустяки. Уж больно я рада, что Женино положение неопасно. Ура!!!

Между прочим, я написала письмо Саше.

Мама предложила нам вместе читать от завтрака до обеда. Я ужасно рада, по утрам мы будем гулять, потом читать вместе, а после обеда будем что-нибудь делать. Всё это меня очень радовало, и мне было очень, очень весело. Вечером Матрёна сообщила нам, что она с Николаем посадила курицу на яйца и что один цыплёнок уже вышел. Ещё радость. Я так давно желала иметь клушку. Этого цыплёнка взяли от матери, прикрыли ватой и посадили в горшок. Вечером мы сидели на балконе часов до 11.

18 июня 1901 г. Понедельник.

Утром ходили с Леной на откос; сидели там и читали, а потом погуляли ещё немножко внизу и к завтраку вернулись домой. Нас застал небольшой дождик. После завтрака читали с мамой, но недолго, а потом пошли в кухню: мама стала варить варенье, Лена ей помогала, а я всё время возилась с цыплёнком, а потом пошли с Николаем в дровяник, где гнездо курицы и вынули из-под матери ещё 3-х цыплят. Ещё совсем маленьких. К обеду пришёл А. Н. Кейзер и пригласил нас ехать с ним в Пустынь* в пятницу в 7 ч. утра. Я очень рада. После обеда мы пошли к А. Н. К. в сад и играли там с детьми его квартирантов, очень милыми ребятками, особенно одна девочка, одетая мальчиком. Пили там клюквенный квас. Вечером у нас был Миша Ермолов. Да, я забыла ещё написать, что скончался Н. Н. Колачевский.

*Свято-Успенского мужского монастыря Саровская пустынь

19 июня 1901 г. Вторник.

Утром мы с Леной гуляли и самым неожиданным образом с реалистом Леманом: он меня остановил и спросил Аллендорф ли я. И когда я ответила утвердительно, сообщил, что хочет плыть в Петербург и оттуда заехать к Жене и просил сказать ему адрес последнего. Я сказала, а он предложил передать ему что-нибудь, но я просила ему только кланяться. Потом Лена бросилась его догонять со мной, и мы ещё спросили, когда он едет, что бы всё это передать маме. Реалист предложил ещё сегодня зайти к нам, что бы мы могли, если нужно, передать посылку для Жени. Домой мы пришли только к завтраку, после которого мама нам стала читать, а мы работали. Леман, согласно своему обещанию, пришёл, но посылки ему никакой не дали, а мама только поговорила с ним. К обеду пришёл А. Н. Кейзер и рассказывал про Колю и Шуру Колачевского, что они совсем больны. Шуру всё время тошнит и когда он шёл с ними по улице, то Шура вдруг заявил, что посидит немножко, потому. Что идти дальше не может. Бедный мальчик! За обедом мамы не было, она ушла к доктору. Что-то он ей скажет? Меня это немного беспокоит. Пока мамы не было, я хотела сослужить ей службу, а именно, привязать резеду, которая не держалась прямо, к палочке. Принялась я за это, но как-то нечаянно потянула её и вырвала с корнем из земли. Я ужасно испугалась, что делать? Мама очень огорчится, если узнает. Сначала я хотела воткнуть в землю и сделать это вообще незаметно, но потом решила просто сказать маме, когда она придёт домой. Так я и сделала. Мама совсем не рассердилась и только посоветовала воткнуть корень поглубже в землю. Зененко* прописал маме липу и больше ничего, но жар у мамы всё ещё есть 37,8. Это меня очень беспокоит. Про Женю Семён Ник. сказал, что его боли очень естественны, так как он ведёт теперь такой спокойный образ жизни, отчего у него и сделался застой крови. Мама теперь совсем не беспокоится. Вечером мы сидели на балконе и болтали разные разности.

*Зененко Семён Михайлович – врач. Избирался гласным городской Думы и ведал санитарным состоянием Нижнего. Жил на Б. Печерской.

20 июня 1901 г. Среда.

Утром опять гуляли, и нас застал дождик. Возвращаемся домой и кого мы видим у нас на балконе? Дядю Костю. Оказывается он едет кататься по Волге, но только завтра, а сегодняшний день он остаётся у нас. Он привёз нам 2 коробки конфект. Он предложил на обратном пути взять Лену с собой в Москву, а оттуда на свою дачу. Я думаю, что Лену ни за что не отпустят. После завтрака ходили с папой и дядей Костей гулять, и нас застал страшно сильный дождь. Перед обедом опять подняли вопрос о Ленином отъезде в Москву и уже совершенно серьёзно. Мне мама предлагает поехать на это время в Пустынь к Кейзеру, но я расплакалась, потому что ведь тут моё рождение приходится и, вдруг, даже Лена уедет. Мне предложили праздновать в четверг, но, по-моему, это уже совсем не то и всё моё удовольствие будет испорчено.

22 июля 1901 г.  Воскресенье

Сегодня служба на кладбище. Погода прелестная, так что было хорошо. Когда кончилось, мы пошли поздоровались с пасторшей и спросили, можно ли прийти к ним после обеда, они, конечно, согласились. Идём дальше, видим одну барышню, которая продаёт книги на вокзале, и она нам сообщает, что дядя приехал; мы, конечно, побежали скорее домой и застали его там. Он привёз мне прехорошенькую линейку, коробочку для перьев, ножик, карандаши и носовые платки от дяди Ади, мне эти вещи очень нравятся. До обеда время прошло в разговорах и рассказах, а после обеда дядя и папа пошли отдохнуть, а мы принялись за наши обыкновенные дела. Вечером ходили на откос.

24 июля 1901 г. Вторник.

Утром сделали очень большую прогулку с Леной. Жара нестерпимая. У нас за завтраком был Ал. Ник. и Тилинг. После завтрака я ходила в библиотеку и взяла «Жена бургомистра» Эберса. Мы с Леной заперлись в её комнате. Вдруг, звонок. Оказывается это молодые Щёчкины и Галина Петровна, которая позвала нас ехать с ней в Павлово. Мне бы очень хотелось, но нельзя из-за дяди. Когда они ушли, мы опять отправились в Ленину комнату, читали и болтали там. Дядя предлагает ехать на ярмарку, я страшно рада. Только бы посвежело, а то эта жара не особенно приятна. В тени +26.

Часов в 7 мы поехали на ярмарку на электричке (наверное, трамвай) первый раз по Полевой улице. На ярмарке было очень интересно ходить. В главном доме играла музыка. Потом дядя угостил нас сливочным мороженым и ягодным квасом. Мы ещё походили немного по главному дому, по Бразильскому Пассажу и часов в 10 вернулись домой. Мне было жалко, что не купили пряников. Пока нас не было, приходила Ольга Петровна Карпова и молодая Шеффер. Мне всё-таки жалко, что они нас не застали.

25 июля 1901 г. Среда.

Мама была у Ольги Петровны и она нас приглашала к ним. Мы, наверное, поедем в субботу. После завтрака нас с Леной позвал Ал. Ник. Кейзер к себе есть мороженое, мы, конечно, не отказались. Было довольно-таки скучно и только приятно есть мороженое. Тени у него в саду очень мало и мы совсем изжарились.

После обеда мы опять валялись и чуть не поссорились. Дело в том, что Лена сказала, что у Карповых она мне не будет позволять рано вставать. Это меня разозлило, но Лена первая помирилась.

Пошли было в сад, да там воздух отвратителен, так, что гулять неприятно. По правде сказать, мне очень хочется переехать на другую квартиру, на хорошую улицу, а то, тут я очень боюсь по вечерам пожаров. Кроме того, мне хотелось бы квартиру с хорошим садом, да только мы всё равно не переедем, потому что контракт (???).

От Лёли Пискуновой нет и нет писем, это меня очень огорчает; хочу ей завтра опять написать.

Наши собираются на кладбище; не могу сказать, что бы мне туда хотелось, лучше бы куда в другое место.

Ходили на кладбище, а оттуда зашли к Мише Ермолову. У него болят ноги, и поэтому он к нам не ходит, он их сжёг на солнце.

Вечером у меня было отвратительное настроение: меня всё раздражало, и я всё чего-то боялась, а, главное, пожаров.

Да, мы сегодня получили открытку от Жени, он пишет, что здоров. Слава Богу!