7 марта 1900 г. Вторник.

Прихожу в институт и, о ужас,  Лёлька П. не пришла, так, что мне не с кем сидеть. За первым уроком я сидела с Тепловой, но, всё-таки, это не особенно приятное соседство, и, поэтому, мне хотелось за историей сидеть не с ней, а с кем-нибудь другим. Я уломала Сосонко сесть со мной на последнюю парту. О. П. меня сегодня ни на один вопрос не спрашивал, но зато, спрашивал Михельсон. Он, вообще, на ней помешался, и, вместо того, что бы сказать «Спартака победили», сказал «Михельсон победили». Я ей немножечко завидую. Лёлька П. прислала мне в институт письмо с просьбой написать ей уроки и, вообще, все происшествия, случившиеся у нас. Я ей ответила, но не отослала и теперь мучаюсь, что она будет ждать и подумает, что я не захотела ей написать. Меня спрашивали из немецкого – 12*. После обеда мы с мамой были у портнихи, потом была у нас О. К. Русецкая, а вечером В. П. Булатов

* Оценка по 12-балльной системе.

8 марта 1900 г. Среда.

Я сегодня боялась почти всех уроков, но, к счастью, меня совсем не спрашивали. Только одна неприятность, а именно: в пятницу письменная по арифметике, а к пятнице и без того много уроков и, потом, я очень боюсь письменной. Идя домой, я встретила О. П. После обеда мы погуляли, потом учились, а вечером мама с Леной играли в 4 руки. Погода сегодня чудная, в тени 4 тепла, а уже про солнце и говорить нечего. Я гуляла в драповой кофточке.

9 марта 1900 г. Четверг.

Весна! Весна! Жаворонки прилетели: ах, как хорошо. Я пошла пешком в институт и просто наслаждалась, такая чудная погода! Нам принесли русское изложение. Мне 11, а Лельке 10. Она недовольна. За большой переменой мы с Н. Михельсон просто сходили с ума. Мы непременно хотели встретить внизу О. П., он должен был в это время придти. Мы спросились у А. И. и сбежали вниз, но его нет и нет. Мы решили подождать, но всё-таки неловко перед Николаем швейцаром, потому что он мог догадаться, что мы кого-нибудь ждём. Вот Наташа бросает что-то об пол и говорит мне громко, что бы Николай слышал: «Аня! Я потеряла деньги». И начинает искать, но я не могу уже дальше удерживаться и хохочу, хохочу, как безумная, а Наташа, глядя на меня, тоже покатывается. А, О. П. всё нет и нет. Нам больше дожидаться в передней нельзя, так как это было бы слишком заметно, и мы летим наверх. Только что мы подошли к окну нашего класса, как видим, он идёт. Ну, думаем, будь, что будет и бежим вниз без позволения. Влетаем, как сумасшедшие в переднюю, его там ещё нет, мы прячемся за печку и за вешалки. Вдруг он входит. Мы посмотрели друг на друга и начали хохотать ужасно. Я уж если начну хохотать, то не могу хохотать тихо, а непременно громко и раскатисто. И тут тогда я уткнулась головой в чью-то шубу и смеюсь, смеюсь. Как только он ушёл из передней, мы бросились бежать наверх. Мне было всё-таки очень неловко. Меня спрашивали из географии – 12.

После уроков мы с Наташей решили дождаться О. П., что бы идти с ним вместе. В ожидании его, Наташа схватила на дворе какую-то кошку и начала с ней играть. Вдруг идёт А. Л. Р. и говорит: «Что за чумазая кошка!». Мы расхохотались.

- Ваш портрет, - тихо сказала Наташа, но он, всё-таки мог услышать.

Потом мы шли с О. П. вплоть до семинарии, но, зато, потом страшно раскаивались. Какого он теперь о нас мнения, интересно.

После обеда погуляли, а потом учили уроки, я занималась арифметикой, но у меня ничего не выходит, и я страшно-страшно боюсь завтра письменной. Я уверена, что ничего не сделаю.

10 марта 1900 г. Пятница.

У нас письменная по арифметике и я очень боюсь, очень боюсь. Когда мы ехали в институт, то встретили О. П. Е. с женой. Письменная у нас была лёгкая, но всё-таки последний пример я сделала неверно и мне так досадно, что просто страх, потому что глупейшая ошибка и я её нашла, когда надо было подавать тетради. За историей он меня ни на один вопрос не спрашивал, так досадно! Нам принесли немецкий экстемпораль и мне – 10. Мне так совестно! Ещё перед обедом мы погуляли, а после обеда учили уроки до вечера. Я узнала не совсем приятную новость, а, именно, экзамен Закона Божьего у нас на 6-й неделе. Уж не знаю, когда буду готовиться.

11 марта 1900 г. Суббота.

Сегодня пришла m-lle Ingorne, но она ещё совсем больна и на неё как-то жаль смотреть. У нас не было географии, и мы писали французское экстемпораль. Наташа М. плакала, потому что m-lle больна и всё время была очень скучная. Мы пошли домой Лёлька П., Лена Ш., Наташа М. и я. Лёлька очень скоро нас оставила, потому, что живёт близко от института, а мы 3 пошли дальше, но было очень скучно. Мы встретили Шнакенбурга.

Вечером Лена была у Елеонских, а я у Тилинг и мы провели время очень приятно.

Я представляюсь, что мне очень жалко, что Лёля больна. Я заключаю это из того, что она всё время зябла, хваталась за голову и, наконец, сказала, что у неё болит горло. А, вдруг, у неё дифтерит. Я бы желала, что бы я беспокоилась, но на самом деле ничего подобного нет, потому что я гадкая, гадкая девчонка.

12 марта 1900 г. Воскресенье.

Утром были в церкви. Когда мы шли из церкви, то на другой стороне шли Тилинг, и мама сказала, что бы я пошла и пригласила Лизу ко мне. Но мне не хотелось, потому что там были Овен (???), но Тилинг сами подошли к нам и мама сказала, что я ужасно неподступная и, что она терпеть не может. Мне было это ужасно неприятно. С Лизой было очень скучно. Вечером у нас были Оля Елеонская, и меня пригласила к себе. Я была так рада, что сначала расплакалась, а потом захохотала, как безумная. Я теперь всё мечтаю об этом.

13 марта 1900 г. Понедельник.

Письменный А. П. так и не принесла. Вообще, меня сегодня не из чего не спрашивали. Придя домой, нам вымыли голову, а вечером мы пошли в баню. Я чувствую себя очень скверно: мне холодно, аппетита нет и, потом, я страшно устала. К этому присоединилась ещё лёгкая зубная боль, но, впрочем, на неё я не обращаю внимания, потому, что к завтрому она, наверное, пройдёт. Я ничего об этом не сказала маме, потому, что она сама очень устала, и мне не хотелось её беспокоить. Когда я легла в постель, зуб заболел сильнее, но я закуталась в одеяло и постаралась скорее уснуть, что мне и удалось.

14 марта 1900 г. Вторник.

M-lle Ingorne опять не пришла и мы занимались с Н. Н. Соловьёвой. За историей сегодня было очень хорошо: он меня спросил на 3 вопроса. За немецким, А. К. на меня разозлилась, потому, что я не приготовила примеров. После обеда мы гуляли, а вечером у нас был В. П. Булатов. Я забыла сказать, что мне из геометрии 12, а из русского 11.

15 марта 1900 г. Среда.

В институте мне сегодня не здоровилось и я поэтому не завтракала. Мама очень испугалась и прислала за мной Машу. Для меня ужасное мучение (что, конечно, очень глупо), когда за мной присылают. При этом страдает моё самолюбие. Вечером учила уроки.

Я тут несколько времени не писала, потому, что была больна. У меня была очень сильная жара, но теперь я опять думаю приняться аккуратно вести дневник.

31 марта 1900 г. Пятница.

Кроме уроков у нас сегодня экзамен по Закону Божьему, которого я не особенно боюсь. Первый урок у нас был арифметика и мы с Маней Сосонко, у которой тоже экзамен, отказались от этого урока, и пошли учить Закон Божий, но ничего не учили, а всё время разговаривали. Было очень, очень хорошо! За вторым уроком у нас был экзамен. М. Сосонко так боялась, что расплакалась, но потом успокоилась и отвечала хорошо. Я совсем не боялась и отвечала спокойно и хорошо. Когда я вышла из приёмной, я не знала куда мне идти и решила не ходить в класс, а остаться с теми, которые зубрили к экзамену. Мы очень весело провели время: болтали глупости, хохотали. Потом Лена держала экзамен, ей 12 и мне тоже. Третий урок у нас был история, последний урок в этой четверти, а я ещё была не спрошена. Когда О. П. вошёл, мы стали просить его почитать нам что-нибудь, но он сказал: «Я не могу этого, так, как ещё Аллендорф не спрошена» и стал меня спрашивать. Я немного ответила из урока, но потом он стал меня спрашивать на вопросы, то, что он рассказывал в начале года и я почти ничего не знала. Больше он меня ничего не спросил и сказал: «Довольно с Вас». Я села и заплакала. Л. Михайлова сидела со мной и старалась меня утешить, но я всё плакала. Я делала так, что бы О. П. не заметил, что я плачу и, когда он отворачивался. Вытирала слёзы, но он всё-таки увидел это. Когда он вышел из класса, все подбежали к журналу и закричали: «Тебе 12». Я была ошеломлена. И потом, вдруг, заплакала, сама не знай почему, потому ли, что он мне прибавил.