Божественная уловка
Наверняка каждый из нас когда-нибудь задумывался над вопросом, почему красное сердечко — всем известный символ любви — совсем не похоже на настоящее человеческое сердце. А может, это и не сердце? Переверните его и вы получите тонкую женскую талию и ягодицы. И это не случайно. То, что сегодня воспринимается как символ возвышенного чувства, в древности обозначало лишь определенную часть женского тела. Но оцените изящество метаморфозы. Просто так символом любви не сделают. Авторские права на него принадлежат, скорее всего, древним грекам. Известно, что в Элладе существовал культ женских ягодиц. Его приверженцы поклонялись Венере Каллипиге (греч. καλλίπυγη — «имеющая красивый зад»), одна из скульптур которой выставлена в Национальном археологическом музее Неаполя (Museo Archeologico Nazionale di Napoli). Иногда археологам попадаются ее амулеты с «сердечком».

Однако в античном мире женская попа была не только объектом эстетических или эротических переживаний, но и предметом философских размышлений. Дело в том, что древние греки смотрели на загробный мир довольно пессимистично. Не всякий эллин верил в бессмертную душу, и посмертное существование пугало его обещанием вечного скитальчества в виде безликой тени по темному и холодному Аиду.

Стоило ли в этом случае продолжать человеческий род? С точки зрения здравого смысла, в этом не было никакой необходимости. И тем не менее регенерация человечества не прекратилась. Эпикурейцы, да и некоторые стоики, объясняли это противоречие со свойственной им логикой: судя по всему, силе, создавшей этот мир, по некой причине нужно, чтобы человек продолжал себя воспроизводить. И Демиург поступил очень ловко: создал женскую попу и грудь, линии и объемы которых, даже скрытые под одеждой, настолько распаляют любовную страсть мужчин, что ни о каком здравом смысле уже и речи быть не может. Тем самым, попа из простых «холмов любви» превращалась в свидетельство нестандартного мышления Демиурга, силы, создавшей этот мир.

Из молельни на карнавал
С приходом христианства мировоззрение европейцев кардинально изменилось: человек обрел бессмертную душу, но взамен отказался от своего тела, которое стало восприниматься церковью как источник большинства грехов. Но грех грехом, а богословие богословием: схоласты были всерьез озадачены вопросом, есть ли задница у Дьявола? Вопрос не праздный. С одной стороны, её быть не могло: Сатана по природе — ангел, следовательно, существо без тела. Но, с другой стороны, столь мерзкий орган не мог не быть ему присущ. В конце концов, вопрос решили положительно, тем более, этот тезис хорошо согласовался с другим. В средневековом сознании Дьявол считался обезьяной Бога, обладающей всеми его атрибутами, но «наоборот». Тем самым, вражья попа превратилась в одну из сущностей антитроицы: брюхо, гениталии и зад. Последний, понятно, был пародией на Дух Cвятой. Именно поэтому на католических иконах можно встретить изображение Сатаны с лицом на заднице, животе и между ног.

Однако в народе попа не была столь гонима. Напротив, она стала одним из центральных элементов карнавальной культуры. Не только потому, что попа — это всегда смешно. Хотя это действительно так, ведь смех — это шуточная агрессия. Мы смеемся, когда человек попадает в ситуацию, делающую его уязвимым: слабым, глупым и т. п. И в первобытном обществе мы бы использовали это в свою пользу. Но наш смех — знак того, что этого мы делать не будем. А что может быть более уязвимым, чем человек, сидящий в кустиках? Причем не только физически, но и морально.


Карнавалы появились примерно в X веке в городах Италии как трансформация античных календарных праздников, сопровождавшихся многолюдными шествиями и насыщенных аграрной символикой. К последней относилось все, что связывалось с плодородием, в том числе и весь человеческий низ. Это был диалог между земным миром и миром подземным, куда все опускается (в том числе и через зад), и откуда все возрождается. Но со временем языческая символика среди горожан подзабылась. Старый праздник стал восприниматься не столько как приобщение к миру Персефоны, сколько как диалог с неким иным миром — не адом и не раем, а особым пространством, где все должно быть наоборот.

И вот тут весь телесный низ был востребован как никогда. На несколько карнавальных дней всё становилось с ног на голову, вместо которой, конечно же, водружалась попа во всей веселой непристойности. Попа была везде, включая храмы. Во время карнавальных месс она нередко служила алтарем или пускала ветры, изображая звуки трубы и органа. В роли головы она была нужна и для коронации праздничных королей. А о кучках, наваленных перед дверями целомудренных девиц, можно даже и не говорить.

Однако весь этот разгул не воспринимался участниками как нечто непристойное или богохульное. Они искренне верили в то, что все происходит «понарошку». Это особая черта сознания человека Средневековья, когда «правая рука не знает, что делает левая». Пройдет время карнавала, и все вернется на свои места и станет серьезным. Ну, а уж раза два в году можно и подурачиться. Вместе с полагающимися драками, возлияниями и свободой любви — неплохое средство для выпускания «социального пара».

Правильные изгибы
Полностью свои права тело вернет себе почти через тысячу лет, в эпоху Ренессанса (XIV–XVI века). Обычно считается, что эпоха Возрождения во взгляде на человеческие формы просто вернулась к нормам античного искусства, но это не совсем так. Она вернулась к античному реализму, но философия тела стала иной. В Античности тело должно было быть изящным, в эпоху Возрождения — целесообразным. Целесообразным — значит, способным к зачатию и рождению. Женщине уже не шла нежная округлая попка Венеры, теперь ягодицы должны были быть в меру круглыми, твердыми и полными.

Безупречным считалось крепкое тело с правильными изгибами. Поэтому в моду вошли вулштенроки — юбки-подушки. Талия под ними обматывалась специальными матерчатыми валиками, вес которых мог доходить до 5 кг. Сложность нарядов светских дам имела ещё одно неудобство — их было очень трудно снимать и надевать при удовлетворении естественных потребностей своего любимого зада. Для выхода из положения в Италии и Франции XVI века использовались специальные маленькие горшки наклонной формы, чтобы их можно было незаметно носить под платьем.

Естественно, под такими нарядами телу было жарко, что приводило к кожным раздражениям, поэтому ежедневное подмывание зада из прихоти утонченных эстеток превратилось в будничную процедуру. Считалось, что цвет ягодиц должен быть алебастрово-белым, но ни в коем случае не бледным, поэтому в моду стали входить разнообразные присыпки и смягчающие масла. Оцените утонченность рассуждений героя Франсуа Рабле (François Rabelais, 1493–1553) о подтирках: «Лучшая в мире подтирка — это пушистый гусенок, уверяю вас, — только когда вы просовываете его себе между ног, то держите его за голову. Вашему отверстию в это время бывает необыкновенно приятно, во-первых, потому, что пух у гусенка нежный, а во-вторых, потому, что сам гусенок тепленький, и это тепло через задний проход и кишечник без труда проникает в область сердца и мозга».

Волшебный сосуд
Ещё одно философское обоснование своего места в этом мире попа получила у алхимиков. Для искателя философского камня тело в первую очередь представлялось уменьшенной моделью Вселенной, из чего следовало, что процессы, в нем происходящие, — не простая физиология, а локальное выражение жизненных ритмов мироздания. Тем самым, в алхимической картине мира кишечник превращался в тигель, где происходит трансмутация материи, а попа — либо в вытяжку из лаборатории организма, либо в сосуд, порождающий фекалии — субстанцию, способную «при объединении с землей порождать новую жизнь».

Самостоятельный объект
XVIII век был веком триумфа попы. Якобы с легкой руки маркиза де Сада (Donatien Alphonse François de Sade, 1740–1814) в моду стал входить гетеросексуальный анальный секс. Неудивительно, что женщины начали окружать свой зад столь же щепетильной заботой, что и лицо. Его пудрили, наклеивали мушки, раскрашивали, спрыскивали туалетной водой. Попе ставили ароматические клистиры и умащали дорогими маслами. Для любовных утех с ягодицами партнерши делались специальные кресла, позволявшие принимать самые неожиданные позы. Даже было написано несколько трактов по технике анального секса. Если раньше в любовных играх женская попа шла за грудью и гениталиями, то теперь она превратилась в совершенно самостоятельный объект страсти. Для нее стало возможным в одиночку удовлетворять все желания своего партнера. Более того, только с ягодицами можно было проделывать новую эротическую забаву — порку, которую воспевали даже в стихах.

Эстетические нормы, предъявляемые теперь к попе, не имели ни чего общего с идеалами предыдущих столетий. Светское общество считало, что красивым может быть лишь то, что неспособно к труду — изнеженное и хрупкое. А поскольку зачатие и роды также считались трудом, в глазах аристократии идеальная попа должна была быть маленькой, узкой и бледной, для чего использовалась особая меловая пудра. И это при том, что в моде тогда были широчайшие платья — «фальшивый зад». Здесь-то и заключалась пикантность: мужчине не удается по одежде угадать контуры женских ягодиц, что должно стимулировать его эротические фантазии.

Для придания попе нужных форм пытались даже применять специальные корсеты. Но они слишком мешали при ходьбе. Существовали также специальные грелки для поп — чугунные посудины, часто, кстати, в форме сердечек, с угольками внутри. Они предназначались для того, чтобы дамы, ожидавшие кавалеров на своем ложе в холодное время года, не охлаждали себе ягодицы — это могло помешать любовному жару партнера. Во время путешествий в карете дамы брали с собой специальные медные подкладки под ягодицы, чтобы попа после долгого пребывания на мягком сидении не отвисала.

Насилие на горшке
XVIII век умер вместе империей Наполеона (Napoléon Bonaparte, 1769–1821). В результате французская фривольность была вытеснена строгим англо-германским протестантским консерватизмом. Все связанное с телесным низом снова было объявлено грязным и порочным. Попу перестали уважать, а зря. По мнению Фрейда (Sigmund Freud, 1856–1939), презрение к заду обрекло общество XIX века на массовый «анальный невроз»: люди перестали доверять друг другу, что положило начало хроническому недугу западной цивилизации — одиночеству.

Отец психоанализа утверждал, что попа имеет самую непосредственную связь с подсознанием. Так, ребенок в 2–3 года получает неосознанное сексуальное удовлетворение, задерживая фекалии на выходе из кишечника. Соответственно, он старается как можно дольше не опорожнять его. Однако педагогика того времени утверждала, что дефекация ребенка должна строго контролироваться и происходить в точно определенное время. В результате между ребенком и матерью возникал подсознательный конфликт: ребенок упорно сопротивлялся распорядку дня, желая продолжить приятное возбуждение анальной эрогенной зоны.

Нельзя сказать, что существовавшая система воспитания была неэффективна. Напротив, прошедшие через нее вырастали аккуратными, бережливыми, добросовестными и надежными людьми и работниками. Однако из-за грубой фрустрации в детстве эти качества зачастую приобретали болезненные формы: бережливость превращалась в скупость, упрямство переходило в своенравие, к которому с легкостью присоединялись склонность к гневу, мстительность и любовь к насилию.

Понадобилось две мировые войны, чтобы стало понятным — человек (и его зад, в частности) имеет право на большую свободу, внимание и сочувствие.

Победа и забвение
В борьбе за права тела задница с успехом выступила символом студенческо-сексуальных революций 1960–1970-х годов. Её образ казался радикальным, но не столь провоцирующим, по сравнению с грудью или гениталиями. В 1966 году вышел небольшой фильм Йоко Оно (Yoko Ono) «Фильм № 4» («Film No. 4» ), героями которого были 360 поп разных знаменитостей. Тогда это вызвало шок. Но прошло 15 лет, лозунг «Обнажим все, что можно!» победил, и попа стала уже чем-то вроде банальности. Она везде, на любой вкус, всегда готовая оголиться. Покрои одежды, комплексы физических упражнений, пластические операции придадут вашим ягодицам любую форму. Согласно опросам, около 40% европейцев с удовольствием практикуют анальное сношение. Но попа перестала быть загадкой, потеряла индивидуальность под лавиной публикуемых фото и видеоматериалов. В то время, как в мире существует несколько признанных коллекций изображений женских груди и гениталий, насчитывающих не одну тысячу фотографий, аналогичной коллекции, в которой были бы собраны изображения ягодиц, нет. Просто женский зад слишком хорошо известен, чтобы представлять интерес для коллекционера.

Павел Котов