Любопытство – страшная штука. Несмотря на требование монаха, не подглядывать и тем более не подслушивать, Збруев отправился в конюшню, как только начало смеркаться. Он и не собирался мешать. Ни в коем разе! А зачем? У него имелось оконце, сквозь которое внутренности денника просматривались, что на ладони. А почему? В это-то и спрятана вся хитрость: оконце выходило прямёхонько на большое венецианское зеркало, в которое так любил смотреться Хуандай.

«И-эх, необычный конь. Что тут скажешь! Одни привычки чего стоят. Очень любит хорошо выглядеть. Но и бегает как! Но капризный, капризный. Сразу видно – будущий чемпион. А зеркало что? Ну не к озеру же коня водить, чтобы он на себя любовался?» – размышлял Збруев, наблюдая с деревянной стремянки, как Лао Дзы что-то шепчет жеребцу на ухо. Вдруг раздалось пыхтение, на стремянку с другой стороны лез Пыщин.

– Ну что там? – громким шёпотом спросил конезаводчика, заглядывая в узкое прямоугольное окно.

– Тише! Бормочет что-то. Жаль неслышно.

– Ты смотри. Зачем-то уши накручивает. Массаж? Чудно.

– Я тебе сейчас сам сделаю массаж, будешь мешать.

– Всё-всё, я только поинтересоваться своим протеже.

Тем временем Лао Дзы притащил широкую скамью прямо в денник и расположился спать рядом с жеребцом, благо помещение позволяло. Вскоре сквозь решётку начал пробиваться пульсирующий свет. Хуандай фыркал рядом на свежей охапке сена. Во сне он дрыгал ногами, словно бежал куда-то. При этом начал махать ушами, словно крыльями, чего за ним никогда не наблюдалось. Вскоре свет, исходящий от монаха, начал меркнуть. В конюшне стало темно.

– Ну что скажите? – поинтересовался Пыщин у Збруева, спустившись на землю..

– А чёрт его знает. Этих цигунов не разберёшь. Мне показалось или взаправду он прошлой ночью дольше светился. Сегодня что-то быстро погас?

– Точно. Я думаю, это от перерасхода энергии. Это как аккумулятор для запуска мотора. Несколько раз дёрнет и уже заряжать нужно.

– Ты мне эти железнодорожные штучки оставь. Я в них ни бельмеса не понию.

Збруев многозначительно помолчал:

– Значит, и взаправду постарался монах. Ну что ж, завтрашний день покажет, какая у кого правда. Ты слышал, губернатор своего Гренадера заявил?

– О Хуандае никто ничего толком не знает. Одни догадки. Новичок, что тут скажешь. Такой куш можно огрести, если с умом всё сделать.

– Молчи! Завтра и сделаем… с умом. Ты уже слух пустил? Народ подогрел?

– А то! Публика керосином брызжет. Что да как, интересуются. Тут самое главное, времени у них нет, чтобы всё разведать. А у нас все козыри на руках: и монах, и конь. Страсть, какая катавасия завертелась. Завтра тотализатор взорвётся от денег.

– Ну я-то твой интерес знаю. Только смотри у меня, чтобы без обычных твоих закидонов. Лично под паровоз положу, если подлость сделаешь.

– Я?! Вы же меня знаете. Могила!

– Вот и то-то, что знаю. Значит, говоришь, губернатор ни сном ни духом. Ну что ж, завтра посмотрим, что он там не знает.

Сквозь закрытые веки Хуандай почувствовал свет, исходивший от странного человека. Ночью чужак пришёл в совсем другой одежде, уже пахнущей чайным деревом, и начал зачем-то разминать уши. Жеребец во сне инстинктивно дёрнул задней ногой, расслабляя мускулатуру. Мысли текли медленно, размеренно, можно сказать, основательно:

«Собственно ничего такого, даже приятно, но чудно. Ещё зачем-то начал шептать на японском какую-то ерунду. Мол, я лучше всех. Как будто я сам не знаю! И самые красивые уши – это у меня. Мол, лучше не бывает. А что уши? Совсем и ничего они у меня. А что? Даже что и вообще отличные. Сейчас, если вспомнить, так у остальных лошадей, ну тех, которых я по крайней мере видел на заводе, полная ерунда против моих идеальных украшений. Чужак, наверное, думал, что я не понимаю японский. А мне без нужды. Я мысли читаю. Ну когда хочу. А это человек чистый, как озёрная вода. Всё у него на виду. Совсем не врёт. А раз так, то и насчёт ушей полная правда. Вот только зачем он сказал, что ими нужно махать? Странная идея…

Если ими махать, то они могут износиться раньше времени? И зачем на ипподроме?

"Это чтобы другие видели" – раздался мысленный ответ спящего рядом чужака.

Тоже странно. А что, все слепые? Хотя, взять к примеру, Харитона. Он всегда расчёсывает гриву. Очень аккуратно расчёсывает, но никогда не говорит об ушах. Он просто хвалит мой характер. Что тоже приятно. Может, поэтому ими нужно махать? Может, и прав чужак? Но если постоянно махать, то все привыкнут и перестанут замечать. Или вовсе в дураки определят. Нет, так не годится! Нужно будет понаблюдать за людьми, когда лучше всего махать?» – эта была последняя мысль Хуандая, прежде чем он окончательно погрузился в крепкий лошадиный сон.

Критически посмотрев на Пыщина при свете электрического фонарика, специально взятого с собой, чтобы не споткнуться в темноте, Александр Петрович распорядился:

– Ты вот что. Оставайся здесь, чтобы твой протеже не сбежал ночью. Вот тебе фуфайка, – он скинул стёганный ватой жилет. – У ворот будка стоит. Смотри не проморгай. А то весь проект коту под хвост прыгнет.

– Прыгнет?

– Это что сейчас было?

– Прыгнет так прыгнет. Чё сразу не сказал?

– Вот и не надо умничать. Сейчас мы в одной лодке. Завтра день икс. Ты не думай, я сторожей навострил к тебе в подмогу. Но, сам не плошай.

Проснувшись на онемевшей от жёсткой скамьи руке, сонный Лао вышел из денника и сделал в проходе несколько китайских гимнастических движений, названия которых давно забыл. Из-за загородки за ним внимательно наблюдал Хуандай.

– Ну чё, хорошо выспался? – поинтересовался монах, на что конь независимо фыркнул, не желая отвечать на глупый вопрос. Он всегда хорошо спал.

– А я по твоей милости все бока отлежал на энтой лавке. Знал бы, соломы постелил. Ты у меня все силы выпил, кровопивец. Ещё ночью брыкаться начал. Чё снилось-то?

«Чё надо, то и снилось. Кто ты такой, чтобы всё рассказывать?» _ подумал жеребец.

– Ага, так значит! Как старого человека жизни лишить, так, пожалуйста, а поделиться ничтожным сном, так вредность играет. Так, что ли?

«Это как это я его жизни лишил? Глупость сказал, не подумал. Вон он стоит и руками машет словно мельница. С чего взял – непонятно?» – дёрнул ушами Хуандай.

– Правильно. Из-за них вся беда. Обычно-то я летаю во сне. А здесь пришлось с тобой поделиться. Но тебя разве проймёшь? Вон сколько мяса отрастил, словно кашалот какой!

«Опять про уши болтает. И чего такого в них нашёл? Красивы – да, но у меня и другие достоинства имеются».

– Вот здесь ты полностью прав – старость не радость. Здесь не поспоришь. Ты вот что. Попроси конюха уши массировать почаще. Чё скалишься? – возмутился Лао, заметив обнажённые зубы Хуандая. – Ничего смешного. В них у тебя вся сила скрыта. Ты ещё не знаешь, а скоро узнаешь. Да что я говорю с тобой, когда ты такой ехидный.

«А как не смеяться над глупым чудаком. Скажет тоже, сила в ушах. Ещё скажи, что в хвосте. Вот смеху будет. Зачем хозяин привёл этого чудака? А вот, теперь я знаю – это чтобы посмешить меня перед скачками», – здесь конь заржал.

– Ну вот! Вот и договорились, животина неблагодарная. Я со всей душой, силы последние, можно сказать, отдал, а ты веселишься. Всё, прощай. Видеть тебя больше не хочу ни разу. Ни тебя ни твоих ушей, чтоб они провалились навсегда в Тартарары, – с этими словами всемилостивый Лао Дзы вышел из конюшни.

Яркие лучи рассвета трепетали сквозь осеннюю листву на свежем штакетнике, покрывающий ворота. Влажный воздух звенел от чириканья только проснувшихся воробьёв. Где-то далеко мычала корова. Тянуло вкусным дымком от веток яблони, которыми разжигала самовар Агафья. Побелка на конюшне казалась по-особенному белоснежной от раннего солнца. Все неровности штукатурки имели своё особенное оправдание. Стена дышала утром, словно в этом и заключалось её предназначение, напротив настоящей надобности.

Услышав торопливые шаги за спиной, Лао обернулся, его догонял зевающий Пыщин.

– У меня разговор, приватный навсегда.

–? – вопросительно поднял брови Лао.

– Вы в скачках уверены?

– Всё в руках Всевышнего. А что, беспокоит?

– Я тут, пока вас караулил, размышлял. Наверняка вас тащили аж с самой Японии не за просто так. Значит, эффект неустойчив? Надолго эта резвость образуется у Хуандая?

– И что теперь ответить тебе, мил человек?

Пыщин уставился в небесно чистые глаза монаха с пронзительным прищуром азартного человека. После короткой паузы произнёс:

– Ага, я всё понял. Без нужды! Сам добежал. Идёмте чай пить, у меня имеется ещё один вопросик. Так незначительный совсем, но для меня очень даже что и важный. Ведь вы не откажете? Тем более что я вам такое купе организовал, просто закачаешься. Самое что ни на есть лучшее во всём поезде, с учётом тех, конечно, что заняты, но отличное, просто лучшее. Здесь могу гордиться собой. Ну так вот, возвращаясь к нашему вопросику…

Глава 2 Искушение цигуном https://dzen.ru/a/ZbTxkf1ODRSNHjnt?share_to=link
Глава 4 Полёт чубарого

Серия сообщений "Цыгун для Хуандая":

Странная шутка Лао Дзы на ипподроме.

Часть 1 - Глава 2 Искушение цигуном
Часть 2 - Глава 3 Необычный метод
Часть 3 - Глава 4 Полёт чубарого
Часть 4 - Глава 5 Улыбка Лао Дзы

Что может быть прекрасней испуганной женщины?

Только лошадь на полном скаку.

Утренние лучи светили розовым цветом сквозь листья осенней рябины, склонившейся над вокзальной скамейкой. Лао приоткрыл один глаз и оценил обстановку. Тихо, мягко дует приятный ветерок из степи. Он снова закрыл веко, чтобы спокойно обдумать свой путь в России. Собственно, планов особенных не наблюдалось и не образовывалось. Идея околоточного надзирателя посетить Санкт-Петербург ему нравилась, но уж очень много препятствий образовалось из пространства. Так много, что аж беги не оглядывайся. Тяжело вздохнув, Лао Дзы открыл оба глаза и уставился на крохотный вокзал, обшитый крашеной доской. Ядовито-зелёный цвет, обычный для казённых зданий, ему показался здесь неуместным.

«И-эх, и чё бы не покрасить в жёлтый с пятнами, как африканскую жирафу? Обязательная нужда превратить вполне себе приличное такое помещение в злобную гусеницу? Здеся люди судьбу поджидают, а они такие плюшки строят для пассажиров. Хоть крышу суриком закатали. Всё радость», – вынес вердикт местной архитектуре странствующий монах и начал разглядывать плывущие в недостижимой высоте бесконечно-белые облака. Но мечтательное настроение переменил хриплый голос с небес. Над бродягой склонился начальник станции Феоктист Савельевич Пыщин:

– Отдыхаем?

– От жизни? Ни в коем случае! Она всегда рядом, вот, как вы, – немедленно откликнулся Лао, садясь на скамейке.

– Да ты, братец, философ.

– Ни в коем случае. Я их мудрёность не знаю. Ни одного словечка. У них там целый словарь пруссаков бегает – страсть.

– Тогда какими судьбами здесь?

– Сам удивлён. Где я, и где «Критика чистого разума»?

– Отстали от поезда? – не поняв экивоков монаха, поинтересовался начальник станции.

– Можно и так сказать. Но с жеребцом не поспоришь. Ведь так?

– С каким таким жеребцом? – оживился Феоктист Пыщин, питавший слабость к скачкам.

– Чистокровный американец. С самого Владивостока везут, – соврал Лао, заметив блеск в глазах начальника станции.

– Уж не Билли Берк? В газетах писали, что сто тысяч отвалили за него?

– Точно, он и есть.

– И что же не поделили?

– Вышел проведать и отстал. Так бывает.

– Вы тренер? Не похоже. Одежда затрапезная, уж извините.

– Что поделаешь, капризный жеребец. Порода – что тут скажешь. Привык к подряснику, вот и ношу, чтобы не злить благородную животину.

– Говорят у американцев особая метода тренировок?

– Китайский цигун взяли на вооружение.

– Болтаете, – опять усомнился Пыщин.

– Вот ещё. У меня и бумага есть соответствующая, – с этими словами всемилостивый Лао показал направление в психиатрическую клинику Токио.

– Уж простите, но китайский я не знаю.

– Это японский! Но неважно. Я переведу. Вот, слушайте: достопочтенный мастер Лао Дзы, это я, дипломированный специалист по цигуну направляется в Санкт-Петербург для улучшения племенной работы в «Петербургское беговое общество». Ну, тут дальше перечисляются мои достижения. Из скромности читать не буду. Печать видите? – Лао ткнул пальцем в документ, где посреди квадрата сияла священная гора Японии. – Префектура Фудзиямы. Так-то!

– Послушайте, да вы знаток! – немедленно начал обхаживать заморского специалиста Пыщин. – Следующий поезд на Санкт-Петербург будет только через неделю. Так что, мне вас сам бог послал.

– Это, что это?

– Ну как же. Тут такое дело. Да что я вам говорю. Вы и сами уже всё поняли. Рыбак рыбака видит издалека. Ведь так? Иначе зачем он вас здесь высадил? Судьба! А как иначе? Я вас сейчас чаем напою. Можете совсем не беспокоиться: устрою со всем удовольствием. А о делах мы потом поговорим. Нет, ну в самом деле, вам же нужно где-то переночевать! Да что там переночевать. Впереди целых семь дней. А это самая что ни на есть неделя! И что вам здесь делать, в этакой глуши? А я вас в Читу отправлю. Там и сядете на поезд. В лучший вагон определю. Персональное купе устрою. Вот-с. Ну что скажите?

– Мудрёно. И совсем непонятно. У вас интерес имеется. И весьма значительный. Я правильно говорю?

– Именно-именно, дорогой вы мой человечище! Сразу видно мастера цигун. Вы не подумайте. Здесь, конечно, глубинка, но и мы кое-что разбираем. Газеты читаем, вот-с. Вы ведь в лошадиных головах копаетесь – я угадал?

– Ну не в хвостах же? Странный вы человек? – перенял манеру словоохотливого господина всемилостивый Лао.

– Тогда и сладили? А как же иначе? Вам сплошные привилегии, а нам выгода.

Достав карманные часы, открывшиеся с призывной мелодией к забегу лошадей, Пыщин нахмурился:

– Нужно торопиться. Через десять минут пойдёт скорый на Читу. Вот что. Вставайте, сейчас мигом билет оформлю, и в путь. Чая попьём в поезде. Идёмте уже. Можете ни о чём не беспокоиться. Все расходы беру на себя.

Ошарашенный скоростью событий, Лао Дзы не стал сопротивляться энергичному лошаднику, тем более что провести на местной скамейке целую неделю ему вовсе не хотелось.

Уже в вагоне-ресторане за стаканом горячего чая Лао поинтересовался у неожиданного благотворителя:

– Я так понял, у нас купе на двоих?

– Именно что, люкс!

– Иногда я во сне медитирую. Вы уж не удивляйтесь.

– Хорошо, что не храпите.

– Ну что вы. Как можно. Если и соплю, то чуть-чуть.

– Я а, вы себе не представляете, иногда такую трубу делаю, что окна трясутся. Стерпите?

– Господь милостив на искушения. И рык человеческий – одно из них.

– И что делаете?

– Сплю дальше. А что остаётся?

– Ну вот и сладили.

Под перестук колёс купе медленно заполнило пульсирующее свечение. Пыщин открыл глаза, думая, что подъезжают к большой станции, но скорый поезд не сбавил ход, к тому же уж очень разноцветные пятна ползли по стенам. Он посмотрел на соседа, расположившегося на другой стороне. Головы не было видно из-за столика, но, но именно там находился особенный источник света. Мягкий муар охватывал всё тело мастера цигун. Пыщин встал и осторожно потыкал муаровый кокон свёрнутой в трубку газетой. Свечение слегка усилилось в месте прикосновения. Лао Дзы медленно приподнялся в воздух и завис в нескольких сантиметрах над кроватью.

Расправив газету, Пыщин присел на корточки и провёл под левитирующим телом, чтобы собственноручно удостовериться в чуде.

«Дела… Да он и впрямь самый что ни на есть настоящий цигун! Я на нём кучу денег заработаю. Долги, какие там к чертям долги, прости господи за сквернословие. Здесь тысячными барышами пахнет. Стоп, от него и впрямь воняет чайным деревом. Святой, как есть святой. Только бы его святость делу не помешала. А я думал – бродяга. Вот тебе и бродяга! Да его надобно губернатору представить в самом лучшем виде, как великого тренера. Шутка сказать, Билли Берка сопровождал! Теперь понятно, почему этот американец с такой скоростью летает по ипподрому», – подумал Пыщин, на цыпочках отправляясь в свою постель.

Начавшаяся осень высвободила массу людей от работы на лоне природы. В центр губернии, Читу, приехали за развлечениями и на зимовку разного сорта граждане. Ярмарки и прочие увеселения проходили почитай во всех уголках большого города, но особенным притяжением обладал ипподром, недавно основанный графом Шереметевым. Здесь крутились и буряты, азартные любители лошадей, и забайкальские казаки, и золотодобытчики, и прочие купцы-помещики, не считая, конечно, обычных для таких мест проходимцев и авантюристов.

Не успел ночной экспресс прибыть на перрон, а слух о необычном монахе со скоростью снайперской пули достиг нужных ушей.

Чтобы конкуренты не перехватили заморскую птицу, на встречу отправился конезаводчик Збруев Александр Петрович. Номер вагона телеграфист принёс самолично, боясь доверить важную информацию посыльному. Увидев кличку Билли Бёрка, конезаводчик аж подпрыгнул от возбуждения.

«Шутка сказать, стотысячный жеребец! Такому в тренеры только самых лучших берут!» – заключил Збруев, садясь в модную бричку на дутых шинах.

Заметив на перроне известную всей Чите персону конезаводчика, Пыщин хотел увернуться, но был остановлен крепкой рукой:

– И какими судьбами?

– Дела, дела востребовали, – забегал глазами Пыщин.

– Уж не долги ли?

– Всё отдам, да ещё и с верхом. Верьте на слово. Богом клянусь. Вы же меня знаете – ни разу не подводил.

– Во именно, что знаю. У вас, сударь, что ни слово, то ветер с листьями. Если бы не должность начальника станции, то и слушать нечего. Петух на заре и тот честнее.

– Оскорбить пытаетесь?

– Я?! Помилуйте. При ваших талантах нам и делать нечего. Сами справляетесь.

– Нам некогда!

– Кстати, что за человек рядом с вами. Товарищ?

– Знакомый. Монах, он до наших дел не имеет никакого отношения. Личность весьма далёкая от азарта.

– И всё же представьте меня.

– Извольте. Уважаемый Лао Дзы, мой знакомец, конезаводчик, Збруев Александр Петрович, весьма уважаемый человек.

– Вот что, без долгих экивоков. Господин Лао Дзы, у нас здесь конкуренция, сами понимаете. Если будем долго стоять на открытом месте, то набегутся всякие проходимцы. Уж извините. Пожалуйте в бричку. Доставлю, куда укажете.

– Да я, собственно, жду поезда на Санкт-Петербург… Отстал, знаете ли.

– Ну вот, гостиница и всё такое. Да что там гостиница! Давайте прямо ко мне. У меня отличная банька есть. С дороги – замечательное дело. А там поезд прибудет. Извольте не отказываться. Домчимся в пять минут. Александр Петрович, тем временем билет оформит. Ему сам бог велел, у него на вокзале все ходы-выходы имеются. Ведь так? – Збруев посмотрел на начальника станции, с недавнего времени ходившего у него в должниках. На что Пыщин с возмущением поднял брови:

– Одного я его не оставлю. Удостоверюсь в приёме, а уж потом билет изготовлю. Тут делов-то на секунду, – и обернулся к монаху:

– Уважаемый Лао Дзы, ведь так?

– Ваша забота не знает границ. Я человек благодарный. Это чтобы вы знали. Как скажете, так и будет.

Победно посмотрев на Збруева, Пыщин помог устроиться монаху в бричке и сел рядом.


Глава 2 Искушение цигуном – скоро...

Заметив в утренней мгле неоновые огни кафе "Причал", отшельник Лао Дзы зашёл вовнутрь погреться. Он сел у окна на зелёный диван с высокой спинкой, обтянутый искусственной кожей. Неприятный крик привлёк его внимание. Высоко под потолком, чтобы нервные посетители не разбили дорогую технику, работал старый телевизор, усиженный мухами, словно чёрными оспинами. Показывали диснеевский мультфильм про дятла Вуди. Зрелище полностью завладело вниманием странствующего философа. В ненастную погоду посетители заглядывали редко, и хозяин не стал выгонять бродягу на улицу. Так прошёл день. Уходя домой, Фёдор Петрович, подошёл к бродяге и спросил:

– Интересно?

На него с недоумением посмотрел Лао Дзы.

– ?

– Я говорю, интересно?

– Не то слово. Думал, сдохну, пока вы подойдёте. Даже не представляете, как трудно сидеть без движений.

– Ого, и зачем столько трудов?

– Обычно выгоняют через пять минут, а здесь дворец! Непонятно.

– А мне непонятно, что может заинтересовать пожилого человека в детском мультике. Ну разве что желание посидеть в тепле? Я угадал?

– Не-а. Мне теперь ночевать будет негде. И есть хочется, аж страсть.

– Вот это-то и удивительно. Могли попросить.

– Дятел помешал.

– Какой? Этот? – хозяин кафе показал на телевизор. – Шутите?

– Ничуть. Так, интересно, что оторваться не могу. Ведь совсем непонятно, для кого это показывают. И так много нашлёпали… Поразительно!

– Малышам. Кому ж ещё? Послушайте, прекратите паясничать! – возмутился хозяин кафе.

Сегодня он хотел пораньше придти домой, где его ждали горячо любимые дети, Петя и Маша, большие любители мультфильмов Диснея.

– А-и напрасно вы так. Мне ничего не надо. Я уже ухожу.

Отшельник выбрался в проход между столиками и сделал несколько гимнастических движений, чтобы размять затёкшую поясницу. Внезапно за окном, в начавшейся темноте, мелко моросящий дождь превратился в настоящий ливень.

– Так куда же вы пойдёте?

– Уже всё равно. Вы мне без интереса.

– Не понимаю. То сиднем сидите, чтобы к вам подошли, то бежите в дождь? Это что за приём такой? Разжалобить хотите?

Не отвечая, бродяга решительно направился к выходу.

– Ну уж нет! – его остановил хозяин кафе, крупный мужчина средних лет с уже начавшимся брюшком. – Так не пойдёт. Вы сначала ответьте на мой вопрос.

– Мил человек, да что не так-то? Посидел и будя. Спасибо вам, пойдём на там.

Отшельник попробовал обойти сердитого хозяина, но тот свинцом перегородил выход.

– Теперь совсем непонятно. И жалость без нужды! – с красным лицом воскликнул Фёдор Петрович, задетый хамским поведением бродяги.

– Наверное, вы часто смотрите этот мультик? – участливым голосом спросил всемудрый Лао.

– А при чём здесь это?

– Ну как же! Вам ничего не сделали, а вы вон что творите! Мстить надумали. Старого человека свободы лишаете. Так нельзя!

– Здесь моё право. Сидел бесплатно. Изволь отвечать, – перешёл на Ты до этого вполне себе вежливый человек.

– Да за что же, чудак-человек? Вот что, ты эти вредные мультики ни в коем случае детям не показывай. А то вырастут и издеваться начнут, точно как ты. Пропусти бродягу, и до свидания, – не остался в долгу Лао Дзы.

– Да куда ты в дождь? У меня во дворе сарай есть. Переночуешь и иди себе на здоровье.

– А ты меня ночью зарежешь? Ага, ищи дурака.

Старик взял наперевес длинный посох, как пику, и ринулся на хозяина с криком:

– Банзай!

Отскочив в сторону, Фёдор Петрович попробовал схватить бродягу за шерстяной плащ, но ветхая накидка с лёгкостью порвалась, оставив в руке кусок вонючей ткани. От неё пахло дымом, пылью и, как ни странно, чайным деревом. С негодованием бросив ветошь в проход между столиками, Фёдор Петрович уставился в ртутную кисею дождя, весьма неприятную на вид. Догонять бродягу в темноте он не стал. Вместо этого отыскал в подсобке зонт и отправился в посёлок по асфальтированной дороге, где ждали горячо любимые дети Петя и Маша.

Забыв про свои опасения насчёт душегуба из кафе, всемудрый Лао нашёл в темноте сарай и лёгкостью открыл навесной замок завода «Серп и Молот» при помощи отмычки. Тяжёлые холодные капли настырно стучали по шиферной крыше до самого утра. Чувство голода бродячий философ уничтожил дождевой водой из походного котелка. Он был рад, что есть место, где он может спрятаться от непогоды. Засыпая, он поблагодарил диснеевского дятла за отличный ночлег.

Серия сообщений "Беспечный Лао Дзы":

Чудом сохранившиеся заметки неутомимого исследователя чудаковатых людей, живущих всем ветрам назло в куртках из химической кожи.

Часть 1 - Пьяный монах
Часть 2 - Встреча с йети
Часть 3 - Штраф
Часть 4 - Дятел Вуди