Вчера хотелось адресовать себе слова из в прямом смысле слова "другой оперы" - "Пиковой дамы" - Приятель, поздравляю с разрешением столь долгого поста! Действительно последний раз на опере я был аж в 2019 году, до всех передряг с ковидом. Если вынести за скобки "Жизель" - балет - в Мариинке в августе 2021 и "Короля Лира" в феврале в драматическом театре Дрездена, то это вообще первый серьёзный культпоход за последние без малого три года. Гнилостный ковид, подляка, отъел-таки кусину жизни...
Чем дольше расставание, тем радостнее встреча, и все звезды сошлись для того, чтобы ничего не испортило патетики момента.
Это был тот редкий случай, когда, постоянно ворчащий на постановки, остался в восторге от сценического воплощения, а вот музыкальная сторона оказалась довольно посредственной.
Я на "Мадам Баттерфляй" был то ли два, то ли три раза - и всегда в Большом театре в 2007-8 гг., с разницей в несколько месяцев. Почти пятнадцать (!) лет назад. Однажды мне даже пришлось уйти практически сразу после антракта . Я знаю несколько записей - фильм с Доминго и Френи, запись с Бергонци и Ренатой Тебальди. Конечно, все хитовые куски - но вот чтобы целиком, как "Тоску", "Богему", "Турандот" или "Манон Леско", знать и чувствовать каждую ноту - этого не было. Я помнил, что первое действие живенькое поначалу, потом длиннющий приторно-слащавый любовный дуэт, а потом ария и по сути концовка - посередине же скучное ожидание Пинкертона. Потребовался вчерашний поход, чтобы я действительно проникся. И понял почему опера провалилась на премьере, что очень расстроило маэстро. А всё дело в том, что она еще в большей степени, чем предшественницы или чем даже "Турандот" durchkomponiert - отдельных кусков не так много - разве что действительно ария Чио-Чио-Сан и Addio fiorito asil Пинкертона в финале. Остальное надо чутко внимать лейтмотивам. Улавливать их. В "Мадам Баттерфляй" Пуччини максимально близко приблизился к живописи чувств. Это кардиограмма чувств. Их оттиск. Это больше, чем музыка. Поэтому её так сложно оценить и из огорода современного слушателя песен и, с другой стороны, из огорода любителя бельканто и Верди. Иногда это слепое следование лейтмотивам кажется слишком топорным - например, когда заходит речь об Америке, звучат первые двенадцать нот её гимна. Или лейтмотив смерти - традиционно-грозная японская мелодия. Но в целом, Пуччини достигает в этой особой форме письма совершенства именно здесь, в "Баттерфляй".
Амон Миямото добавил в действие флэш-форварды - благодаря персонажу выросшего сына Чио-Чио-Сан и Пинкертона. Пока тот умирает, перед мысленным взором его сына проносятся сцены трагической истории любви, имевшей место больше двадцати лет ранее. Ввод таких персонажей ход не новый - уже в том же Земпере в "Манон Леско" по сцене с важным видом расхаживал актер, изображавший самого автора - Джакомо Пуччини! Смысла никакого в этом не было - в программке делался упор на важность для начинающего композитора успеха именно этой своей работы. В случае же с "Баттерфляй" такой ход открыл постановке новые измерения - частая смена декораций, яркие костюмы - всё стало отражать восприятие ребенка, точнее смесь детских воспоминаний с додуманным, довосполненным из записок отца.
А если еще добавить, что Чио-Чио-Сан пела настоящая японка! Нет, конечно, это совершенно неважно. Но это из тех неважностей, из которых создается волшебство оперы! И вчера все совпало - во всяком случае на сцене.
Чего, к сожалению, в оркестровой яме дела обстояли неважнецки. Снова не могут одновременно вступить медные духовые. Гаэтано Д,Эспиноза то безбожно загонял темпы, убивая лирические моменты, то вдруг замедлял, растягивая куда ни попадя. Особенно с Пинкертоном, Попом Стефаном, они постоянно разбредались, а чаще всего оркестр просто забивал тенора. Вообще не было воздушности и патетики в любовном дуэте первого акта. По акцентам однообразно. Разухабисто. Напомнил стиль дирижирования покойного Ведерникова. Тут, судя по всему, встретились расхлябанность капеллы и непонимание дирижером произведения, которым ему представилось махать.
Очень понравился консул Шарплес (Gabriele Viviani). Вот это отличная итальянита, тембр, вхождение в роль!
Сама Баттерфляй (Mari Moriya) не сразу распелась, но со второго акта произвела неплохое впечатление. Хотя, если честно, по-моему эта партия ей слишком тяжеловата - если она будет петь дальше Баттерфляй, то рискует повторить судьбу Ренаты Скотто, которая себе голос этой партией и посадила.
А вот про Попа ничего сказать не могу. Не люблю я таких типа спинто-теноров, которые голосят дурниной - от первого до последнего такта. Нет, бывает, конечно, и хуже. И все-таки настоящего музыканта, вроде Хосе Куры было бы послушать куда интереснее.
Вот такие вот пироги, точнее суши...
Тут еще какой-то горе-журналист накропал разгромную рецензию на дрезденскую "Баттерфляй"; если коротко, то суть его претензий сводится к тому, что постановка нафталиновая, режиссер, хоть и японец, нераскаявшийся белый супрематист, а сама опера - Жено- и желтоненавистническая. Короче, надо было её либо вообще закэнселить, либо поставить всё иначе. Как иначе он, естественно не пишет, но судя по всему с кучей онанирующих мужиков в женских париках. Единственно в чем я,пожалуй, соглашусь с автором статьи это то, что концовка, в которой Пинкертон после смерти как бы воссоединяется с душой Чио-Чио-Сан вышла и правда совсем уж ходульной. Всё остальное еще бабушка надвое сказала; то ли западное общество легковесных чувств и тяжелых кошельков показано виновным в трагедии, то ли архаичные японские обычаи и нравы. Архаика-де - мать беспорядка. И ни слова о grande passion pathéthique Снова наехали на Пуччини, сделав из него чуть ли не расиста (фашиста из него уже делали - он и правда там имел неосторожность что-то подписать на старости лет). Я думаю , всё это чепуха и повод Гарвардским экспертам поковыряться в носу. У Пуччини главное же, здесь как и везде - перевоплощение человеческих чувств в звуки музыки... И как раз это вчера удалось на славу.

Десять лет назад публиковал в дневнике несколько различных вариантов любовного дуэта из второго акта «Тоски». А вот недавно кто-то разместил в тематической группе в фейсбуке запись этого волшебного дуэта на французском. Дирижирует не кто-нибудь, а сам Жорж Претр .



Очень необычно! И при этом вовсе не теряется мелодизм, во многом за счёт правил поэтического чтения и пения французского, которые делают его ещё более похожим на итальянский, чем он и так есть. (ancora (it.) становится encore (fr.) со звучащим e на конце. Но в некоторых местах всё-таки заметно, что композиторы пишут музыку под определённый текст, упиваясь звучанием слов. Бесконечно мелодичная фраза оригинала
la vidi ieri, ma fu puro caso. A pregar qui venne, non visto la ritrassi в переводе становится несколько тяжеловеснее и обрывистее: Elle est venue, hier, et je l'ai vue: Pendant sa prière! j'ai pris sa ressemblance. В остальном же почти так же красиво — удивительно.

Тот же дуэт на русском...вкушать далее

Вчера впервые метнулся в Берлин не на поезде (что для меня сопряжено с ночёвкой на вокзале в уютнейшем макдаке в компании скучающих проституток и преждевременно состарившихся путешественников по смежным мирам), а на автобусе за смешные 20€ туда-обратно. К преимуществам поездки относился и тот факт, что центральный автобусный вокзал находится всего в трёх станциях метро пути от Deutsche Oper. В результате дома я вчера оказался уже около двух часов ночи против семи утра в прошлый раз после поездки на "Ласточку" весной на поезде.
Почему же я выбрал именно Тоску? Во-первых, потому что из-за гостей недавно не смог сходить на Тоску в Земпер с приятелем. Во-вторых, для такой поездки в Берлин подходит для меня только суббота - всё-таки нужно, чтобы следующий день был свободен и не нужно бы никуда спешить. И, наконец, в-третьих, московские друзья тоже намеревались прилететь. Уже по традиции попил кофейку в забегаловке неподалеку от театра, где хриплая и простая в обращении хозяйка в возрасте, когда в кафе сидят, но не заправляют ими. Чудное место!

Теперь, собственно, о спектакле.

В последний момент Сартори (Каварадосси) был заменён на неведомого мне доселе Стефано Ла Колла, что немного напрягло и расстроило, но я после тёплой встречи с друзьями был настроен благодушно.
Совершенно гениальная совершенно классическая постановка - это стало понятно уже с первого акта. Геометрия сцены создала действительно иллюзию присутствия в боковом нефе рядом с выходом в капеллу Аттаванти. Центральный же неф церкви только намечался в глубине потрясающей синей тенью. В музыкальном плане спектакль задышал только с дуэта первого акта "Qual occhio al mondo" - первую арию Ла Колла спел неважнецки - сразу вспомнилось то, как Дель Монако прозвал тенора Франко Корелли - il caprone- козлёночек. К тому же певец особо не старался не расползаться с оркестром практически безупречного, кстати, под чутким руководством Стефано Ранцани. Уже с середины первого действия - со знаменитого la vita mi costasse vi salverò Ла Колла зазвучал по-стабильнее, и всё-таки чувствовалось, что для лирического тенора партия Каварадосси явно не по голосу. В драматических моментах, требующих большей плотности звука, Ла Колла пыжился и судорожно поддавал драматизьму, но природу-мать, как известно, не обманешь. В партии, скажем, герцога в "Риголетто" или Рудольфа мне бы было бы послушать Ла Коллу интересно. Ну да ладно. В любом случае героем вечера, точнее его героиней была Сондра Радвановски - ощущалось, что партия певицей пропета-прожита-продумана до мельчайших деталей. Глубокий, схожий с мощным потоком голос, в котором подразумеваешь меццо - до того, пока он не взмоет в оглушительные окрашенные тончайшими нюансами и идеальной музыкальной точностью верха. На фоне некакущего в актёрском плане Ла Коллы и временами переигрывавшего Скарпиа - Фалк Стракманн - Радвановски тащила на себе актёрскую часть спектакля, без которой самая гениальная постановка ничего не стоит. В дуэтах именно Тоска была ведущей - и как раз в такие моменты, как знаменитое M'avvinci nei tuoi lacci, mia sirena... Ла Колле не хватало мощностей ̶п̶о̶д̶ ̶к̶о̶п̶о̶т̶о̶м̶.
Стракманн Скарпиа поначалу мне решительно не пришёлся по вкусу - голосом Дулькамара, но никак не Скарпиа. Со Скарпиа всё становится ясно уже с первой фразы, когда под раскаты оркестра он выходит и выпаливает Un tal baccano in chiesa! - и тогда со старушек в первом ряду партера должно сдувать парики, а слушателя охватывать настоящий ужас. Если же голосок только нагнетает сердитости за неимением этой дьявольской и мощной краски в голосе, то - известно, что от страшного до смешного один шаг - не страшно, а смешно. Бунт пупсиков какой-то! Нет, я не хочу, чтобы создалось впечатление, что Стракманн как-то плохо спел. Я даже в ходе второго действия привык к нему и нашёл, что он вполне себе обрёл некий подход, создал некий и вокальный, и сценический образ в этой партии. Не злобный неприступный садюга-эсесовец, а некий коротышка садистик случайно оказавшийся на вершине властной пирамиды и спешащий насладиться выпавшим фартом. В этом смысле и слова Тоски обретают новый смысл - и перед т а к и м трепетал весь Рим?
Сценически совершенно гениально была решена сцена Te Deum в конце первого акта. Обычно Скарпиа чуть ли не на кафедру поднимается и оттуда делится с мирянами и почётными гостями праздничной службы своими извращенческими планами. Что мне кажется немного странным всегда. А в берлинской постановке Скарпиа как раз вещает в боковом нефе, в то время как служба идёт в нефе центральном, который мы наблюдает как бы перпендикулярно его главной оси. Очень интересный и драматически верный ход.
В сценической картине второго действия меня немного покоробили серые бетонные стены дворца Фарнезе. Уж какие-нибудь гобелены повесили. Хоть мишек в сосновом бору. Выглядело очень бедненько - хотя возможно, что идея в том, что каждый себе может представить на стенах самые изысканные и экзотические обои. Просто ну совсем много серого стало из-за этих стен. Сцена пытки и убийство Скарпиа - строго по либретто. Особенно понравилось, как Тоска дико порылась на письменном столе в поисках пропуска в Чивитавеккью, пока ей не пришлось ещё раз подойти к отвратительному ей телу мучителя. Но, слушайте, третье действие переплюнуло просто всё доселе бывшее. Я бы даже сказал, что сценическое его воплощение слишком прекрасно, отвлекая от прочих составляющих оперного спектакля - музыки, текста, голосов. Огромное в полсцены небо с силуэтом собора Св. Петра, угол крыши замка Св. Ангела воссозданные удивительно реалистично. И медленный, подсмотренный у настоящего рассвет. Загляденье. Последний дуэт перед расстрелом - и я, будучи слушателем, прощаюсь с Тоской - всё, что после него - беготня, суета, вопли. Вот ещё идёт жизнь, минута, когда время никто не гонит и можно вдохнуть чистый предрассветный воздух, запечатлеть в душе чудесный миг соприкосновения с искусством. Я весь вечер ловил себя на мысли, что, когда поют плохо легко сконцентрироваться на происходящем, погрузиться, а вот когда поют хорошо, то сидишь и не знаешь как схватить эти разбегающиеся в стороны мгновения счастья, где записать их, на какой жёсткий диск памяти. И если бы ещё не эти ужасные кашляющие хором зрители, гости санатория для туберкулёзников. Хорошо, что в Земпере раздают бесплатно леденцы. Вещь это оказывается действительно необходима. Одной совсем уж раскашлявшейся тётеньке некая дамочка прошипела - "Gehen Sie nach Hause!" (Идите домой!) После чего тётенька, пристыженная, кашлять перестала. Видимо могла бы не кашлять и до ошипа. В совпадения я, как и Шерлок Холмс, не верю. Но эстафету перехватили другие чахоточные. Ноябрь. Gehen Sie nach Hause - кто огорчит еретика, получит отпущение грехов. :)
Фото: https://bachtrack.com

Вооружившись студенческим билетом и десятиевровой банкнотой, я вчера съездил на велосипеде на Тоску, которую не видел уже больше шести лет. Минималистичная и восхитительно мрачная постановка Покровского в ГАБТе, знакомая мне до мельчайших подробностей безусловно сформировала во мне определённые представления и ожидания - собственно, несмотря на десяток DVD и прочих записей Тоски именно спектакль в Большом был и есть для меня Тоска par excellence. В глубине души я надеялся на то, что услышу хорошие голоса, хотя состав на вчера не предвещал никакого чуда - например, поющая время от времени Мюзетту, американка Дженифер Роули. Мюзетта и Тоска? Хм...
Купив билет одним из первых в куцей студенческой очереди я почти воскликнул Tosca, finalmente mia! Однако, как оказалось сидеть во втором ряду партера посерёдке почти также невыгодно с акустической точки зрения, как сидеть в крайней ложе над ямой. Из-за близости к оркестру начинает казаться, что он забивает певцов, хотя решающим является скорее дистанция до источника звука. Идеально сидеть в ложе по центру - там разница между расстоянием до оркестра и до сцены уже несущественна в соотношении.
Тоска из тех опер, перед началом которых меня всегда охватывает волнение - кажется невероятным, что эта чувственная, волнующая и в тоже время грозная и беспощадная музыка вот-вот оживёт, что ворвётся на сцену гонимый Анджелотти в поисках капеллы Аттаванти, что за восходящим из бездны погони и страха пассажем из 8 нот появится ковыляющий вразвалочку ризничий, а затем... Que fai?... Художник. И понеслось.
На сей раз как-то сразу я не подружился с постановкой Йоханнеса Шаафа при всей её традиционности. Вот ещё одно подтверждение того, что критерий традиционности или авангардности вовсе не пригоден для оценки оперных постановок. Конечно, никудышные актёры могут испортить любую режиссёрскую идею, но ведь и задача режиссёра обезопасить максимально своё детище от возможных огрехов в актёрской игре. Взять, например, вчерашние строительные леса, стоя на которых Каварадосси рисовал Магдалену/Аттаванти. Пока он лез наверх, вся конструкция ходила ходуном, что естественно вызвало смешки в зале. Неужели нельзя было сделать её прочнее? Всё первое действие, обычно полное предчувствием надвигающейся бури и страшным внутренним давлением прошло как-то сонно. Как будто все дружно забыли выпить кофе с утра. Анджелотти, ещё не подкрепившись из волшебной корзины вдруг воспрянул духом и принялся расхаживать по сцене, беседуя с Каварадосси. Вообще с движениями на сцене были огромные проблемы - в начале дуэта "Qual occhio al mondo" Каварадосси начал вышагивать в сторону Тоски, как учитель у доски, читающий ученикам диктант. Движениям Тоски тоже временами не хватало грации итальянской дивы, а было больше опереточной суеты. Вообще Роули удалось создать образ скорее дурочки из переулочка - всё как-то очень поверхностно и дежурно отработано.
Барон Скарпиа, итальянец Лучио Галло произвёл наиболее убедительное впечатление - не его вина, что по режиссёрской задумке Скарпиа сидит на стуле рядом с поющей Vissi d'arte Тоской, как работяга в метро мающийся от безделья на длинном перегоне; и штаны поправил, и ногу на ногу закинул, сюртучок одёрнул, подбородок ладонью подпёр... Несмотря на кажущуюся традиционность многие действия певцов на сцене вырывались совершенно из категории возможного в начале XIX века. Например, я сомневаюсь, что мужчина такого высокого положения мог так запросто при первой встрече подойти к женщине и снять с неё платок. Ну, это уже оставим на совести режиссёра. Наверное в этом заложен какой-то глубокий смысл, в том духе, что уже в певром (!) акте Скарпиа начал готовить своё сексуальное насилие, раздевая потихоньку Тоску.
Единственный внятный режиссёрский ход - это замена пастушка на сапожника в начале третьего действия. Мальчик-сапожник сидит в окружении развала из чёрной обуви. Разумеется сразу становится ясно, что и Каварадосси перед казнью снимет свои сапоги и поставит их рядом. Видимо этот ход вдохновлён фотографиям из концлагерей. Его одно недостаточно, чтобы считать постановку более менее удачной. Особенно подпортил впечатление от в целом посредственной постановки финал. Расстрел показали очень натуралистично - так что у стариков в партере подскочили слуховые аппараты. Затем Тоска оттолкнула здоровенного бугая охранника и подбежала к стене на фоне огромной белой простыни освещённой изнутри мощным прожектором. То ли эта простыня символизировала девственность (что маловероятно, учитывая степень прогресса в отношениях с Каварадосси, о которой нам недвусмысленно намекает весь первый акт), то ли чистую совесть Тоски (что маловероятно, учитывая, что она полчаса назад всё-таки убила человека). Потом Тоска сигает в проём между стеной и полом и увлекает простыню за собой, что оголяет прожектор, который в свою очередь ослепляет всех зрителей так, что после ушного врача многим наверняка потребуется помощь глазника. И всё это под трагические финальные такты партитуры. Вся эта суета под конец совершенно отвлекала от музыки. За это ещё один минус.

Не шибко удачную постановку могут спасти отличные голоса. Вчера же у всех были какие-то недостатки, не позволяющие в полной мере насладиться музыкальной стороной спектакля.
Конечно, капелла играла в целом замечательно, дирижёр Джулиан Ковачев нашёл удивительно точный ритм, эмоционально выверенный и адекватный музыке Пуччини.
Вокально лучше всех смотрелся Лучио Галло - в его исполнении чувствовалось хорошая школа и аккуратность в музыкальной трактовке Скарпиа. К сожалению, судя по всему лучшие его годы уже позади, возраст даёт о себе знать глуховатым тембром и появляющейся временами качкой.
Испанец с греческим именем Андека Горотксатеги (Каварадосси) совершенно не понравился. Если Марио Дель Монако называли "поющий вулкан", то этого товарища можно смело назвать "поющий двигатель боинга 747 во взлётном режиме". Мало того, что он скорее ревел, чем пел, так ещё и поначалу постоянно расходился с оркестром.
Дженнифер Роули, как мне кажется, неплохая певица, но петь Тоску ей не стоит. Не такой у неё плотный голос. Уверен, что Мюзетта в её исполнении самое оно, но в Тоске ей сильно не хватало тёмных красок в голосе. Не её это.
26-ого попробую сходить послушать Вратонью. Он всё-таки должен показать класс.

******

Возвращаясь домой видел зайца недалеко от дома. В ноябре видел лису. Видимо надо купить ружьё, потому что следующей встречей по логике сказки "Колобок" будет медведь или волк.

Прошло ровно пять лет с тех пор, как я переехал и вот, наконец, я удосужился съездить в Берлин в оперу. Из всех вкусностей пуччиниевского фестиваля выбор мой пал на "Ласточку". Тоску, Богему, Турандот, Баттерфляй, даже Манон Леско ставят постоянно, а вот Ласточку крайне редко. Отличный повод ознакомиться с этим поздним творением одного из любимых композиторов. К тому же интересно было посмотреть что там тенор Роландо Вилазон наставит.
Постановка, сразу оговорюсь, очень милая и органичная. Было что-то дзерфиреллиевское в том, как режиссёр оживлял даже самые отдалённые уголки сцены.
Ласточка по сути опера (если бы не характерная пуччиниевская оркестровка, то можно было сказать, что оперетта) дуэтов двух пар прямо, как в Богеме - Прунье и Лизетты, а также собственно Магды-Ласточки и Руджеро. После Ласточки в голове остаётся жирное послевкусие, как если бы съел килограмм жирного торта с кремом - от несущегося нескончаемым потоком, как лента на телетайпе, унисона струнных в размашистых, но гармонически совершенно тривиальных мелодических блоках. За каждым блоком следует, как правило достаточно простая ритмическая сбивка с перехода в нерешительный вальсок или хроматический спуск в тонику в контрабасах - ход ко времени написания оперы уже давным давно мёртвый от избиений. Никакого юмора в партитуре, расхожие гармонические ходы, примитивные мелодии. Под кого Пуччини здесь старался закосить не очень понятно - у того же Легара мелодии хоть и запоминающиеся, но достаточно изысканные. Вообще в Ласточке Пуччини только повторяется - от внимательного слушателя не ускользнут знакомые элементы из Богемы и прежде всего Чио-Чио-Сан. Больше того, лучшей пародией на Пуччини, чем Ласточка сложно придумать. Наверное те, кто подобно Шостаковичу, Пуччини терпеть не могли именно так представляют себе его музыку - унылое патетическое завывания на тему "ты вот такая вот зараза не хочу сказала". На мой взгляд ахиллесова пята Ласточки - это её либретто. Ходульное, второсортное и растянутое. Всю Ласточку Пьяве драматически запихнул в первые два акта Травиаты - и намного удачнее. Конечно у оперетты свои законы. И видимо Пуччини слишком ориентировался на вкусы публики, а не на своё авторское чутьё. В результате эстетическая дистанция (Яус) оказалась слишком мала и опера ставится теперь только, как артефакт.
Пожалуй только в сцене чтения письма можно узнать маэстро, живописующего бури человеческого сердца. Там что-то такое проблескивает, но это что-то не идёт ни в какое сравнение с самобытным и глубоким сиянием Турандот - незавершённого шедевра Пуччини. Великий мелодист слишком поздно нашёл подходящее либретто.

Из певцов понравился тенор Аталла Аян, чем-то напомнил молодого Каррераса. Небольшой надрыв у него при переходе наверх, но очень приятный и богатый тембр. Алиева в первом акте пела, а вот после антракта исчезла. Её совершенно не было слышно, во всяком случае из последнего ряда.

В целом, я рад, что ознакомился с этим произведением. Творческие неудачи мастеров помогают лучше понимать их успехи.

непосредственно о поездке

MARIO DEL MONACO\Puccini Turandot Nessun dorma recorded 22.11.1948.mp3 All'alba vincero!

Фишка в том, что он может петь только лёжа на спине))