Чужой среди своих?

Жаль, что генерал Паттон разбился в конце 1945 года в автоаварии! Как бы он развернулся после длинной телеграммы Кеннана и Фултонской речи!

Скажу крамольную вещь - возможно, Роммель, симпатизировавший заговорщикам 20 июля, был меньший нацист, чем Паттон.

Паттон - реконструктор, американский Стрелков, помешанный на истории войн с древнейших времён, но не разобравшийся в смысле этих войн. Он говорит о них, как заядлый футбольный болельщик, вспоминающий минувшие чемпионаты мира.

Для него война - футбол. На поле выходят команды, прорывы. Очевидно полное отсутствие страха, но оно патологично. Бесстрашие не добродетель, только преодоление страха.

Будучи больным, Паттон и от других требует равнодушия к опасности, отказывая своим солдатам в естественном качестве, которого сам лишен.

Паттон - животное войны. Не идеальное, но вероятно лучшее из тех, что были в руках у западных союзников. Но Жукову он в подметки не годится. Знаете какие две сцены призваны показать зрителю брутальность Паттона? В первой он убивает двух перегородивших дорогу колонне техники ослов, несмотря на протесты итальянского крестьянина; во второй дает пощечину солдату в лазарете, который из-за психических проблем отказывался идти на передовую. Всякому знакомому с биографией Жукова вспоминаются эпизоды, когда тот в случае задержек колонны, на месте приказывал расстрелять виновников. Ну а судьбу явившегося в лазарет испуганного красноармейца с посттравматическим синдромом каждый может представить себе сам.

Паттон погорел на журналистах. Постоянно ляпнет что-то за гранью. То, что НСДАП обычная партия. То что советы оборзели и их надо бы прижать. Зверь из другой эпохи. Выпущенный на авансцену как иногда вызывают дезинсектора, на помощь, но которому совершенно нечего делать в нормальной жизни, кроме как читать книжки о былых войнах.

Не подпускайте таких людей к власти, во всяком случае к неограниченной власти, иначе они навяжут всему обществу свою специфическую повестку, в которой жизнь человека не стоит и гроша. Вместо выбывшего футболиста всегда найдется кто-то с длинной скамейки запасных.

Недоумеваю как этот фильм кто-то мог расценить как агитку с целью поднять боевой дух американцев во Вьетнамской войне. На мой взгляд картина-то совершенно антивоенная. Но не через демонстрацию ужасов и страданий, а через демонстрацию человека, который на этой войне как рыба в воде и страшно от всего кайфует.

Вовсе не страшный фильм, а местами просто "Том и Джерри". Мне за Шарапова на даче "Черной кошки" страшнее было, чем за тетку в окружении каннибалов. "Мы тебя не больно зарежем. Чик - и ты уже на небесах!" куда страшнее, чем весь тот безумный дурацкий хохот. Я уже молчу, что в сравнении с пытками описанными Солженицыным в "ГУЛАГе" удар молотком по темечку довольно гуманная казнь. Вот была семейка, которая работала на бойне и незаметно перешла на людей. Фильм, пожалуй, можно прочесть как гимн вегетарианству. Но люди его не поняли.

В философском плане, у той семейки размыты границы между жизнью и смертью. Если хотите этот фильм, "Зеленая комната" Трюффо наоборот. Там граница железно непроходимая, а тут - размыта. В доме оссуарий, мертвяки сидят за столом. Дед полужив-полумертв. Ну и сами они рутинированно убивают, даже без злобы. Просто заготавливают мясо. Медведь загрызает без злобы. Это его естество. Каннибалы в фильме тоже незлобивые. Можно было бы подумать, что они последнюю девушку перед смертью изнасилуют и в хвост, и в гриву, а потом закусят ею, но у них даже намека интереса к её филейным частям не было. В отличие, кстати, от зрителей. Все эти пышные ляжки, соски виднеющиеся под майкой. Да. Зритель живой, он в лапах Эроса. А каннибалы живут Танатосом. Как они вообще умудрились расплодиться? Про мать, кажется, ни слова, равно как и про бабушку. Вообще, эта семейка прекрасно могла бы работать в ЧК. Но им не повезло родиться в Техасе. Это вроде такая глубинка, где еще царят подобные нравы. Путешествие к туземцам, но в своей стране. Вот бы Руссо удивился увидев таких "добрых дикарей"! Расчленяй и властвуй! Но властвуй, а если будешь только расчленять, то скоро тобой заинтересуются органы. ЧВК "Вагнер" очередная иллюстрация этой простой истины. Вы думаете, чувак, убивший Нужина кувалдой чем-то отличается от техасской семьи?

Взяв небольшую паузу в просмотре фильмов из списка 120, посмотрел вчера «Человека-слона» (1980) Линча. Когда-то эту картину очень рекомендовал в своих передачах на Эхе Дмитрий Быков, а к его советам я прислушиваюсь — именно благодаря Быкову я открыл для себя Лео Перуца, о котором до того слыхом не слыхивал.
Жестокая ирония и прозрачность метафор в The Elephant Man, пожалуй, главное, на что я обратил бы внимание. То, что ярмарочные уродцы, карлики и великаны оказываются человечнее толпы, а толпа-чернь, в свою очередь, мало чем отличается от толпы-высшего общества — для обеих толп Джон Меррик всего лишь аттракцион. Чернь даже симпатичнее в естественности переживания своих низменных чувств. Интерес у обеих групп нездоровый — и тут как позитивным расизмом (оставим эту скобку открытой).
Мне показалось, что Бортко для своего «Собачьего сердца» взял много из эстетики «Человека-слона»: сначала в голову приходит то, что оба фильма сняты в ч/б, снабжены запоминающейся музыкой, объединены общей темой — что есть человек? Где он начинается и заканчивается? Там и там в центре фигура врача. Представляющего своё открытие. Ставшего благодаря ему ещё более модным. И терзаемого моральными сомнениями. Наконец, общий дедушка — шедевр Мэри Шелли. И ещё одна родовая черта — скепсис по отношению к науке и прогрессу.
Удивительно как ловко фильм переходит из жанра ужасов, которому следует в самом начале со всеми этими таинственными переулками, тревожной музыкой, неизвестностью таящейся за занавеской, в трагедию, которая, в свою очередь, переливается в нечто иное, более верное — смерть с чувством выполненного перед матерью долга. Главный герой прожил максимально достойную в его положении жизнь. И от этого и у зрителя теплеет на сердце. Такую смерть зритель желал бы и себе.
Пьяная толпа, заявившаяся к Джону Меррику, очень напомнила картины Джеймса Энсора. И одну из моих любимых картин Дрезденской галереи — Диогена кисти Йорданса. Те же искажённые пороком морды людей, умные лица животных, твёрдая поступь разума и хитринка в глазах знающего.
«Человека-слона» упрекали в излишней сентиментальности. И этот упрёк отчасти верен, но эта сентиментальность как-то так ловко упакована, настолько к месту, не чета сентиментальности дешёвых мелодрам, что просто диву даёшься. Впрочем, и в «Синем бархате» клише дружно танцуют под дудку Линча, но так что глаз не оторвёшь. И это, судя по всему, почерк мастера.

Раньше так бывало, что наткнёшься на хороший фильм по телевизору. В XXI веке на хорошие фильмы натыкаешь просматривая бескрайние сайты вроде Amazon Video или же смотришь насоветованное друзьями. "Датскую девушку" я взялся смотреть с некоторым предубеждением, пообещав поделиться своим мнением с Л. Не то, чтобы я не доверял её вкусу — просто очень уж жарено-сенсационно звучало описание картины в её устах. Фильм о первом транссексуале, решившемся на операцию по перемене пола? Да ещё и снятый частично в Дрездене? Минут двадцать картине Тома Хупера я всё же был обязан дать.

И тут сперва повествовательный стиль. Он стар и добр, как в то время, когда ещё никто никуда не спешил, переводя во время лирических моментов глаза с большого экрана на экран смартфона. Неспешно раскачивающееся действие, которое переваливает с одной сцены в другую. Почти сериальная линейность, никаких флэшбеков, сновидений, сложной символики. Экранизация статьи в Википедии. Точка.

И всё же фильм при всей своей обыкновенности трогает. А трогает он тем, что пальпирует с нарастающей к занавесу энергией зрительскую идентичность. То первое, что мы ещё полуосознанно напяливаем едва начав просыпаться утром и то последнее, что мы отпускаем от себя проваливаясь в сон. И надо сказать, что это ощущение чужих пальцев на собственной идентичности весьма до головокружения болезненно. Конечно, существование транссексуалов — общеизвестный факт, но путь из дядь в тёти для большинства только умозрителен. В "Датской девушке", следуя за героем, мы этот путь проходим. И терзаемся теми же вопросами, которыми терзались она ещё будучи им, его жена, его друг. Имеем ли дело с психическим расстройством? Почти уверен, что даже те, кто твёрдо в этом убеждён вздохнут с облегчением, когда Лили удастся сбежать от пославшего за санитарами доктора, к которому она обратилась за помощью. "Не так!" — мысленно решит даже самый консервативный зритель. Тут мы стоим перед загадкой искусства способного простым воспроизведением существования пробуждать эмпатию. Поэтому картина всё-таки не совсем пустяшная.

Величайшая чуткость, с которой режиссёр и сценаристы подошли к проявлениям сексуальности, избегнув отпугивающей натуралистичности, но и не сгладив углов обжигающего, острого, бьющего наповал. Отвращение, порицание, пристыженность — через все эти стадии проходит зритель, прикипая одновременно к стремительно меняющему образ Айнару. И слёзы подступают к глазам, когда в отчаянии перед силой превращения Лили бросает жене: "Я хотел бы быть им, но его осталось так мало!".

Дрезден в картине дан пунктирно — видом Каналетто при пересечении паровозом, привозящим Лили во "Флоренцию на Эльбе", моста Марии и самой клиникой, которая по сценарию располагается в одном из "эльбских замков" (Лингнершлоссе?) Выбор места показался мне примечательным, хотя не думаю, что создатели фильма знали об истории воды для полоскания рта "Одол" и музее гигиены, организованном на средства Лингнера.

Финал с улетевшим в небеса шарфиком показался мне каким-то совсем уж наивным и попсовым, но предшествовавшая ему сцена смерти, возможно за счёт проникновенной актёрской игры, стала прекрасным заключительным аккордом этой странной, будоражащей, но при этом столь простецки поведанной истории.

Фильм Александра Клуге \"Прощание со вчерашним днём\" посвящён судьбе еврейки Аниты Г. в ФРГ конца 50-начала 60-ых годов. Показан не конфликт её с обществом, потому что конфликта никакого нет - оно её выталкивает на обочину, а её безуспешные попытки закрепиться в нём - найдя работу, поступив в университет, начав отношения с богатым мужчиной. Всё оказывается впустую - с работы её выгоняют за мнимые косяки, университетский профессор обдаёт её ледяным ветром высокомерия и вместо помощи сыплет софизмами, а любовник вместо того, чтобы помочь устроиться и наладить жизнь, разъясняет ей итальянскую оперу, которую Аннита и так отлично знает. Живя у него, она вынуждена скрывать своё бродяжничество до тех пор, пока встревоженный хахаль не спроваживает её в другую федеральную землю, дабы не портить отношения с женой. Ах, да! Денег он дать не может, жена контролирует его счёт. Зато он оставил нечто большее, чем деньги - Аннита носит во чреве его ребёнка, которому суждено родиться в тюрьме, куда Аннита идёт добровольно, чтобы не сгинуть на улице. Слава богу, и пишу это без иронии, что её разыскивают по обвинению бывшей квартирной хозяйки за неуплату. Добровольное обращение Анниты Г. в полицию - один из самых интересных ходов фильма. В американском фильме она бы устроила кровавую баню, во французском - покончила с собой. (Она не делает этого в конце фильма, проходя по мосту - она останавливается на середине - но нет, зритель обманут, она остановилась, чтобы передохнуть и вот уже спешит дальше). Клуге же нашёл умное решение - простите за каламбур. Там, в тюрьме, Анита Г., наконец-то обретает свой уголок, отведённый ей обществом. Её борьба закончена, она была обречена. В неуютном, холодном, отталкивающем городе она с её нуждами и проблемами совершенно беспомощна. Любой протест - он только в телевизоре в квартире у любовника. Не для неё.
Аннита Г. чужда обществу не только как еврейка, но и как перебравшаяся из Восточной Германии. Эта двойная чуждость читается в глазах всех, кому девушка на различных собеседованиях рассказывает о своем жизненном пути. Не зря она делает это в фильме добрый пяток раз. То, что с ней происходит - это \"медленный\" холокост, о котором она постоянно вспоминает.
Как герой \"Америки\" Кафки, Аннита Г. постоянно в беде. Тюрьма - беда для всех, но для неё успокоение после борьбы.

Не из этого ли фильма взял Звягинцев скоростное чтение приговора судьёй?

Слабенькое зрелище. Такое вот в худших традициях Голливуда зрелище. Ни тебе эпохи, ни внутреннего мира героев - даже конец какой-то невнятный. Так, попурри какое-то. Если это имеет какое-то отношение к Карузо, то весьма отдалённое.