- Что ты не пишешь? - спрашивают меня.
А о чем, спрашивается, писать, когда все и так все понимают?
Когда можно было предупредить, как-то повлиять – был смысл писать, а сейчас остается разве что расположиться на вершине вулкана с чайником и трубкой: любоваться напоследок эпохальным поучительным зрелищем.
Я 13 лет веду этот дневник, бубня одно и тоже – и раз мое многолетнее бубнение ушло парком в небытие, то что изменит еще десяток страниц?
А рассказывать, как у меня дома кошка все фиалки пожрала – как-то неуместно в общем контексте.
С другой стороны, метод игнорирования действительности – какое-то время здорово помогает. Пир – не пир, а, как выше упоминалось, скромное чаепитие во время чумы. С вежливой реакцией «Да что вы говорите?» на любые новости.


Трусы и кеды, летящий рубль и осыпающийся интернет, налоги на жилье, Украина, Федоров с, прости господи, Астаховым, Чаплин с пылающим мечом, Гейропа, гей-славяне, прокуратура в сарафанчиках, очередное откровение Гиркина с его глазами нездоровой рыбки, речи алоизьевича в новой редакции, ботохороводы в блогосфере... не, ничего больше не удивляет и не цепляет.
Ну, кафка… – так что мы эту кафку - в первый раз едим что ли? Национальное блюдо, можно сказать, с многовековой традицией.
Есть в психиатрии термин такой «великолепное безразличие». Ужасно удобная штука. Это когда на твоих глазах твоих детей душат, а ты покачиваешься в кресле и зеваешь – потому что внезапно разучился вообще что-либо чувствовать. Все больше и больше вижу людей, которые уже почти к этому великолепию пришли – что особенно заметно на фоне всеобщего душевного волнения.

Не, сама я еще не… То есть, иногда кажется, что да – но потом увидишь, скажем, хорошо пожранные фиалки и чувствуешь, что надпочечники еще не ушли в бессрочный отпуск. Так что берешь кошку и расцеловываешь ее длинный, серый, измазанный землею нос. Типа, спасибо тебе, мой фиалкоядный друг за напоминание о том, что нам еще есть, что любить и что терять. Орхидеи еще остались, и кактусы.