Казак-бандурист. Нач. XIX в. Национальный художнественный музей Украины

Казак Мамай — один из самых популярных на Украине образов казака-рыцаря, которого называют космогоническим олицетворением украинского народа в целом. Впервые появляется в народном украинском кукольном театре, так называемом вертепе. Образцы картин Казака Мамая появляются с середины XVIII века. Символ стал настолько популярным и метким глубинным образом среди народа, что даже конкурировал с иконами.

Сказания о казаке Мамае можно встретить среди народных легенд, переводов, прибауток. Но лучше всего его образ воспроизведен в народной живописи: в бархатном жупане, сафьяновых сапогах и синих шароварах; круглая выбритая голова с закрученным за ухо «оселедцем», длинные усы, черные брови, карие глаза, тонкий нос, румяные щеки — перед вами портрет красавца-молодца, которым он сложился в народном воображении.

Казака Мамая на таких картинах всегда рисовали с кобзой, которая является символом певчей души народа. Конь на картине символизировал верность, дуб — силу духа. Часто на рисунках мы видим изображение копья с флажком, казацкого штофа и рюмки. Это были вещи, связанные со смертью казака, — копье ставили на месте захоронения, штоф и рюмку клали в могилу — они напоминали о мимолетности жизнь и о казацкой судьбе, в которой угроза смерти в бою была повседневной реальностью.

Такие картины рисовали на полотне, на стенах зданий, окнах, посуде, ульях и даже на дверях яркими, сочными красками часто с надписью: «Я казак Мамай, меня не занимай». Это свидетельствовало о доброте, независимости и веселом нраве хозяев. Упомянутые рисунки, которые дошли до нашего времени, не только удачно украшали дом, но и рассказывали о вкусах и мировоззрении хозяев.

"Казака з ляхом розговор". Первая пол. XIX в. Национальный художнественный музей Украины

Статья В. В. Грибовского о возможном прототипе образа Мамая:

Казак Мамай: истоки образа и украинские параллели

Эпоха казачества вошла в украинский фольклор как «золотой век», героическое время, когда народ жил полноценной жизнью, упоённый грандиозностью собственных исторических свершений. Но, наверное, нигде так полно не отразилась тоска об утраченном былом величии, как в народной картине «Казак Мамай». Здесь в предельно лаконичном символизме переплелись и народные представления о запорожском казачестве, и о том историческом контексте, на фоне которого развёртывалась его деятельность.

Вот он, казак-характерник, который, разостлав волшебный ковер посреди реки, почивает за трапезой, зачаровывая игрой своей кобзы окружающую его природу. Затем он может – так, между прочим, – изловить троих турок своими шароварами, повязав их очкуром, или же, верный своей рыцарской судьбе, так же непринуждённо сломать хребет десяти ляхам. Это – настоящий, живой народный миф, наивно-реалистичное ощущение исторической действительности. А миф, как писал известный философ А.Ф.Лосев, «совсем далек от субъективного произвола и предвзятости, безответственной фантазии». Дух эпохи отражается в нём не как конкретные события, эпизоды, а как нечто типичное, характерное. Для запорожского казачества была типичной и характерной борьба против турецко-татарской агрессии, также как и противостояние с поляками времен Хмельниччины и Гайдамаччины.

Откуда же истоки óбраза Казака Мамая, который, совсем не по-украински скрестив ноги на лоне ещё не совсем украинской, степной природы, стал настоящим типажом украинской культуры? Его прообраз происходил с Востока, точнее от культуры степных соседей запорожцев, кочевых ногайцев. Мы не подозреваем, сколько заимствований произошло оттуда. И та же кобза (у тюрко-кипчакских народов – кобыз), и то же слово ‘казак’ (у тюркоязычных кочевников казаками чаще всего называли тех, кто в силу разных причин выпадал из своей орды, рода, аула, уже не занимался кочевым скотоводством, а исключительно военным промыслом); планировка Запорожской Сечи (курени, радиально расположенные к майдану, где находилась церковь и войсковой скарб) уж очень напоминала кочевой ногайский аул, остановившийся на стойбище. Да и сам обычай запорожцев становиться в круг для совещания (коло) наверняка происходил от обыкновения кочевнической аристократии так же располагаться во время курултая, ибо круговое расположение подчёркивало равенство собравшихся. Да ещё не так давно в наших селах бытовал обычай толоки, когда родственники и соседи собирались для помощи, например, в строительстве дома, или сами же дома, некогда бывшие турлучного типа (каркас стены – из палок, переплетённых лозой и обмазанных глиной или навозом) одинаково характерны как для Юга Украины, кавказских предгорий, Поволжья и казахстанских степей.

Культурное влияние степняков на выходцев из Украины – территории с древней земледельческой культурой – вполне понятно. Запорожцы, эти пионеры украинской земледельческой колонизации степных пространств, приспосабливались к малознакомой степной стихии, и потому перенимали те навыки, что нарабатывались кочевнической культурой многие тысячелетия. Но как же быть с Казаком Мамаем? С каким реальным персонажем можно его увязать?

В фольклоре современных казахов, каракалпаков, поволжских татар, на историческое развитие которых оказало большое влияние Ногайская Орда – крупное кочевническое государство, существовавшее в междуречье Волги и Урала в 15-17 веках, сохранился так называемый ногайский пласт. Это – сказания о ногайских богатырях. Среди них видное место занимает эпос «Орак (Урак) и Мамай». Оба они – реальные персонажи, жившие в 16 веке. Известно, что Мамай – сын ногайордынского улубия (великого князя) Мусы, который содействовал крымскому хану Мухаммед Гирею в завоевании Астрахани в 1523 г. Впрочем, эпический образ Мамая – собирателен, поскольку в нём отражена деятельность и другого персонажа – Ших-Мамая, жившего несколько позднее – в средине 16 века. Этот последний был противником улубия Исмаила, принявшего российское подданство и содействовавшего царю Ивану Грозному в завоевании Астрахани 1556 года.

Итак, в эпосе Мамай и Ших-Мамай совпали в одном персонаже. В сказании, которое анализировал академик В.М.Жирмунский, хан Муса (скорее – князь, бий) от двух жён имел 12 сыновей. Мамай и Орак родились от старшей жены. После смерти Мусы народ избрал ханом Мамая, а Орак стал его полководцем. Но вот Исмаил, сын от младшей жены, преисполненный зависти и коварства, стал строить козни своим старшим братьям, стараясь их рассорить. Вскоре Мамай, успешный правитель и удачливый полководец, умер от колдовства Исмаила, а Орак был убит по его наущению. Исмаил коварно завладел ногайским престолом, рассорил весь народ. Время его правления – начало вселенской катастрофы, в следствии которой некогда могущественные ногайцы рассыпались по всему свету, терпя лишения и унижения. Завоевания Астрахани русскими воеводами привело к расколу ногайского общества, начались бесконечные кровавые усобицы; нарушение чёткого ритма кочевнического хозяйства вызвало грандиозный голод и эпидемии. «Земля их пропала, государь», – так доносили российскому царю о ногайцах. Вот почему, по мнению В.М.Жирмунского, бий Исмаил в ногайском фольклоре предстаёт как источник зла и причина всех бедствий.

Как же был переосмыслен на украинской культурной почве образ этого ногайского богатыря-правителя, сильного, удачливого, подающего большие надежды, любимого народом и ставшего жертвой коварства? Мне думается, – очень близко к первоначальному смыслу. Ведь народная картина «Казак Мамай» получила распространение со второй половины 18 века. То есть в то время, когда была ликвидирована Гетманщина (1764 г.) и разрушена ЗапорожскаяСечь (1775 г.). Отгуляла казачья вольница, подававшая сколько светлых надежд и так бесцельно растратившая столь мощный потенциал.

Присмотримся к сюжету картины, незначительно варьирующемуся в разных списках. Казак Мамай – с кобзой, он статичен. Рядом без дела лежит оружие – рушныця, сабля, пистоли; дальше – его верный спутник конь, низко склонивший голову. Динамики нет, она уже в прошлом. Зачарованное игрой казачьей кобзы растительное и животное царство как будто застыло в ожидании неотвратимой опасности, что надвигалась на утомлённую своим стихийным самоутверждением степную вольницу. Тот же мотив чувствуется и в другой распространённой в то же время народной картине – иконе Покровы Божей Матери, где изображены запорожцы под Её Покровом, с кошевым атаманом Петром Калнышевским во главе. Они стоят в своем обычном облачении, при оружии. Калнышевский, будто предчувствуя разрушение Сечи, обращается к Богоматери, с прошением защитить казаков. Надписью выведены его слова: “Молимся, покрой нас честнымТвоим Покровом, избави от всякого зла”. На что Богоматерь, склонив голову над запорожцами, отвечает: “Избавлю и покрою люди моя”.

Казак-бандурист. XVIII в. Национальный художнественный музей Украины

     Многие исследователи сходятся на том, что имя "Мамай" неразрывно связан со словом "мама", которое на санскрите означает "дядя". Это не просто родной дядя, а человек, который воспитывал ребенка, учил его различным искусствам, ремеслам и вообще науке жизни. В татарском языке "Мамай" означает страшное чудовище, пугающее маленьких детей.
Остается загадкой, что картины названы "Мамай", а в подписях казак называет себя то Иваном, то Фомой и т.д. Возможно, название это произошло от небольшой речки Мамай-Сурка, протекавшей на окраине Сечи? Да еще и каменных баб на курганах называли мамаями.

Если обращаться к периоду гайдамачины (гайдама́ки, дейнеки (укр. гайда́маки, от тур. haydımak — «нападать») — участники украинских повстанческих вооруженных отрядов на принадлежавшей Речи Посполитой Правобережной Украине в XVIII веке), то по архивным данным, действительно существовал гайдамак Мамай. Историк А. Скальковский считает, что, возможно, это изначально было изображение этого человека, которое впоследствии стало обобщенным образом. А вот П. Кулиш в письме к О. Бодянского писал: "Ляхи зовут его (казака) в своих книгах Казак Мамай". Существует версия, что такое название дали казаку именно поляки, ассоциируя его с татарским воином. У Б. Гринченко есть интересная фольклорная запись "О Хмельницких. О Мамае "(с. Суботов Чигиринского пов.):" А сие уже как бы не после Хмельницкого было, как приехал в Суботов Мамай с запорожцами и ляхам много вреда наделал. Здесь в лесу неподалеку есть дуб невысокий да густой, Мамаем зовется. Говорят, что будто Мамай на него котел вешал, да как зазвонит, то его ребята и бегут. А другие говорят, что из-за того, что и Мамай был низкий и сильный, как дуб "(Гринченко Б. Из уст народа. - Чернигов, 1901. - С.287-288)

(http://abetka.ukrlife.org/cossak_dusha.htm)

 Статья Станислава Бушака о "Казаке Мамае":

Уже со второй половины XIX в., невозможно найти ни одного серьезного обобщающего исследования по истории культуры Украины, которое бы не упоминало «мамаев». Их исследовали, преимущественно с историческй и этнографическй точки зрения , выдающиеся ученые, среди которых Аполлон Скальковский, Пантелеймон Кулиш, Яков Новицкий, Николай Петров, Владимир Антонович, Иван Франко, Николай Аркас, Михаил Грушевский, Гнат Хоткевич, Дмитрий Яворницкий. Однако, еще в конце XIX в. в некоторых художественных кругах эстетическая оценка подобных картин была невысокой: художественные вкусы тогдашней публики определяли преимущественно принципы реалистического и академического искусства. Скажем, в «Истории русского искусства» (под ред. И. Э. Грабаря), в томе, посвященном искусству XVII - XVIII вв., помещена статья российского исследователя Е. Кузьмина, где о «мамаях» сказано, что "принадлежат они к числу произведений крайне наивных и грубых". Эта поверхностная и необъективна характеристика народных картин (равно и украинской портретной живописи XVII - XVIII вв.) базировалась, с одной стороны, на тогдашний ориентации художественной среды на совсем другие художественные образцы, а с другой, определялась недостаточным изучением народного искусства в целом. Как художественные произведения «мамаев» изучали украинские исследователи Константин Костенко, Павел Клименко, Степан Таранушенко, Яков Затенацкий, Федор Уманцев, Григорий Логвин; но наибольший вклад в их изучение сделали искусствоведы Кость Широцкий, Даниил Щербаковский, Павел Жолтовский и Платон Белецкий. До сих пор появляются новые публикации об этих произведениях, которые продолжают интересовать и искусствоведов, и филологов, и музыкантов, и художников, и этнологов. Особое место в этом весомом перечне исследователей принадлежит Платону Белецкому, работа которого «Казак Мамай »- украинская народная картина» (1960), защищенная как кандидатская диссертация, стала основой отдельного направления в искусствоведении - «мамаезнавства». Научное изучение мамаев началось фактически со статьи Данила Щербаковского в журнале «Сияние» (1913). Он нашел параллели между позой сидящего казака с бандурой на украинских картинах со многими образцами персидского искусства: рисунках на фарфоровых тарелках XII - XIII вв. и стеклянной посуде XIV в., произведениях мастера Абдаллака (XV в.), миниатюрах и тканях, на которых сидячие музыканты играют на струнных инструментах. По его мнению, композиционная основа украинской картины является прямым заимствованием из ближневосточно-мусульманского, скорее всего, иранского искусства. Он не сомневался, что «иконографические родственники нашего казака-бандуриста не на Западе, а на Востоке. Спокойная, ленивая фигура казака-бандуриста с подобранными "по-турецки" ногами с очень спокойным общим настроением, то невольно наводит мысли на Восток и заставляет там искать параллели. Параллелей таких можно привести немало, особенно в арабском, песидском турецком искусстве.

Вместе с тем, Щербаковский утверждал, что украинский сюжет картины «Казак Мамай" оформился  не позднее XVII века. Подобные мысли высказывал Кость Широцкий, который рассматривал эту народную картину в интерьере традиционной старинной украинской хаты: "Фигуру Мамая очень хотелось бы сблизить с сидящей по-восточному фигурой перса на старых восточных коврах и керамике XIII - XV вв." Вместе с тем Широцкий писал о возможных влияниях на формирование этих картин европейской живописи , в частности голландской живописи XVI - XVII вв. Во время гражданской войны в Харькове выходил журнал «Творчество», где появилась статья о «мамаях» известного художника и исследователя изобразительного искусства К. Костенко. Он писал о высоких художественных качествах «мамаев», сравнивая колорит этих произведений с шедеврами венецианской школы живописи эпохи классического Ренессанса, которые относятся к вершинным достижениям мирового искусства. В советский период изучение «мамаев» никто не поощрял, как писал академик Белецкий: «Неизвестно почему они до сравнительно недавнего времени считались проявлением украинского буржуазного национализма и прятались в музейных фондах». Однако полностью обойти молчанием знаменитую картину было невозможно. Поэтому время от времени появлялись публикации отдельных исследователей (П. Клименко, Г. Хоткевича, Я. Затенацкого, П. Жолтовского, И. Гончара и других), в которых освещались различные подходы к изучению «Казака Мамая», накапливался ценный теоретический и фактографический материал. Так, в работе «Музыкальные инструменты украинского народа» Гнат Хоткевич анализирует значительное число «мамаев» для выяснения эволюции форм традиционных украинских бандур и кобз. Павел Жолтовский в монографии «Освободительная борьба украинского народа в памятниках искусства XVII - XVIII вв. » - критикует К. Широцкого за его теорию о восточных заимствования глубоко оригинальной украинской композиции «Козак-бандурист », обвиняя его в распространении «космополитических миграционных взглядов». Яков Затенацкий придерживался умеренных взглядов: развивая идеи Д. Щербаковского, он предлагает еще несколько композиционных параллелей образа казака Мамая с произведениями иранского искусства. Но, в отличие от своего предшественника, он считал, что «появление аналогичной композиции в старом украинском изобразительном искусстве, в частности в творчестве казацких маляров, была, видимо, вызвана не столько желанием непосредственного подражания, сколько теми местными условиями, в которых жило степное казачество. Сама же традиционная схема композиции, возможно, послужила толчком к созданию аналогичной, однако вполне самобытной композиции в украинской народной живописи ».

Царь на троне. Средняя Азия. VI-VII вв. Неизвестный мастер. Чеканка на серебряной тарелке

Игрок на лютне. Неизвестный автор. Ирак. X в. Рисование на белой тарелке, глазирование

Музыканты на банкете правителя. Неизвестный мастер, Иран. VII в. Чеканка на серебряной с позолотой тарелке

Таковы были основные идеи исследователей, до того момента, когда изучение этих знаменитых произведений начал Платон Белецкий. Развивая взгляды предшественников о «восточных» влияниях на формирование композиционной схемы «Казак Мамай», Платон Белецкий выдвинул гипотезу не об ирано-мусульманских культурных импульсах (по Д. Щербаковскому, К. Широцкому и Я. Затенацкому), а о центральноазиатском, буддийском происхождении сюжета . По его мнению, композиционную схему «мамаев» принесли на Украину еще в середине XIII в. уйгуры, которые в составе монгольских орд Чингиз-хана вторглись на земли Киевской Руси. Позже сами монголы приняли, как государственною религию, буддизм в форме ламаизма. Монгольские воины возили с собой кожаные мешочки, привязанные к седлу, а в них - скульптурные и бумажные изображения буддийских божеств в характерной «восточной» позе. Кроме этого, Платон Александрович приводит параллели не только с иранским и монгольским искусством, но и с более ранним - скифским. Он, в частности, отметил сходство композиционной схемы и отдельных деталей украинской картины с золотой поясной бляхой так называемого «Сибирского клада». По его мнению, «сходство деталей не свидетельствует, однако, о том, что первоначальный вариант «Казака Мамая» был скопирован с какого древнемонгольського изображения. Зато это сходство является доказательством того, что общие условия жизни вызывают появление сходных мотивов в изобразительном искусстве ». Несмотря на то, что древнейшие из известных нам «мамаев» датируются началом XVIII в., он также считал, что эта композиционная схема сложилась значительно раньше - еще до XVII в.: «Возникла эта композиция, по нашему мнению, еще до XVII в." Ученый еще раз обращает внимание читателя на этот принципиальный момент своего видения проблемы возникновения «мамаев»: «Композиция картины сложилась еще в доказацкий период и повторялась тогда, когда понятие "казак" было уже седой древностью». Считая центральноазиатские происхождения композиции вероятными, Белецкий одновременно не исключал влияния местных факторов на ее формирование, поддерживая позицию Я. Затенацкого: «На самом деле позу бандуриста можно же было наблюдать и в жизни , а не только в произведениях искусства.» Такую же мысль исследователь высказывал в своих поздних работах, утверждая, что композицию сидящего под деревом фигуры казака-бандуриста не было нужды заимствовать, поскольку она пришла из самой жизни, а традиция лишь укоренила эти жизненные образы. Белецкий был первым, кто обратил внимание на менее распространенный вариант «мамая», где казак не играет на бандуре, а держит руки на груди в странном, малопонятным жесте. Такой вариант композиции он назвал «Казак - душа правдивая» в отличие от более распространенного сюжета «Казак-бандурист». По его мнению, именно эта деталь убедительно доказывает заимствование композиции «Казак - душа правдивая» от образцов буддийской иконографии, где жест пальцев рук казака на самом деле повторяет ритуальный жест буддийских святых «дхьяни-мудру» .

Будда Вайроган (фрагмент). Дзанабазар. XVII в.

В то же время Белецкий находит параллели композиции картины с монументальной скульптурой тюркоязычных кочевников украинских степей - половцев, так называемыми «каменными бабами», среди которых часто встречаются изображения именно мужчин. «На многих картинах часть рубашки между пальцами казака резко подчеркнута и неожиданно геометризируема, подобно очертанию чаши в руках каменных "мамаев"» .

Мужские статуи (с юго-западной части о. Хортица, ныне - г. Запорожье). Неизвестный автор. XII - 1 пол. XIII в. Резьба по известняку

Таким образом, Белецкий считает происхождения композиций «Казак-бандурист» и «Казак - душа правдивая» вполне автономным и независимым друг от друга. Вместе с тем он еще раз подчеркивает их древность: «Вполне возможно, что оба композиционных типа ... не только существовали в XVII в., но и отражали на то время давно составленные, традиционные для национальной живописи стилистические формы. И как бы ни менялись детали и не добавлялись надписи, здесь и там в большинстве памятников, сохранившихся от позднего времени, всплывают какие-то черты очень древних прототипов ». Мнения Платона Белецкого разделялись и развивались многими исследователями, в частности в публикациях его ученицы Татьяны Марченко-Пошивайло. Во вступлении к публикации «Казаки Мамаи», ставшей обнародованием ее дипломной работы, руководитель диплома Белецкий написал: «Это был собирательный образ, олицетворение всего казачества, как говорится - "памятник неизвестному казаку". Все остальные составные части композиции тоже имеют символический характер: дуб - сила казацкая, его оружие - постоянная готовность к борьбе с врагами родного народа, конь - воля казацкая, бандура - песня народа украинского, и даже его душа ... ». Развивая идеи учителя, Татьяна Марченко детально исследовала символику и семантику «Казаков Мамаев», тщательно анализировала все композиционные элементы картин (одежда, обувь, оружие, музыкальные инструменты, предметы личного обихода, составляющие пейзажного окружения). Она приводит убедительные параллели между картинами и украинским словесным фольклором - песнями, думами, переводами. Чрезвычайно ценной чертой этой работы является систематизация сведений об этих изображения: Татьяна Марченко упорядочила первый каталог «Мамев» - указав 74 картины, хранящихся в разных музейных и частных собраниях, а также некоторые утраченные. По мнению исследовательницы, «образ казака на народных картинах - это величественная, выкристаллизованная веками дума народа о своей сущности». Интересные идеи в своей докторской диссертации, посвященной фольклорным и этно-историческим аспектам происхождения и функциям образов украинских народных картин, высказал Александр Найден. Исходя из концепции о существовании величественной системы украинской прамифологии, он утверждает, что в народной живописи «отражены наиболее характерные черты украинского менталитета», а сама «украинская народная картина относительно основных ее сюжетных и образных факторов также касается доисторических обрядово-мифологических глубин, имеет истоки в древнем родовом пересказе ». По мнению Найдена, в фигуре казака Мамая закодированы в образной форме архетип «воина-солнечного божества, воина-героя, богатыря, воина-предводителя, воина-сакрального предка, воина-казака». Определяя уникальность картин «Казак Мамай» и некоторых других, он отмечает, что их образы служат «своеобразными национальными атрибутами-символами», имея своими истоками «фольклорно-коллективные, традиционные» факторы культуры, а не индивидуально-авторские, присущие современному художественному примитиву, что «не имеет корней в культурах прошлого». Современная исследовательница Милена Черная, используя семиотическую теорию Ю. Лотмана о картине как тексте и исходя из концепции о Запорожской Сечи как о своеобразном рыцарско-монашеском ордене, в котором посвященные казаки-характерники владели особыми знаниями и магическими силами, находит в произведении «Казак Мамай» «некоторые из особенностей казацкой магически-мистической практики». В последнее время заметна тенденция толкования «мамаев» как произведений, в которых зашифрованы архаические пласты праукраинской культуры. Этот подход может оказаться весьма плодотворным, хотя надо быть осторожным в выводах, которые должны базироваться на основе тщательного изучения фактического материала, а не на основе эффектных предположений. Для понимания феномена «Казака Мамая» и его существование в украинском культурном контексте более трех столетий важны малоисследованные связи «легендарного казака Мамая» с реальными историческими лицами, а также близость его образа с духовными традициями украинского вертепа и кобзарства.

Оригинал статьи и библиография: http://vainds.moy.su/news/kozak_mamaj_naukova_rozvidka_stanislav_bushak/2011-01-04-75

Казак Мамай. Неизвестный художник. Одесский художественный музей

 Вспоминает картину как традиционный атрибут народного быта и В. Малик в романе "Млечный путь": "На противоположной от низеньких окон стене вдруг привлекла внимание всех большая картина, написанная масляными красками. На ней был изображен казак, сидевший под деревом, прямо на траве, и, сложив под собой ноги по-турецки, играл на гуслях. Он имел бритую голову. Лишь узкий пучок черных волос спадал ему на лоб. Сбоку пасся конь привязанный к копью, воткнутому острием в землю, а на дереве висели ружье и сабля ".

Казака Мамая чаще рисовали с кобзой или бандурой в руках. Песня сопровождала казака всю его жизнь. В песне собраны думы народные, мечты, идеалы, стремления, даются оценки тогдашним событиям. Именно к бандуре обращены и последние слова казака перед смертью:

 Кобзо ж моя, дружино вірная,
Бандуро моя мальованая!..
Де ж мені тебе діти?
А чи в чистому степу спалити
І попілець по вітру пустити?
А чи на могилі положити?
Нехай буйний вітер по степах пролітає,
Струни твої зачіпає,
Смутнесенько-жалібнесенько грає-виграває,
То, може, подорожні козаки бігтимуть близенько,
Почують, що ти граєш жалібненько,
Привернуть до могили...

  Казаки носили холщовые рубахи со стоячим воротником. Цвет - рыжий, потому что полотно смазывали дегтем - эффективным бытовым антисептиком. На рубашке мало украшений: лента-завязка и немного вышивки по вороту и груди. Воротник расстегнут, ибо казак отдыхает. Лента - это веревочка, сплетенный из цветных нитей, которые имели определенное значение: красные и синие носили молодые мужчины и парни, а зеленые и черные - пожилые люди. На полотне этот обычай несколько нарушено, потому лента черная. Брюки у казака широкие, восточного покроя, внешне похожие на большой мешок. Назывались они шароварами. Шили их из зеленого или синего атласа или тафты. Из верхней одежды на герое длинный кафтан с дорогой ткани коричневого цвета с желтым орнаментом (растительным) - скорее всего восточного происхождения. Цвет, рукава и полы обшиты красной смушкой, предоставляющий одежде большей пышности и привлекательности. Еще один обязательный элемент картины - шапка, висящая на ветке (лежащая рядом на земле). В народе говорили: "Одел шапку - то уже и казак!" Поэтому шапки основном были ярко-красные или розовые. Как идет войско казацкое в красных шапках, то еще издалека видно, что это "запорожцы поле укрыли, ... шапочками закрасили". В данном случае она бархатная, красная, с нашитым золотистым кантом. Верх шапки несколько приплюснутый, а на нем золотой цветок (золотая пуговица).

Воткнутое в землю копье (часто с флажком) связано с погребальным обрядом: его ставили на могиле как символ уважения и скорби казаков-собратьев по умершему, как символ славы казацкой. Копье - это и оружие казака, народная пословица гласит: "Казаку без копья, как девушке без ожерелья". Копья изготовляли из тонкого и легкого древка с наконечником на верхнем конце и на нижнем с двумя небольшими, одна под другой, дырками для капканной петли, которая надевалась на ногу.

Почти на всех картинах "Казак Мамай" есть изображение дерева, преимущественно - дуба, который, как и в фольклоре, символизирует стойкость, прочность. Он также олицетворяет богатырскую силу, крепкое здоровье ("здоров как дуб"), долговечность, бессмертие.  

Ряд средств художественного выражения помогает выявить благородные черты характера казака. Взять хотя бы герб, свисающий с дерева. Он был обязательным элементом благородных портретов. Присутствие его на картине означает, что казак - свободная личность, равная в правах с благородным сословием. Особое распространение гербы получили в 17-18 вв., они были обязательной принадлежностью дворянского рода. На Украине свои гербы имела казацкая старшина. Чаще всего это было изображение поля, а на нем - лошадь. Герб украшали золотом. Рядом с гербом на дереве часто висела сумка. Она имела прямоугольную форму, красный цвет и разукрашивалась золотым кантом. Хранили в ней казаки огниво, табак, иногда - пули. 

Наиболее почитаемым видом оружия была сабля. В песнях называли ее "саблей-сестрицей", "мамочкой родненькой", "барышней молоденькой". Казацкая старшина имела не только боевые сабли, но и драгоценные, с пышным декором для торжественных случаев. Именно такая часто  ​​изображалась на картине - небольшая, с изогнутым и острым на конце клинком. Спрятана сабля в ножны, изготовленные из черного "хозу" (сафьяна). Ручка имеет вид закрученного золотого шнура, украшенная золотом. Рядом лежит пистоль (мушкет) - короткое легкое ружье, украшенное золотом.

Рожок-пороховница часто изготавливался из буйволиного рога, реже - из кожи, дерева, металла. В нем хранили порох и носили на поясе, поэтому он имел крышку и цепочку, с помощью которого его цепляли казаки. Рожок украшен орнаментом.

Казаки использовали огнестрельное оружие, но не забывали о луке и стрелах. Лук носили в специальных чехлах - налучах, а стрелы - в колчане, который прикрывался чехлом-накидкой. Налучи и колчаны изготавливали из кожи сафьяна, украшали золотом и серебром. В подписях к картинам можно было прочесть:

Як натягну лук я, брязну тятивою,
То мусить утікати хан кримський із ордою...

Непременным элементом снаряжения казака считалась люлька. В народе курение называли делом греховным, однако казак не мог расстаться с ней среди степного одиночества. Люлька была признаком молодости, молодцеватости, что особенно почиталось казаками. Ею хвастались, за нее и головы клали. Поэтому казак не представлял себя без трубки.

Мені з жінкою не возиться,
А тютюн та люлька
Козаку в дорозі знадобиться.

Изготавливали трубки из пеньков кленового дерева и из глины. Украшались узорами и орнаментом.

В казацком быту с его постоянными походами все дорожные вещи играли важную роль, в т.ч. и посуда: бутылка, рюмка, кружка, украшенные геометрическим орнаментом. Бутылка сужена вверх, зеленая, без украшений. Кружка - серебряная, фигурная, с ручкой, на низкой ножке.

Рассматривая одежду, оружие, вещи, можно предположить, что принадлежал Мамай к казацкой верхушке. Правда, в условиях военной жизни даже самые бедные представители казачества на время могли стать обладателями самых роскошных предметов быта шляхты. Поэтому можно считать, что на картинах отражены типичные обстоятельства, в которых находилось тогдашнее казачество, а изображение главного героя - обобщенный образ казака-запорожца.

(http://abetka.ukrlife.org/cossak_dusha.htm)

Неизвестный художник. "Сидит казак под вербой". Первая пол. XIX в. Национальный художнественный музей Украины

 И, наконец, статья Юрия Денисюка (источник - здесь http://blog.i.ua/community/2884/644440/ ), рассматривающая картины в контексте арийского наследия Украины. Как известно, существует несколько  гипотез относительно прародины индоевропейцев (http://colovrat.at.ua/publ/2-1-0-14). Южнорусская (украинская) гипотеза определяет в качестве прародины индоевропейцев Северное Причерноморье и Южнорусскую степь. Привожу в небольшом сокращении:

Упомянутые картины, по мнению современных исследователей, выполнены в стиле иконографии с соблюдением определенных канонов в символике центральной фигуры и окружающих атрибутов. Так что эти произведения народного искусства являются, собственно, иконами. Сакральность образа Мамая подтверждает то, что данная эзотерическая символика тождественна той, которая встречается на религиозных художественных произведениях, распространенных среди народов, проживающих в ареале распространения арийских племен и их культуры. Атрибуты - символы, изображенные на "мамаевых" иконах несут в себе закодированную информацию, которая передается из поколения в поколение на протяжении многих столетий, достигая эпохи переселения ариев с территории Украины на индийский субконтинент.

На священный статус Мамая указывает прежде всего ритуальная поза и прическа. Подобная медитационная поза является иконографическим изображением божеств у восточных культурах (в частности, Будды, Шивы и его ипостасей), что указывает на сакральность образа. Чуб, так называемый "козацький оселедець", традиция ношения которого берет начало в арийской культуре (шикту), символизирует высшие духовные силы. А именно то, что человек, который его имеет, осознанно находится в непосредственной связи с Богом, аналогично тому, как плод с помощью пуповины связан с матерью, находясь в ее утробе.

Именно пуповину, но уже как единение с Богом в духовном смысле, символизирует прядь волос на макушке головы украинца (казака, характерника). Следует обратить внимание на то, что волосы на голове оставляли только в том месте, где у младенцев с рождения находится отверстие в черепе, так называемое «темячко», которое по мере взросления зарастает. В эзотерических науках утверждается, что именно через эту точку на голове, человек получает большую часть информации в первые дни жизни. Казаки брили голову в знак отказа от мирской жизни, перехода на путь духовности и абсолютного аскетизма. В таком контексте чуб служит средством ритуальной связи с высшими мирами, Богом.

Для понимания значимости образа Мамая для украинского народа, необходимо дать ответ на главный вопрос исследования: почему украинцы дали Мамаю сакральный статус, используя его образ как оберег от темных сил и всяческих бед, обращаясь к нему за помощью в повседневных делах наравне с христианскими святынями? Этот факт является еще одним доказательством того, что Мамай не является обычным человеком, а скорее божественной сущностью, воплощением самого Бога.

Из древних источников известно, что Мамай - учил тайнам характерничества, т.е. сам был характерником. Анализ и правильное понимание термина «характерник» - поможет пролить свет на этот вопрос и укажет нам тот путь по которому мы доберемся до окончательного ответа.
Какое же значение имеет понятие «характерник» и вообще «характерничество» как эзотерическая философия и система практик?
Зачастую украинское существительное «характерник» объясняют словом греческого происхождения "характер". Такой подход не может дать ключ к пониманию этого понятия. Слово «характерник» является, прежде всего, украинским. Если быть точнее - давнеукраинским и его корни уходят в праязык индоевропейцев, носителей санскрита. Уже доказано иностранными и отечественными специалистами, в частности генетиками, археологами, филологами, что арии, носители санскрита, являются предками современных украинцев. Известно, что с территории Северного Причерноморья племена ариев во 2-м тысячелетии до н. э. принесли в Индию свою развитую культуру и язык.
В этой стране арийское наследие, а именно санскрит как сакральный язык священных текстов сохранился в почти неизменном виде до наших дней. Именно внимательное изучение философии, религии, эзотерических практик индийского народа и санскрита в контексте украинского языка и фольклора и даст ключ к пониманию образа Мамая и характерничества, а также многих загадок запорожского казачества и вообще украинской истории.
Обратившись к нашему праязыку, находим в основе существительного "характерник" санскритский корень "хара" - в ведантизме и индуизме одно из имен Шивы и Шакти. В эзотерической традиции индусов, а именно Йоге - Шива (санскр., iva, - «благой», «милостивый») - божественный, вечный дух, макрокосм, недвижимое мужское (духовное) космическое начало, высшее «чистое сознание», созерцающее динамическое женское начало, - пракрити (материю). Шакти – первичная энергия; сила, мощь, способность.

Шиву считают основателем Йоги так же, как и мистический Мамай считается изобретателем древней, тайной практики и жизненной философии - характерничества.

Можно сделать вывод о том, что слово «характерник» употреблялось по отношению к блаженной, духовно-развитой личности, которая благодаря своим практикам достигла высшего состояния сознания и, как результат, получила сверхчеловеческие возможности, приобрела определенные черты божественности.

В Ведах говорится, что среди арийской касты воинов (кшатриев) существуют отряды, основу которых составляют махаратхи - могучие бойцы, способные в одиночку бороться против тысяч. Префикс «ма-» в санскрите означает «великий», что означает корень "хара" -  уже выяснено. Следовательно, учитывая то, что в украинской традиции характерники известны как мистические воины, обладающие необыкновенными способностями, знанием уникальных боевых искусств и являються  неотъемной составляющей украинского аналога варны кштариев - казачества, становится очевидным наследование арийских традиций.

Исходя из вышенаписанного, также становится более понятным и само имя Мамай и так как в нем "Ма" (большой) повторяется, что может означать, «великий из великих», то есть – «Величайший». Можно сделать вывод о явном тождестве украинского Величайшего Характерника (Мамая) с индийским Шивой (Хара). Более того, сопоставив канонические изображения Шивы и Мамая, увидим почти 100% сходство символизма и информационного наполнения их образов и сопровождающих атрибутов. Именно знание о том, что символизируют атрибуты Хары (Шивы) поможет нам разгадать тайну мистичности образа характерника Мамая.

Важный атрибут, который всегда изображали на иконах с Мамаем – это музыкальный инструмент - кобза. Аналогично украинской, в индийской традиции Шиву изображают с Виной - музыкальным инструментом, который очень похож по форме и звучанию на кобзу.

В этой ипостаси Шива носит имя Сарасвати (Мудрость, знания) и считается воплощением всех знаний: искусств, наук, ремесел и мастерства. Сам музыкальный инструмент символизирует владение искусствами. Кобза (вина) является намеком на то, что ее владелец является носителем и передатчиком сакральной информации, то есть занимается просветительством.

В связи с этим следует вспомнить древнеукраинских гусляров, кобзарей,  которые традиционно были хранителями и рассказчиками народного миропонимания, его философии. Они - носители ведической духовной традиции - стали творцами нашего устного героического эпоса, дум и исторических песен, которые остаются непревзойденными творениями поэтического гения народа и по которым следует изучать подлинную историю Украины. Кстати, арийские Веды сначала передавались исключительно в устной традиции, от учителя к ученику, и только значительно позже были собраны и записаны индийскими браминами.

На развитую духовность, а значит и божественность характерника Мамая указывают многие другие из его атрибутов, которые, как и атрибуты индийского Шивы несут нам конкретную информацию и раскрывают образ.

Попробуем расшифровать это закодированное послание. На каждой иконе Мамая изображено копье – символ, означающий мужское начало, силу, которая дает жизнь, воинскую отвагу. Заметим, что копье всегда изображено за спиной главного героя и, что самое интересное, только в вертикальном положении. Таким образом, открывается более глубинная информация, скрытая в этом символе, а именно то, что он олицетворяет собой центральный энергетический канал, который проходит через внутреннюю часть позвоночного столба, соприкасаясь с ним в каждом из 8-ми информационно - энергетических центров (чакр). Этот канал известен всем развитым эзотерическим и мистическим учениям мира, которым бесспорно было и характерничество.

В ведической традиции этот энергетический канал носит название «сушумна». Сушумна берет начало в основании позвоночника, в месте расположения Кундалини (энергии), проходит вдоль спинного мозга и заканчивается на макушке головы, именно оттуда у характерников растет прядь волос известная в народе как селедка. Верх копья, как стрелка показывает, что сознание данного лица (Мамая) поднялась по сушумне вверх, от самой низшей из чакр к высшей и растворилась в Боге. На то, каким образом, это лицо достигло вершины духовного развития дает ответ другой неотемный атрибут Мамая - сабля (меч, кинжал). Она является символом мудрости различения и отсечения человеческих наклонностей.

Неизвестные иконописцы ненавязчиво подсказывают нам, что характерник с помощью мудрости различения отсек тьму невежества, иллюзорных знаний человечества. Эта мудрость приобретается с помощью единонаправленной концентрации (символ - кинжал).

 Характерник получает эту мудрость с помощью несокрушимой силы воли,  на что указывают лук и стрела. Лук символизирует силу Воли, а стрела в иконографии является символом осознания и сосредоточения внимания. Можно сделать заключение, что с помощью силы воли, осознания и сосредоточения внимания Мамай достигает единонаправленной концентрации, получив таким образом мудрость различения. Он отсекает человеческое иллюзорное мироощущение и
направляет всю скрытую потенциальную энергию (Кундалини) в сушумну, и пройдя по ней до вершины (Великий Путь), достигает единства с Богом.

Далее, непосредственно за главным героем иконы и вертикально установленным копьем, всегда изображена лошадь, которая имеет, в зависимости от информационного наполнения, черный или белый окрас. В ведическо-индийском иконописи рядом с Шивой чаще всего изображены в одних случаях черная антилопа или лань, символы постоянного движения человеческого разума, а в других - белый вол (управляемое мужество и преданность). Вышеприведенные животные-символы заменены на картинах Мамая более уместным в данных обстоятельствах животным. Конь символизирует свет, быстроту мысли, интеллект, мудрость, знатность, динамическую силу, ловкость, бег времени. Он обладает инстинктивной чуткой звериной натурой, магическими силами обожествления. Конь также символизирует нечто неразрушимое, скрытую природу вещей. В ведизме и индуизме это животное еще выступает телесным кораблем, а его всадником - Дух. Так как на иконах лошадь привязана уздечкой (символ управления, ограничения) к копью, то это указывает нам на то, что главный герой картины с помощью сил, полученных им в процессе подъема сознания по Великому Пути (сушумне), как искусный всадник, укротил неуправляемый ум, его составляющие и проявления, а также свое непослушное тело и властно управляет ими.

Он очистил и усмирил свой ум и познал сокровенную природу вещей, достигнув таким образом, бессмертия. На что также указывают предметы, которые изображены рядом, а именно пороховница, которая имеет форму полумесяца, чаша и ваза.

Именно сосуд в форме полумесяца символизирует контроль над разумом, чаша – очищение  и творческую силу. Ваза в арийской традиции - это драгоценный сосуд, содержащий в себе «амриту» или нектар бессмертия и означает победу над рождением и смертью, духовный триумф и спасение.

Таким образом, Мамай приобретает черты бога, становится более божеством, чем человеком. Правильность такого подхода утверждается и в символе божественности, верховности Бога-творца - шапке, которая также является неотъемлемым атрибутом иконы. В заключение, на священную секретность картины указывает сумка (торба) - символ сокровенности, нахождения чего-то в чем-то.

Исходя из выше написанного, становится понятным, где находиться корень одной из загадок украинского бытия, а именно - поклонение Мамаю наравне с религиозными святыми.

Вся информация, скрытая в рассматриваемой символике, указывает нам на глубокое родство философии характерничества, как системы знаний и практик с аналогичными практиками Йоги, Тантры, Веданты, которые до настоящего времени практикуются в Индии.

Именно там необходимо искать ключи к окончательному пониманию феномена характерничества как неотъемлемого и самого значимого звена украинского казачества и вообще истории и культуры украинской нации.

Неизвестный художник. Казак-бандурист. Нач. XIX в. Национальный художнественный музей Украины

Неизвестный художник. Казак-бандурист. XIX в. Национальный художнественный музей Украины

Казак Мамай. Национальный художнественный музей Украины

Казак-бандурист. Около 1890. Полтавский художественный музей

Неизвестный художник. "Козак - душа правдивая". XIX в. Национальный художнественный музей Украины

Казак Мамай, XVIII в. Черниговский областной художественный музей

Казак Мамай. Народная картина. 18 в.

Казак Мамай, XVIII ст.

Картины Катерины Касьяненко из серии "Мамаи и Мамаивны":

Живопись Алексея Куденко: