Жена легендарного дрессировщика Вальтера Запашного рассказывает о страстях, кипевших в знаменитой цирковой династии, ее трагедиях и тайнах.

Часто думаю: «Какая же я счастливая! В моей жизни есть такое чудо, как цирк!» И привел меня в этот волшебный мир мой муж Вальтер...

...Это было летом 1975 года в моем родном Калинине, ныне — Твери. Я спешила на работу с обеденного перерыва и встретила знакомого. Он был с каким-то мужчиной с загипсованной рукой и представил нас друг другу. Незнакомец оказался дрессировщиком Вальтером Запашным. Руку ему повредила пантера на гастролях в Омске, после чего артиста отправили в Калинин — отдохнуть и подлечиться.

На больничном Запашный изнывал от безделья, гулял по городу и знакомился с девушками. Я была очень эффектной — носила мини, волосы красила в рыжий цвет. Вальтер сразу положил глаз.

— Танечка, позвольте пригласить вас в ресторан!

— Да я только что пообедала и должна бежать на работу.

— Не беспокойтесь, я все улажу, договорюсь. Пойдемте, очень прошу!

Так настойчиво уговаривал, что пришлось согласиться. С этого все и началось. Мне было девятнадцать, ему — сорок семь. Сейчас такая пара едва ли кого-то удивит, а тогда я не раз ловила на себе косые взгляды.

Родилась и выросла я на окраине Калинина, в поселке Первомайском, в простой семье. Папа — военный, мама — бухгалтер. У меня есть сестра Ольга, старше на год и два месяца. Мы с ней очень близки, хотя по характеру и темпераменту абсолютно разные. Я — энергичная, взрывная, Оля — тихая, домашняя. Возможно, это нас и объединяет. Противоположности, как известно, притягиваются. Сестра уже сорок лет живет со мной, мы не расстаемся...

Но вернемся в Калинин. В те времена молодежь была более зрелой и самостоятельной, чем сейчас, не ждала подарков от судьбы, всего добивалась сама. Девушки не мечтали выйти замуж за обеспеченного мужчину и сесть ему на шею.

Конечно, хотелось красиво одеваться, поэтому приходилось подрабатывать. Летом я полола грядки в ближайшем колхозе и круглый год обшивала друзей и знакомых. Особенно удавались брюки. В моде были так называемые колокола, все их заказывали. Шить, конечно, было выгоднее, чем вкалывать в колхозе. Прополка пятидесяти метров свеклы стоила рубль двадцать пять, а сапоги-чулки — мечта тогдашних девушек — рублей тридцать.

После школы поступила в политехнический институт на факультет «Промышленное и гражданское строительство». Должна была стать инженером-строителем. У нас в Калинине было только два вуза — медицинский и политехнический. Последний располагался ближе к дому, вот я его и выбрала. О том, чтобы уехать учиться в другой город, не помышляла. Была неразрывно связана с семьей, хотела, чтобы она жила лучше, поэтому пошла на вечернее отделение. Параллельно с учебой работала в местном Доме моделей швеей-мотористкой, машинисткой в ГАИ и рулетчицей в БТИ. Бралась за все.

Конечно, находила время и на кино, и на свидания, но не стремилась к серьезным отношениям. Считала, что сначала надо выучиться, получить профессию. Взрослая жизнь только начинается, куда спешить? И тут на мою голову свалился Вальтер Запашный.

Он был далеко не красавцем. Невысокий, лысоватый. Мой папа выглядел лучше, хотя был немного старше и одевался гораздо проще. Запашный щеголял в супермодных куртках, клешах и ботинках на платформе. В нашем провинциальном городке это смотрелось немного странно, но он не смущался. Привык находиться в центре внимания. Зато Вальтер был блестящим рассказчиком, чем, собственно, меня и подкупил. Я «варилась» в очень узком кругу самых обычных людей и таких баек, как от него, никогда не слышала. Многое он выдумывал и потом повторял десятки раз, но это я поняла позже, когда мы стали жить вместе, и простила мужу грешок. Чуть-чуть не приврать — историю не рассказать!

Запашный обладал необыкновенным даром убеждения и бешеной энергетикой. Таких людей я раньше не встречала. Сама достаточно эмоциональная и темпераментная, он же был просто ураганом. Где бы ни появлялся, заполнял собой все пространство. В этом смысле на него похож наш старший сын Эдгард. Кстати, они оба — Драконы по гороскопу. Я читала, что люди, принадлежащие к этому знаку, — страшные собственники, своего никогда не упустят. Вальтер сразу взял меня в оборот и больше не отпускал ни на шаг.

Узнав, где учусь, устроил в политехе творческий вечер. Явился туда с тигром на поводке и вызвал фурор. К моему дому прискакал на цирковой лошади — в ковбойской куртке и шляпе. Жильцы были в шоке, я не знала, куда деваться от смущения. Если бы сейчас Эдгард или Аскольд появились в таком виде у дома любимой, все были бы счастливы. Соседи просили бы автографы, а девушка делала селфи и писала восторженные посты. Сорок лет назад нравы были другими.

Это я пригласила Вальтера домой, чтобы познакомить с родителями. К тому времени уже была им очарована, мы практически не расставались. То, что мой избранник годится мне в отцы, как-то забылось. А родители были расстроены, особенно мама, они иначе представляли себе будущего зятя, но поняли, что возражать бессмысленно. Запашный сразу заявил: «Татьяна будет моей женой и матерью моих детей». Он умел так сказать, что все становилось ясно с первого раза. Вальтер и меня особо не спрашивал, пойду ли я за него замуж! Мысленно вписал в свою картину жизни и не дал шанса ответить нет.

Значительно позже, прожив с мужем не один год, я поняла, что он искал не просто жену и мать своих детей, а помощницу, соратницу, которая могла бы продолжить его дело. И удивительным образом угадал ее в калининской девчонке, случайно встреченной на улице! Возможно, Вальтер обладал даром предвидения, я этого не исключаю, или просто сумел меня правильно воспитать. Он ведь был гениальным дрессировщиком, а в воспитании зверей и людей много общего.

Однажды спросила:

— Вальтер, у нас тогда так быстро все закрутилось. Ты что, влюбился с первого взгляда?

— Нет, не с первого, но сразу почувствовал, какая у тебя энергетика. Ты не просто разговаривала, а фонтанировала эмоциями, активно жестикулировала, пищала, визжала.

С годами я почти не изменилась, меня все время прет и плющит. Иногда могу захандрить, но быстро прихожу в себя и начинаю действовать, решать проблемы. Мне всегда было интересно с Вальтером, я слушала его как завороженная, но любви вначале не испытывала и не обманывала на этот счет ни его, ни себя. Настоящее большое чувство пришло позже. Эдгард и Аскольд часто обижаются, когда рассказываю об этом в интервью:

— Зачем ты говоришь, что не любила папу?!

— Но ведь это правда! Наш брак был договором взрослого мужчины и молоденькой девочки, понимавшей, что в родном городе ее ничего не ждет. А потом я его полюбила.

Всегда стремилась к интересной и яркой жизни. Лет в двенадцать-тринадцать впервые оказалась в Москве, увидела, как отличается она от Калинина, и захотела жить в большом городе. Говорят, если человек чего-то очень сильно хочет, боги ему помогают. И мне они, видимо, помогли.

Роман наш продолжался полтора месяца. Как только Вальтер подлечил руку, мы вместе отправились на гастроли в Магнитогорск. Поженились через три года — по весьма прозаической причине. Моя семья должна была получить новую квартиру. Барак в Первомайском шел под снос. Если бы я вышла замуж и прописалась у мужа в Москве, родителям и сестре дали бы меньшую площадь, вот мы с Вальтером и решили подождать. В результате зарегистрировали брак, будучи родителями двоих сыновей. Их я тоже прописала в Первомайском, но все оказалось напрасным: старый дом так до сих пор и не снесли.

Свадьбу, конечно, играть уже не стали. Обручальное кольцо Вальтер подарил тремя годами раньше у памятника советским воинам в Калинине. Прошли годы, мы поехали отдыхать на море. Сыновьям уже было лет девять-десять. Я бросала камешки в воду и не заметила, как кольцо слетело с пальца. Расстроилась: «Плохая примета!» Но после этого мы с мужем прожили еще двадцать с лишним лет...

Благодаря Вальтеру я попала в другой мир — сказочно прекрасный и немного пугающий. Цирковые — особенные люди, не такие, как все. И цирк — не искусство или шоу-бизнес, а особый социум. В нем не просто работают, а живут, помогают друг другу и становятся братьями и сестрами. Здесь как нигде верен девиз «Один за всех и все за одного». У цирковых свои законы. Чужаков они не любят, не принимают. Я очень долго была в цирке чужой. Со мной не общались, не звали попить чаю, поиграть в нарды, и я держалась особняком, потому что чувствовала себя некомфортно. Потребовалось время, чтобы принять образ жизни и образ мыслей этих людей, проникнуться их любовью к манежу. С годами я изменилась и стала такой же, как они. Теперь я здесь как рыба в воде. Часто думаю: «Какая же я счастливая! В моей жизни есть такое чудо, как цирк!» И привел меня в этот волшебный мир мой муж Вальтер.

В момент нашего знакомства он еще состоял в браке с первой женой Марицей. Супруги много лет проработали в одном аттракционе. Когда появилась я, конечно, пошли слухи: какая-то девчонка разрушила звездную семью! Но я ничего не разрушала. Вальтер и Марица уже три года не жили вместе, а развод не оформляли только для того, чтобы не было сложностей при выезде за границу. В советское время следили за моральным обликом артистов, а они к тому же были партийными и воспитывали дочь, Марицу-младшую.

На манеже Запашные составляли прекрасную пару. У них все было очень здорово придумано: сначала в клетку заходил брутальный Вальтер, а потом туда впархивала очаровательная Марица, махала изящной ручкой, и тигр послушно делал пируэты. Зрителям нравилась игра в сильного мужчину и слабую женщину. Я тоже была в восторге и просила: «Марица Михайловна, пожалуйста, не уходите из аттракциона! Работайте вместе с Вальтером! Я буду рядом, раз уж все так получилось, но мешать не стану». Она не верила, считала, что рвусь на ее место. Для циркового артиста немыслимо не стремиться в такой номер, да и «добрые люди» наверняка ее накручивали. Я старалась наладить отношения бывших супругов, и они еще год работали вместе, а потом окончательно разошлись.

Прошли годы, я все-таки оказалась на месте Марицы, о чем еще расскажу, и поняла, что супругов Запашных развела работа. Они все время ходили по лезвию ножа и постепенно стали антагонистами. Работа с хищниками неминуемо делает людей жесткими. С тиграми нельзя быть добрым, расслабленным. Когда видишь смерть в глазах зверя, улыбаться и умиляться как-то не хочется. Вальтер и Марица были очень сильными личностями, а в клетке — просто демоническими, и покидая манеж, не могли переключиться. Спорили, ругались. Он был диктатором, а она не хотела ему уступать, прощать грубость. Мне, правда, казалось, что даже после того как Запашные расстались, Марица продолжала любить Вальтера, хотя и старалась с ним не встречаться. На гастролях жила на другом этаже гостиницы, отработав номер, тут же уходила.

Я безмерно уважаю эту женщину и считаю, что ей памятник надо поставить за то, что столько лет прожила с таким непростым человеком, как Вальтер. Сохранить брак у Марицы не получилось — она не столь покладиста, как я. Вот я могу выкрутиться из любой ситуации, понять, простить. Ко мне Марица первое время относилась довольно холодно, но я ее понимала. Какой бы женщине понравилось, что у мужа появилась новая пассия, да еще моложе бывшей жены на двенадцать лет?

В принципе, между Запашными был договор, что каждый живет своей жизнью. За три года у обоих супругов случались романы, но ей наверняка было неприятно меня видеть. Со временем страсти улеглись, Марица поняла, что нам делить нечего, и отношения наладились.

Мы с Вальтером практически сразу встали в очередь на кооператив, но пока дом строился, жили в их с женой четырехкомнатной квартире на Юго-Западе Москвы. Занимали с детьми две комнаты. В двух других жила Марица с дочерью, а потом и с новым мужем. У каждой семьи была своя «половина», но из-за напряженного гастрольного графика мы практически не пересекались. Цирковые артисты могут год или два не появляться в Москве.

После развода Запашные очень много потеряли. До этого они были одной из лучших цирковых пар в СССР и не вылезали с зарубежных гастролей, а тут сразу стали «невыездными». Младший брат Вальтера Мстислав пытался отговорить его от официального разрыва с женой. Специально приехал к нам, чтобы наставить на путь истинный. Я сидела в соседней комнате и все слышала. Дверь была закрыта, но они очень шумели. Мстислав кричал:

— Что ты задумал? С ума сошел! Получишь строгача по партийной линии. Загубишь карьеру!

— Ничего, не пропаду!

— Да как ты мог променять Марицу на эту девчонку?! Опомнись, пока не поздно!

— Об этом не может быть и речи!

Интересно, что через несколько лет Мстислав сам бросил любимую жену Долорес, тоже артистку цирка, и ушел к молодой балерине. Потом в клане Запашных родится легенда, что мужчины этой семьи находят счастье только во втором браке, — на мой взгляд, довольно сомнительная. Я сама видела, как Мстислав любил свою жену, и уверена, что Вальтер любил Марицу, иначе бы не прожил с ней столько лет. Нет, это все выдумки.

В принципе, учить Вальтера уму-разуму полагалось старшему из братьев — Сергею Запашному. Но у него после тяжелого инсульта были проблемы со здоровьем. Через пять лет Сергей Михайлович умер. Всего Запашных было пятеро: четверо братьев — Сергей, Вальтер, Мстислав, Игорь и сестра Анна, которую все почему-то зовут Нонной. Братья продолжили цирковую династию, существующую с XIX века, а она вышла замуж за театрального актера и избрала другую стезю. Вальтер был обижен на сестру за то, что променяла цирк на семейную жизнь. Он был настоящим фанатом своего дела.

Постепенно я познакомилась почти со всеми родственниками мужа. Только младшего брата, Игоря, увидела нескоро. Сначала он сидел в тюрьме, потом — в колонии-поселении за убийство жены, цирковой артистки Ольги Лапиадо.

Это темная история. Есть несколько версий трагедии, я придерживаюсь той, которую слышала от Вальтера. Игорь безумно любил жену, но был патологически ревнив. Супруги постоянно ссорились и однажды решили разъехаться. Вскоре у Ольги появился новый мужчина. Она попросила развода, а Игорь не хотел его давать. Один из споров на эту тему закончился бурной сценой. Запашный потерял голову и в состоянии аффекта убил Ольгу.

На теле женщины зафиксировали около двадцати ножевых ранений. Преступление было квалифицировано как совершенное с особой жестокостью. За него полагалась смертная казнь. В цирке шептались, что Вальтер отказался хлопотать за брата, а Мстислав за него боролся, ходил по инстанциям, пытаясь смягчить приговор. Помогла ему Галина Брежнева, испытывавшая особую привязанность к цирковым артистам.

Ее первым мужем был эквилибрист Евгений Милаев, сделавший блестящую карьеру благодаря браку с дочерью генерального секретаря ЦК КПСС — от обыкновенного акробата до руководителя Большого Московского цирка на проспекте Вернадского. Вторым мужем Галины Леонидовны мог стать еще один циркач — Игорь Кио, если бы разгневанный отец не приказал аннулировать брак дочери с юным иллюзионистом. Так вот, по слухам, Галя попросила Леонида Ильича смягчить приговор талантливому артисту, потерявшему голову из-за любви. Вместо «вышки» Игорю Запашному дали пятнадцать лет.

Правда это или нет — не знаю. Но могу допустить, что Вальтеру было сложно понять и простить брата, он был слишком категоричным и прямым человеком. К тому же преступление Игоря бросало тень на всю семью. Мстислав отличался более мягким и гибким характером, никогда не рубил сплеча, и Игорь ему был ближе. У них разница в возрасте всего два года, а не двенадцать лет, как у Игоря с Вальтером.

Муж не любил вспоминать эту историю, а я была молода и не особенно интересовалась преданьями старины. Жила своей жизнью и не лезла в чужие дела. Просто раз в месяц собирала посылку деверю — тушенку, сгущенку, другие нехитрые продукты — и относила на почту. Как сейчас помню, Игорь сидел в Чердынском районе Пермской области. Как только он освободился и приехал в Москву, мы его взяли к себе в коллектив, чтобы поддержать материально. Игорь даже ездил с нами на гастроли в Японию и заработал на машину.

Насколько я поняла по рассказам родных, тюрьма сделала его другим человеком. Замкнутым, неразговорчивым. Он, наверное, самый молчаливый из братьев Запашных. На поселении Игорь женился во второй раз и привез оттуда жену и дочку. Таня уже взрослая, у нее семья, дети. Мы созваниваемся. Она живет в Питере, как и ее родители. Игорь давно не работает в цирке, ему семьдесят шесть.

У Вальтера были непростые отношения с младшими братьями. Особенно с Мстиславом. О непримиримой вражде двух знаменитых дрессировщиков немало сказано и написано, и мне не хочется муссировать эту тему. Скажу одно: я старалась их объединить. Приглашала Славу к нам в гости. Надеялась, что братья выпьют по бокалу шампанского (оба практически не употребляли алкоголь), расслабятся и забудут обиды. Мстислав приходил. Мы садились за стол, но минут через десять начиналось: «А ты!» — «А ты!» Упреки, выяснение отношений. Через час, максимум полтора братья разбегались в разные стороны. Слава в сердцах хлопал дверью, а Вальтер его не удерживал.

Они начинали вместе как акробаты-вольтижеры. У Вальтера и Мстислава был замечательный номер, получавший призы на международных фестивалях, но братья очень быстро стали конкурентами и не смогли поделить лидерство не только в цирке, но и в семье. А возможно, и в любви. Поговаривали, что Мстислав первым познакомился с Марицей, а Вальтер ее увел. В любом случае с годами у них накопилось немало взаимных претензий, перешедших в неприкрытую вражду.

Братья не должны так себя вести. Насмотревшись на Вальтера и Мстислава, я однажды сказала сыновьям: «Если когда-нибудь поругаетесь, прокляну! Даже с того света!» Поэтому мы и назвали свое предприятие «Цирк братьев Запашных». Я всегда настаивала на братстве Эдгарда и Аскольда, старалась никого не выделять, и они до сих пор вместе. В цирке на проспекте Вернадского каждый занимается своим делом: Эдгард — административной работой как генеральный директор, Аскольд — творчеством как художественный руководитель. Иногда они, конечно, ругаются, разбегаются по кабинетам, но потом мирятся, потому что не могут друг без друга и без цирка.

У нас есть такое понятие — рожденный в опилках. На сегодняшний день это не более чем эффектная фраза — на манеже опилок давно уже нет! — но тем не менее наши дети другой жизни, кроме цирка, не знают, не видят. Когда отец и мать репетируют, ребенок обязательно находится рядом. Его не отдают ни в какие ясли, садики, и он очень быстро привыкает к такому порядку вещей и другого для себя уже не мыслит. Хочет быть как родители.

В цирке на проспекте Вернадского я занимаю пост первого заместителя гендиректора, слежу за соблюдением техники безопасности и делаю вид, что ругаю родителей и выгоняю малышей с манежа (а чаще просто закрываю на это глаза).

— Это еще что такое?!

— Тетя Таня, нам надо репетировать!

— Да рано вам! Время еще не пришло.

Ругаюсь, но если честно, их понимаю. Наши ребята тоже рвались на манеж, и Вальтер их поддерживал. В четыре года поставил Эдгарда на лошадь.

Наш первенец родился на гастролях в Ялте, но свидетельство мы получили уже в Кривом Роге. Аскольд появился на свет на гастролях в Харькове. Разница у братьев год и два месяца, как у меня со старшей сестрой. Я бы родила и третьего ребенка — врачи запретили. У нас с Вальтером была редкая несовместимость по группе крови, вызывающая гемолитическую болезнь новорожденных. У Эдгарда она была в легкой форме, у Аскольда — в довольно тяжелой. Его мне только на стимулировании разрешили рожать, вызвали роды на месяц раньше срока. И все равно мальчику пришлось делать переливание крови.

Часто спрашивают, почему у наших сыновей такие необычные имена. Вообще, это цирковая традиция. Старшего назвала я — «по мотивам» популярного фильма «Эдгар и Кристина», была когда-то такая мелодрама. Но в ЗАГСе в Кривом Роге к имени полюбившегося мне героя добавили букву «д»! Пригрозили, что иначе не зарегистрируют ребенка. Я пыталась спорить, а они уперлись: нет имени Эдгар, только Эдгард, хоть ты тресни.

Имя младшему мы выбирали вместе с Вальтером. В то время на телевидении был красивый и популярный диктор Октавиан Корнич, и муж хотел назвать сына Октавианом. Мне больше нравилось имя Ричард. В медицинской карте младшего так и записала. После чего у нас с Вальтером разгорелся спор. Он не хотел ничего слушать: «Мало ли что тебе нравится! Сын будет зваться так, как я хочу!» Рассудила нас Фатима Гаджикурбанова-Медникова, потомственная цирковая артистка, с которой были на гастролях в Харькове. Предложила: «Давайте кинем в шапку бумажки с именами, каждый — по одной. Я тоже напишу. Какое имя выпадет, такое и дадите малышу». Мы с Вальтером согласились. В результате вытащили бумажку Фатимы, на которой было написано «Аскольд», и на этом успокоились.

Когда сын вырос, я ему все рассказала и спросила:

— А если бы все-таки назвали тебя Октавианом?

— Да я бы с ума сошел!

— А Ричардом?

— Ричард мне нравится.

Я не могла спорить с мужем. Это было бесполезно. Чтобы добиться своего, следовало улучить момент, когда он находился в спокойном и умиротворенном состоянии, никуда не торопился. Например смотрел бы телевизор. Прилечь рядом на диванчик, прижаться — Вальтер был очень теплым и всегда меня грел — и промурлыкать: «Валь, ну пожалуйста, я тебя очень прошу! Ты же меня любишь!» А идти наперекор — ни в коем случае! Он рычал: «Не тяни на себя! Я так сказал! Даже если это плохо и неправильно, все равно будет по-моему!» Вальтер приучил к тому, что он главный, и я не противилась, вела себя дипломатично, потому что понимала: брак — это не только любовь, а еще и большой труд. Иногда приходится ломать себя и чего-то не замечать в любимом человеке.

С Вальтером приходилось непросто. Мало того что он был диктатором по натуре, так еще и очень ревновал, причем беспричинно. Других мужчин для меня не существовало, я ни на кого не смотрела, но муж, видимо, знал, насколько легко соблазнить женщину, у него был большой опыт по этой части, и ужасно боялся, что меня кто-нибудь уведет. Все-таки я была моложе на двадцать восемь лет и не успела нагуляться, рано вышла замуж. До Вальтера серьезных отношений ни с кем не было. И еще: он боялся меня потерять, потому что я была для него не просто женой, но и практически единственным другом. Вальтер никого не пускал в свою душу и семью. Это было только наше пространство, нас и наших детей...

Материнство стало для меня не просто счастьем, а настоящим потрясением. После первых родов несколько часов плакала и никому не давала подойти к малышу. Оберегала как волчица. Это было «мое», хоть и не знала, что с этим «моим» делать. Очень испугалась, когда взяла ребенка на руки. Потом все встало на свои места. После рождения сына Эдгарда я поняла, что принадлежу Вальтеру, ведь именно он подарил мне это счастье, и стала относиться к мужу совсем иначе, полюбила его на всю жизнь.

С детьми мне всегда помогала родная сестра. Оля приехала, когда родился Эдгард, и осталась с нами. Мама в то время не могла вырваться, ухаживала за моей бабушкой. Та была уже старенькой, слепой. Лучшей нянькой для Аскольда неожиданно стал маленький Эдгард. Мы тогда жили в цирковом общежитии в Харькове, и пока занимались с Олей стиркой и готовкой на общей кухне, он сидел в комнате с малышом. Если Аскольд начинал хныкать, Эдгард бежал к нам по коридору с криком: «Ляля плачет! Ляля плачет!» Он так братика называл. Мог часами наблюдать, как тот улыбается и агукает.

В Москве практически не бывали. Все время гастролировали по стране. У цирковых — где гастроли, там и дом. Везде старались обустроить быт, создать уют. Возили с собой кастрюльки, тарелки, скатерти, постельное белье, шторы. Багаж занимал два-три контейнера. Я спартанка по натуре, обхожусь минимумом вещей, а Вальтер любил, чтобы было красиво. На столе — вышитая скатерть, любимый чайный сервиз из тончайшего фарфора.

Он был эстетом. Сыновьям говорил: «Будьте дома как у короля, тогда и у короля будете как дома». Хотя достаток у нас был совсем некоролевским. Большие деньги можно было заработать только на зарубежных гастролях, но Вальтера двадцать лет не выпускали за границу. Мы не особенно горевали, ведь за это время вырастили сыновей, дали им хорошее образование. Если бы мотались по заграничным поездкам, они бы нас не видели, а так мы были рядом и могли отдавать им все свободное время.

Вальтер был замечательным отцом. Сыновей всегда будил сам, даже после утомительных ночных репетиций, делал с ними зарядку. Потом мы с Олей кормили их завтраком и отправляли в школу. В детстве мальчишек сопровождала моя мама. Она переехала к нам, когда умерла бабушка. Эдгард и Аскольд жаловались, что им стыдно ходить в школу «под конвоем», хотя бабуля держалась на расстоянии, но Вальтер справедливо полагал, что дети не должны оставаться без присмотра в чужом городе.

Он проявлял строгость, потому что очень любил сыновей и хотел, чтобы они во всем были лучшими. Учились только на пятерки. Вальтер сам когда-то был отличником и даже сталинским стипендиатом. Ребята сменили немало школ, но мы старались, чтобы они не отставали и всегда забегали вперед по программе.

Эдгард и Аскольд тоже старались. В детстве с ними не было проблем. Ну а когда им исполнилось пятнадцать и четырнадцать лет и они поехали с нами на гастроли в Китай, я, конечно, поволновалась. У ребят играли гормоны, они даже выучили китайский, чтобы крутить романы с местными девушками, а я боялась, что их посадят. По китайским законам связь девушек с иностранцами не приветствовалась, и я сходила с ума.

Жили мы небогато, но дружно и весело. Как только купили «Волгу», начали всей семьей выезжать на природу и в отпуск. Это было такое счастье! Помню, ехали на юг, останавливались где хотели и осматривали все достопримечательности, попадавшиеся на пути.

Сначала на мне был только дом, но для цирковых артистов дом и цирк — это одно и то же. Утром я приходила в манеж вместе с мужем и проводила там восемь часов, пока он репетировал. Потом отлучалась ненадолго, забирала детей из школы, кормила обедом и приводила на следующую репетицию. Вечером, во время представлений, тоже была в цирке. И так каждый день. Муж не пытался сделать из меня вторую Бугримову или Назарову, я сама к этому не стремилась, но все равно крутилась рядом.

В работе Запашный был очень жестким и требовательным, ругался не только с коллегами, но и с начальством. Поводы находились постоянно: животным вовремя не привезли опилки, задержали репетицию, не позаботились о том, чтобы у артистов в общежитии не скрипели кровати. Вальтеру хотелось, чтобы люди четко выполняли свои обязанности. Как-то приехали в Казань, директор цирка прислал за нами машину, а другие артисты добирались до гостиницы общественным транспортом — такси им было не по карману — и еле доволокли свой багаж. Вальтер как выдал за это начальству! В другой раз собирали новую программу. Он одному артисту сказал, что у него все не так, другому: «Что это за воздушный номер? Гимнасты носки не тянут, грим никуда не годится!» Те встали на дыбы. Вспыхнул скандал.

Я спрашивала:

— Зачем ты все это говоришь?

— А почему я должен молчать? Это же правда!

— И что? Только портишь со всеми отношения!

Вальтер был правдорубом и идеалистом, верил, что может исправить людей. Я не хотела, чтобы он напрасно трепал нервы, и старалась его отвлечь. Муж очень хорошо играл в шахматы. Как только приезжали в какой-либо город, я находила ему партнера и усаживала за доску, а сама занималась делами. Бегала в дирекцию, разбиралась с кормами, служащими, клетками, краской, зарплатами.

Постепенно стала его администратором, потому что в отличие от Вальтера находила с людьми общий язык. Но при этом по-прежнему была с ним на репетициях, выгоняла и загоняла животных, ухаживала за ними, кормила и поила. Однажды он попросил: «Зайди со мной в клетку и помоги, надо справить тигра». И я начала заходить и помогать ему «репетировать животных» (так у нас говорят).

С Вальтером было не страшно. При нем все хищники сидели спокойно. Знали, что я женщина их хозяина, меня трогать нельзя. Я ничего от них не требовала, только помогала мужу. Позже, когда уже работали на елках в цирке на проспекте Вернадского, Вальтер ввел меня в манеж выпускать и убирать животных. Одел в комбинезон, как других ассистентов. Однажды после выступления к нему подошла генеральный директор компании «Союзгосцирк» Людмила Петровна Яирова: пойдемте, поговорим. В кабинете спросила:

— Ну и почему ты такую красивую девку не пускаешь в работу?

— Это вы про Таню? — удивился Вальтер.

— Ну конечно! Она вхожа в клетку?

— А как же!

— Так чего ты ждешь? Делай с ней пару!

Вернувшись, Вальтер все рассказал и резюмировал:

— Завтра выходишь со мной в работу.

— Мне это не нужно. Выпустила животных, загнала, убрала — и все.

— А я говорю — завтра идешь в работу!

— Не пойду!

— Только слово еще скажи!

Пришлось подчиниться. Начал учить двигаться по манежу, делать комплименты. Мне все это не нравилось. Гораздо комфортнее я чувствовала себя за спиной Вальтера. Теперь он стал не просто мужем, а партнером, и абсолютно безжалостным.

Однажды в Ростовском цирке выполняла довольно сложный трюк. Он заключался в том, что я пролетала над манежем сидя на трапеции и через меня перепрыгивала тигрица. Внизу стояла тумба, с которой я садилась. В тот вечер Зитка промахнулась, сбив меня в прыжке, и я, архангелом слетев с трапеции, шарахнулась с высоты трех метров об эту тумбу. А летела кубарем, вверх ногами, корова коровой. Лежу на арене и думаю: «Ну вот — красавица!» А Вальтер подбегает и вместо того чтобы пожалеть, утешить, тянет за руку: «Вставай! Повторяем трюк!» Зрители замерли в ужасе, когда я упала, в зале тишина. Мне казалось, что слышно, как колотится мое сердце. Шепчу:

— Вальтер, я не могу! Кружится голова.

А он как рявкнет:

— Повторяем, я сказал!

Делать нечего. Сажусь на трапецию и думаю: «Сейчас как маздыльнусь!» Перед глазами все плывет. Руки трясутся. Но трюк выполнила. За кулисы ушла вся в слезах. Вальтер подбежал, обнял:

— Ну что ты плачешь?

— Ты не представляешь, как мне было страшно!

— Почему? Представляю. Но работа есть работа.

Уже в другом цирке тигр за палец схватил, когда вечером кормила животных. Пошла по цирку с окровавленной рукой в полной растерянности — время одиннадцать часов, медпункт не работает. Подходит Вальтер:

— Что это у тебя?

— Ахилл палец пропорол.

— Ну заходи в гримерку! — совершенно спокойно предлагает он. Открывает дверь, и я падаю в обморок. Через пару минут прихожу в себя и жду — сейчас поднимет. А Вальтер: — Чего разлеглась-то? Вставай. Подумаешь, палец ей царапнули!

Так обидно стало. Что за человек! Сам как зверь! Никакого сочувствия. Хотелось побыть слабой женщиной хотя бы в такие моменты, а он не давал раскисать, заставлял собраться. Наверное, готовил к самостоятельной работе и жизни и хотел сделать меня еще сильнее.

Конечно, это были цветочки. Когда случались серьезные неприятности, Вальтер вел себя по-другому. На гастролях в Кисловодске я чуть не осталась без глаза. В работе мы использовали шумовые наганы со специальными патронами. Они не только отпугивали животных, но и обжигали. Однажды я нечаянно уронила оружие на цементный пол. Оно сработало, произошел выстрел, и пламя от него попало мне в глаз.

На фоне сильнейшего ожога началось воспаление роговицы. В Кисловодске на весь город был один стоящий офтальмолог, он в это время болел и находился дома. Просто не мог ходить, и Вальтер его чуть ли не на руках приносил ко мне в больницу. Врач довольно долго чистил глаз от пороха и делал уколы, чтобы не ослепла. Воспаление чудом удалось остановить.

В Брянске попала в другую переделку. Вальтер уехал на вокзал грузить оборудование, а я готовила клетки с хищниками к погрузке и чтобы прочистить и закрыть решетку, залезла между двумя клетками. Там меня, высунув лапы, и схватили сразу три тигра, а все мужики, стоявшие рядом, испугались и выбежали из вольера, закрыв за собой дверь. В принципе, их не в чем упрекнуть. Это были не дрессировщики, а инженерный состав и грузчики. Я насилу выдернула свои ноги из когтей тигров, теряя сознание. Из ноги был вырван кусок плоти, хлестала кровь. К счастью, «скорая» приехала достаточно быстро. В больнице сразу отправили в операционную.

Очнувшись после наркоза, услышала истошный вопль Вальтера за дверью: «Пустите меня к ней! Таня! Танечка!» И опять впала в забытье. Сестры потом рассказывали: «Как же ваш муж убивался! Кричал: «Зачем я тебя бросил одну! Как я мог!» На следующий день он забрал меня, посадил в машину и повез в Москву. Юрий Владимирович Никулин устроил в очень хорошую клинику, но раны были глубокими и потом очень долго гноились и не заживали.

Вальтера тигры рвали не раз. Он был весь израненный, травмированный, шитый-перешитый врачами. Шутил: «Если бы на каждый шрам по доллару положили, я был бы богатым человеком!» Когда загорал, все рубцы сразу «проявлялись» на теле. Шили раньше не так, как сейчас, не особо заботясь об эстетике, и швы выходили кривыми, страшными. Да и раны от клыков тигра непростые, рваные, так что зрелище было впечатляющим. Мой отец их видел, но почему-то проявил поразительную беспечность...

Выйдя в запас, он тоже приехал к нам. С зятем у папы были своеобразные отношения. Он принял Вальтера и никогда с ним не конфликтовал, но иногда посматривал как-то настороженно. Вообще отец был немногословным, спокойным и рассудительным человеком. Тем удивительнее то, что с ним произошло.

Это было на гастролях в Самаре. В тот роковой день мы с Вальтером уехали в Москву на примерку костюмов, а отец выпил с работниками цирка и, видимо, решил покрасоваться: смотрите, я такой же крутой, как зять, тигров не боюсь. Сунул руку в клетку — погладить, не понимая, что не всех животных можно трогать. В группе хищников обычно только один ручной. Тигры накинулись на него и оторвали руку. Через несколько часов отец умер в больнице. Так и похоронили без руки. Я не застала его в живых, мы с Вальтером не успели прилететь, и не пошла хоронить. Не могла видеть!

Было странное ощущение, что отец меня бросил. Я его так любила! Была настоящей папиной дочкой! А он вдруг взял и ушел! Почему? Кто дал ему право так рано уйти из жизни?! И как?! Глупее смерти придумать было нельзя, все равно что очертя голову броситься под машину — авось не задавит. Животных я ни в чем не винила. Тигр есть тигр, он действует по велению инстинкта — убить добычу и съесть. А на папу как будто нашло какое-то затмение...

Вальтер был намного старше, опытнее и в каком-то смысле заменил мне отца. Я и называла его Батей, Батянечкой. А он меня Танечкой, Танюшечкой, Лапулей. Но только вне цирка. Там вся нежность Вальтера куда-то пропадала. Иногда казалось, что у него раздвоение личности. На работе муж был жестким, грубым, но как только переступал порог дома, становился другим — добрым, покладистым. Как будто в цирке находился в состоянии войны, в постоянной готовности отражать удары. Поэтому не щадил даже меня.

Обидно было до слез. Я спрашивала:

— Вальтер, зачем ты так?

— Девочка моя, а что я тебе плохого сказал?

— Да как только не называл! Самыми последними словами!

— Я?! Ты чего придумала?

— Мне записывать, что ли? Спроси у людей, если не веришь, многие слышали!

— Танечка, я никогда такого не говорил!

Складывалось впечатление, что он действительно ничего не помнит. Первое время была в шоке. Потом привыкла. Ладно, пусть будет так: на работе Вальтер один человек, дома — другой.

Самыми счастливыми деньками у нас в семье были праздники — Новый год, дни рождения, особенно сыновей. Вальтер всегда готовился заранее, он любил покупать подарки. Сначала скромные, потом, когда появились средства, просто шикарные: мне подарил золотой браслет с бриллиантами, серьги. На двадцатилетие совместной жизни я получила от него дорогущую норковую шубу в пол. Тогда как раз вернулись из Японии. Вальтер безумно меня любил!

Время шло. Мы с мужем, как говорят в цирке, «работали» клетку, а Эдгард и Аскольд занимались лошадьми и обезьянами. У них были два собственных номера. Однажды с Вальтером случилась беда — из-за старых травм возникла необходимость замены тазобедренного сустава. Сделали операцию, но после нее требовалась длительная реабилитация. Я поняла, что муж еще долго будет не в состоянии не только выступать на манеже, но и ходить, надо вводить в работу с тиграми и львами сыновей. До этого они уже помогали и в клетку входили вместе с отцом, но тигров не знали.

Не могу сказать, что в то время Эдгарда и Аскольда очень вдохновляла перспектива работы с хищниками, только альтернативы у всех нас все равно не было. Мы не могли загубить дело всей жизни отца. На первое время я взяла на себя роль лидера. Животные меня знали, слушались. Наверное, это была авантюра, но все получилось. Ребята понимали, какая на них ответственность, выкладывались по максимуму и очень быстро освоились в новой роли.

Потихоньку увлеклись, стали докупать и добавлять других животных, придумывать новые трюки — уже сами. Я отошла от дрессуры, занялась административной работой и организацией гастролей. Вальтер так больше и не вошел в клетку. Когда оправился от одной напасти, посыпались другие. Все-таки ему было семьдесят с лишним лет. Но до конца дней он оставался бессменным худруком нашего коллектива. Смотрел все выступления, поругивал артистов, как и прежде. А мне пришлось всерьез заняться бизнесом и даже окончить Институт управления.

Жизнь заставила стать «добытчицей», освоить компьютер, машину. Водить начала со страхом, но выбора не было, того же Вальтера надо было возить в цирк и к докторам. На лечение мужа и сыновей требовались немалые деньги. У ребят часто случались травмы. Как-то Эдгард на представлении повредил колено — врачи диагностировали разрыв крестообразной связки. Пришлось сделать две операции. За первую мы отдали пятнадцать тысяч долларов, за вторую — девять. Тогда для нас это было очень много. Так что надо было крутиться и зарабатывать, чтобы обеспечить семью.

В 2003-м у Вальтера случился инсульт. Мы его выходили, он даже ездил с нами на гастроли. В коллективе все помогали, присматривали за ним, если мне надо было уехать по делам в другой город. Вальтера все уважали и любили. Звонили: «Татьяна Васильевна, не волнуйтесь, мы погуляли с Вальтером Михайловичем! Оля его покормила». Так продолжалось четыре года. Одно время казалось, что он выздоравливает, а потом случился повторный инсульт. Вальтер только вернулся с нами из Саратова. Там сидел на всех выступлениях и делал замечания тихим-тихим голосом. И дома уговаривал: «Не ругайся, не кричи...» Перед смертью стал таким тихим, спокойным! Незадолго до своего ухода, когда уже было совсем худо, просил не оставлять ни на минуту, быть близко-близко:

— Танечка, дай мне немножечко своей энергии! Ну пожалуйста!

— Да забирай всю! Ты же знаешь — я готова тебе все отдать.

Последние две недели уже не вставал и отказывался от еды. Стали делать ему капельницы. Врачи говорили:

— Вы же видите, что он уходит. Не мучайте человека, оставьте в покое.

— Не оставлю! Как вы можете такое говорить?!

Я не верила, что он уйдет. Мне казалось: еще чуть-чуть — и Вальтер встанет.

В его последний вечер я сидела в соседней с нашей спальней комнате с Леной Бараненко, бывшей девушкой Аскольда. Она мне как родная и до сих пор живет в моем доме. Вдруг на пороге спальни появилась наша собака — бордосский дог и посмотрела на спящего Вальтера как-то по-особенному, долгим-долгим взглядом. Лена поняла: «Наверное, что-то случилось с Вальтером Михайловичем». Я подошла к нему и увидела, что все кончено. Закрыла ему глаза, вызвала «скорую». Вела себя на удивление спокойно, видимо, до конца не понимала, что произошло. А когда приехали за телом и накрыли Вальтера простыней, меня будто ножом ударили. Закричала, бросилась к медикам:

С моими Ленами — Бараненко и Петриковой

— Подождите! Не забирайте!

Санитарка, высокая крепкая женщина, отстранила и тихо сказала:

— Не подходите. Не надо...

Утром вошла в спальню и разрыдалась. Кругом были вещи Вальтера — рубашки, куртки, брюки, часы, и глядя на них, я необыкновенно остро осознала, что его больше нет. Ушел человек, который был для меня всем: мужем, любовником, учителем, соратником — и непонятно, как жить дальше...

Прошло уже девять лет, как его не стало, а в душе та же боль, ничего не изменилось. Вальтера нет рядом, но я с ним разговариваю: «Батя, не бросай меня, помоги! Думаю, ты и там меня не оставляешь, присматриваешь». И кажется, что он помогает.

Я одна. Сыновья переживают:

— Необязательно выходить замуж, можно просто с кем-то встречаться.

— Вы, наверное, не понимаете, каким был ваш отец. На его фоне все остальные мужчины меркнут. Лучше его нет, а хуже мне не надо. Невозможно рядом кого-то поставить и пустить в свое сердце. И вообще, зачем мне это? Благодаря Вальтеру я теперь сильнее любого мужчины.

Наверное, так устроена, не могу забыть любимого человека. Тридцать три года прожила с мужем и хотела, чтобы у сыновей была одна любовь на всю жизнь. Не получилось. Эдгард и Аскольд расстались со своими девушками, Леной Петриковой и Леной Бараненко, с которыми прожили много лет, а я не смогла — безумно люблю обеих. Лены остались со мной.

Некоторые удивляются: «Сыновья давно разошлись с этими женщинами, а они живут в вашем доме. Так не положено!» Мне же эта ситуация кажется абсолютно естественной. Они ведь просто исключительные девочки, положили жизнь на алтарь любви. Я раньше сравнивала себя с ними: могла бы вести себя так же по отношению к Вальтеру? И честно признавалась — нет. Ребята этого не оценили, но девчонки ни в чем не виноваты и остались такими же хорошими, как раньше. Как же я могу их выгнать, вычеркнуть из своей жизни, своей семьи? Они обе мне как дочери! И я им дорога.

Лена Петрикова уже рассказывала про себя в вашем журнале, а я расскажу про другую Лену — Бараненко. Впервые услышала о ней много лет назад от своей приятельницы Эллы, цирковой артистки. Родители Лены были воздушными гимнастами и во время выступления в Рижском цирке сорвались с большой высоты. Мать разбилась насмерть. Отец выжил, и дочь взяла на себя заботу о нем и своем младшем брате. Элла ею восхищалась: «Никогда не думала, что маленькая девочка может кормить и обслуживать двух мужиков!» Лена еще и в цирке работала, у них был семейный номер — жонглеры на лошадях.

Прошли годы. После возвращения из Китая мы отправились на гастроли в Ростов. Однажды Аскольд подвел симпатичную девушку:

— Мам, познакомься, это Лена Бараненко. Можно мы ее возьмем в коллектив?

Я сразу вспомнила рассказ Эллы и обрадовалась:

— Конечно!

Лена тогда выступала с хулахупами. Ребята полюбили друг друга, стали жить вместе, и я на них не могла нарадоваться. Обычно мы рано репетируем с тиграми, часов в семь-восемь утра, и Лена вставала в немыслимую рань, чтобы поставить тесто и приготовить Аскольду на завтрак его любимые блины. Возилась, потому что любила. Уши чистила ватной палочкой, словно маленькому! Таскала упаковками обожаемую им газировку! Я ею восхищалась, и когда у Аскольда любовь закончилась, подумала, что Лена не заслуживает быть выброшенной из нашей жизни. Больше того — она, как будто в укор моему сыну, сделалась еще необыкновенной воздушной гимнасткой. А потом и вообще мастером на все руки: выступает и на лошадях, и с попугаями, и тигров в клетку впускает и выпускает. И главным администратором в нашем цирке работает. День и ночь готова доказывать свою незаменимость для семьи. По-моему, это дорогого стоит!

Я просила Аскольда не бросать Лену или хотя бы сделать это максимально тактично, чтобы не ранить. Помню, ехали вместе в машине, он рассказал, что у них все кончено, и я стала уговаривать: «Ну подожди! Хоть чуть-чуть! Не руби сплеча!» Хотела смягчить удар, чтобы все произошло постепенно и Лена привыкла, что Аскольда больше нет рядом. Но он уперся — нечего рубить хвост по частям, и она проявила гордость. Сейчас, когда все улеглось, сын, конечно, соглашается, что, может быть, и не стоило форсировать события.

Эдгард тоже просил Аскольда не горячиться, не хотел, чтобы тот выгонял Бараненко. А потом поступил точно так же — полюбил фитнес-инструктора Ольгу, впоследствии родившую ему двух дочерей, и заявил: пусть Петрикова уходит. Я удивилась:

— Как же так? Ты же сам просил брата не делать его Ленке больно! А теперь делаешь больно своей!

— У меня другая женщина, и ты должна ее поддерживать!

Они с Аскольдом почему-то считают, что если влюбились в кого-то, то я тоже должна полюбить эту женщину и разлюбить их прежнюю избранницу. Я на это говорю: «У вас, мужиков, все слишком просто. А я если уж люблю, то люблю. Всю жизнь боготворила вашего отца». Наверное, у нас разные представления об этом чувстве. Для них это страсть, желание, для меня — нечто большее.

Мы даже поругались по этому поводу. Потом отношения с сыновьями кое-как наладились, но они уже не такие доверительные, как раньше. Что ж, наверное, со временем дети неизбежно отдаляются от матерей. Это закон жизни.

Сначала я не очень ладила с женой Аскольда Элен Райхлин, но потом полюбила ее, узнав лучше. Когда у сына случился загул, сразу сказала:

— Даже если ты расстанешься с Элен, она останется в моей семье!

— Ты же терпеть ее не могла!

— Ничего подобного. Мне просто было трудно ее принять. И сейчас я не хочу, чтобы ты привел в семью чужого человека. Почему я должна пускать его в свое личное пространство?

Я живу в своем уютном мире, который создавала много лет. Если кому-то он не нравится — создавайте свой, а меня, пожалуйста, оставьте в покое. «Программу-минимум» я выполнила — дом построила, деревьев насажала, детей вырастила, есть уже четыре внучки. Скоро стукнет шестьдесят. Ну позвольте мне наконец жить так, как хочется!

С внучками: слева направо — дочки Аскольда, Эльза и Ева, и дочки Эдгарда, Стефания и Глория

Я горжусь своим возрастом, он мне нравится. Не хотела бы опять стать девчонкой, потому что достигла того уровня душевного и бытового комфорта, о котором всегда мечтала. Мы живем впятером в большом четырехэтажном доме — моя мама, сестра Оля, две Лены и я. Маме восемьдесят девять, но чувствует она себя неплохо. Я о ней забочусь, достаю хорошие лекарства. Конечно, есть проблемы с памятью, иногда по три-четыре раза спрашивает одно и то же. Но сама себя обслуживает, гуляет.

Сыновья живут отдельно. Мы часто собираемся вместе, отмечаем праздники. И каждый день видимся на работе. Эдгард не женился на Ольге. Почему — я не спрашиваю. Это его жизнь, зачем вмешиваться? Аскольд, надеюсь, счастлив в браке. Сейчас у них с Элен все хорошо, чему я очень рада. Они прошли трудный период, длившийся около двух лет.

Общаюсь со всеми внучками — их четыре, но особенно люблю старшую дочку Аскольда и Элен Еву. Она мне ближе по энергетике и вообще очень смышленая. Возможно, потом подружусь и с младшей, Эльзой, она еще просто мала. Нравится мне и старшая дочка Эдгарда Стефания, очень разумная девочка. Младшая Глория другая, но тоже маленькая, пока не очень контактная. С удовольствием с ними общалась бы, но не получается. Дети Эдгарда большую часть времени проводят с мамой, а Ева и Эльза три дня в неделю живут в моем доме.

Евку считаю своей наследницей. Она такая продуманша! Чувствуется еврейская кровь! Никто из внучек так ко мне не ластится. Звонит: «Бабулечка-Танюлечка, а мы пойдем новый мультик смотреть?» Я для них с Эльзой воскресная бабушка, в выходные вожу в кино. Потом девчонки играют на детской площадке и вытягивают у бабушки кучу ненужных вещей — сладостей, игрушек. А еще мы обязательно едим мороженое и играем в автоматы.

Когда возвращаемся, Ева уходит спать к Лене Бараненко. Она ее лучшая подруга. Интересно, что покойную маму Лены звали Евой! Мистика какая-то. Когда называли девочку, никто об этом не задумывался. Ева настолько любит Бараненко, что даже ревнует к сестре. Лена — крестная мать Эльзы. Ее крестили на родине Элен в Израиле в христианском храме. Именно в Израиле в отношениях Аскольда и Лены все наконец встало на свои места. Они успокоились, помирились, и я попросила, чтобы она стала крестной младшей девочки. Теперь Ева ей завидует! Лена же для нее просто подруга, а для Эльзы «вторая мать»! Это круче.

Элен нисколько не возражает против этой дружбы, наоборот, очень довольна. Еве шесть, Эльзе пять. Девочкам Эдгарда пять и четыре. Ева и Эльза сами рвутся в манеж. Еве очень нравятся выступления Лены Бараненко и ее костюмы. Уже перемерила все шапки и платья — такая модница! — и лезет за ней на воздушные полотна. Неужели станет гимнасткой?

Я о цирке не мечтала, все само случилось. Наверное, так решили Небеса. Почему Вальтер выбрал именно меня? Не такая уж я хорошая, полно недостатков. Иногда бываю несправедливой, слишком категоричной. Или, наоборот, не могу быстро определиться с позицией. Но что толку гадать — все сложилось как сложилось и я живу как живется. Раньше энергия била через край, а сейчас уже иногда хочется закрыться дома, сидеть с книгой или с цветами в зимнем саду и никого не видеть и не слышать.

Однажды призналась сыновьям, что устала и подумываю бросить работу, а они закричали: «Мать, ты что, сдурела? Хватит нас шантажировать! Давить на жалость!» А я не шантажирую и жалость не люблю. Просто кажется, что сделано уже достаточно — пусть теперь сами всем занимаются, а не дрессируют мать под себя и не заставляют выполнять не всегда правильные распоряжения. А то ведь иногда звучит: «И вообще — я твой директор, а ты мой зам!»

У Эдгарда проскальзывают отцовские замашки. Хотя я единственный человек, который всегда соломки подстелит, если он вздумает споткнуться. Сыновьям по сорок лет, а я трясусь над ними как над маленькими. Мы единомышленники. Но они варятся в артистической среде, а я отвечаю за финансы и кучу других серьезных вещей и зачастую вынуждена сказать, когда приходят с разными идеями: так нельзя, у нас государственная организация, нужен соответствующий документ, основание. Они ко мне прислушиваются, признают, что у матери больше житейского опыта.

Я — за стабильность. Не люблю потрясения, переворачивающие жизнь с ног на голову. Сохраняю верность выбранному пути, стараюсь с него не сворачивать. Пустое любопытство может слишком далеко завести. А им иногда хочется устроить «революцию», показать, на что они способны. Пожалуйста! Но только с умом. Знаю, что без работы не останусь и даже дома найду себе дело. Буду цветы выращивать! Салон открою! Уж точно не стану ныть: чем бы заняться? Я же сильная...