|
Смеялась, пестро разодета,
в оковах осенней тюрьмы,
последняя песенка лета
над скучной кантатой зимы.
Смеялась она, не просила,
избавить от жестких оков. . .
Мелодию вдаль уносило
безумством дверных сквозняков.
Влекома последним мажором,
улыбкой убив неприязнь,
сентябрьским ночным коридором
шла песенка эта на казнь.
|
И вот в ожиданье финала,
ложась на оставленный след,
с деревьев листва облетала,
последний кружа менуэт.
Когда, грохоча кандалами,
взошла на сырой эшафот,
мы в звуках, летящих над нами,
прощальных не слышали нот.
Менялась окраска природы,
«проделок ее и проказ»,
какая бывает при родах,
в назначенный временем час.
|
