Азия мыслилась Гумилевым важнейшей частью России. К западной цивилизации он относился, мягко говоря, без симпатий.

Лев Гумилев называл себя евразийцем, но, в отличие от таких видных фигур этого течения, как Николай Трубецкой или Георгий Флоровский, его мало волновали политические и религиозные аспекты евразийства. Он поддерживал главную идею, состоявшую в том, что подлинные корни России не в Киевской Руси, а в Монгольской империи, Золотой Орде. И что связь русских с тюрко-монгольскими народами намного важнее и глубже, чем с западными.

По мнению Гумилева, татаро-монгольского ига не было, а был русско-татарский союз, помогавший, например, Александру Невскому сдерживать натиск немцев и литовцев. Куликовская битва также рассматривалась им как противостояние Западу, чьи интересы, как считает историк, в действительности представлял Мамай.

Такие построения выросли из завороженности Гумилева историей степных кочевых народов, которую он, как и его старший коллега Юрий Рерих, находил куда более интересной, чем история западных цивилизаций. Снобизм традиционной западной, да и российской науки, часто видевших в кочевниках лишь разрушительную варварскую силу, также подогревал исследовательский азарт Гумилева. Ранним объектом его изучения стали гунны (хунну), на примере которых он смог впервые показать свою теорию пассионарности.

Одни называют движущей силой истории человеческие амбиции, другие – экономические отношения. Гумилева осенило, что дело в другом, и это другое он назвал пассионарностью. Этим термином, произведенным от французского глагола passionner (увлекать, возбуждать страсть), он назвал особую биохимическую энергию, подвигающую человека на разные масштабные действия: дальние походы и завоевания, изобретения, открытия. Пассионарность – свойство отдельного человека, но также и целого народа. Чем больше в народе пассионарных личностей, пассионарной энергии, тем активнее он развивается, совершает территориальную и прочую экспансию. Когда эта энергия в народе ослабевает (а это неизбежный процесс), он «съеживается» и уступает место другим.

В период подъема важны и субпассионарии – люди, у которых достаточно сил и духа, чтобы подхватить вызов, предложенный пассионариями. Небольшое число пассионариев без поддержки массы людей, наделенных похожей энергией, не изменят судьбы народа.

Но после пика пассионарная энергия в этносе начинает убывать: все меньше ярких людей, меньше бурной энергии, все больше пассивности и мещанства – сконцентрированности на устроении своего маленького мирка.

Интересен тон научных работ Гумилева, изящный и в то же время разговорный: читатель не просто «усваивает полезную информацию», а словно слушает занимательный рассказ остроумного человека. Кто еще мог позволить себе время от времени весело использовать жаргонные фразы вроде «под Цюрихом они наклеили нам по первое число» – и при этом не терять высоты и четкости научной мысли.

Лев Гумилёв оставил после себя 15-томное собрание сочинений, которое изучают и обсуждают и на самом высоком уровне до сих пор.

О детстве: «Папа приезжал к нам раза два или три. Один раз он занимался со мной, рассказывая мне, что такое стихи и как я должен изучать историю; велел дать мне книжку о завоевании готами Италии и победе византийцев над готами, которую я потом внимательно прочитал. И я помню только, что бабушка моя, Анна Ивановна, говорила: «Коля, зачем ты даешь ребенку такие сложные книги?» А он говорил: «Ничего, он поймет». Я не только понял, но и запомнил все до сего времени». 

О переводах восточной поэзии: «По правде говоря, поэты эти о поэзии и представления не имеют, и я скольжу между Сциллой и Харибдой, то страшась отдалиться от оригинала, то ужасаясь безграмотности гениев Азии».

О том, как учить историю: «…обычно учат историю, как сушёные грибы на ниточку нанизывают, одну дату, другую — запомнить невозможно. Историю надо учить, как будто перед тобою ковёр. В это время в Англии происходило то-то, в Германии — то-то… Тогда ты не перепутаешь, потому что будешь не запоминать, а понимать».

О  Гумилеве

Л. С. Клейн,  один из наиболее последовательных критиков Гумилева: «… в некоторых своих работах он был действительно замечательным учёным, сделавшим великолепные открытия, — это работы о циклических изменениях путей циклонов и влиянии этих изменений на жизнь и историю населения Евразии. Если бы он сосредоточился на этих явлениях, возможно, он был бы гораздо менее заметен в массовом сознании, но значительно более авторитетен в научном мире»

В имении бабушки Анны Ивановны Гумилёвой рождение внука стало самым ожидаемым событием. Поскольку брак старшего брата Николая Гумилёва — Дмитрия — оказался бездетным, на сельском сходе крестьянам пообещали простить долги, если у Николая родится мальчик.

Помимо бабушки, большую роль в воспитании Льва Гумилёва сыграла сводная сестра его отца Александра Сверчкова («тётя Шура»), работавшая учителем в железнодорожной школе Бежецка. Она даже хотела его усыновить. Именно за счёт зарплаты тети Шуры, составлявшей 62 рубля, и ежемесячных перечислений Ахматовой из её пенсии (25 рублей) семья и существовала.

По подсчётам биографов, в 1931—1967 годы Лев Гумилев принял участие в 21 экспедиции. Они были разного плана – геологические, геофизические, археологические. Однако в собственноручно составленном ученым списке экспедиций он учитывал только профильные — археологические.

Ещё с 1949 года Гумилев состоял действительным членом Всесоюзного географического общества, а в 1961 году возглавил его этнографическое отделение. В 1964 году он был введён в Учёный совет Географического общества

Лев Гумилев был верующим человеком и даже в страшные тридцатые годы продолжал посещать храм.

В мае 1990 года Л. Г. Колотило выступил с предложением о выдвижении Гумилёва в действительные члены АН СССР, минуя избрание членом-корреспондентом, однако академиком Гумилёв избран не был. Однако в декабре 1991 года он был избран действительным членом Российской академии естественных наук (РАЕН), созданной в противовес официальной и «бюрократической» АН СССР. Этим званием он гордился и до конца жизни подписывал письма «академик РАЕН Л. Н. Гумилёв»

По инициативе президента Казахстана Нурсултана Назарбаева в 1996 году в казахской столице Астане именем Гумилёва был назван один из ведущих вузов страны - Евразийский Национальный университет имени Льва Гумилёва.