Цитата сообщения Marginalisimus

Маврина (Лебедева) Татьяна Алексеевна (1900 - 1996). Живописец, график. Детство Т. А. Мавриной прошло в Нижнем Новгороде. Детей было четверо, и воспитывали их, как полагалось в интеллигентных семьях: чтение и рисование, обучение музыке и языкам, внимание к фольклору и народному искусству, которые, казалось, окружали и пронизывали всю жизнь. От этих лет сохранились альбомчики-тетради, которые делали дети в семье Лебедевых. Это была игра в рукописный журнал. В 1921 году Маврина уже точно выбрала изобразительное искусство - поступила во ВХУТЕМАС, где училась у Р.Р. Фалька, Н.В. Синезубова, Г.В. Федорова.

Позже художница вспоминала об этом времени как о счастливейших годах своей жизни. Окончив ВХУТЕМАС в 1929 году, она вступила в объединение Группа "13", стала участником выставок объединения. В 1930-е годы Маврина занималась живописью, писала акварели, делала рисунки. Многие ее работы этого времени близки французским постимпрессионистическим течениям. Последняя живописная работа Мавриной на холсте масляными красками была написана летом 1942 года ("Танцы на веранде клуба"). То, что началось после этой картины Маврина называла своей новой жизнью. После войны художница вновь открыла для себя мир народного творчества. Она не только любила и собирала иконы, глиняные игрушки, подносы и вышивки - со своим мужем , художником Н.В. Кузьминым, она собрала великолепную коллекцию - Маврина сама делала копии лубков и прялок, расписывала туески, старинные подносы и бутылки, вживалась в образ народного мастера. Она создала свой собственный, "мавринский" почерк - декоративный, лихой, основанный на принципах народного примитива. В 1950-60-е годы художница совершала многочисленные поездки по русским городам, делала зарисовки и эскизы для будущих работ. Любимой темой стала природа, "земля и небо". Особое место в творчестве художницы занимают ее жизнерадостные и всегда солнечные иллюстрации к детским книжкам. Выполненные, как всегда, в народном стиле они великолепно подходят к сюжетам русских сказок. В конце 1980-х годов Маврина почти не покидала своего дома. Вопреки болезням и недугам она отдавалась своей страсти - живописи, писала виды из окна, натюрморты, цветы. Ее работы последних лет столь пластически убедительны, несут столь мощный энергетический заряд, что позднее творчество Мавриной с полным правом можно поставить в один ряд с полотнами крупнейших мастеров 20 века. Работы Татьяны Мавриной хранятся почти во всех крупнейших музеях нашей страны, в том числе в ГТГ, ГРМ, Саратовском художественном музее и в частных собраниях.

 

 

 

 

 

 

 

Маврина Т. "Дмитров. Красный дом", 1970

 

 

Маврина Т. "Переславль-Залесский. Музей", 1963

 

 

Маврина Т. "Переславль-Залесский. Гуси", 1957

 

 

Маврина Т. "Переславль-Залесский. Городище", 1965

 

 

Маврина Т. "Никольское-Урюпино", 1947

 

 

Маврина Т. "Звенигород. Гора", 1968

 

 

Маврина Т. "Звенигород. Улица с часами ", 1969

 

 

Маврина Т. "Яхрома. В Дмитров", 1970

 

 

Маврина Т. "Суздаль.Орион", 1972

 

 

Маврина Т. "Борисоглеб. Монастырь-музей", 1957

 

 

Татьяна Маврина
Юрий Коваль "Журавли"

 

 

 

 

 

 

 

 

"Стеклянный пруд"

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Маврину знали и ценили как графика и иллюстратора, воплотившего в своем творчестве многие принципы народного русского искусства, которое она прекрасно знала. Русские иконы, лубки, вышивки, глиняные игрушки представляли для нее интерес не только как предметы коллекционирования, но и как образцы высокой художественной культуры, живого языка, к которому она обращалась. Ее иллюстрации к детским книжкам и русским сказкам, альбомы рисунков, сделанных во время путешествий по русским городам, вызывали большой интерес и по праву считались частью отечественного искусства 70—80-х годов.

 

Художница была удостоена звания заслуженного художника РСФСР, имела награды и премии, в том числе Государственную премию СССР.

И все же словно незримая стена отделяла ее от официального советского искусства. Эту ее «инаковость» чувствовали все — от главных художников государственных издательств, с большой неохотой подписывавших мавринские книги в печать, до оргкомитета международной премии имени Г.-Х. Андерсена, выбравшего Маврину — практически единственную из советских художников детской книги — в качестве лауреата этой престижной премии в области книжной графики.

 

 

Татьяна Маврина родилась в 1900 году, хотя сама всегда называла годом своего рождения 1902-й, и именно эта неверная дата вошла почти во все справочники и биографии, написанные при жизни художницы. Причина была одна — женское кокетство, желание казаться немного моложе. Ее детство прошло в Нижнем Новгороде, детей в семье было четверо, и воспитывали их, как полагалось в интеллигентных семьях: чтение и рисование, обучение музыке и языкам, внимание к фольклору и народному искусству, которые, казалось, окружали и пронизывали всю жизнь. «География фантастическая от гор, рек, болот, оврагов, лесов, всяких легенд, старых городов вокруг: Суздаль, Владимир, Юрьев Польский, Муром, Городец, а там живописные народные промыслы — городецкие, семеновские, хохломские, палехские, мстерские. Город в окружении фольклора», — вспоминала Маврина о своих детских ощущениях. От этих лет сохранились альбомчики-тетради, которые делали дети в семье Лебедевых. В них — стихи и рассказы, рисунки, акварели. Игра в рукописный журнал будила мысль и творчество, рождала чувство полноты жизни, в которой предстояло так много осмыслить и запечатлеть. Из полноценности детства возникло ощущение того, что «много всего кругом», и это чувство не покинет Т. А. Маврину в течение всей долгой жизни.

 

 

 

 

 

В 1921 году она уже точно выбрала изобразительное искусство - поступила в «фантастический вуз ВХУТЕМАС», безоглядно увлеклась живописью. Позже Маврина вспоминала об этом времени как о счастливейших годах своей жизни. Настоящей школой живописи для нее стали французские импрессионисты в Щукинской и Морозовской галереях. И концу 20-х годов относится ее членство в Группе «13», участие в совместных выставках и поиски своего места в искусстве.

 

 

Но за двадцатыми годами пришли тридцатые, и с ними — диктат разрешенного пути в искусстве. В это трагическое для всей страны время Маврина оставалась верной живописи. В духе интернациональной живописной традиции художники Группы «13» сообща нанимали модель.

 

 

Маврина говорила, что художника, равного по силе Тициану, не найти среди импрессионистов, но «все вместе импрессионисты перетянут. Они открыли опять мир идеальной гармонии и повседневности». Многие ее работы этого времени близки французским постимпрессионистическим течениям. Одна из картин, написанная в сияющих перламутровых тонах, так и называется - “Подражание Ренуару” (1938).

 

Почти ежедневно она писала или рисовала обнаженную женскую модель, работая в разноообразных техниках. Подражания Анри Матиссу сменялись натурными набросками в женской бане. Венеры перед зеркалом существовали рядом с раздевающимися тетками в белье того незабываемого голубого цвета, который был характерен для трикотажа периода «строительства коммунистического общества». От этого времени осталось множество рисунков и акварелей, несколько десятков холстов, которые многие годы хранились буквально под кроватью — художница их никому не показывало: ведь обнаженная натура была недозволенной, почти запрещенной темой.

 

 

Лишь в 70-е годы некоторые из мавринских «нюшек» (как на простонародный манер она их называла, обыгрывая французское «ню») стали появляться на выставках, поражая своим радостным жизнеутверждением и вызывая вопрос: «Возможно ли, чтобы художник XX века, отгородившись от окружающего, упорно восхвалял радость бытия во времена, когда царствовала одна из жесточайших тираний?». Видимо, Маврина позволило себе не замечать ее, в чем было отчаянное и решительное противостояние общей атмосфере подавленности или истерии.

 

 

Последняя живописная работа на холсте масляными красками была написана летом 1942 года в саду Дома Красной Армии и изображала танцы на веранде клуба. То, что началось после этой картины, Маврина называла своей новой жизнью.

 

 

После войны художница вновь открыла для себя мир народного творчества. Она не только любила и собирала иконы, глиняные игрушки, подносы и вышивки — со своим мужем, художником Николаем Васильевичем Кузьминым, она собрала великолепную коллекцию — Маврина сама делала копии лубков и прялок, расписывала туески, старинной формы подносы и бутылки, вживалась в образ народного мастера. Это был гениальный ход, он давал ей возможность отойти от принципа социалистического реализма с его иллюстративным бытописанием в единственно дозволенном тогда направлении — в сторону русского народного искусства. Анри Матисс через увлечение народным искусством обрел свой стиль, а Татьяна Маврина, отталкиваясь от Матисса, превращает себя в народного мастера, создав собственный, «мавринский» почерк — декоративный, лихой, основанный на принципах народного примитива.

 

Для творчества художницы были необходимы натурные впечатления. В 1950—1960-е годы она предпринимала многочисленные поездки по русским городам, делала зарисовки и эскизы.

Она так натренировала свою память, свой глаз, что дома легко могла воспроизвести многоцветие природы по торопливым наброскам, сделанным с натуры.

Анимаиса Владимировна Миронова, ее частая наперсница в этих поездках, вспоминает, как в самом начале 60-х годов, ранней весной, в половодье, они с Мавриной оказались в маленькой забытой Богом гостинице. Ранним утром А. В. Миронова проснулась и с удивлением обнаружила, что Мавриной нет в номере. Оказалось, Татьяне Алексеевне удалось уговорить рыбака, и на утлой лодчонке посреди волжского разлива она с увлечением писала восход солнца. Слова художницы о том, что «земля и небо стали темой пейзажей и книжек» точно выражают суть ее творчества этих лет.

 

Татьяна Алексеевна Маврина в автобиографии делила свою жизнь, как она выражалась, но «три жизни»: первая — «от рождения до ВХУТEMАСа», вторая — Москва, учеба живописи у Роберта Фалька, увлечение импрессионистами, участие в выставках Группы «13», третья — началась во время войны. Но была и четвертая — последнее десятилетие жизни.

 

 

В конце 1980-х годов Татьяна Алексеевна почти не покидала своего дома. Мир замкнулся в стенах малогабаритной квартиры, оклеенных любимой Мавриной золотой и серебряной бумагой. Те, кому довелось попасть к ней в дом, бывали изумлены той невероятной внутренней силой, которая исходила от сухонькой девяностолетней женщины. Эта воля к жизни, казалось, защищала ее от старческой немощи — она видела практически без очков, была в ясном уме, и, если и забывала что-то, никогда нельзя было сказать наверняка — забывчивость это или лукавство.

 

Вопреки болезням и недугам Маврина отдавалась своей страсти — живописи — и писала натюрморты так, будто вмещала в них неизбывную силу своей неистовой натуры. Ее два окна — из одного видна береза, из другого — дерево и гараж — стали ее Вселенной, сквозь них она наблюдала смену освещения, чередование времен года, вращение светил.

 

 

 

 

Художница просила приносить ей цветы и, получив в подарок букет, уже не скрывала своего желания поскорее выпроводить гостя и приняться за работу. Так возникли нарциссы но фоне розовых берез, тюльпаны на заснеженном окне, красавец розовый гладиолус среди голубого лета. Казалось бы, что может быть проще изображения обычного букета на подоконнике?

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Однако работы эти столь пластически убедительны, несут столь мощный энергетический заряд, что позднее творчество Мавриной с полным правом можно поставить в один ряд с полотнами Рауля Дюфи и Анри Матисса. А один из последних натюрмортов, «Розы ночью» (1995), — винно-красные цветы на подоконнике на фоне синего неба с сияющим созвездием Ориона — можно назвать трагическим реквиемом перед неизбежным уходом в небытие.

 

«Стояло время или шло назад» — эти строки Рильке, знакомые нам в переводе Пастернака, начинают автобиографию Мавриной. Эпиграф выбран далеко не случайно, как ничего не было случайного в судьбе Татьяны Алексеевны. «Стояние времени» — это то ощущение, которое изумляет при взгляде на поздние мавринские натюрморты. Жизнеутверждающая сила и цветовая пластическая энергия этих работ вызывают ассоциации не только с искусством начала века, но и с творчеством молодого, полного сил человека. Почти всегда после смерти художника значение его творчества переоценивается. Часто оно начинает тускнеть, «съеживается» и блекнет, чтобы в конце концов обернуться строкой в специальном издании. Гораздо реже смерть переводит обыденные эпитеты в возвышенные, и слово «гениальный», которое стеснялись произносить при жизни, становится впору. Так, кажется, случилось с Татьяной Алексеевной Мавриной.

 

 

 

статья Я.Ю.Чудецкой "Мгновения, остановленные цветом"
источник 1
источник 2