ДОМ

Где его видела - вспомню с большим трудом.
(Только кому, если честно, всё это надо?)
Там, на отшибе, стоит одинокий дом
В мёртвой тиши, в глубине небольшого сада.
 

Так и рисуется в памяти без конца
Он, почерневший, замотанный в плющ,
как в кокон.
Жалкий совсем... И с фасада - с его лица
Смотрят мне в душу пустые глазницы окон.
 

Как же тонка между жизнью и смертью
грань!
Ты понимаешь: ведь было же... Было что-то!
В нём кто-то жил, поливал на окне герань,
Красил крыльцо, ждал гостей на обед в субботу.
 

В нём кто-то жил. Жил и дом - он дышал и пел!
Он был большим и тёплым, звенел, как лето.
Стёкла сияли, и свет был румян и спел:
В каждом окне - по кусочку такого света.
 

Только исчез хозяин и свет угас,
День ото дня становясь всё слабей и уже...
Как умирают дома?.. Как любой из нас-

Если он знает, что он никому не нужен.

2014
 

 Юлия Вихарева 

***

Есть женщины, похожие на утро:
Глаза - из голубого перламутра,
Спорхнувшие с изящных и душистых
Картин иных салонных портретистов.
Любовь таких – как дымка из тумана:
Полна и сладкой неги, и обмана,
Легка, непринуждённа и беспечна,
Но, словно сон под утро, быстротечна.
 

Есть женщины, похожие на полдень,
Сошедшие с Матиссовских полотен.
Глаза – огонь, ведь в них на самом донце
Горячее полуденное солнце.
Любовь подобных дам – одни напасти:
(Подобно танго – танцу жгучей страсти)
Пьяняще – обжигающе – прекрасна,
Но, как смертельный яд, она опасна.
 

Есть женщины, похожие на вечер:
Глаза мерцают тихо, будто свечи,
Из-под ресниц задумчиво темнея…
Те рождены полотнами Ромнея.
Любовь их – мудрость, что присуща даме,
(Вино, в сосуде зревшее годами),
Спокойна, не несёт в себе упрёка,
Но к чувствам рассудительно- жестока.
 

Есть женщины, похожие на ночи,
Глаза черны, рот чувственно-порочен.
Красавицы, что созданы (не даром!)
Французским живописцем Ренуаром.
Любовь их, пусть недолга и случайна, -
Загадка, обольстительная тайна.
Но таинство любовного урока
Несёт в себе, увы, следы порока.
 

А женщина, что сочетает мудро
В себе горячий полдень, лёгкость утра,
Загадку ночи, вечера блаженство, -
И есть самой природы совершенство,
Одна (средь миллионов, тысяч, сотен!)
Сошедшая с божественных полотен.

Юлия Вихарева 

***
И будет февраль. Будут вьюги скулить у порога.
И окна зажгутся. И свет будет- теплая медь.
Наверно зима для того и придумана Богом -
Чтоб людям почаще хотелось друг друга согреть.

Вдруг что-то простое покажется важным и нужным,
Давнишние письма иль фото за мутным стеклом.
Мне кажется, в мире нарочно придуманы стужи -
Чтоб людям хотелось согреться домашним теплом.

И кто-то достанет альбом с запылившейся полки,
И, может быть, вспомнит о ком-то забытом (как знать?)
Ведь вечер зимою недаром придумали долгим -
Чтоб люди друг другу успели о многом сказать.

 

Юлия Вихарева 
 

***

Господи, знаешь, я к тебе с просьбой странной.
(Ты ж Всемогущий! Ты, говорят, Творец!)
Можешь так сделать, чтоб не старела мама?
Можешь устроить, чтоб не старел отец?

Всё понимаю (ведь сами уже не дети)
Всё разумею, но, Боженька, хоть убей! –
Ну не могу… Не могу я смириться с этим…
С мыслью, что время их делает всё слабей.

Верно, с Тобой по-другому ведут беседу.
Верно, молитвы шепчут, а я ворчу.
Мне по плечу были многие в жизни беды.
(Как оказалось, не всё уже по плечу).

Знаю, следишь ты за Миром и нами зорко.
Может чего не продумал, не доглядел?
Что же мне видится в старости самым горьким? -
Несоответствие в возрасте душ и тел.

Я эгоистка? Похоже, что так, но снова
Стану Тебя умолять за отца и мать.
То не они! - Это я ещё не готова…
Я не готова такими их принимать.
 

Юлия Вихарева
2014

***

Ни слякоть, ни снег, ни унылое небо
Меня не расстроят теперь – хоть убей!
Я вижу, как бабка с горбушками хлеба
Выходит во двор покормить голубей.

Я вижу, как тут же слетаются птицы
Со всех уголков небольшого двора.
И, честное слово, могу покреститься! –
Сегодня птиц больше, чем было вчера!

Я вижу собаку, что, греясь на люке,
Сомлела, свернулась, готовясь ко сну...
Сегодня во всём -  в каждой капле и звуке
Я чую, я вижу, я слышу весну!

В любой чепухе – закорючке и точке,
В осевшем снегу, непролазной грязи,
И даже в ещё неразбуженной почке
Я вижу весны неизбежный визит.

И так мне приблизить не терпится встречу,
Что я, нетерпение это кляня,
Возьму календарь за февраль и помечу
Три самых последних ТЯНУЩИХСЯ дня.

25.02.2014

* * *
Разбит фонарь. Уныло смотрит в осень
Осколками стекла. Наверняка,
У лихача, что камень меткий бросил,
Не дрогнула жестокая рука…

Швыряя вслед мне колкости, напрасно
Ты от меня в ответ эмоций ждёшь:
Как тот фонарь, я от тебя угасла,
И вряд ли ты меня теперь зажжёшь.  

***

Я замолчу. Угаснут в сердце строки,
Как угасает, догорев, свеча.
И все слова, и горькие упрёки
Со мной навеки тоже замолчат.

Затихнет всё…Не утруждайся, полно,
Быть рядом. Я пуста и не годна,
Как тот сосуд, что был вином наполнен,
А после был испит тобой до дна.

Я затаюсь, замру. Ни слова больше!
Ни звука не слетит с замолкших уст.
Я - дом, что был тобой однажды брошен,
И вот теперь он холоден и пуст.

А заглянув в него – в чужой, постылый,
Ты ахнешь и закроешь снова дверь.
Но это ты его забросил, милый,
Так что тебе не нравится теперь?

ВИРТУОЗ

Ты всё перечеркнул своим враньём,
Но виртуозен в собственном обмане,
И снова кружат чёрным вороньём
Твои слова, и больно сердце ранят.

Ты лжёшь мне с мастерством – не сгоряча,
А я застыла, эту ложь внимая,
И так послушно, как из рук врача,
Микстуру с ядом молча принимаю.

До капли, что скатилась по губе,
Я пью его, уже смирясь с судьбою,
И лишь за то, что предана тебе,
Так виртуозно предана тобою.  

***

Неисправимая. Это диагноз. Болезнь.
Верит в людей. На своих же ошибках не учится.
Разум толкует: «Опомнись! Не суйся! Не лезь!»
Сердце ей шепчет: «Ты, главное, верь, и получится…»  

***

Подъезд. Ступеньки.
Ключ в замочной скважине.
Из тусклой лампы льётся свет, дрожа.
Шаги чуть слЫшны. Все движенья слажены:
На полку – шарф, на вешалку – пиджак.

Гостиная. Жена под пледом плюшевым,
Спит, прикорнув на маленькой софе,
В ночной сорочке с кружевными рюшами.
На тумбе – недопитый «Нескафе».

В бокале, разрисованном сердечками,
Таблетки, обручальное кольцо.
Упали пряди рыжими колечками
На бледное усталое лицо.

Он опустился в кресло… Тихо, с краешку.
Ослабил галстук. Вытер с шеи пот.
Пробормотал чуть слышно: - Знаю, заюшка,
Опять тебе доставил я хлопот…

Вдруг захлестнула жалость к ней щемящая:
Спит, как дитя…На чёлке бигуди.
Нелепы рюши, в стороны торчащие
Из-под глухой кокетки на груди.

Жена. Пятнадцать лет бок о бок прожили,
(А в браке каждый год идёт за три!)
И всё давно сказать пора, но гоже ли? –
Ведь не чужая, что ни говори…

Он снял, ворча, ботинки (слишком узкие!)
И галстук в каплях красного вина.
Пропах духами. Сладкими. Французскими.
Не теми, что использует жена.

Помады след – прямое доказательство
Чужой любви…Что там парфюм, вино!
Но как сказать: «Я совершил предательство.
Люблю другую женщину. Давно.»

«Начать сейчас?» - Он кинул взгляд на спящую, -
«Нет, лучше утром. Жаль будить, до слёз!
А там скажу, мол, всё по-настоящему,
Мол, ты – привычка, а она – всерьёз.»

«…Как пахнет кофе умопомрачительно!» –
Он дёрнул носом, как голодный пёс, -
«Жена готовит просто исключительно!
Ах, да! Ведь у меня с другой всерьёз…»

Вошла она. В глазах смешинки светятся:
- Корпоратив на славу?
- Вроде так…
- Я вижу, ты был снова «парень месяца»,
Раз зацелован галстук и пиджак ?!

Ещё смеётся! Хрупкая, а сильная.
В кудряшках рыжих путается свет.
…Он глянул ей в лицо, в глазищи синие:
- По чашке кофе?
- Почему бы нет...

Он потянулся сладко: «А ведь умная!
Способна ли другая ТАК любить?
И всё ли ТАМ всерьёз? Потом подумаю,
Подумаю на буднях… Может быть…» 

***

Зима. Ей Богу, как уныл пейзаж!
Погода – дрянь: опять дождит и мочит.
Открыт блокнот, в нём чёрный карандаш
Оставил след из букв и многоточий.
И так же чёрен след былых разлук,
И та же недосказанность во взгляде.
Я столько дней ждала тебя, мой друг,
Чего же ради?

Зима - как много длинных вечеров!
Мой дом похож на старую берлогу.
А ты… Ты далеко. Любим. Здоров.
Да, главное, здоров, и слава Богу…
След карандашный на себе храня,
Блокнот томится в жёлтой кромке света.
Мне б только знать: любил ли ты меня? -
Хотя бы это… 

 БЕЛАЯ ВОРОНА

Воронья стая сбилась в круг
И крепко держит оборону:
К любимой их помойке вдруг
Прибилась белая ворона.

Средь воронья переполох:
Кричат, волнуются, судачат -
Какой-то в этом есть подвох,
Раз ЭТА выглядит иначе!

Должна быть серая она,
Как ВСЕ НОРМАЛЬНЫЕ вороны,
Так нет! - У перьев (в том вина!)
Окрас неправильного тона!

Возникла в стае суета,
Лишилось вороньё покоя:
Им невдомёк, что птица та
Природой создана такою.

Да и ворона, зля сестриц,
Всё не поймёт никак, дурёха,
Что быть средь стаи серых птиц
Вороной белой – тоже плохо. 

* * *

Я распустила свитер старый,
Смотала шерсть в клубок тугой.
Пять лет, как мы с тобой не пара,
Пять лет, как ты ушёл к другой.

С какой заботой я когда-то
Узоры спицами плела!
Из толстой пряжи грубоватой
Любовь, как гнёздышко, вила.

Смеялся ты: «Носить веками
Готов, что на душу легло:
Тепло, что создано руками -
Живое женское тепло»

Петелька за петелькой – туго
Вязались спицами ряды:
Плела от хворей, от недуга,
От непогоды, от беды…

Всё ворожила - заклинала:
«Храни себя да будь здоров…»
…Ушёл к другой ты, хоть (я знала)
Она не вяжет свитеров.

А я, как - будто отомстила –
Да расплела тот свитер. Вновь! -
Всё до петельки распустила –
Заботу, преданность, любовь. 

***

О, валенки! Вам песнь свою дарю.  
Пусть нынче обувь славится другая,
Но в вашу честь я этот гимн слагаю -
Назло снегам, пурге и январю.

Я вас достану с полки, чуть дыша,
Хоть вы стары – вас не сносить до гроба.
То, как «на совесть» сваляны вы оба,
Оценит только русская душа.

С какой любовью делал вас мой дед:
Его рукой из шерсти грубоватой
Вы были плотно сваляны когда-то
И служите мне правдой много лет.

Пропахли нафталином? – Ну и что ж...
То не смутит торжественность момента.
Сияйте же, срывая комплименты,
Носами двух резиновых галош!

Пусть модный крой сапог неотразим, -
Мы в них не раз от холода плясали.
И лишь простые валенки спасали
От настоящих, крепких русских зим.

К морозам лютым стойки и крепки, -
Вас люди создавали для благого.
И до сих пор не признают другого
Себе в обувку наши старики.

О, валенки! Примите ж, наконец,
Мой фимиам поэзии незрелой
За то, что вами так меня согрело,
Как будто грело сотнями сердец. 

       ЛУЖА

Однажды по весне
в уютном скверике
Образовалась лужа
на проталинке.
В полшага вся
- «от берега до берега» -
Такой была она,
бедняжка, маленькой.
И сквозь её водицу
мутно- талую
Виднелось из травы пожухлой
донышко,
Да скорлупа ореха
залежалая
Плыла по ней,
как утлое судёнышко…
И вроде было с лужей всё в порядке,
НО!..
Но мартовскими днями
безмятежными
Мечтала лужа
- будто это ей дано -
Стать океана водами
безбрежными.
Такой же необъятной
и глубокою,
Прекрасной, мощной,
необыкновенною…
Чтоб каравеллы плыли
крутобокие
По ней и рассекали
волны пенные…
………………………………………………………….
А чуть поздней, на месте
той проталинки
В один из тёплых дней,
порою вешнею,
На свет росток пробился
хрупкий, маленький,
Водою напитавшись
талой, здешнею…
Но не узнала лужица
несчастная
О главном -
- что она не исключение! -
Нет у природы ничего
напрасного:
У каждого своё
предназначение. 

* * *
Не важно. Всё теперь уже не важно,
И так отважно,
Без лишних слов я начинаю жизнь с нуля.
Я рву безжалостно, не ноя, не скуля,
Страницы прошлого, как старую газету.
Уносит ветром
Обрывки фраз… Слова… Заметки на полях…
И то, чем я когда-то дорожила,
О чём тужила,
Я выдираю с кровью, с мясом. Я чиста!
Жизнь начинаю с нового листа,
Всё уничтожив до последнего росточка…
Забыто! Точка!
……………………………………………………
Но что тогда болит под оболочкой,
Когда внутри я так безжизненно пуста? 

* * *
Я тебя разлюбила. В семь тридцать
утра.
Ты за круглым столом ел на
завтрак омлет,
А я думала: «Странно, ведь только
вчера,
Я любила тебя. А сейчас – уже
нет».
Тот же лоб и над ним непослушная
прядь,
Взгляд с прищуром, сводящий
когда-то с ума…
Я всегда так боялась тебя
потерять,
А теперь потеряться готова сама.
Сколько было труда наши судьбы
связать
И потом на себе эту ношу нести…
Оказалось, гораздо труднее
сказать:
«Я тебя разлюбила. Так вышло.
Прости!»