Мне восемь лет. Бегу по деревенской улице. В левой руке сетка с буханкой чёрного хлеба. Откусываю на бегу от ароматной корочки небольшие кусочки и с наслаждением жую. Правая рука, при помощи куска проволоки, управляет железным ободом из-под бочки. Пыль от босых ног и одноосной колесницы поднимается вверх и висит в тёплом июльском воздухе, словно в раздумье.
Тороплюсь. Важная новость переполняет. Надо донести её скорее. Так же как, впрочем, и хлеб.
В очереди за ним услышал разговор двух пожилых женщин. Та, что постарше и повыше, обратилась к тщедушной, шустрой собеседнице: - Ты пошто деффка в храм-то не ходишь? Бога-то не боишьссе?
Та сверкнула маленькими, острыми глазками и скороговоркой протароторила: - А што мне ваш бог-то храмовой трудодней, бат, добавит? Аль в шти мяса? Быват мужа и моих парнишецек живыми возьверьнёт с войны? И тебе твово Васю с одинцями-то?... Да и куды нам грешным? Вот евонна (показала на меня) баушка в монашках росла, дак и та не посешат сбориша-то ваши. И образов в избе-от не дёржит. А уж мне-то нестаркой жонке бог-то ваш малёванной не нашто не нать!
Замолчали бабушки. Каждая о своём. А я стоял ошеломлённый. – Моя бабуля - монашка?! Никогда не видел её крестящейся. Икон в доме не было. И в церковь она не ходила. Нет, что-то здесь не так!
В облаке пыли ворвался во двор. Бабушка всплеснула руками:– Ека страссь! Нажиффшик-от наш сверёжой, корминець жадобной, как мурин по лесу скацёт! …А крома-то оглодал весь!
- Баушко! А ты монашкой была? – Выпалил, едва перевёл дух.
- Нако, да хто еку павесть тебе, любеюшко, приплёл-то?
Выслушала сбивчивый рассказ. Вздохнула: - Элакая варакоша-от Меланья! Верандюкса истовённо! …Садись рядком, парницёк. - Погладила меня по голове. – Коль хоцешь, дак слушай…. Не была я монашкой-то, дитятко! Трудницей горе мыкала в монастырьке нашем, ушельском-то. Матенка мя родила, да невея и прибрала сердешную. Несошна я. Тата мой женилссе. Да вскорости и сконцялся. А мацеха-от и спроворила мя с глаз. Издосель сказывают: «Без таты – полсироты, а без матенки и вся сирота».
- А сколько лет тебе было тогда баушка?
- Дак поменьше тя. Годков семь не боле. Отай в ноць увёзли. В Ушельи-то и омалталасся. Сёстры божьи кудерышка обрезали. И в угол поставили. Молиться.
- А долго ли жила-то там?
- Поцитай лет десять. До перевороту. Как элакие-то большаки объявилися, монастырёк-от и запёрли. Всех прочь спровадили.
- А ты бога видела, баушка? – прошептал я.
Задумалась. Поправила платок на голове. – А, бат, и блазилссе, родимой? …Выроблюсь за день-то нешшадно. Спать хоцю смертно. А игуменья-то сушша бошацька, варайдат: «Порато оботела, Стёпка! Робить те лихо! … Камешки разбросат. И на коленки мя. «Молись, нероботь огурна, до денници. Коль раньши встанешь, укотоцькаю!» Злюшша была! Грызлись оне с клюшницей-то. Да и с другима сестрама. Котора за которой! Вертеп сушший! Клюшница-от вскорости игуменьей-то и стала. Загрызла, знать одна дракунья другу! …А мне махонной опять робить. Заплацю когды не видят. К небу глазки подыму и голосю слёзно: «Шолнышко-высоколнышко. Поклонись моей матушке. Да любимому батюшке. Исстрадалось их дитятко. Сиротинушка измаялась». И веть кудесы-то оногдысь бывали. Вроде загреева. А враз забусет. И куцева потянутся. А там и букса свет-от застит. Лива-ливушко прольётся. Быват, матенка родна рыдат? Серьдецьку-то и легше.
- А когды ж ты с богом-то свиделась, баушка?
- Семь годков минуло тогды монастырьской маеты-то. За клюквой мя послала наставниця. К озерам лешим. Лес-от уж заосеннилссе. Сбрусневел. Свёток зацялся. На буян прискоцила. А там рецька. Вода кротка! Туман в низы сползат. Цёрной курум сел на пень. Закрицял. Я глызку курника моделого ему и подала. Ницего, думаю, быват, не оголодаю, ягоды-от хороша наеда! Присела на валежину. А глазки-то и закрылись. Долго ли спала, не знаю. Проснулась будто. …А на мести курума старицёк сидит! И зенки цёрны на мя ласково-от пялит. А руженьём и бородой бурнасой. Платиньё рвано. Полохоло. Дербень истовённо! Стругат цего-то ножицьком. Сполошилася я-то. Окротела. Омалталась цють и крицю от страху-то: - Ты пошто тако наянова на мя галиссе-то? А он улыбнулссе и сказыват: - Не пужайся Стёпушка. Погляжу на тя, голуба душа. Полюбуюсь. И пойду дале.
Осмелела я: - Откудова знашь, как мя клицют-то?
- Я фсё знаю, девиця.
- Фсё знает один Боженька. Нешто Бог ты?
- А быват, и Бог. …Он веть в кажном живёт.
- И во мне?
- И в тебе, белеюшко.
- А наставниця бает што в храме, да на образах.
- Нет, во всём он. В каждой травке. Капельке. Слёзке. Душе. Везде. И любит всех.
- И мя?
- Порато сильно, милая! Как услышит песенку про шолнышко, так и заливатся слезама-то.
- А я думкала, это дошшь?
- Слёзы божьи, обрадушка! Ветрама он гладит головушку твою. Шолнышком ликует тя. Уж как любит!
- А за што? Я ить выпорок сушший. Матушка-игуменья так мя называт.
- Ты для боженьки андел. Ево дитя. И все евонны дети. Детей родитель жалет и любит всех.
- Бат ваганишь ты, дедушко? Взаболь сказывашь-то?
- Охота брешет. Я элако-то не варзаю.
Поверила я ему. Набралась духу и спросила: - А когды из монастыря-то меня отпустят?
Старицёк голову-то поднял к шолнцу. Шоптал што-то. А потом и сказыват:
– Чрез три года, покинешь обитель, беляна. В том же годе замуж выйдешь. Деток пятерых родишь. Поживёшь со скотом, животом и домом благодатным. Всё у тебя будет. И тихо. И лихо. Ежели совсем невмоготу придеться, попроси у боженьки помоши. Вот так: «Голопок, голопок ты лети во цертог, к Богу-батюшке, ко любеюшке. Попроси его выруки для меня Степанидушки». Запомнила обаву-то, белеюшко? …Карр! Карр!
Очнулась я на валежине. Ни курума. Ни старицька. Приснилось, знать? Иттить уж хотела. Гли ко, белет што-то на пеньке-от. Подошла. А там птиця деревянна. Махонька. Берцётая. Баская. Голопь. …Вот и фсё.
Из глаз бабушки тонкими ручейками бежали слёзы. Она была там. На берегу реки. В осеннем лесу. Волна нежности прилила к моему сердцу. Не понимал тогда ничего про любовь. А ведь это она и была. А навстречу ей, из глубин души самого дорогого человека несся встречный, мощный поток. Он осязался буквально физически. Я его видел. Этот Свет Любви. Долгую жизнь прожил потом, но никогда больше не испытал такого душевного потрясения. Ошеломления. Восторга.
Посидели молча. Обнял её за худенькие плечи. - Не плаць баушкоу. Я не буду шалить. Вот увидишь.
Улыбнулась. Морщинки лучиками разбежались по лицу. – Шали парницёк. Не порато. Шали. Насерьёзнишьссе ишо. Успешь.
- Баушко, а што думашь, бог это был, в лесу-то?
- Бат и он. Аль хто от ево посланный. Быват знатливой? Ишо сведушими их клицют-то. Ведают оне што от других сокрыто. Добро от них. Матушка-игуменья обзывала их языцьниками поганама. Нет. Светлые оне. Вот и дедушко леший таков был. Доброхот. Цюяла я это.
- А правду он всю сказал про тебя-то? Так и было потом?
- Да. Всё сбылось. И голопь помогал, когды лихо было… Возьми его себе, внуцек. Пусть тебя охранят. А мне-то уж он не нать.
Вздохнула глубоко. - Всё сбылось. А тебе жить. С неба-то и подмогнём, ежели што. Боженьку попросим.
Она вложила в мою руку тряпичку. Развернул. Маленькая деревянная птичка. В полёте. Светлая, светлая. Как слёзы моей любимой бабушки.
**************************************************************************************
Некоторые слова поморского диалекта (Лешуконский район Архангельской области) русского языка, использованные в рассказе, и их значения.
Бат, быват – может быть.
Одинци – близнецы.
Баушка – бабушка.
Нестаркой – моложавый.
Ека – такая.
Нажиффшик – добытчик.
Корминець – кормилец.
Жадобной – желанный, жданный.
Мурин – бес.
Крома – краюха хлеба.
Павесть – слух.
Любеюшко – дорогой человек.
Приплёл – наврал.
Элакая – такая.
Варакоша – болтунья, пустомеля.
Верандюкса – болтливый человек.
Истовённо – в точности, истинно.
Парницёк – паренёк.
Ушельский – Ущельский монастырь. Находился возле села Лешуконского на реке Мезени. Архангельская губерния.
Матенка – мать.
Невея – смерть.
Несошна (я), несошной – некормленый материнской грудью ребёнок.
Тата – отец.
Мя – меня.
Издосель – испокон веков, издревле.
Отай – тайно.
Омалталлась – опомнилась.
Переворот – Октябрьская революция 1917 года. Так её называли в северных деревнях даже в советские годы.
Большаки – большевики.
Блазиллсе – виделся, казался.
Выроблюсь – устану от работы.
Нешшадно – беспощадно.
Смертно – сильно.
Тя – тебя.
Бошацька – ворчунья. Бошак – ворчун.
Варайдат – ворчит.
Порато – очень.
Оботела – обленилась.
Робить – работать.
Лихо – в данном контексте, - лениво.
Нероботь – тунеядец.
Огурна – избегающая работы, ленивая.
Денница – утренняя заря.
Укотоцькаю – пришибу.
Котора - ссора
Дракунья – драчливая, агрессивная.
Махонная – маленькая.
Кудесы – чудеса.
Оногдысь - иногда.
Загреева – солнцепёк, зной.
Враз – внезапно, вдруг.
Забусет – станет серым.
Куцева – кучевые облака.
Букса - тёмная грозовая туча.
Лива-ливушко – ливень.
Леши озёра – лесные озёра.
Заосеннилссе – покрылся желтизной.
Сбрусневел – покраснел.
Свёток зацялся – рассвет начался.
Буян – ровное, открытое место.
Вода кротка – вода тиха.
Курум – ворон.
Глызка курника моделого - кусочек рыбного пирога недопечённого.
Наеда – сытая пища.
Руженьё – лицо, обличье.
Бурнасой – рыжий, конопатый.
Платиньё – одежда.
Полохоло – страшилище.
Дербень – обросший волосами, одичавший человек.
Окротела – оробела.
Омалталась – опомнилась.
Наянова – нахально.
Галиссе – смотришь.
Белеюшко – ласковое обращение, дорогой, любезный.
Обрадушка – вызывающая радость.
Ликует - целует.
Выпорок – непослушный ребёнок.
Ваганишь – шутишь, надсмехаешься
Взаболь – правда, честно.
Охота - собака. Так называли всех собак на Севере, поскольку иной функции, кроме охотничьей, они не выполняли.
Элако- так.
Не варзаю – не умею,
Беляна – белокурая девочка, девушка
Голопок, голопь – северная деревянная щепная птица счастья. Она же символ Святого Духа.
Вырука – помощь.
Берцётая – узорчатая.
Баская – красивая.
Знатливой , сведуший – ведун, знахарь, преемник волхвов.
Уходят последние носители древнего языка. Голоса предков всё дальше и тише.
Серия сообщений "Что Хранит Память.":
Часть 1 - Вод Водович и Иван Водович.
Часть 2 - Александр Чашев. Ещё раз о названии Холмогоры и не только...
...
Часть 7 - Лень и Отеть.
Часть 8 - Евг. Рыбаченко. Слово.
Часть 9 - Александр Чашев. Боженьку попросим.
Часть 10 - Святочные Виноградия.
Часть 11 - По следам Артура и Ванды.
...
Часть 16 - Марк Бернес, которого мало знали.
Часть 17 - Стихи и песни о Мезени
Часть 18 - АБРАКСАС