Первый по-настоящему осознанный сон, длинный и не прервавшийся даже после нескольких пробуждений. Началось всё с моего соседа по комнате, который, посреди ночи блуждая по общежитию, каким-то образом ухитрялся громко храпеть, как человек, погружённый в глубокий и продолжительный сон. Обернувшись, я обнаружил, что в комнате присутствуют два Петрашова: один лежит в постели и сопит, а другой ходит рядом, трогая и переставляя предметы, лежащие на столе. Очень трудно описать чувство, которое я ощутил, столкнувшись с этим фактом: я как-то из глубины сна, бессознательно осознал, что нахожусь во сне, и оказался в состоянии действовать более или менее осмысленно. Конечно, факт осознанности не оказался для меня чересчур уж радостной и по-своему шокирующей новостью, какой был когда-то, ведь с той поры, когда я по-настоящему интенсивно интересовался вопросами сновидения, прошло уже больше полутора лет. Вероятно, отсутствию сильной эмоциональной реакции и обязана длительность и определённая ясность сна.

Осознавшись, я первым делом, конечно, предпринял попытки взлететь, и не сказать, чтобы они оказались неудачными, но всё же в этом деле я столкнулся с определёнными трудностями: мне приходилось делать усилия, как бы отталкиваясь от воздуха и плавая в нём, и понадобилось некоторое время, чтобы я смог освоиться с новым своим положением. Потом я очень долго рассматривал своё отражение в зеркале, как это было уже в одном похожем, хотя и не столь успешном в плане осознанности сне (см. сон № 4, «Приглашение в Зазеркалье»); я парил перед зеркалом, побаиваясь, что отражение примет пугающие, отвратительные формы, но всё оставалось, как прежде, и я продолжал выглядеть очень красивым, спокойным и радостным. Помню, что собирался выбраться на улицу напрямик, сквозь стекло, как поступают многие сновидцы, но, трогая стекло руками, я ощущал его твёрдость и опасался, как бы мне не навредить себе, ударившись о него с разгону головой. Уже тогда я понимал, что проблема заключается в не слишком высоком уровне осознанности, делающем сновиденное стекло сравнительно реальным, но ничего не мог с этим поделать.

Потом я долго летал по общежитию, знакомясь со множеством разных людей, которых никогда не видел прежде, принимал участие во всевозможных праздничных мероприятиях, общаясь на различные темы, часто просыпался и сразу же засыпал вновь, возвращаясь в ту же точку, где я прервал своё путешествие. Больше всего мне запомнился один эпизод, произошедший уже ближе к концу сновидения: беседуя с персонажами сна о сновидении, я стал расспрашивать их, знают ли они настоящих, живых сновидцев, с которыми я мог бы вступить в контакт. Мне показали старую чёрно-белую фотографию, на которой было запечатлено пять или семь пареньков несколько старше моего возраста, и по очереди назвали их имена. Я старался удержать их в памяти, чтобы потом, по пробуждении, мог бы что-то о них разузнать, но запомнил лишь одного, по прозвищу Трамвай, причём меня предупредили, что это человек очень странный или даже опасный в общении, с которым лучше не связываться. У меня было чувство, будто бы эта фотка принадлежит мне – кажется, её прислала мне М. вместе с одним из своих писем, но в действительности такой фотографии у меня нет.

Я на карте моей под ненужною сеткой
Сочинённых для скуки долгот и широт
Замечаю, как что-то чернеющей веткой,
Виноградной оброненной веткой ползет.

А вокруг города, точно горсть виноградин,
Это – Бусса, и Гомба, и царь Тимбукту.
Самый звук этих слов мне, как солнце, отраден,
Точно бой барабанов, он будит мечту.

Но не верю, не верю я, справлюсь по книге.
Ведь должна же граница и тупости быть!
Да, написано Нигер… О царственный Нигер,
Вот как люди посмели тебя оскорбить!

Ты торжественным морем течёшь по Судану,
Ты сражаешься с хищною стаей песков,
И когда приближаешься ты к океану,
С середины твоей не видать берегов.

Бегемотов твоих розоватые рыла
Точно сваи незримого чудо-моста,
И винты пароходов твои крокодилы
Разбивают могучим ударом хвоста.

Прикосновение к Египту – к древней волнующей культуре слияния мудрости, тайн, золотистого песка и пустынных ветров – в заснеженной Москве... невероятно. Но именно ощущение этой таинственной притягательности возникает, когда встречаешь эту женщину – хрупкую, беззащитную, удивительно красивую, профиль которой напоминает портреты древнеегипетских цариц. Особенно когда видишь её среди мерцающего золота созданных ею картин. Но когда начинаешь общаться с ней, словно туман рассеивается, и сквозь яркий восточный облик проступают черты очень русского, мягкого, поэтичного характера – удивительное сочетание, делающее эту молодую женщину ещё более пленительной. Как родилось это единство? Что оно обещает? В какой форме творчества может реализоваться такая натура? Я думаю, эти вопросы возникают у каждого, кто знакомится с Галлой и её работами.

Она призналась, что долгие годы не обращалась к египетским темам в живописи, но корни имеют могучие силы, и рано или поздно их осознание переплавляется в творчестве художника, находит свою форму осуществления на холсте. Воспитанная в России, на традиционных ценностях русского изобразительного искусства, в какой-то момент Галла открыла для себя созвучие древнерусской иконописи и египетского символизма, их графической тонкости.

В работах Галлы сочетаются, казалось бы, абсолютно не совместимые понятия: статичность древних египетских фресок и реалистичность современной европейской живописи, старинная яркость золота и лазури и теперешняя актуальность жёлтого и синего, темпераментность Юга и сдержанность Севера.

Однако в творчестве Галлы, кроме «древних» работ, присутствуют и современные, хотя всё равно несколько фантастические сюжеты. В её исполнении даже портреты приобретают очарование волшебства.

1988 г.: закончила Московскую художественную школу.
1994 г.: Московский государственный академический институт им. В. И. Сурикова.
1997 г.: Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова по специальности психология.

ВЫСТАВКИ РАБОТ ГАЛЛЫ АБДЕЛЬ ФАТТАХ ПРОХОДИЛИ В:

• Доме Дружбы народов в Москве в 1989 г.;
• ВДНХ (ВВЦ) в Москве в 1991 г. во время визита президента Египта Хосни Мубарака;
• Каире в 1992 г.;
• Дворце кинокультуры в Каире в 1993 г.;
• Центре искусства в Киркенесе (Норвегия) в 1995 г.;
• Посольстве Египта в Москве в 1995, 1997 гг.;
• Гостинице «Рэдиссон-Славянская» в Москве в 1999 г.

Начиная с 1998 года и по настоящее время в Москве в Центральном Доме художника проходят ежегодные выставки работ Галлы Абдель Фаттах. Работы Галлы находятся в частных коллекциях Германии, Египта, Норвегии, России, Саудовской Аравии, США.

Источник: http://fattah.artnow.ru/

Скачать программу: http://humito68.xaker.ru/FirstGate.rar

Содержание

 1. Краткое описание

2. Технические требования

3. Начало работы

     3.1 Запись сновидения

     3.2 Добавление «шара восприятия»

     3.3 Размещение «шара восприятия» на карте

     3.4 Навигация по карте

     3.5 Создание зоны

4. Информация об ошибках

1. Краткое описание

Программа «Первые врата» предназначена для ведения электронного дневника сновидений и создания карты сновиденного мира.

Подробнее о методе картографирования сновидений см. на сайте Хакеров сновидений.

 2. Технические требования

Программа рассчитана на работу в ОС Windows 98/ME/NT/2000/XP.

3. Начало работы

Программа может находиться в двух режимах: режиме дневника сновидений и режиме карты сновиденного мира.

Для переключения между режимами служат соответствующие кнопки на панели инструментов.

«Во сне кто-то мне рассказывает о судьбе, в которой железнодорожные пути, уходящие далеко вправо к океану, через которые поддерживалась постоянная связь с океаном, были разрушены вздыбившимся и разверзнувшимся материком. И в разломах материковой плиты оказались океанские воды и огромные рыбы океанских глубин».

Ал. Панов, «Школа сновидений», кн. II, ч. 3, §1.

Источник: http://www.utro.ru/articles/2011/11/22/1012238.shtml

По признанию Волшебница_Алиша, у которой я и позаимствовал пикчу, стырено из интернетов) но всё равно красиво!)

Наверное, любой, кто исследовал сновидения, сталкивался с интересным феноменом: в определённый момент – я не могу сказать, чем это обусловлено, – находясь в состоянии полусна, вдруг начинаешь с предельной чёткостью и ясностью слышать голоса, в действительности не принадлежащие никому из твоего окружения. Эти голоса никогда не перепутаешь с собственным произвольным мышлением – настолько они яркие, громкие, эмоционально окрашенные и, главное, обладают определённым тембром, высотой и другими звуковыми характеристиками. (Об этом в своё время писал ещё Успенский, однако он, насколько я понимаю, экспериментировал главным образом с наркотиками, поэтому опыты, которые он проводил, были ещё более странными.) Забавно бывает осознать себя в самом разгаре такого диалога: помню, как-то раз я неожиданно понял, что уже достаточно продолжительное время кто-то очень настойчиво предлагает мне выпить, и я даже, кажется, мысленно ему что-то ответил. Вот и сегодня утром я слышал плач ребёнка; уверен, что он не мог исходить от соседей или из улицы.

Ещё один замечательный аспект – это ощущение полёта на огромной скорости, тоже характерное для состояния полусна. Конечно, и простое расслабление тела приносит ощущение невесомости и даже полёта, но в совокупности с переходом во «внимание сновидения» оно приводит к совершенно фантастическим результатам.

...В полудрёме я вспомнил эпизод, который мне уже снился сегодня: кто-то жаждет обсудить со мной особенности иконописи как жанра искусства, а мне этого совсем не хочется делать, и я убегаю по открытому коридору с колоннами. Воспоминание незаметно переросло в сновидение, и вот я уже чувствую себя увлечённым побегом. Скорость нарастает лавинообразно, пока не переходит вообще во что-то труднопереносимое. Появляются нелицеприятные, тревожные образы. К сожалению, мне не хватает осознанности сообразить, что они – результат моего беспокойного настроения, и я только удивляюсь, почему в мире снов так много тревоги, «а где же любовь?»

Сновидение длилось минуты, однако я проснулся таким бодрым и наполенным силой, каким не просыпаюсь порой и после многих часов обыкновенного, неприметного сна.

Чувство собственной важности и страх – два основных источника сновидений (как во сне, так и наяву). Первый питается воспоминанием о положительном опыте, второй – памятью о негативе. Пока я знаю только один способ временно оборвать эту связь – это насильственная (волевая) концентрация на воспринимаемой органами чувств информации. Конечно, есть состояние, в котором подобное наблюдение проходит совершенно свободно и ненавязчиво, однако оно проявляется лишь как катарсис и требует для своего выявления крайней степени умственного напряжения, поэтому его тоже нельзя причислить к естественным средствам.

Теперь я уверен, что между так называемым бодрствованием и просоночным состоянием действительно нет принципиального различия: вся кажущаяся разность этих двух состояний происходит от чередования расслабленности тела, которая влечёт за собой некоторые занятные, но не имеющие принципиального значения артефакты восприятия, и его действенного, напряжённого состояния, в котором значительная часть внимания направлена на получение и обработку информации, а потому эффекты, характерные для полусна (например, грёзы), зачастую проходят практически незамеченными.

Прошлой ночью я очень близко подобрался к грани между сном и явью: мне наконец-то удалось устроиться так хорошо, что тело не испытывало дискомфорта даже после многих часов неподвижности; получалось в нужное время переключаться между работой воображения и органов чувств так, чтобы не теряться ни во внутреннем диалоге, ни в том интересном комплексе ощущений, который оккультисты называют «эфирным телом»; наконец, явным было разграничение между деятельностью реактивного и творческого отделов ума. К сожалению, я так и не справился целиком с искушением анализировать воспринимаемое, несмотря на очевидную бессмысленность анализа исключительно автоматически созидаемых образов, но вообще процесс наблюдения за происходящим был очень приятным, и я получил удовольствие от эксперимента.

Знакомлюсь с пареньком, который на первый взгляд мне не особо понравился, но, как выясняется, имеет со мной много общего. Мы отправляемся погулять куда-то на окраину города, к небольшой весенней площадке где-то у окончания железнодорожных путей, и там в процессе беседы обнаруживается, что он тоже является любителем сноуборда (только в большей степени практиком, нежели я). Вместе с ним я отправляюсь в небольшое путешествие по заснеженной горной местности, располагающейся террасами всё ниже и дальше от исходного пункта. Эта местность мне довольно знакома – я уже бывал там неоднократно во сне и, кажется, в последний раз посещал её не так давно. Я ориентируюсь там скорее интуитивно, как в чём-то некогда хорошо известном, но с течением времени забытом. То тут, то там я встречаю напоминания о моём отце: то оставленная им верстовая веха, то установленная им полочка с разнообразными интересными и полезными в путешествии вещами. Всё это я воспринимаю с теплом и вниманием. В конце концов мы достигаем небольшой хижины вроде охотничьей, специально построенной для путников, чтобы они могли найти себе приют и передохнуть с долгой дороги. Она прохладна и оснащена только самым необходимым, но светлая и очень уютная. Сейчас, вспоминая о ней, я думаю, что это лучшая обстановка для медитации, которая только может быть. Её тоже возвёл мой отец. Она имеет непосредственное отношение к его молодости и, стало быть, моему детству. Чувства такие, что это мой личный храм и всегда готовое принять меня убежище. Я решаю здесь поселиться и вернуться в хижину в ближайшее время. Когда мы возвращаемся, я спрашиваю товарища, верно ли, что для того, чтобы туда попасть, достаточно просто двигаться от площадки вперёд.

Я ощущал своё тело лежащим в постели и одновременно с этим видел картины сна. Осознав себя, я отметил этот факт достаточно спокойно и постарался не выражать свою радость, как прежде, бурно, чтобы удержать сновидение как можно дольше.

Насколько я могу судить, пузырь восприятия представлял собой нечто вроде Дома культуры, состоявшего из нескольких этажей. Первым делом я оказался в книжном отделе, напротив высокого шкафа, набитого книгами, – некоторые из них я уже видел в бодрствовании, другие же были мне незнакомы. Я осмотрел корешки – оказалось, что по большей части это древнекитайская классика: толстые и высокие тома в блестящей суперобложке, где на белом фоне переплетаются диковинные пастельные узоры. Я взял с полки одну из книг и, как обычно, раскрыл её наугад где-то на середине. Как ни странно, с чтением не было никаких трудностей. Речь шла о том, что нельзя доверять женщинам-медиумам, а также выходящим на контакт сущностям женского пола. Приводились конкретные примеры с более или менее подробным обсуждением ошибок – я запомнил только Джейн Робертс^[*]. (Следует отметить, что накануне я, разыскивая среди своих заметок необходимые сведения, случайно наткнулся на её имя.) Чтобы узнать, кто автор этого сочинения, я открыл титульную страницу – оказалось, что оно принадлежит к ещё одной известной контактёрской серии – «Учение Абрахама».

Поднимаясь лестницей на следующий этаж, я обнаружил, что обнажён. Кажется, меня это немного смущало, но мой сновиденный спутник уговорил меня пройти на концерт, для чего, очевидно, я сюда и пришёл. Несмотря на то, что осознания я не терял, эту часть сна я помню очень плохо. Гораздо яснее в памяти запечатлелся следующий эпизод, когда я уже вышел из концертного зала и остался один. Поразмыслив, я решил, что раз я нахожусь в осознанном сне, то мне ничего не стоит насновидеть сумку с одеждой, скажем, на первом этаже и таким образом проверить, насколько велика моя власть над сюжетом. В голове мелькнула мысль, что я могу с таким же успехом насновидеть одежду прямо сейчас, но я отбросил её – видимо, принятое ранее решение оказалось сильнее. Чтобы исполнить его, я начал двигаться по широкой железной лестнице – сначала почему-то вверх, а потом, когда оказалось, что дальше хода нет, – вниз. Я оказался в совершенно незнакомой обстановке – мрачноватая полузаброшенная площадка, которой лестница оканчивалась, так и не достигнув первого этажа. Из разговора двух пожилых вахтёрш, мимо которых я проходил, я узнал, что «теперь», оказывается, вниз нормальные люди не спускаются – а только лишь потерявшие человеческий облик существа. Я, никак не отреагировав на это замечание, прошёл к лифту с бросающимися в глаза ярко-красными дверями и начал изучать аккуратные серебристые кнопки. Их было много, на них барельефами были вырезаны странные значки. Напротив некоторых из кнопок были приведены короткие английские подписи, но одна, со странным иероглифом в китайском стиле, ввела меня в ступор и заставила довольно долго глазеть в недоумении, что бы это значило. Вызвать лифт я, однако, сумел, а вот разобраться с этажами – нет. К счастью, вскоре в кабинку зашли несколько человек, мужчины и женщины, и кто-то из них помог мне разобраться с хитроумной системой управления лифтом. К тому времени я, похоже, совсем забыл, зачем собирался вниз. Неожиданно сон растаял, как ни в чём не бывало, и я мгновенно проснулся. Оказалось, что я лежу на спине: левая ступня скрещена с правой, руки, согнутые в локтях, покоятся на груди, не пересекаясь, а пальцы расслаблены, но сжаты в кулаки. На часах было около семи утра.

Я возвращался тем же автобусом, на котором вместе со своим сновиденным другом приезжал к нашим подружкам. По дороге туда мы беседовали с водителем, немолодым уже человеком, приходившимся другу то ли приятелем, то ли даже родственником, дядей. Разговор шёл о предметах пустых и ненужных, на обыкновенные стариковские темы вроде развращённости современной молодёжи и тяготах нынешней жизни. И теперь, вспоминая его, я с недовольством повторил вслух одну из бестолковых фраз водителя и приблизился почти вплотную к дверям, для чего мне пришлось спуститься вниз на ступеньку-другую. Двери были раскладными, наподобие гармошки, и приоткрытыми где-то на треть, так что я мог созерцать местность, по которой мы проезжали. Место водителя пустовало, но никого, в том числе и меня, это, похоже, совсем не беспокоило, несмотря на то, что мы мчались по зимней дороге на скорости вполне приличной и, возможно, предельной для такого автобуса, старенького и тяжко пыхтящего. Внезапный порыв неконтролируемого раздражения заставил меня обернуться и бросить в адрес водителя недобрую фразу – кажется, я послал его к чёрту. Сразу же незримо наросло напряжение, и серьёзный мужской голос откуда-то извне, словно из какой-то сновиденной системы безопасности, потребовал немедленно извиниться перед водителем. Однако я без всякого страха проигнорировал это приказание и вознамерился выйти; автобус не снизил скорости, и даже двери начали плотнее смыкаться, но я, на подсознательном уровне понимая, что нахожусь во сне, одним движением руки отбросил их настежь – больше они мне не препятствовали. Практически мгновенно пришла в голову идея осознаться, и практически мгновенно же я с силой оттолкнулся от ступеньки и полетел в открытое небо.

Снова я испытал большое волнение и, наслаждаясь полётом, постоянно твердил себе, что мне удалось осознать себя во сне. По субъективным ощущениям, полёт был сравнительно долгим, хотя, глядя из бодрствования, я предполагаю, что продолжался он секунд примерно пятнадцать. В любом случае, это было дольше, чем когда-либо прежде – не принимая во внимание смутные сны о полётах, которые, собственно, не следует воспринимать всерьёз. И снова сон очень быстро растаял, и бóльшую часть этого времени я провёл в знакомом уже мне тёмном объёмном пространстве. Постепенно движение замедлилось и прекратилось, и я ощутил, как плавно спускаюсь вниз, словно гусиное пёрышко или листок бумаги…

Себя я вдруг обнаружил сидящим на полу своей комнаты, очевидно, такой, какой она запечатлелась в моей памяти – с красным «персидским» ковром, которого нет здесь уже много лет. Атмосфера была очень странной и совсем не похожей ни на предыдущий сон, ни на реальность. Я каким-то чужим, нагловатым и злым голосом напевал дурацкую песенку о том, как «купила мама коника, а коник без ноги», и размышлял, что следует похвалиться перед отцом своим успехом в сновидении. (На самом деле мы эту тему вместе никогда не обсуждали.) Меня интересовал вопрос, сохранил ли я осознание или же проснулся. Выяснить это очень просто – достаточно попытаться взлететь. Я поднялся с пола и, стараясь не слишком шуметь своими звонкими тапками, чтобы не разбудить родителей (на самом деле дома была только мама), направился к стене напротив, отмечая при этом какое-то странное жжение во всём теле.

Резкий звук, донёсшийся из-за стены, разбудил меня по-настоящему – оказалось, что я заснул, лёжа на правом боку в совершенно неудобном положении, результатом чего и являлось ощущение жжения. Затем послышалось ещё несколько шумов, и теперь я почему-то сомневаюсь, были ли они на самом деле. Некоторое время я неподвижно лежал в постели, осмысливая пережитое. Отметил, что сердцебиение ускоренное, хотя не слишком, а дыхание, напротив, ровное и неторопливое. Первое время ощущалось небольшое давление в правом виске. Привычный мир воспринимался как-то по-новому, я вздрагивал от каждого неожиданного звука вроде автоматического включения холодильника, хотя, конечно, всё оставалось таким же знакомым, как прежде. И в течение всего следующего дня я чувствовал себя уверенно и спокойно, как будто бы воочию убедился в том, насколько фундаментально я утверждён в мире повседневности.

Уже в самом конце дружеского футбольного матча, где я принимаю активное участие вместе со знакомыми разных лет, кто-то говорит мне, что очень скоро с одной из находящихся на поле девушек произойдёт некий случай, демонстрирующий те возможности человеческого существа, которые станут общим достоянием в более или менее недалёком будущем. И действительно, главными действующими лицами игры вскоре становятся две знакомые мне подруги, между которыми не на шутку разгорается борьба за обладание мячом, впрочем, целиком находящаяся в рамках матча и потому не содержащая негативных эмоций. Пиком кульминации их соперничества становится столкновение их друг с другом, в результате чего Л.П. с большой силой падает оземь головой вниз. Казалось бы, катастрофа неизбежна, но внезапно нечто происходит, и Л.П., так и не коснувшись земли, поднимается в воздух, словно упругий попрыгунчик, оттолкнувшийся от твёрдой поверхности. В сём неожиданном манёвре есть что-то естественное и простое – так лучи света отражаются от зеркала и несут изображение на сетчатку глаза. Для пущей эффектности Л.П. на несколько мгновений неподвижно зависает, точно в «Матрице», а затем плавно опускается на ноги без всякого вреда для себя.

Пребывая вместе со всеми окружающими в состоянии благоговейного безмолвия, я восторжённо созерцаю чудесную картину, осознавая, что именно произошло в тот миг, который стал переломным в повседневном ходе событий: полная остановка внутреннего диалога.

Долго лежал на спине, размышляя об Учителе и концентрируясь на дыхании. Потом перевернулся на левый бок и очень быстро заснул. Это не было обычным сновидением, а скорее особого рода изменённым состоянием сознания. Я ощущал некие потоки энергии, которые влекли меня куда-то вперёд с большой скоростью; пытался сопротивляться, но это приводило к весьма неприятным ощущениям, и я отказался от противодействия. Внезапно мне в голову пришёл вопрос о том, как зародилась жизнь на Земле. У меня почему-то не было никаких сомнений в том, что она пришла откуда-то извне – скорее всего, с метеоритом. Моё восприятие было совершенно иным, нежели в обычном состоянии – я всю поступавшую информацию пытался охватить не интеллектом, а чувством или, скорее, всем сознанием, а поскольку данная тема значительно выходит за рамки личностного и даже человеческого, какой-то миг, как мне казалось, я находился на грани безумия. С огромным трудом, частично с помощью рассудка, я сформулировал ответ – он был, в целом, подобен тому, который я, исходя из своих философских воззрений, мог бы дать наяву. Примерно в это время я начал видеть какой-то свет; сконцентрировавшись на нём, я пришёл к выводу, что он проникает сквозь щели в моих приоткрывшихся веках. Я открыл глаза и  убедился в том, что свет исходит из освещённых лунным светом окон. Впоследствии, уже пробудившись, я сравнивал воспоминание об этом эпизоде с повседневными ощущениями и решил, что он тоже был частью сна – скорее всего, глаз я на самом деле не открывал.

Проснувшись, я размышлял о том, что даже первые шаги в этом направлении несут в себе очень много совершенно нового, ни с чем не сопоставимого и, вероятно, опасного; перспектива «потеряться» в этом мире без надёжного руководства представлялась мне вполне осуществимой. Очень ярким ощущением от этого опыта было чувство того, что в мире, где я оказался, не хватало чего-то важного, существенного – а именно сердца, подлинно горячих сердечных устремлений, которые одни только и могут стать компасом, указывающим верное направление, или нитью Ариадны, способно вывести из любой точки пространства и времени. Разумеется, под «этим миром» следует понимать соответствующее положение точки сборки.