Голос нежный и нервный у здешних ветров,

Не теперь, правда, ближе к лету.

Шепчут в уши, волнуясь, из тонких миров

Чутко собранные куплеты

Соловья, без ошибок взбираясь наверх

самобытного нотного стана.

Эти ветры ревнивые, право, из тех —

Бессеребренники, меломаны.

***

Чествуя необязательность зимних морозов,

Рады теплу.

Рукавицы, шапки долой

И ворот шире.

Но не изменяя нежной своей натуре,

Спешим домой

К окнам, порогам, дверям

Остывшей квартиры,

Чтоб монолитную веру в уют, тепло

Укрепить,

Согреваясь  за чашкой чая.

Всё-таки глупо дурачить февраль.

Нам жить и жить,

Не отвлекаясь на жалобы,

И Бога не отвлекая

По мелочам,

Не выпрашивая к утру

Не ледяное солнце – тепло и ласку.

Я ещё не согрелась к этому февралю,

Обжигаюсь и пробую чай с опаской…

***

Закрыто. Обозначен вход

Порогом и стеклянной дверью.

Там, кажется, тепло и пахнет елью,

Там задержался праздник – Новый год,

Там равнодушно бегают огни,

Привыкнув к монотонному безделью,

Раскрыты тайны, фокусы, и спели

Давно все песни старые волхвы.

Так что ж закрыто?! Выпустить тепло,

Открыв двойную дверь рывком и сразу!

Пускай летит и обернётся праздник.

Давайте я! Мне б это с рук сошло.

Закрыто. Обиталище, приют,

Быть может, там нашли стихи и сказки.

А, может, там потерянное счастье

Хоронится и думает: «найдут…»

***

Люди как люди — обиды, заботы
Праздники, будни, мечты и полёты
Только ночами (она Маргаритой,
Он так Икаром) — феномен избитый.

Нежность и склоки под сплин и отчаянье.
Память короткая, встреча случайная.
Непогрешимая совесть и ложная.
Разница в адресе непреложного.

Ждут и волнуются, любят и лечат,
Не возвращаются, помнятся вечность.
Верят в Христа, не забудут Иуду.
Вы не подумайте, люди как люди...

***

и настанет зима, и закончится...

Сейчас прошёл первый снег в этом году. Робкий. Мне всегда это событие предвещает покой, обновление, чистоту. И совершенно не хочется увязывать его с чем-то глобальным общечеловеческим или планетарным. Просто красиво. 

              ***
Больно писать о невызревшем семени —
Верхневысотная боль.
Нотами, песнями, адами, раями
Душу ты мне не неволь.
Выстынет, высохнет за зиму, может быть,
В сердце несносная тьма,
Выживет семечко, тепленьким темечком
Ткнется под сердце весна,
Нотами, песнями, новыми далями
Заполошится огонь.
Зимними стужами, колкими, вьюжными
Душу-былинку не тронь.

Настроение сейчас - светлое

Речь пойдёт вот об этом посте: Римма и Валерий Герловины.

Бывает, даже довольно часто, я не высказываюсь о том, что трогает меня. Это, может быть, невежливо по отношению к тому, кто ждёт ответа от читателя, но порой так не хочется облекать состояния и мысли в слова, а просто наслаждаться: нравится.  нравится! нравится…, словно получая жизненно необходимый сок.

Почти так же было и на этот раз. Я не стала афишировать свой отзыв на странице поста (кому интересны подобные измышления?), но здесь мне ничто не мешает.

Поразил более работ тот факт, что супруги Римма и Валерий Герловины всю свою сознательную творческую жизнь вместе (совместно работают с 1971 года) и всё это время находят вдохновение друг в друге. Сколько за этим фактом труда и любви!

Любуюсь. 

Мысли  непоследовательные, но они есть:

Давай подумаем о чае,

предположительно с лимоном.

И – птичий гомон, гомон, гомон

за кисеёй окна, случайно

качаемой порывом ветра,

касаемой моей ладонью –

так успокаивают боли

и страхи детские. И светом

оконный полнится проём,

как-будто нынче снова лето

жужжаньем пчёл, медовым сном,

как-будто мы забылись где-то,

предположительно вдвоём…

По теме или нет,

Пусть связей нити

Волнуются,

Боясь слизать с листа,

То, что оставил небожитель

Для путника пытливого - меня.

Пусть связи рвутся,

Мне какое дело.

У них своя, должно быть, голова,

У них свои скоромные пределы.

А я опять и снова всё с нуля.

как вводная к автору

Род занятий

Я занят тем, что я ничем не занят, -
так говорил один далёкий человек,
и тут, наверное, нужна теперь слеза – нет,
нужна улыбка и, быть может, взгляд навек -
наверх, имеется в виду…
А в общем, заводь,
укрытье, ниша и так далее-везде:
да чем же он там занимается, мерзавец,
в своём гнезде?
Небось, поёт, небось, живёт себе не тужит!
Так он и делает, позвольте доложить:
весь поднебесный капитал давно им нажит,
что до небесного – такого не нажить.
А больше что же доложить… да доложите -
до весу – скажем, вот хоть чайного листа:
а то, пожалуй что, беспечный небожитель
давным-давно поиздержался дочиста,
а то, пожалуй что, беспечный небожатель
сжал, что не сеял, и отныне уж не жать…
но жить-то надо – и печали умножитель
на ниву сжатую торопится опять.
А между тем все песни старые допеты -
притом что новым песням время не пришло,
и между тем в гнезде давно растут опята,
мхи и лишайники – и там нехорошо:
сидишь и думаешь, что надо бы отсюда
туда куда-нибудь… Да все твои туда
ещё опасней: там – измена, там – засада,
там – оголённые мерцают провода,
там – обезглавленные корчатся идеи,
там – обескровленная капает вода,
там – маски всё ещё меняют лицедеи,
а там… – там только никогда и никогда.

Евгений Клюев

Отчего бы не поговорить с хорошим человеком?

- Здравствуй, человек.

Твой ли за стенкой век,

ласкается, жмется собакой

или, напротив, бросается забиякой

на тебя же, твоих друзей?

Нет? Садись, чаю попей.

Хочу рассказать, как искала друга.

Честно? – искала друга как Бога.

Тревога

озадачивает с этим в связи,

ведь у кого ни спроси - десятки и сотни близких.

И это в начале жизни!

Что же ещё впереди?

А я как-то мало знакома 

с правилом позитива,

что искомо многими на своем пути.

И если друг, как Бог, простит

и печаль, и глупые мысли

в знак очищения,

и сон до обеда по воскресениям:

«забыла о встрече, прости»…

Что? Тебе надо идти?

Ну, ладно, давай, бывай.

Заходи, если что, на чай.

Человек человеку рад;

если ж радость и боль невпопад,

ничего - помолчим, помечтаем

о своём вечерком за чаем,

опуская на донышко чашки взгляд.

Много ли мест, где так

незатейливо без приглашения,

без ожидания утешения

принимают путника лет дцати?

Ну, всего, не прощаюсь, успеха в пути.