В конце письма отчаянные строки: «Я могла делать ошибки в своих суждениях, могла что-нибудь не так правильно оценивать, могла криво судить о положении вещей, но преступления я не совершала никакого - и сознательно так горячо любя свою страну, после смерти мужа (он был финляндским подданным) - переменила свои бумаги на русские, подписав тогда уже отказ от каких бы то ни было претензий на имущество.
Было даже смешно поступить иначе.
Помогите мне!
Я написала просьбу о помиловании М.И. Калинину.
Я прошу Вашего содействия.
Я оправдаю милость, если мне она будет дарована, могу уверить в этом Вас.
Я честно проработала 40 лет.
Тяжко последний, быть может очень короткий срок - чувствовать себя - так наказанной…
Я собрала последние силы, чтобы написать Вам все это…»

28 февраля 1932 года было возбуждено ходатайство о пересмотре дела Юнкер-Крамской в связи с неизлечимой болезнью, а также в связи с тем, что ссыльная «не представляет… социальной опасности».
25 марта 1932 года София Ивановна вернулась в Ленинград.
31 июля 1932 года Юнкер-Крамская написала благодарственное письмо Е.П. Пешковой, сообщив, что собирается работать и дальше, насколько позволят силы.

В 1933 году художница умерла при странных обстоятельствах.
Якобы она уколола палец, когда чистила селедку, и, по словам брата, «умерла от рыбьего яда».
Реабилитировали ее за отсутствием состава преступления только в 1989 году.

В Государственном архиве РФ сохранилось ее письмо:

«Высокоуважаемая Екатерина Павловна, Вы разрешите мне послать Вам эти несколько строк.
Меня освободили!
Если бы Вы только знали, каким чувством глубокой благодарности полны мои мысли и душа.
Я не знаю, простите, право не знаю, полагается ли мне писать вообще о моем чувстве признательности, но я следую своей внутренней потребности это сделать…
Вы не посетуйте на то, что я делаю это, если это не полагается, я не знаю, но не последовать душе этой потребности было невозможно!
Я снова здесь, в Ленинграде, где прошла моя длительная рабочая жизнь - и теперь я снова, быть может, буду в состоянии начать работать хоть немного, насколько позволят мне мои силы, которые восстановятся во мне с сознанием возможности снова работать!
Я не знаю даже, кому мне говорить о том, что я чувствую и как я признательна.
Но, думая, что сделалось все это через Высокое учреждение, которого являетесь Представительницей, - я пишу Вам.
Ну, это даже ни Вам, никому не будет нужно, пусть это не принято, пусть это не полагается - я все же повторяю: я беспредельно благодарна, что поверили и моему искреннему раскаянию, и моей порядочности старого общественного работника, и моему горячему желанию загладить работой мои какие бы то ни было оплошности и несознательные заблуждения.
И хотя я, конечно, очень больна еще и слаба, но, сколько мне позволят воспрянувшие силы - то оставшееся мне время до неизбежного конца я смогу употребить на реабилитацию моего рабочего имени, как самой по себе, так и как дочери Крамского. Еще раз прошу простить меня, если я делаю что-либо, выходящее из рамок допускаемого.

С глубоким уважением,
Художница С.И. Юнкер-Крамская».


Источник