Могла ли авария на ЧАЭС быть диверсией?
«Причина всей аварии – в программе испытаний. Уже через много лет после аварии, где-то в 2000 году, я наложил программу испытаний на очевидную версию причин аварии и увидел, что если выполнять программу испытаний буквально, от первого до последнего пункта, то аварии избежать невозможно…»
Юрий Андреев, президент «Союза Чернобыль Украины».
Постоянные атаки Киева на территорию Запорожской АЭС показывают, что безумие Западной цивилизации таково, что даже ядерная катастрофа может быть использована ими для политических целей. Главный вывод из этого: что может быть сделано сейчас, так же могло быть сделано и в прошлом.
Взрыв на ЧАЭС: дыхание бездны.
Когда 26 апреля в 1 час 24 минуты взорвался реактор 4-го блока, то в его недрах отверзлись врата ада. И не только в физическом, но, как потом оказалось – и в духовном смысле.
Температура в момент взрыва в зоне достигала десятков тысяч градусов. Сотни тонн раскаленной радиоактивной лавы было выброшено во внешнюю среду. Сколько бесконечных мук, страданий и горя принесла эта авария нашей стране, которая фактически перенесла ограниченную ядерную атаку!
Представим, каково это было – встретить этот ад людям, работавшим на 4-м блоке, а затем и пожарным, которые приехали тушить то, что затушить было никак нельзя? Все они – и те, кто встретили аварию, и те, кто пытался залить эту бездну водой, совершили беспримерный, ничем неизмеримый подвиг. Ряд сотрудников, которые столкнулись с этой бездной лицом к лицу, а также в основном пожарные, получив страшные радиационные ожоги, умерли в ближайшее после аварии время в страшнейших нечеловеческих муках. И многие из них, безусловно, понимали, на что они шли!
Вот как описывала страдания своего мужа Василия Игнатенко, получившего во время тушения пожара дозу около 1 600 рентген, его жена Людмила:
«Он так страдал, любое движение причиняло ему боль. Ему нужно было перестилать простыню, потому что каждая складочка становилась причиной мучений. Когда я переворачивала Васю, его кожа оставалась у меня на руках. Он кричал от боли. Одежду на него уже одеть было невозможно: он весь распух, кожа стала синей, раны трескались, кровь сочилась. В последние дни это было очень трудно: у него была рвота, наружу выходили куски легких, печени…»
И все это (!) происходило на фоне мелкого ничтожного страха начальников разного уровня, а затем и руководства страны, которые пытались скрыть истинный масштаб бездны, что неизбежно роковым образом еще более многократно умножало горе, муки и страдания людей.
Поселок Припять надо было эвакуировать незамедлительно, а тревогу в поселке надо было объявить сразу после взрыва! Сколько было получено болезней и, возможно, смертей в результате свободного перемещения людей, в том числе детей, до эвакуации, которые гуляли по улицам, пытались понять, что происходит на станции, когда в воздухе летали горячие частицы из зоны, которые попадая людям в легкие, вызывали самые тяжелые, в том числе онкологические, заболевания?
Смерть, горе и страдания жертв аварии вопиет к правде и к высшему суду: зачем мы продолжаем красиво врать друг другу об аварийной защите, которая якобы взорвала реактор, о его недостатках, которые были, но никогда бы не стали истинной причиной этой трагедии?
Что на самом деле знают наши люди об этой аварии, кроме сведений, полученных из англо-американского сериала «Чернобыль», в котором красивая правда поровну смешана с уродливой ложью?
Авария произошла в результате сомнительного эксперимента «выбега»
Идея была в том, что если в результате аварии будет отключено питание главных циркуляционных насосов (ГЦН) (обеспечивающих охлаждение реактора за счет прокачки воды через его контур), то по аварийному сигналу будут включаться резервные автономные дизель-генераторы (РДЭС), но не сразу, а через 30–60 секунд. Для обеспечения электропитания насосов на время разгона дизель-генератора рассматривалась возможность использования энергии инерции вала огромной турбины АЭС, продолжающей генерировать ток после перекрытия подачи пара. Но величина такого тока будет падать вместе с падением оборотов турбины, она остановится, и тока не будет. Вместе с нею отключатся насосы, запитанные от турбины, и охлаждение реактора существенно ухудшиться. В этом и заключался главный риск эксперимента.
Большинство СМИ «под копирку» пиарят «официальную», полностью не доказанную, сомнительную версию о начале аварии после сброса стержней аварийной защиты (СУЗ – системы управления и защиты) (нажатия кнопки АЗ5), произведенного до взрыва, когда это якобы из-за конструкции стержней (так называемый «концевой эффект») не заглушило, а наоборот разогнало реактор. По этой версии: ключевое событие – нажатие кпопки аварийной защиты после начала разгона реактора, вызванного выводом основной массы стержней защиты из каналов реактора.
Официальная версия хочет, чтобы мы не задавали себе главного вопроса о том, какие же конкретные действия персонала вызвали катастрофу, за исключением факта нахождения основной массы стержней в верхнем положении. Если основной фактор – дефект стержней, какая разница что было перед этим?
Но в последнее время и ранее появились новые альтернативные исследования причин аварии, которые восстанавливают истинную картину аварии и противоречат официальной версии, том числе в работах: Г. Медведева, О. Новосельского, Н. Карпана, Б. Горбачева, А. Тарапона, В. Федуленко, В. Дмитриева, Н. Кравчука и пр. К этому же выводу пришли и авторы доклада Легасова. Авария произошла из-за запаривания активной зоны, и вызвал ее не конструктив реактора, а действия персонала. Разговоры о недостатках реактора стремятся отвлечь нас от истинной причины аварии.
Согласно этим исследованиям, кнопка АЗ5 была нажата при появлении первых признаков аварии – сильного скачка мощности и даже взрыва. Поэтому – причина нажатия кнопки АЗ5 является ключевым вопросом!
И если доказано прямо противоположное, почему не раскрыть материалы уголовного дела, хранящегося в Москве и не создать новую комиссию по ее исследованию, тем более что еще живы люди, которые знают о ней все?
Ответ крайне прост: анализ действий персонала и главное – сопутствующих им обстоятельств вскрывает жуткую картину тщательно замаскированного преступного замысла, который, собственно, и был причиной аварии.
Оценка ущерба
Согласно расчетам, Чернобыль стоил 300–360 млрд долларов за период 1986–2000 гг. (Башмаков, 1999). И по другой оценке, за первые 25 лет с момента аварии оцененный прямой и косвенный ущерб, нанесенный Украине, Белоруссии и России, превысил 500 млрд долларов.
Итак, если будет найдена виновная сторона, сумма предъявленных ей претензий (репараций) от России и Украины может составить не менее 0,5–1 трлн долларов.
Версия – диверсия
Ядерный реактор является высоконадежным объектом, и основная возможность, которая может вызвать аварию – это отказ системы охлаждения. Но управление реактором – очень сложно регламентированный процесс, бездумное нарушение которого также может иметь тяжелые последствия.
Очень многие люди, понимающие физику, в комментариях к статьям об этой аварии часто пишут так, что это именно действия персонала являются пособием для взрыва реактора. Как сказал один специалист:
«Сам по себе реактор был надежен, просто на нем надо было работать, а не ставить эксперименты».
Как недавно заявил генерал-майор ФСБ России в отставке Анатолий Ткачук, в первое время после аварии версия диверсии в качестве причины катастрофы на Чернобыльской АЭС рассматривалась всерьез.
Пятнадцать шагов для подготовки аварии
Предположим, что некая иностранная разведка планировала диверсию, чтобы развалить СССР. Провести ее нужно было так, чтобы никто из участников процесса не понимал, в чем он участвует – и не оставить практически никаких следов.
Те странные факты, которые давно вызывают вопросы у исследователей аварии, выстраиваются в следующую цепочку из пятнадцати шагов.
Шаг первый
Необходимо было найти повод, чтобы реактор был выведен из состояния нормальной эксплуатации.
Безусловно, взорвать реактор в нормальных условиях эксплуатации практически невозможно. Он спроектирован таким образом, что огромное количество автоматики, которая еще дублирует друг друга, обязательно найдет любой аварийный процесс и заглушит реактор.
Проектанты учитывали любые значимые риски развития аварии. Все эти системы были и на реакторе РБМК. Так, во время аварии на Ленинградской АЭС в 1975 году, которая проходила, кстати, по очень похожему сценарию, именно все те защиты, которые не сработали (или были выведены) на ЧАЭС, на ЛАЭС отлично сработали, реактор был заглушен, и масштабы аварии были не столь критичными.
И повод был найден – в проведении абсолютно ненужного и абсурдного эксперимента выбега.
Где это видано, чтобы на промышленном реакторе разрешили эксперименты? Для этого есть исследовательские реакторы.
Несмотря на абсурдность этого эксперимента, во многих материалах, в том числе сериале НВО и в интервью с А. Дятловым доказывается, что этот эксперимент был якобы крайне важен и нужен.
Давайте посчитаем, сколько к тому времени станций было оборудовано реакторами РБМК, помимо ЧАЭС: Курская, Смоленская, Игналинская, Ленинградская, на которых, помимо ЧАЭС, работало около 12 блоков. И все они благополучно работали, но никто и никогда (!) не требовал вводить систему выбега в действие и тем более проводить какие-либо эксперименты. Только ЧАЭС решила почему-то всех удивить, что и привело к аварии. Аналогов этой системы не было нигде в мире.
Идея выбега была предложена Главным конструктором реактора («О режиме выбега», письмо НИКИЭТ, исх. № 040-9253 от 24.11.76 г.).
По мнению В. Дмитриева (ВНИИАЭС):
«Режим выбега ТГ рассматривается идеологами как третий независимый источник энергии для надежного питания наряду с таким источником, как аккумуляторные батареи и дизель-генераторы. Хорош источник, время существования которого определяется запасом инерции ротора ТГ, надежность и стабильность – процессами в самом энергоблоке, и о независимости говорить не приходится…
Из сказанного уже ясно, что питание собственных нужд в режиме выбега турбогенератора, затея более чем сомнительная».
По мнению заместителя главного инженера ЧАЭС по науке Н. Карпана, который проводил испытания выбега до 1986 года:
«идея использовать выбег ТГ как дополнительную систему безопасности абсурдна».
Как сказано в национальном докладе Украины (2006):
«Выполнение указанных испытаний, с сегодняшних позиций, неправомерно».
По мнению В. Легасова, данный эксперимент надо было проводить не на станции, а «…на специальном стенде, сооруженном у конструктора турбины». И нужно было идти по пути «сокращение времени ввода в строй и выхода на нужные параметры резервных дизель-генераторов», можно было бы «заменить дизель-генераторы Чернобыльской станции на те, которые делали бы всё нормальным и… вся процедура этих испытаний и проверок – стала бы просто ненужной». На самом деле после аварии так и поступили (!) – стали использовать генераторы с меньшим временем запуска.
И вот у этих вдохновителей нашлись конкретные исполнители, почти фанатики – или все-таки злоумышленники (?), которые не захотели остановиться ни перед чем, даже перед вполне реальным взрывом реактора ради какой-то сомнительной технической новации. И еще раз – оно того стоило?
Шаг второй
Далее очевидный шаг – нужно найти повод, чтобы блокировать хотя бы часть аварийных защит.
Повод был найден – в якобы необходимости повторения эксперимента.
Согласно Докладу № 1 (INSAG-1) для МАГАТЭ, реактор имел все необходимые защиты для спасения реактора:
«Конструкция реакторной установки предусматривала защиту от подобного типа аварий с учетом физических особенностей реактора, включая положительный паровой коэффициент реактивности».
Но, с целью предотвращения остановки реактора для продолжения (повторения) эксперимента в случае неудачи, персоналом часть важнейших защит была заблокирована!
Согласно Г. Медведеву, хорошо знавшему ЧАЭС (он участвовал в строительстве ЧАЭС в должности заместителя главного инженера станции), персонал отключил следующие защиты:
«– …заблокировали защиты реактора по сигналу остановки аппарата при отключении двух турбин;
– заблокировали защиты по уровню воды и давлению пара в барабанах-сепараторах, стремясь провести испытания, несмотря на неустойчивую работу реактора. Защита по тепловым параметрам была отключена;
– отключили системы защиты от максимальной проектной аварии, стремясь избежать ложного срабатывания САОР во время проведения испытаний, тем самым потеряв возможность снизить масштабы вероятной аварии».
Есть также предположение, что версия об отключении защит по обеим ТГ – это отговорка А. Дятлова с целью оправдания своей ошибки: реально персонал не смог бы провести повторный эксперимент. Данная гипотеза высказана специалистами, консультировавшими автора при написании прошлой статьи.
Сами испытания подразумевали отключение части оборудования (турбины, ГЦН, ПЭН), которое пришлось бы запускать. Это длительный процесс, тем более с измененными электрическими схемами. В программе испытаний про повторные испытания сказано не было.
Если это действительно так, то принятая в официальных документах мотивация действий руководства экспериментом, в части отключения защит, может не отражать их реальную логику (!).
Как метко на этот счет сказал академик А. Александров:
«А там (на блоке. – Прим. авт.) не было только защиты от дурака, задумавшего отключить защиту ради своего эксперимента».
Дурака ли? Или очень умных людей, которые хотели вывести станцию из строя? Регламент запрещал любые блокировки защит.
Основные и реальные претензии, которые реально можно предъявить к конструкторам реактора – это то, что возможность внешнего отключения, в том числе по крайне важным защитам, существовала!
Но это еще не все! Организаторы эксперимента не хотели дать исполнителям ни малейшего, даже ничтожного шанса на спасение реактора! Была отключена – и даже заблокирована вручную (!) – аварийная система САОР, обеспечивающая охлаждение реактора в случае аварии, что привело к потере возможности снижения масштаба аварии.
При этом, когда произошла авария, эту систему пытались разблокировать вручную в совершенно невыносимых условиях, и погибли люди.
Шаг третий
Во время испытаний необходимо было вынудить персонал провести эксперимент на работающем реакторе.
Очень важно, что ранее такие же испытания проводились только на ЧАЭС в 1982, 1984 и в 1985 годах, и каждый раз эксперимент заканчивался неудачей из-за неполадок в системе генерации тока, но без всяких аварий и даже происшествий. Все предыдущие испытания были, по сути, электротехническими, так как в них реактор предварительно заглушался защитой и в испытаниях не участвовал, тогда как эксперимент 1986 года проводился на работающем реакторе (!) с рядом отключенных защит, что было грубейшим нарушением регламента.
По мнению Ю. А. Потемкина, бывшего замначальника управления ГВП (Главной военной прокуратуры) СССР:
«…отключили обе турбины при действующем реакторе. Это уже безумие, прямо скажем. Это привело к взрыву».
Шаг четвертый
После аварии необходимо было создать мнение в профессиональных кругах, а затем и в обществе, что авария произошла якобы не в результате ошибок (или преступных действий) персонала, а в результате ошибок конструкторов реактора, в его ненадежности, и наконец потребовалось придумать абсолютный абсурд – что к аварии привела якобы сама защита реактора.
Основной сторонник данной позиции – заместитель главного инженера Анатолий Дятлов, который как раз руководил всем этим экспериментом. Так, в одном из своих интервью, видимо, где-то в начале своего заключения, он заявил следующее:
«Если бы я себя чувствовал виновным в такой катастрофе, то прямо скажу я бы уже не жил. Я не принимал рисковых решений по реактору, считал это совершенно не допустимым. Не было этого раньше, не было этого 26-го. Сам эксперимент… не имел никакого отношения к аварии. В таком состоянии реактор мог бы оказаться при выполнении абсолютно любой работы».
И в своем более позднем интервью он твердил:
«провести эксперимент было необходимо, это делается всегда, поскольку это была проектная система… эксперимент этот никакого отношения к аварии не имел… И программа составлена в общем-то грамотно, осмысленно, мы ее обсуждали несколько раз… И сейчас практически все специалисты сходятся на том, что реактор взорвала именно аварийная защита».
На эту же тему разговоры о том, что персонал якобы (!) не знал, что реактор может взорваться. Какой чистой воды абсурд! Этому учат в институтах, и все понимали, что когда в реакторе почти нет стержней – жди беды. Но они думали, что проскочат. Все это – разговоры для обывателя.
Шаг пятый
Шаг пятый – полностью ослабить административный и технический контроль на предполагаемом объекте диверсии.
Далее, по каким-то странным причинам ЧАЭС передали из профессионального министерства Минсредмаша СССР – в Минэнерго СССР, освободив ее от мелочной опеки профессионалов, а Минэнерго начинает активно заниматься экспериментом.
В Минсредмаше СССР
«…были профессионалы и по-военному дисциплинированные люди, чётко соблюдающие инструкции…»
По мнению Г. Медведева, центральный аппарат Минэнерго СССР не имел достаточного опыта в атомной специфике. В. Комаров также критически высказывается о Минэнерго.
Шаг шестой
Шаг шестой – ослабить на предполагаемом объекте руководящие кадры, которые не препятствовали бы проведению эксперимента, либо сознательно или бессознательно допустили бы там необходимые нарушения.
По свидетельству Г. Медведева:
«…Фомин, электрик по опыту работы и образованию, был выдвинут на Чернобыльскую атомную станцию с Запорожской ГРЭС (тепловая станция), до которой работал в Полтавских энергосетях…
Минэнерго СССР не поддерживало кандидатуру Фомина. На эту должность предлагали В. К. Бронникова, опытного реакторщика. Но Бронникова не утвердили в Киеве…
Фомин – жесткий, требовательный руководитель. Хотим его. И Москва уступила. Кандидатуру Фомина согласовали с отделом ЦК КПСС, и дело было решено. Цена этой уступки известна...»
«Брюханов был совсем молодой – тридцати шести лет от роду. По профессии и опыту работы он турбинист… Выдвинулся на Славянской ГРЭС (угольной станции), где хорошо проявил себя на пуске блока… инженер он хороший… но вот беда – не атомщик. А это… как показал Чернобыль, самое главное. На атомной станции надо быть прежде всего профессионалом-атомщиком...
Курирующий Славянскую ГРЭС замминистра из Минэнерго Украины заметил Брюханова и выдвинул его кандидатуру на Чернобыль...»
Ни Брюханов, ни Фомин, ни Дятлов не должны были работать на ЧАЭС (!). И если бы там были бы другие люди, возможно, аварии не было бы.
Вот что сам Фомин говорит об этом в заключительном слове на суде:
«Почему я не обеспечил безопасности АЭС?
Я по образованию электрик и 17 лет этим занимался. Согласившись занять должность главного инженера атомной станции, я был на краткосрочных курсах, потом самостоятельно изучал новое производство. Но из-за недостатка времени, я не смог полностью изучить все тонкости физики...
Перед аварией я более четырех месяцев после автоаварии пролежал в неподвижном состоянии. Организм сильно ослаб».
Кто-нибудь знает, а каково электрику стать главным (!) инженером атомной станции?
Но кукловоды, планировавшие эту акцию, и подвластный и послушный им сектор ЦК КПСС поставили их туда специально. Складывается впечатление, что Фомин изначально не сильно горел желанием занять эту должность, понимая ответственность. Но ему предложили... Их просто подставили! Было ли такое на других АЭС?
Как пишет Б. И. Горбачев:
«Чернобыльская АЭС была единственной АЭС, на которой ни директор, ни главный инженер вообще не были специалистами-атомщиками… Естественно, такое руководство и сотрудников подбирало «под себя»… На ЧАЭС в те времена процветала семейственность и зажим всякой критики административными методами. Об этом… много писала журналист Л. Ковалевская».
Если вы хотите развалить нечто, поставьте туда непрофессионалов (!). Этот принцип «тихой» диверсии успешно работает и сейчас.
Так почему же эксперимент стали проводить именно там (см. ниже вопрос Н. Карпана)? Потому что там руководство не понимало риски этого эксперимента и не задавало лишних вопросов?
Затем умнейшие организаторы этой акции не назначают, а буквально пропихивают (!) на станцию А. Дятлова, который также не был эксплуатационным инженером и, кроме того, уже попадал в радиационную аварию.
Григорий Медведев в 1973 году проводил собеседование с А. Дятловым и был против его приема на работу в реакторный цех, но его спасла непонятная протекция директора ЧАЭС В. Брюханова:
«По анкете значилось, что работал он заведующим физлабораторией на одном из предприятий Дальнего Востока, где… занимался небольшими корабельными атомными установками... На АЭС никогда не работал. Тепловых схем станции и уранграфитовых реакторов не знает…
Слушать его было нелегко, характер в нем ощущался тяжелый.
Я доложил Брюханову, что принимать Дятлова на должность начальника реакторного цеха нельзя…
Брюханов… сказал, что подумает.
Через день вышел приказ о назначении Дятлова заместителем начальника реакторного цеха…
Прогноз относительно Дятлова подтвердился: неповоротлив, тугодум, тяжел и конфликтен с людьми...
После моего отъезда Брюханов стал двигать Дятлова, он стал начальником реакторного цеха, а затем и заместителем главного инженера по эксплуатации второй очереди атомной станции».
И еще один интересный комментарий от Виктора Григорьевича Смагина – начальника смены четвертого блока:
«Дятлов человек тяжелый, замедленный…
Костяк физиков-управленцев Дятлов собрал с Дальнего Востока, где сам работал начальником физлаборатории. Орлов, Ситников (оба погибли) тоже оттуда. И многие другие – друзья-товарищи по прежней работе...»
Шаг седьмой
Поставить перед непрофессиональным руководством станции задачу, которую ими априори не могла быть выполнена.
И задача, при этом крайне сложная (!), была поставлена – выбег.
Шаг восьмой
Передать составление программы в руки (опять!) непрофессионалов.
Разработку программы зачем-то поручают организации Донтехэнерго, которая не занималась АЭС (!). Такое сложно представить. Но именно они составляют бездарную и опаснейшую программу.
Приведем определение суда в отношении программы испытаний:
«…программа испытаний была составлена бригадным инженером Донтехэнерго Метленко Г. П., не имевшим необходимых знаний и опыта эксплуатации атомных реакторов.
Брюхановым, Фоминым, Дятловым и Коваленко эта программа надлежащим образом проработана не была, хотя содержала существенные отступления от технологического регламента.
Несмотря на это Фомин, Дятлов и Коваленко ее подписали.
В соответствии с этой программой в дальнейшем персонал проводил испытания, закончившиеся аварией 26 апреля 1986 года…
Программу испытаний надлежало согласовать с Научным руководителем, Главным конструктором, Главным проектантом, Госатомэнергонадзором и с заместителем главного инженера станции по науке, но и этого не было сделано».
Шаг девятый
Провести эксперимент без согласования программы.
Прекрасно понимая, что они не смогут согласовать программу, но дабы во что бы то ни стало обеспечить ее реализацию – она не согласуется ни с кем из вышестоящих организаций.
Кто-нибудь может представить подобное в условиях жесточайшей строгости любых регламентов в СССР, особенно в части секретной ядерной энергетики?
Стоит обратить внимание на одну любопытную деталь, с одной стороны, руководитель НИКИЭТ, академик Доллежаль ничего не знал о готовящемся эксперименте, с другой стороны, некое высокое должностное лицо (оставшееся неизвестным!) из НИКИЭТ – проектанта реактора – через своих представителей пыталось пролоббировать проведение этого эксперимента еще и на Курской АЭС.
Что не менее удивительно, про эксперимент также ничего не знал научный руководитель проекта ЧАЭС, академик Анатолий Петрович Александров, директор ИАЭ им. И. В. Курчатова. Именно на этих двух великих специалистов свалили всю вину за «плохой реактор».
Шаг десятый
Убрать всех профессионалов, которые могли бы помешать провести эксперимент без аварии.
Далее неожиданно (!) профессионального физика, заместителя главного инженера по науке Н. В. Карпана, который ведет эти испытания с 1982 года, неожиданно заменяют на А. Дятлова, который никогда (!) не занимался этой программой и, скорее всего, до конца не понимал всей опасности проблемы.
Предыдущие испытания 1985 года на энергоблоке № 3 ЧАЭС были якобы (!) успешны, но зарегистрировать результаты испытаний не удалось. Из материалов суда следовало, что программу испытаний нужно было согласовать и с Н. Карпаном, но и этого сделано не было.
А вот еще одна странность, имелся приказ директора ЧАЭС о том, что при таких испытаниях должен был присутствовать представитель отдела ядерной безопасности (ОЯБ). И он, может быть, не позволил бы так издеваться над ядерным реактором.
На вопрос прокурора «почему ОЯБ не дежурил 26 апреля?» Н. Карпан, заместитель главного инженера, ответил следующее:
«…25 апреля должен был дежурить Анатолий Чернышев (в прошлом опытный СИУР)… Но останов блока перенесли на 26 апреля, а позвонившему на работу днем 25 апреля Чернышеву сказали, что испытания закончены, и он свободен».
Интересно, кто же ему позвонил?
Шаг одиннадцатый
Отдать проведение эксперимента в руки наиболее слабой, неопытной смены, которая не могла бы изначально (!) противиться противозаконным приказам руководителя испытаний.
Как считает Г. Медведев, атомщик профессионал, который участвовал в строительстве ЧАЭС в должности заместителя главного инженера станции, смена Юрия Трегуба, которая в 24:00 25.04.1986 сдала смену Александру Акимову, была более опытной и вряд ли допустила бы аварию.
Начальник смены блока Александр Акимов никогда (!) не работал СИУРом (СИУР – старший инженер управления реактором). СИУР Л. Ф. Топтунов: 26 лет, стаж работы СИУРом – 8 месяцев.
По свидетельству главного инженера ЧАЭС Фомина,
«СИУР Топтунов был не очень опытен, не имел навыков работы в переходных режимах», Акимов «был неопытным, молодым специалистом».
Некоторые специалисты считают, что при переносе испытаний смену надо было усилить, но парадоксальным образом это сделано не было.
Только опытный физик Ю. Трегуб (начальник смены блока), которому не понравилась программа, о чем он прямо сказал А. Дятлову, работавший в предыдущую смену, решил остаться и посмотреть эксперимент. И он же дал самые четкие показания, правдиво показывая картину аварии, что большинство сотрудников ЧАЭС не сделало.
Шаг двенадцатый
Поставить персонал в сложнейшие условия, предварительно не ознакомив с программой, совместив проведение нескольких экспериментов, оказать на руководителя испытаний и смену давление.
Затем, чтобы повысить вероятность неблагоприятного исхода этих испытаний, всех участников программы ставят в экстремальные условия: оказывают давление на руководителя Дятлова, проводят эксперимент в спешке, ставят эксперимент в самую неопытную смену, заранее не знакомят персонал с программой эксперимента, совмещают несовместимые испытания выбега и виброиспытания неисправной турбины, накладывая одну программу на другую, и получают то, что получилось – аварию.
Самое интересное, что персонал знакомился с программой не заранее, а в ходе своей смены. Руководство не понимало опасности этого эксперимента.
Как свидетельствует Юрий Трегуб, начальник смены блока № 4:
«25 апреля 1986 года я заступил на смену… Я поначалу не был готов к испытаниям… только через два часа, когда вник в суть программы... Только после того, как я внимательно ознакомился с программой… тогда у меня появилась куча вопросов... Программа мне не понравилась своей неконкретностью. Видно было, что ее составлял электрик… из Донтехэнерго…»
Согласно докладу Легасова для МАГАТЭ:
«Основным мотивом поведения персонала было стремление быстрее закончить испытания. Нарушение установленного порядка при подготовке и проведении испытаний, нарушение самой программы испытаний, небрежность в управлении реакторной установкой свидетельствуют о недостаточном понимании персоналом особенностей протекания технологических процессов в ядерном реакторе и о потере им чувства опасности…
Таким образом, первопричиной аварии явилось крайне маловероятное сочетание нарушений порядка и режима эксплуатации, допущенных персоналом энергоблока».
На трагический исход испытаний, возможно, повлияло вероятное давление на руководителя испытаний, заместителя главного инженера ЧАЭС Анатолия Дятлова, которому, по всей видимости, была поставлена задача добиться успеха любой ценой.
На это указывает авторитетное свидетельство Владимира Ивановича Комарова, академика РАЕН, кандидата технических наук, бывшего замдиректора по науке Смоленской АЭС и бывшего главного инженера «Комбината» (организации, созданной для ликвидации последствий аварии). Согласно его интервью изданию kontinent.org, в критический момент падения мощности реактора практически до нуля (см. ниже), когда его надо было глушить (судьба давала реальный шанс избежать аварии), возможно, на блок позвонил чиновник сектора по надзору за АЭС при ЦК КПСС (подчинявшейся секретарю ЦК КПСС В. Долгих) и приказал Дятлову продолжить испытания:
«Проводи проверку! Или ты уйдешь на пенсию, или будешь главным инженером новой Чернобыльской АЭС-2».
Данное свидетельство было основано на факте прослушивания записей телефонных разговоров на блоке, в процессе его участия в расследовании причин аварии и подтверждено им также в двух телеинтервью. Факт звонка подтверждает также бывший заместитель директора Чернобыльской АЭС Александр Коваленко.
Однако указанное лицо категорически отвергает такую возможность. Наиболее важный момент заключается в том, кто давал санкции и управлял действиями этого сектора, куда тянутся нити в организации этой диверсии?
Шаг тринадцатый
Подключение дополнительного числа насосов к выбегающей турбине.
Другое важнейшее отличие эксперимента заключалось в том, что, если ранее в эксперименте участвовало только 2 ГЦН, то в 1986 году их число решили увеличить до 4, а также подключить насос питательной воды (ПЭН), что еще более увеличивало риски ухудшения охлаждения реактора.
При этом общее число работающих насосов составило не 6, а 8.
Шаг четырнадцатый
Работа реактора с опасно низким числом стержней в активной зоне. Всем известно, что реактор управляется и глушится стержнями-поглотителями. Чем больше стержней, чем более управляем реактор. Когда число стержней становится ниже допустимого, реактор может начать неконтролируемый разгон, приводящий к аварии.
Как пишет В. М. Федуленко (Института Атомной Энергии им. И. В. Курчатова), была обнаружена
«…запись оперативного запаса реактивности перед взрывом: всего 2 стержня.
Это катастрофическое, грубейшее нарушение Технологического Регламента: при снижении запаса реактивности до 15 стержней реактор должен немедленно быть заглушен.
А перед взрывом он работал при 2-х стержнях».
И опять поводом для изъятия стержней из зоны были указания А. Дятлова после самозаглушения реактора (судьба противилась этой аварии) на вывод реактора на мощность, хотя он находился в «йодной яме», и его необходимо было глушить.
Персонал выступил против, но руководитель пригрозил им увольнением.
Шаг пятнадцатый. Загадка действий персонала
Действия персонала конкретно вели реактор к взрыву, причем эти действия были даже продублированы, несмотря на необходимость заглушения реактора в ходе исполнения программы. Работа на 50 % мощности и ксеноновое отравление реактора из-за звонка Киевэнерго (и здесь опять звонок и приказ сектора ЦК КПСС), непонятное и преступное проведение эксперимента при самой неопытной смене ЧАЭС, спешка, давление на персонал, необходимость заглушения реактора после работы на 50 % мощности из-за наличия запаса по стержням в 16 шт., что менее допустимого, но не сделанного персоналом, посчитавшим, что программа «Призма», определяющая это число, работает неверно (!).
Дальнейшее самозаглушение реактора при отдаче Дятловым совершенно непонятного и загадочного указания на снижение мощности до 200 МВт, хотя до руководства ЧАЭС была донесена информация о плохой управляемости реактора в этом диапазоне, последующее совершенно непонятное и также загадочное неудержание мощности по причине ошибки персонала либо неисправности оборудования, либо ксенонового отравления; непонятное и явно преступное отключение защиты по блокировке обеих ТГ (по закрытию СРК обеих турбин) якобы из-за необходимости повторить эксперимент (который реально повторить невозможно!), которое привело к абсолютно безумному действию – проведению эксперимента на работающем реакторе и создало все условия для взрыва реактора. Подключение большего числа насосов к выбегающей турбине – 4 вместо 2, что увеличило риск ухудшения снабжения реактора. Осталось только убрать основную массу стержней из зоны, и дело сделано. И повод есть – заглушка реактора и давление на Дятлова.
Ну и что мы хотим – четкая цепочка на взрыв блока, как и писал Юрий Андреев. При этом повтор эксперимента – это отмазка, ничего повторить было нельзя.
И наконец, чтобы усугубить ситуацию и подлить масло в огонь, резко снизили до нуля в реактор подачу питательной воды, а чтобы всех запутать, совместили выбег и виброиспытания. Усугублению послужило также включение всех ГЦН, что вызвало рост нагрузки на выбег и риск кавитации.
Куда шли, то и получили.
На самом деле таких моментов было много больше, но их рассмотрение выходит за рамки этой статьи, поскольку их можно описать только в большом докладе.
Кто всем этим руководил?
Как считает один из исследователей версии «диверсия» В. Г. Смирнов:
«Рассмотрим теперь вторую версию: мы сознательно хотели бы устроить аварию на атомной станции и планировали совместить её по времени с началом перестройки. Как это сделать... – для этого нужна мощная инженерная и научная поддержка специалистов-ядерщиков; …такая группа специалистов-ядерщиков должна быть где-то при западном закрытом исследовательском центре, в США или Европе, и почти наверное под эгидой спецслужб. Наше дело было обеспечить эту группу свежей информацией и внедрять – так либо иначе – их рекомендации… у меня нет сомнения, что такое взаимодействие было налажено…
По мере получения результатов исследований из СССР и собственных проработок, постепенно прояснились условия для проведения акции. Очень ценными оказались результаты аварии на Ленинградской АЭС, но потребовались определенные усилия, чтобы спустить все дело на тормозах...
Эксперимент с выбегом был в этом смысле очень удобным инструментом, позволявшим снять нужные показатели. Все контрольные данные были получены во время эксперимента с выбегом в 1985-м».
Какой-то непонятный интерес к этому эксперименту по вышеуказанному авторитетнейшему свидетельству Владимира Ивановича Комарова (академика РАЕН, кандидата технических наук, бывшего замдиректора по науке Смоленской АЭС и бывшего главного инженера «Комбината» [организации, созданной для ликвидации последствий аварии]) проявлял сектор ЦК КПСС (!):
«В начале 80-х годов при ЦК КПСС был создан сектор по надзору за АЭС, который занимался не безопасностью, а исключительно управлением АЭС. В сектор входили В. Марьин и Г. Копчинский, подчинявшиеся секретарю ЦК КПСС В. Долгих. Чиновники стали активно вмешиваться в управление АЭС, что и привело к катастрофе…»
Самое интересное, что при всем абсурде кадровой политики все основные кадры утверждались в том же загадочном отделе ЦК КПСС.
Нити в этой цепочке спускаются на уровень ЦК КПСС – по свидетельству В. Комарова, возможно, по крайне мере дважды указанный выше чиновник вмешивается в ход эксперимента, первый раз – звоня на блок с просьбой держать реактор на 50 % мощности, и второй раз – принуждая Дятлова к проведению эксперимента.
Как пишет Б. И. Горбачев:
«…позднее загадочный «номенклатурный работник ЦК КПСС, расследовавший причины аварии на ЧАЭС», поделился с нами такими своими сведениями:
«…Председатель ГАЭН СССР Малышев: сумел доказать М. С. Горбачеву, что приказ выводить четвертый реактор на мощность: прошел из ведомства, подчиненного ему – Генсеку КПСС М. С. Горбачеву».
Еще один из исследователей аварии на ЧАЭС – украинский физик-ядерщик Николай Кравчук ссылается на то, что после прочтения его труда некий академик заявил:
«Николай Васильевич, у меня сложилось впечатление, что это было гениально спланированное преступление!»
И далее он утверждает:
«А разве нет? Я считаю, что главными «архитекторами» Чернобыльской катастрофы стали те, кто хотел развала Союза!
Взрыв реактора был заранее спланирован и осуществлен под руководством горбачевского ЦК КПСС, а вина – аккуратно свалена на персонал станции».
Автор:
Александр Одинцов
Вложение: 13439726_1_transfuzionnaya_pomosch_soderzhanie.pdf
Вложение: 13438743_svodka_5353.doc
Вложение: 13438729_13415284_kniga_2020_dlya_zyuganova_i_izvestiya_skpkkpss__.docx
