Юнна Мориц

Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые
И розы красные росли.

В саду пиликало и пело -
Журчал ручей и цвел овраг,
Черешни розовое тело
Горело в окнах, как маяк.

С тех пор прошло четыре лета.
Сады - не те, ручьи - не те.
Но живо откровенье это
Во всей священной простоте:

Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые
И розы красные росли.

Тетрадку дайте мне, тетрадку -
Чтоб этот мир запечатлеть,
Лазурь, сверканье, лихорадку!
Давясь от нежности, воспеть

Все то, что душу очищало,
И освещало, и влекло,
И было с самого начала,
И впредь исчезнуть не могло:

Когда мы были молодые
И чушь прекрасную несли,
Фонтаны били голубые
И розы красные росли.

Спасибо Анониму за ссылку на сайт Юнны Мориц.

Не поговорили
Стихи Ю.Левитанского

Собирались наскоро. Обнимались ласково.
Пели, балагурили. Пили, да курили.
День прошел, как не было, не поговорили.

Виделись, не виделись. Ни за что обиделись.
Помирились, встретились, шуму натворили.
Год прошел, как не было, не поговорили.

Так и жили наскоро. И дружили наскоро.
Не жалея тратили. Не скупясь дарили.
Жизнь прошла, как не было, не поговорили.

Белла Ахмадулина

Что так Снегурочку тянуло
К тому высокому огню?
Уж лучше б в речке утонула,
Попала под ноги коню.

Но голубым своим подолом
Вспорхнула, ноженьки видны...
И нет ее - она подобна
Глотку оттаявшей воды.

Как чисто с воздухом смешалась
И кончилась ее пора.
Играть с огнем - вот наша шалость,
Вот наша древняя игра.

Нас цвет оранжевый так тянет,
Так нам покою не дает.
Ему поддавшись, тело тает
И телом быть перестает.

Но пуще мы огонь раскурим
И вовлечем его в игру.
И снова мы собой рискуем
И доверяемся костру.

Вот наш удел еще не видим,
В дыму еще не различим.
То ль из него живые выйдем,
То ль навсегда сольемся с ним?

Очень много интересных и необычных работ по адресу: http://www.marcusashley.com/artist.php?aID=37


Роб Гонсалвес (Rob Gonsalves) — канадский художник. Родился в цыганской семье Торонто в 1959 году. В детстве он постоянно развивал свой интерес к рисованию. В 12 лет он изучил технику перспектив, и его знание архитектуры позволило ему воплощать придуманные здания, а также начать рисовать свои первые картины.

Познакомившись с творчеством Дали и Танги, Гонсалвес нарисовал свои первые сюрреалистические картины. «Магический реализм» Магритта и Эшера оказал большое влияние на его будущие работы.

В последующие после окончания колледжа годы Гонсалвес работал архитектором, но также рисовал создающие иллюзию реальности фрески и театральные декорации. После удачного выступления на выставке уличного искусства в Торонто в 1990 году Гонсалвес полностью посвятил себя живописи.

Хотя работы Гонсалвеса относят к сюрреализму, они все-таки не полностью выдержаны в этом стиле, потому что его образы всегда четко спланированы и являются результатом осознанной мысли. Идеи, по большей части, генерируются из внешнего мира и основываются на человеческой активности, художник использует тщательно выверенные иллюзионистские приемы. Гонсалвес добавляет волшебства в реальные сцены. В результате, термин «волшебный реализм» в точности описывает его работы. Его живопись – это попытка продемонстрировать людям, что невозможное возможно.

Многие выдающиеся люди, известные корпорации, посольства, а также сенатор США коллекционируют работы Гонсалвеса и его «лимитед эдишн» постеры. Роб Гонсалвес принимал участие в «Арт Экспо» в Нью-Йорке и Лос-Анжелесе, «Декор» в Атланте и Лас-Вегасе, форуме изящных искусств. Его личные выставки работали в галереях «Дискавери», «Хадсон Риве» и «Калейдоскоп».
(биография художника взята из Википедии)

АИДА (Aida)
- опера Дж. Верди в 4 действиях (7 картинах), либретто А. Гисланцони и К. дю Локля по сценарию О. Мариетта.

Премьера: Каир, 24 декабря 1871 г., под управлением Дж. Боттезини; в Италии - Милан, театр "Ла Скала", 8 февраля 1872 г., под управлением Ф. Фаччо; в России - Петербург, 19 ноября 1875 г., силами итальянской труппы; на русской сцене - Петербург, Мариинский театр, 1 апреля 1877 г., под управлением Э. Направника.

Действующие лица: царь (бас), Амнерис (меццо-сопрано), Аида (сопрано), Радамес (тенор), Рамфис (бас), Амонасро (баритон), гонец (тенор). Жрецы, жрицы, придворные, солдаты, слуги, рабы и пленные эфиопы, египетский народ.

Действие происходит в Мемфисе и Фивах во времена владычества фараонов.

Действие первое.
Царский дворец в Мемфисе. Верховный жрец Рамфис сообщает молодому начальнику дворцовой стражи Радамесу, что эфиопы угрожают египтянам войной. Радамес жаждет стать во главе войск ("Se quel guerrier io fosso!"; "Ах, если б я был избран!") и сложить добытую в боях славу к ногам своей возлюбленной, эфиопской рабыни Аиды ("Celeste Aida"; "Милая Аида"). Амнерис, дочь царя, влюблённая в Радамеса, в разговоре с ним терзается муками ревности (дуэт "Forse l'arcano amore"; "Тайну подозревает"). Аида тоже взволнована: сердце её разрывается между тревогой за судьбу эфиопского народа и любовью к Радамесу (терцет "Vieni, o diletta"; "О, подойди ко мне"). Появляется царь со свитой, гонец сообщает о том, что ведомые царём Амонасро (отцом Аиды) эфиопы приближаются к Фивам. Царь назначает Радамеса предводителем войска ("Su! del Nilo al sacro lido"; "К берегам священным Нила"). Аида в отчаянии ("Ritorna vincitor!.."; "Вернись с победой к нам!"), её страдание так сильно, что она призывает смерть ("I sacri nomi di padre... d'amante"; "И я не смею открыто, свободно").
В храме идёт обряд посвящения Радамеса. Рамфис вручает Радамесу священный меч ("Nume, custode e vindice"; "Боги, победу дайте нам").

Действие второе.
Рабыни одевают Амнерис, котороя ждёт возвращения победителя - Радамеса ("Ah! vieni, amor mio"; "Мой милый! Приди"). Аида приносит ей корону. Благодаря искусному обману Амнерис заставляет Аиду выдать её любовь к Радамесу и осыпает рабыню угрозами (дуэт "Tu la sorte dell'armi"; " Amore, amore!"; "Твоим братьям оружье изменило", "Любовь и радость").
Площадь в Фивах. Все встречают победителей ("Gloria all'Egitto, ad Iside"; "Слава Египту и богам!"). Радамес склоняется перед Амнерис, и она возлагает на его голову корону. Царь спрашивает у полководца, чего он желает. Радамес просит ввести пленных. Среди них - Амонасро, который предупреждает Аиду, чтобы она не выдавала его. Сказав, что эфиопский царь погиб на поле брани, Амонасро, а с ним все остальные пленники и рабы просят у фараона пощады ("Quest'assisa ch'io vesto"; "Видишь эти одежды простые"). Царь освобождает пленников, оставив, по совету Рамфиса, Аиду и её отца в качестве заложников. Радамесу он отдаёт руку Амнерис.

Действие третье.
Ночь на берегу Нила. Из храма доносятся гимны Изиде ("O tu che sei d'Osiride"; " Матерь бессмертная богов"). Амнерис готовится к свадьбе с Радамесом. Аида ждёт его, чтобы проститься навсегда ("O cieli azzuri"; "Небо лазурное"). Внезапно появляется Амонасро: он догадался о любви Радамеса и Аиды, она должна выведать у египтянина секрет, который поможет эфиопам победить ("Riverdrai le foreste imbalsamate"; "Возвратимся мы скоро в край родимый"). Аида отказывается, но отец угрожает ей. Радамес с нежностью встречает Аиду ("Pur ti riveggo, mia dolce Aida"; "Опять с тобой, дорогая Аида!"): он обещает ей вернуться с очередной победой и попросить у царя её руки. Аида предлагает бежать; Радамес колеблется, но затем соглашается. Аида спрашивает, какая дорога через границу не охраняется, и Радамес открывает ей тайну: это как раз та дорога, по которой египтяне должны обрушиться на врага. В ту же минуту торжествующий Амонасро выходит из укрытия и называет себя (терцет "Ma dimmi per qual via"; "Скажи мне, где идти нам"). Юноша трепещет при мысли, что предал родину. Из храма выходят Амнерис и Рамфис. Аида с отцом бегут, Радамес предаёт себя в руки жреца.

Действие четвёртое.
Царский дворец. Амнерис сокрушается о побеге Аиды и предательстве Радамеса. Она обещает любимому заступничество царя, если он ответит на её любовь, но Радамес непреклонен (дуэт "Gia i sacerdoti adunansi"; "Там собрались все жрецы").
В подземелье дворца Радамесу выносится приговор: он будет заживо погребён в склепе храма. Амнерис проклинает жрецов.
В подземелье храма Радамес ожидает смерти и все его мысли - об Аиде. Внезапно раздаётся стон: это Аида, которая тайно проникла в склеп, чтобы разделить участь любимого. Радамес ужасается при мысли, что и она должна умереть ("Morir! Si pura e bella"; "Погибнуть в такие годы!.."), но Аида утешает его ("Vedi? di morte l'angelo"; "Видишь, открылись небеса"). Их прощание с жизнью сливается с молитвой Амнерис.

Крестники

— К р е с т н и ч е к твой нынче невесту привёз, ты уж приходи, Маврунь, будем петь, как положено, — очередной раз услышал я это странное для некрещёной и неверующей бабушки слово и снова вспомнил вдруг тонкую спицу, фигуру петушка на её рукоятке, горящие свечи, увиденные сквозь щель печной занавески, странные стихи нараспев...

... Долгие послевоенные годы в стране были запрещены аборты по желанию женщины, —
требовались особые показания, да и с ними бы-ло не всё так просто.
И даже когда наконец аборты были разрешены, — сделать их в деревне было практически невозможно. Следовало ехать в «район» — то бишь в районный центр, где был соответствующей квалификации персонал и техническая возможность для подобных процедур.

Но разрешить-то разрешили, а позором и чем-то грязным эта процедура всё равно осталась и никакой врачебной тайны за собой не несла: даже если на «выскребание» приходила девица взрослая и сама решающая — всё равно до её деревни весть доносилась через пару-тройку дней, обрекая на косые взгляды и плевки вслед. «Скинуть» было позорнее, нежели «понести» без мужа. Потому многие решались на поиски старушек-умелиц по такому делу...

— Твёрдо ли решила, хорошая моя? — спрашивала дрожащую девицу бабушка.
— Д-да...
— Ну тогда сиди, слушай, смотри, сегодня буду готовить тебя, а завтра уж и дело сделаем.

Она ставила на стол большую деревянную, крашенную чёрным потрескавшимся лаком шкатулку, доставала красную бархотку, сложенную вчетверо, расстилала её, затем укладывала сверху странного вида спицу с крючковатым загнутым остриём и рукоятью в форме петушка, поднявшего в испуге крылья...

Всё это время она негромко приговаривала то ли стихи, то ли молитвы со странными
рифмами, из которых слышалось:

— ...Будем-будем мы искать,
Как нам деточку убрать,
Спи, малютка, спи, малыш,
Больше в мамке не поспишь...

Потом трясущаяся посетительница ложилась на топчан, установленный в центре комнаты, по обе руки от неё ставились на пол две обрезанные стеклянные колбы, на дно которых, капнув расплавленным воском, прикреплялись две свечки, принесённые самой девочкой.

Продолжая нараспев приговаривать, бабушка вдруг затихала, проводила недрогнувшей ладонью сквозь пламя обеих свечей и говорила:
— Мальчик... это хорошо, мальчики лёгонькие, выпрыгивают сами, а этот ещё и с
чёлочкой, заводной, попрыгун...
На обнажённый живот укладывалась спица, свисая за край своей петушковой рукоятью, спицу двумя сухонькими ладошками бабушка прокатывала от груди до самого низа живота и обратно несколько раз, продолжая разговаривать с кем-то незримо присутствующим бессмысленными для меня, подглядывающего, словами:

— Катись-катись, веретено,
Мне расскажи, что знать дано,
Как птенчик малый будет жить
И как же нам его сгубить...

Вдруг она толкала рукоять этой страшной «спицы» девочке и требовала:
— Возьми в руку крепко, сама прокати веретёнку, что почуешь — кричи.
Испытуемая бралась за петушка и с воплем отдергивала руку:
— Горячая!
— Всё правильно, всё правильно, — шептала ей бабушка, — знач, эта процедура для тебя последняя, знач, больше не «понесёшь», как вычистим тебя завтра, — петушок знак дал...

Потом был чай со зверобоем, мятой и душицей, который посетительница пила, обжигаясь и боясь отказать, потом бабушка расчесывала ей волосы, повторяя уже другие стихи:

— Власы и головушка,
Молчи, моя соловушка,
Не кричи молодушке
О мальчонке-солнышке...

Расставаясь, сговаривались на завтра, на одиннадцать вечера, со своей простынёй и ватой-бинтами.
Назавтра никто не приходил.
Как они находили бабушку, как именно её им рекомендовали — загадка...
Знаю только лишь, что в трёх крупных деревнях у неё были «товарки» — знакомые старушки, приходившиеся дальними родственницами, кумами иль вовсе седьмой водой на киселе, про которых шла известная молва, — вот к ним и обращались «понёсшие» молодицы, а те уже и направляли их к бабушке.

Проходили месяцы, иногда — годы...
В сенках я вдруг видел плачущих женщин, целующих испуганной бабушке руки, суровые отцы семейства совали конверты с пухлым содержимым, но денег бабушка не брала.
Тогда и появлялись наутро крынки с ещё парным молоком у ступенек крыльца, шмат
сала в туеске, кусмище масла, завёрнутого в несколько слоёв пергамента и уложенного в самодельную липовую корзинку. Однажды на моих глазах из военного уазика выгрузили целый ящик венгерских яблок — невиданное лакомство среди сибирской зимы.

А уж если бабушке надо было нанять машину для перевозки дров в её хатку — то, несмотря на все уговоры взять деньги, машину пригонял очередной «крестничек» и брал только то, что положено «по совести», — на бутылку красненького.
В результате молоко она относила соседу, пропойце и туберкулёзнику, которого иногда распекала за золотые руки, прикладываемые только к «шапочке» беленькой поллитровки, яблоки доставались и родным внукам, и соседской цыганской семье.

— Неужели НИ ОДНА так и не пришла на второй день? — однажды, незадолго до её инсульта, решился спросить я.
— Приходили... две... — в её уже не видящем правом глазе появилась маленькая слезинка.

И ведь точно, я вспомнил — «Сыр тут кхар-на, про лав?» — разговор бабушки с совсем юной, фигуристой на вид, но явно лет 14-ти цыганочкой, которая пришла и на второй день. Какие уж причины толкнули её, которую с радостью бы принял бы любой табор, на такое — не знаю... Как не знаю и причин, которые были у другой, высокой и такой же чернобровой девочки, с резким властным голосом, с которой бабушка разговаривала на каком-то языке, похожем на немецкий, резком и рубленом. Окончания встреч с теми непреклонными посетительницами я не дождался и судеб их не знал.

— И ты их?.. — не смог закончить я.
— Да ну-у, что ты, — петушок не дал пропасть, выручил, — уже сквозь слёзы улыбнулась бабушка... — Помнишь рыбку фаршированную?
И точно — однажды у порога обнаружилось большое красивое блюдо, в котором лежала завёрнутая в фольгу огромная щука, внутри которой было что-то напихано — с неописуемым вкусом, — такого блюда не делали ни мама, ни сама бабушка.
А цыганочка... — про неё стало тоже понятно, когда я вспомнил про любимые бабушкины бусы, каждый шарик которых был скреплен из четырёх частей и был сделан из какой-то странной, почти невесомой древесины...

... Когда я стоял на кладбищенской тропинке, не решаясь подойти, успокоить плачущего отца, сидевшего у могилки, я заметил несколько человек, преимущественно женщин, терпеливо дожидающихся в сторонке ухода последних посетителей с места последнего приюта бабушки. Среди ждущих были и дети разных лет, и молодые парни.

Наконец отец встал, поправил венки, бросил последний взгляд на свежую землю и медленно пошёл к выходу, не утирая слезы.
Стоящие поодаль немного выждали, а потом стали поочерёдно подходить к могилке,
что-то шептать и раскладывать поверх всех венков цветы. Никого из них я не видел на поминках.
Сложив цветы, взрослые встали вокруг сотворенного, а в это время маленькая девчушка положила на ленточку верхнего венка, мне показалось, какую-то игрушку, похожую на карамельного петушка, завёрнутого в целлофан.

... Прошёл почти год, я приехал в «родительский день» на кладбище, никому не говоря о своем появлении, — и ещё с тропинки увидел то, что потом оказалось лесом из карамельных петушков, стоящих в изголовье бабушкиной могилки. Уже темнело, но люди с петушками всё подходили и подходили...

Serafim

Кто первым поставил точки над Ё?
(Прочитала в интернете)

226 лет тому назад, 29 ноября 1783 года в доме княгини Екатерины Дашковой, возглавлявшей тогда Петербургскую академию наук, состоялось одно из первых заседаний недавно созданной Российской академии. На авторитетном собрании присутствовали самые знаменитые ученые, литераторы и общественные деятели той эпохи: Гавриил Державин, Денис Фонвизин, Яков Княжнин, митрополит Гавриил и многие другие.

Основной темой было обсуждение проекта полного толкового славяно-российского словаря. Академики уже собрались было расходиться по домам, как вдруг Екатерина Романовна спросила, сможет ли кто-нибудь из светил науки написать слово «ёлка»? Гости удивились этому вопросу. Тогда Дашкова сама написала по правилам того времени "іолка" и пояснила, что ее смущает: «Правомерно ли изображать один звук двумя буквами?»

Ученые погрузились в раздумья. Княгиня же, заметив, что «выговоры сии уже введены обычаем, которому, когда он не противоречит здравому рассудку, всячески последовать надлежит», предложила использовать новую букву «ё» — «для выражения слов и выговоров, с сего согласия начинающихся, как іолка, іож, іол».

Доводы Дашковой показались ученым мужам убедительными, и целесообразность введения новой буквы было предложено оценить лицу духовному — члену Академии наук митрополиту Новгородскому и Санкт-Петербургскому Гавриилу, который также одобрил новшество.

Кстати, сама по себе литера «ё», предложенная Дашковой для отображения на бумаге данного звука, была заимствована княгиней из французского языка, где она, однако, имеет совсем иное значение.

Новаторскую идею княгини поддержали ведущие деятели культуры того времени, включая Державина, который первым начал использовать «ё» в личной переписке. В печати же новая буква русского алфавита впервые была употреблена лишь в 1795 году – в книге Ивана Дмитриева «И мои безделки». А первым словом, отпечатанным с буквой «ё», было «всё», затем — «огонёкъ», «пенёкъ», «безсмёртна», «василёчикъ».

Широко известной буква «ё» стала благодаря знаменитому историку Николаю Карамзину, в связи с чем до недавнего времени он считался её автором. В 1796 году в первой книжке издаваемого Карамзиным стихотворного альманаха «Аониды» с буквой «ё» были напечатаны слова «зарёю», «орёлъ», «мотылёкъ», «слёзы», а также первый глагол «потёкъ». Между тем, доподлинно неизвестно, была ли это собственная идея Карамзина или же инициатива кого-то из работников издательства. Ведь в своих научных трудах, в том числе в знаменитой «Истории государства Российского» Карамзин букву «ё» не использовал.

Несмотря на признание и использование деятелями науки и культуры, формально буква «ё» (а вместе с ней и «й») вошли в алфавит только в советское время. 24 декабря 1942 года приказом народного комиссара просвещения РСФСР было введено обязательное употребление буквы «ё» в школьной практике, и с этого времени она официально считается входящей в русский алфавит.

Последующие лет десять художественная и научная литература выходила с непременным использованием буквы «ё», но затем издатели вернулись к прежней практике — употреблять её только в случае крайней необходимости.

Есть легенда, гласящая, что на популяризацию буквы «ё» оказал влияние сам Иосиф Сталин. Якобы 6 декабря 1942 года главнокомандующему на подпись принесли приказ, в котором фамилии нескольких генералов были напечатаны с буквами без заветных точек. Сталин пришёл в ярость и на следующий день во всех статьях газеты «Правда», как по волшебству, появилась буква «ё».

Литера эта не раз играла с людьми злую шутку. Например, она исчезла из написаний, а затем, как следствие, из произношений фамилий кардинала Ришелье, философа и писателя Монтескье, физика Рентгена, художника и философа Рериха, физика Шредингера и многих других.

Исчезла буква «ё» и из фамилии персонажа романа Льва Толстого «Анна Каренина» дворянина Лёвина, который при печати книги стал «Левиным». Примечательно, что литературный герой разделил судьбу автора: ведь Толстого на самом деле звали Лёв, а не Лев, о чём свидетельствуют, например, его прижизненные иностранные издания с именем Lyof или Lyoff на обложке.

Известны и обратные случаи. Например, чемпион мира по шахматам, известный многим как Александр Алёхин, на самом деле был Алехиным и очень возмущался, когда его фамилию писали и произносили неправильно.

Зато всегда ценили эту букву по достоинству ученые-филологи и педагоги. «Ё» давно и исключительно используется ими для более точной передачи звучания имён и названий в некоторых азиатских языках: Ким Ён Нам (корейский), Ёсихито (японский), а также на ранних стадиях обучения иностранцев русскому языку. Ведь как иначе различить слова «все» и «всё», «небо» и «нёбо», «ведро» и «вёдро»?

Долгое время использование буквы «ё» было факультативным, необязательным, с заменой на «е». Лишь в энциклопедиях, авторских произведениях и учебниках для младших классов «буква с двумя точечками» была обязательна к употреблению.

Несмотря на факультативный характер, иногда эта буква становится настоящим камнем преткновения для чиновников. Так, семья Елкиных из Барнаула лишилась наследства из-за того, что оно было оформлено на Ёлкиных, а жительница Перми Татьяна Тетёркина едва не лишилась российского гражданства из-за неправильного написания её фамилии в паспорте. И подобные истории сейчас не редкость.

Но народ всё же любит эту букву, придуманную княгиней Дашковой и популяризованную Карамзиным. В 2005 году на родине историка в Ульяновске, бывшем Симбирске, по решению мэрии букве установлен памятник — прямоугольная плита из коричневого мрамора, на которой выбита строчная «ё», а 29 ноября ежегодно отмечается как День буквы «Ё». Так что с праздником!

Кофеварка

В воскресенье они с папой идут в парк.
Дениска с самого утра что-то старательно пишет на клочке золотистой бумаги, не показывая маме, а потом берёт бумажку с собой, сжимая её в кулачке весь долгий день.
До парка они успевают заехать в кафе-мороженое. Дениске пока не хочется сладкого, но в кафе замечательный лабиринт с горками и ненастоящими бассейнами, в которые так здорово скатываться, - прямо в разноцветные пластмассовые шарики.

В парке они идут проведать "мишку" - это такой фонтан, только маленький, в котором стоит каменный медвежонок, играющий со струёй воды. Там любят фотографироваться невесты с женихами, они такие нарядные и важные, а вокруг них всегда бегают фотографы - смешные и всё время что-то жующие.

В парк не пускают собак, потому папа с Дениской идут на его окраину - там иногда гуляет семейство пудельков. В этот раз щенята нанюхались и наелись каких-то цветков, плюются и потешно чихают. Дениска говорит папе, что точно так же у них плюётся мамина кофеварка, теперь мама не пьёт кофе, боится включать такое страшилище. Дениске нравится, что папа так внимательно его слушает, задавая вопросы про кофеварку и про маму. Он даже забывает сказать папе про новый грузовик на витрине магазина игрушек.

Папа называет Дениску Дэном, как какого-то пирата в мультике. Взрослые вообще постоянно путают имена и говорят что попало. Вот бабушка называет папу почему-то не просто папой, а "воскресным". Дениске это непонятно. Он же ведь всё равно остался папой, хоть и не живёт теперь с ними. Но Дениска знает, как сделать так, чтобы всё было как раньше...

После парка они обедают, перемазываясь соусом от пиццы. Бабушка говорит, что пицца - вредная и надо есть варёную свеклу. А папа говорит, что бабушка сама вредная, но она говорит правильно, свекла полезная, только она невкусная, ну а иногда можно попробовать и вкусного-вредного, если очень-очень хочется.

Потом они идут на третью часть того мультфильма про монстров. Если честно, Дэну смотреть её уже не так интересно как первую и вторую, но ему нравится сидеть рядом с папой и держаться за подлокотник кресла, как взрослому. В конце фильма Дениска не выдерживает и они с папой сбегают с фильма - сначала в туалет, где Дэн никак не может оторвать глаза от чуднОго крана, который включается без ручки - стоит только поднести свои руки к смесителю, - а потом опять в парк, где вечером можно покататься на лошадках, а ещё там иногда выступают клоуны и связывают из длинных воздушных шариков, похожих на копчёную колбасу, собачек и верблюдов.

Вечером они ещё заезжают с папой в магазин и покупают там маленькую серебряную кофеварку для мамы. Мама уже заждалась, она помыла окна и в квартире сейчас пахнет чем-то вкусным, хотя этот запах маме не нравится, она от него чихает, как те пудельки.

Пока мама с папой раскрывают коробку и мама ахает и смеётся над папиным рассказом о пуделях, Дениска осторожно распрямляет листочек, который носил с собой весь день, вставляя его между страницами большой красивой книги, в которой мальчика зовут так же, как и его - Дениска, с какой-то морской фамилией - кажется, Кораблёв.

Потом тихо урчит новая кофеварка, в доме пахнет кофе, мама с папой его почти не пьют и о чём-то разговаривают, а Дениска вдруг просит папу остаться сегодня, иначе он не заснёт, у него заболела голова. Папа тревожно дотрагивается губами до лба Дениски, мама бежит с градусником, оба обеспокоены, - кажется, температуры нет, но лоб подозрительно горяч. И мама вопросительно смотрит на папу, а тот пожимает плечами и говорит, что завтра успеет заехать домой, почему нет - пусть мама постелит ему на диване в большой комнате. Дениска ещё долго не засыпает, а потом сквозь сон слышит тихие разговоры про какой-то "форматекс" и "ту Светочку", а потом мама, кажется, тихонько плачет, а потом она уже смеётся и говорит-говорит, но так тихо, что Дениске это не мешает и он, наконец, засыпает.

А ночью, встав в туалет, Дениска заглядывает в большую комнату и видит там аккуратно сложенное постельное бельё, так и не тронутое. В своей спальне он открывает книжку про тёзку, достаёт разгладившуюся бумажку, что-то дописывает туда и ложится спать, держа в руках листок.

Утром он просыпается от урчания кофеварки, папа с мамой над чем-то смеются на кухне и время от времени как-то уютно замолкают, слышны только шорохи и чмокания.
Дениска прыгает из кровати и несётся на кухню, с радостными воплями и требованиями творожка "голодному ребёнку".

На кровати остаётся лежать листок, где детским неровным почерком выведено:
"дорогой бог это дениска нинада грузовик лушше пусть папа будит снами
СПАСИБО!!!".

Так называется творческий вечер Сергея Юрьевича Юрского, который прошел на сцене Малого театра в Петербурге.
В первом отделении проза: Достоевский "Крокодил", сцена встречи Счастливцева и Несчастливцева из "Леса" Островского (Юрский играет один обе роли), Гаршин "Лягушка-путешественница".
Во втором отделении песни из новогодних театральных капустников. Каждый год, начиная с 1986, новая песня, новый припев. Меняется шляпа, меняется эпоха, меняется атмосфера. Меняются песенно-танцевальные жанры: вальс, танго, ноктюрн, кадриль, шансон, марш... И это все Юрский.
"Заканчиваются нулевые годы, начинаются десятые..."
Дай Бог Вам, Сергей Юрьевич, здоровья, сил, новых новогодних песен. Много.

Марина Неелова и Елена Камбурова посвятили свой концерт Фаине Георгиевне Раневской.

Ползет-не ползет строчка, плохо идут дела. Была у меня дочка, тонкая, как стрела. Ходила за мной следом, касалась меня плечом. Училась будить лето, учила смеяться пчел. Ноябрь дождем вертит, взбирается в рукава. Прозрачная, как ветер. Певучая, как трава. Я пробовал жить вечно - не выдержал, не могу. Была у меня свечка - елочка на снегу.
Который там час? Точно не знаю, стрелки в нуле. Была у меня дочка - лучшая на земле. На улице мрак - пес с ним, проветрюсь под злой водой. Училась писать песни и плакать над ерундой. И мне не ходить в парках, судьбе чужой - не мешать. Кормила синиц в парках, вязала лохматый шарф. Жизнь выскочила внезапно, как сердце из-под ребра. От озера шел запах меда и серебра.
За зиму весна платит, у мира новый виток. Я дочке купил платья, два платья разных цветов. Всё, так как она просила и счастью цена - пятак. Белое - чтоб носила и черное - просто так. Оставил возле подушки: проснешься - и надевай. А сам зевнул благодушно и лег себе на диван. Вот только слезы глотаю, и ломит в висках тоска, ушла моя золотая, а мог бы не отпускать.
Не буквы - одни точки, часок почитал - слег. Была у меня дочка, девочка, мотылек. Так прыгнешь с кочки на кочку и свалишься в никуда. Сиреневый колокольчик, березовая вода. Теперь что ни день - вечер, слова - всё равно не те. Была у меня свечка, искорка в темноте. Растаять в песке снежном, заснуть, уйти, не глядеть. Осталась со мной нежность - куда мне ее деть?
Остались со мной краски - тьма неба, белая пыль. Исчезла моя сказка, начав для себя быль. Давно уже пилигримы отправились петь на юг. Она ведь идет мимо - а я и не узнаю. На улице минус тридцать, ни слова не говоря, не дочка моя - царица несет на руках царя. Царица - вязаный свитер, царица - гордая стать. Я рядом бегу - свитой и пробую не отстать. Обрывки души - сшей-ка, последний - смотри - шанс: на толстой царевой шейке лохматый смешной шарф. Царь спящий, как черепаха, закутанный, шерстяной. Мне кажется, снег пахнет нагретой солнцем стеной.

...Подруги завидовали — никому из них с курьером ничего не доставляли. А ей — и цветы, и конфеты, и даже косметику. Один раз и книги привезли — но он потом перезвонил и сказал, что это ошибка.

А она ж — как ребёнок, соплюха соплюхой, первокурсница наивная. А он — солидный, успешный, пиджак красный, как у всех крутых. Он ей говорил, что ему приятно дарить, с женой не то, она у него какая-то "слишком умная" — он так говорил. Конечно, было немного обидно считаться за дурочку, она даже ссорилась с ним из-за этого, но он опять звонил и спрашивал, будет ли она вечером дома — это означало, что опять чего-то задумал и приедет курьер, смешной белобрысый парень с голубыми, как у девочки, глазами, опять растеряется, не найдёт шариковую ручку, но всё равно будет ей улыбаться и вручит заказанный презент — непременно со смешной открыткой внутри.

Такие открытки, всякий раз чем-то отличающиеся от предыдущей, приносили ей трижды. Там было забавное пожелание и рисунок, выполненный от руки. В первый раз, не ожидая от него такого, она даже спросила что-то про эти забавности, но он был не в настроении и сказал, чтобы не пудрила ему мозги — "и без того хватает всякого".

А потом случились те "перепутки" и курьер, всё тот же мальчик, извиняясь, вернулся и поменял цветы, доставленные ей, но предназначенные для кого-то — то-то она удивилась, почему вместо её любимых роз привезли хризантемы. А в его курьерском листке она увидела, что заказчик в оба адреса — один.

И потом, когда они уже расстались, хоть он и клялся, что такого не повторится. — к ней в дверь позвонил тот же веснушчатый курьер — просто с открыткой и ни с чем больше. Оказалось, что это он вкладывал их от себя, потому что …

Ну, в общем и всё. Что тут ещё скажешь. У них уже вырос сын, совсем большой, веснушчатый и смешной. В этом году сын решил на каникулах где-нибудь подработать.

Наверное, устроится в курьерскую доставку — как когда-то папа.

Кстати, при доставке букета — открытка бесплатно.

Serafim

Адольф Ферьер, швейцарский педагог:
"И сотворили школу так, как велел им дьявол.
Ребенок любит природу, поэтому его замкнули в четырех стенах.
Ребенку нравится сознавать, что его работа имеет какой-то смысл, поэтому все устроили так, чтобы его активность не приносила никакой пользы.
Он не может оставаться без движения - его принудили к неподвижности.
Он любит работать руками - его стали обучать теориям и идеям.
Он любит говорить - ему приказали молчать.
Он стремится понять - ему велели учить наизусть.
Он хотел бы сам искать знания - ему они даются в готовом виде.
И тогда дети научились тому, чему они никогда бы не научились в других условиях.
Они научились лгать и притворяться."

Смотрела по каналу "Культура" концерт памяти Юрия Визбора. Сколько прекрасных лиц и умных глаз!

О, моя дорогая, моя несравненная леди

О, моя дорогая, моя несравненная леди,
Ледокол мой печален, и штурман мой смотрит на юг,
И, представьте себе, что звезда из созвездия Лебедь
Непосредственно в медную форточку смотрит мою.
Непосредственно в эту же форточку ветер влетает,
Называвшийся в разных местах то муссон, то пассат,
Он влетает и с явной усмешкой письма листает,
Не отправленные, потому что пропал адресат.

Где же, детка моя, я тебя проморгал и не понял,
Где, подруга моя, разошелся с тобой на пути,
Где, гитарой бренча, прошагал мимо тихих симфоний,
Полагая, что эти концерты еще впереди.
И беспечно я лил на баранину соус "ткемали",
И картинки смотрел по утрам на обоях чужих,
И меня принимали, которые не понимали,
И считали, что счастье является качеством лжи.

Одиночество шлялось за мной и в волнистых витринах
Отражалось печальной фигурой в потертом плаще.
За фигурой по мокрым асфальтам катились машины
Абсолютно пустые, без всяких шоферов вообще,
И в пустынных вагонах метро я летел через годы,
И в безлюдных портах провожал и встречал сам себя,
И водили со мной хороводы одни непогоды,
И все было на этой земле без тебя, без тебя.

Кто-то рядом ходил и чего-то бубнил - я не слышал,
Телевизор мне тыкал красавиц в лицо - я ослеп,
И, надеясь на старого друга и горные лыжи,
Я пока пребываю на этой пустынной земле.
О, моя дорогая, моя несравненная леди,
Ледокол мой буксует во льдах, выбиваясь из сил.
Золотая подружка моя из созвездия Лебедь,
Не забудь - упади, обнадежь, догадайся, спаси.

Служанки мечтают о доброй фее, принцессы – о прекрасном принце, королевы не мечтают, а действуют.

Служанки верят, что чудеса случаются, с принцессами они действительно случаются, королевы творят их сами.

Служанки слабы, но кажутся сильными, принцессы сильны, но кажутся слабыми, королевы обходятся без маски.

Служанки приходят заранее, принцессы являются с опозданием, королевы прибывают вовремя.

Служанки во всем винят себя, принцессы – других, королевы делают выводы.

Служанки не умеют побеждать, принцессы не умеют проигрывать, королевы не соревнуются.

Служанками драконы не интересуются, принцесс драконы едят, с королевами драконы дружат.

Потому что служанки драконами не интересуются, принцессы их боятся, а королевы их приручают.

Служанки, даже хорошенькие, считают себя дурнушками, принцессы, даже уродливые, считают себя красавицами, у королев так и не выдалось времени толком рассмотреть себя в зеркало.

Служанку можно не заметить, принцессу нельзя не заметить, королеву нельзя не заметить, когда ей это нужно.

Служанки покорны, принцессы своенравны, королевы дисциплинированны.

Служанки хотят получить похвалу, принцессы – внимание, королевы – опыт.

Служанки сносят унижения, принцессы мстят за них, королеву унизить невозможно.

Служанки любят, принцессы позволяют себя любить, королевы не задумываются – кто кого.

Служанки всё понимают и терпят, принцессы понимают только то, что хотят, королевы всё понимают и уходят.

Служанки не умеют требовать, принцессы не умеют ждать, королевы знают, что всему своё время.

Служанки не хотят взрослеть, принцессы не хотят стареть, королевы знают, что всему своё время.

Служанки видят мир в чёрном цвете, принцессы – в розовом, королевы – в чёрном, розовом и всех остальных цветах.

Со служанками легко, с принцессами сложно, с королевами, по крайней мере, интересно.

Быть служанкой сложно, быть принцессой легко, быть королевой, по крайней мере, имеет смысл.

Читать далее...

Пока только много читаю. Хочу понять идею Дневника. Структуру. Интерес. Кое-что нравится, но много банального. На подсказки "сделай первый шаг, загрузи фотографии, музыку, мысли" реагирую плохо. Мешают новости "Женщину парализовало от чиха" и другие. Что-то еще мешает, пока не сформулировала.
Много технических околокомпьютерных слов просто не понимаю.

Настроена на общение. Круг интересов расширяется не по дням, а по годам.