В колонках играет - The Cure

...Ритмичное лязганье по карнизу балкона навевало мне очень сложные и непокорные мысли. Все почему-то смешалось в кучу, эмоции вскакивали и лезли друг на друга, как перепуганное зверье в клетке, втискивались в общую цепочку размышлений и рвали ее сразу в нескольких местах.
Домой я прибежала мокрая, взволнованная, измученная. Вымылась под горячим душем и упала мертвым грузом на диван, поджимаясь и плотно кутаясь в плед. С трудом нашла силы, чтобы допить горячий терпкий чай, который заварила в три раза крепче, чем обычно.
Одиночество…

Я обожала до умопомрачения свое независимое, бесшабашное одиночество.
Ныряла в него, как в парное молоко, или, как в теплый воздушный поток, парила свободной ласточкой, радуясь и дурачась на лету…
Если хотите – назовите меня эгоисткой.
Назовите еще хуже – зацикленной эгоисткой.
Но в том одиночестве не было ничего и никого, в том числе – меня самой...

...И в такие непозволительные для себя моменты я слишком остро понимала, что жизнь моя похожа на пустой сон, без сновидений. Я жила в криогенной камере. А в это время мир вокруг меня уверенно преображался, чередуя свои законы жестокости и выживания.
В том мире находилась Мирослава Липка – одаренная девочка со сложной и загадочной судьбой.
В совершенно другой параллели – я – сомнамбула и затворница...

...
И вот он – определенно новый, страшный лик одиночества - в утонувшей в молчании гостиной; засветивший негативы моего блаженного, уединенного покоя… явивший химеру сумрачной тишины - пустую, беспомощную, полную холода и страха, сквозь которую в последней надежде стучался дождь!
И, казалось, сама смерть притаилась за обликом того одиночества…

...Говорят, без сновидений спят лишь те, у кого нет ни совести, ни чувства вины.
Интересно – это правда?
Но разве это не патология?
А что, собственно, не патология в этой жизни?
Нет совести – плохо. Есть совесть – тоже ничего хорошего.
И, как утверждает мой отец – психотерапевт со стажем – абсолютно здоровой психики не существует.
Иначе, не существовало бы эмоций. Не существовало бы человека. Не существовало бы целой земной цивилизации.
В каждом заложены свои законы страхов и переживаний. Конечно, где-то должна находиться общая мера, заветная черта, иначе – хаос и беда.
Но как знать, когда появляются признаки, превышающие норму?
Можно ли вылечить душу (если речь идет именно о ней) уединенной палатой, препаратами сомнительной пользы или смирительной рубашкой?
Чтобы успокоить душу – связать тело?
Разве это не абсурд?
Если нет никаких шансов вылечить душу, может, лучше оборвать тогда ее обременяющую связь с телом, - отпустить на волю, в бескрайние просторы поднебесья: вернуть птице крылья, воздуху – свежесть, ветру – скорость, солнцу – сияние…
Но будь все так просто – на земле остались бы только стихии – и ни одного человека!
Поэтому душу все еще лечат посредством тела….

Все согласны с тем, что убийца – это злонамеренный преступник, монстр, наказать которого – гордость и честь.
А вот самоубийцы – это отдельный пункт, отдельная область науки, отдельный объект наблюдения, вызывающий и жалость и презрение одновременно.
Самоубийцу никто не стремиться поставить перед судом, но в определенных случаях связывают руки и полностью изолируют об общества, не хуже чем какого-нибудь маньяка.
Знаете, сколько бы людей преспокойно сокращали свой срок, не будь религии, морали, добродетелей различных сфер деятельности, что неустанно борются за спасение человеческой жизни?
Не сотни и не тысячи.
Миллиарды!
Это говорю вам я, Анна Гром, которой связывали руки нестерпимых десять месяцев, пока не настал тот момент, когда я просто устала.
Устало тело, а душа… видимо смирилась с тем, что ей уже никогда не вернуть свободу стремительной лани.
После этого меня больше не связывали. Решили, что я перестала желать себе смерти. Но ведь я и так уже была мертва…
Еще через восемь месяцев я вернулась к существованию.
Для чего?
Чтобы до конца своих дней скрываться за переводами в стенах квартиры?...