...– Тебе придется торчать под подъездом на протяжении всей ночи, оберегая меня как английскую королеву. Разве остаться в квартире не лучший вариант? И тебе спокойнее, и меня совесть не замучит. Я могу постелить тебе на диване в гостиной…
Заметив его колебание, я быстро добавила:
– Давай обойдемся без стеснений! Кому еще я могу доверять, если не тебе?
Леша неожиданно залился краской стыда, словно подросток, и я с запозданием сообразила, что такие слова могли нанести ущерб тем чувствам, что он испытывал ко мне. Я, считай, в лоб заявила ему, что никогда и ни при каких обстоятельствах он не будет восприниматься мною, как мужчина. Но с другой стороны, я надеялась, что он примет мое доверие, ведь, кокой бы не была ситуация, но никому другому я не разрешила бы остаться на ночлег в моем доме. И все же этот аспект, видимо, оказался принят во внимание. Одновременно растроганный и гордый таким обстоятельством, Алексей, колебавшийся в действительности не так уж долго, почесал колючий подбородок и уверенно кивнул.
– Ну тогда ему точно сюда не пробраться!
Я вздохнула и гостеприимно развела руками:
– Располагайтесь, как дома, капитан! Могу предложить немного марочного вина, у меня в холодильнике как раз стоит початая бутылка.
– Нет, мне нельзя. – Улыбнулся Алексей. – Но раз уж я твой гость, то, пожалуй, метнусь в душ. Ты не возражаешь?
– Нисколько...

Сама не понимаю, как такое произошло, скорее всего, я просто следовала привычке, забыв о всякой осторожности, забыв даже безоговорочный приказ Борщева. Почти бессознательно я растворила дверь балкона, ежась и кутаясь в длинный халат, вышла на улицу и посмотрела на непроглядное небо, находившееся настолько низко, что, казалось, до него можно было без проблем дотронуться рукой.
Я набрала в легкие воздух, в надежде почувствовать ароматы цветов или вишен, таких необходимых, способных подтвердить неповторимость, тонкость, превосходство природы. Превосходство жизни! Но в этой застывшей, наполненной сыростью и запахом гнили ночи, не было ничего радушного, прекрасного или просто обнадеживающего.
Прислонившись к краю балкона, я посмотрела на полюбившийся мне перекресток, стремясь найти в нем хоть какие-то признаки былой прелести и восторга. Как же все переменчиво в этой жизни. То, что было вчера неописуемой живой красотой, сегодня уже наполнено мраком, дышит смертью. То, что радовало вчера, сегодня отбирает последнюю надежду…
Я задумчиво пригубила вино, но внезапно поняла, что больше не ощущаю бокал в своей руке. Услышала, как он беспомощно разлетелся на мелкие осколки где-то далеко внизу, столкнувшись с асфальтом. Но я больше не думала о нем… Не думала ни о чем.
Я оторопело, не двигаясь смотрела на угол дома.
Точно на том месте, где и предполагал Борщев, стоял Кирилл Чатаев.
Он был одет как в тот раз, когда я видела его впервые – в длинный кожаный плащ и плотную вязаную шапочку, скрывающую часть лица. Но сомнений не было – то был именно он. И он не сводил с меня глаз.
Страх ударил в голову, будто непосильная доза алкоголя, в миг все поплыло перед глазами, а живот скрутила необъяснимая судорога. Я резко метнулась обратно в комнату, и, запутавшись в занавесках, рухнула на пол как подкошенная. Не в силах подняться, цепляясь за край подоконника, царапая и ломая ногти в панике, я стремилась как можно скорее запереть дверь балкона, и когда, наконец, смогла это сделать, прижалась к ней спиной, в ужасе схватившись за голову.
Все же он там! Он там! Он пришел меня убить!
Из ванной выскочил Борщев в наспех застегнутой рубашке и брюках.
– Мне показалось, – вскричал он, несясь ко мне навстречу. – Или хлопнула дверь балкона?
Я не могла разомкнуть рта от страха.
Леша выкрикивал еще что-то, встряхивал меня, но я находилась будто в ступоре. Он помог мне подняться на ноги и отвел на кухню.
– Ты что, хотела выйти на балкон? Зачем? Я же запретил тебе! Разве ты не понимаешь, насколько это опасно?
Он приставил к моим губам чашку с водой и заставил выпить. Затем набрал еще воды, посчитав, что этого не достаточно, но я резко замотала головой, протестуя, и Леша сердито пригрозил:
– Либо говоришь мне, что случилось, либо я сейчас же звоню твоему отцу!
Я взяла чашку, но ничего не сказала.
Однако в этот миг одна очень необычная, почти незаметная деталь привлекла мое внимание.
Я смотрела поверх чашки на свой холодильник, сплошь обклеенный цветными напоминашками, смотрела во все глаза, боясь, что у меня начались галлюцинации, что я окончательно сошла с ума…
Поставив чашку на стол я медленно встала, едва не падая в обморок, не сводя с него глаз… с того странного предмета, постороннего предмета, никогда раньше не бывавшего ни в моем доме, ни в моей кухне, ни тем бом лее на моем холодильнике.
– Аня, ты скажешь мне, что происходит? – Голос Борщева звучал почти отчаянно.
Я же с невероятным ужасом, как в кошмарном сне, потянула руку к тому месту на холодильнике, где напоминашек было особенно много, наклеенных одна поверх другую, схожих по форме на растрепанного разноцветного осьминога, из-под брюха которого выглядывал едва заметный темный уголок. Я уже не сомневалась, что это было… но дотронуться до него оказалось несказанно трудно, несколько секунд я не дышала, понимая, что сейчас я открою ящик Пандоры, что обратного пути уже не будет, что вся суть происходящего кошмара станет явной просто сейчас…
Осторожно, не дыша, я дотронулась до того злополучного уголка, потянула его, содрогаясь всем телом от того, что открывалось моим глазам. Сперва я увидела часть чьей-то руки на изображении, затем жгуче-черные длинные волосы, разметавшиеся по траве…
– Все же, – выдавила я сквозь парализованную от шока гортань. – Все же он оставил мне послание, Леша… Ты был прав…Господи… Ты был прав…Это страшный человек!
Истерически всхлипывая, я подала Алексею небольшой палароидный снимок. На нем была Мирослава Липка. Только что убитая Мирослава Липка.
– Вот зачем он был здесь… Он хотел, чтобы я знала…
– Чертов псих, – сквозь зубы выкрикнул Борщев, и схватил меня за руку.
– Так ты выходила на балкон? Ты была там? Ты его видела, да? Поэтому испугалась?
И не дожидаясь, что я скажу, капитан схватил пистолет и побежал к двери.
– Нет, – опомнилась я, бросаясь за ним. – Не выходи, Леша! Он слишком опасен! Не нужно, пожалуйста…
Но двери уже были распахнуты.
– Запри дверь и звони в милицию, – эхом разнесся его голос по подъезду.
Я упала в пороге, и продолжала умолять:
– Леша, нет… Леша, он же убьет тебя, он тебя убьет…
Через минуту на улице прогремело два громких выстрела…
Я не сомневалась… это стреляли в Борщева.
Еще через минуту я услышала шаги в подъезде.
Шаги, которые не могли принадлежать капитану, всегда ступавшему тяжело и быстро. Те шаги были очень легкими, почти бесшумными, неторопливыми и уверенными.
Это убийца поднимался по темным ступенькам подъезда. Я знала это так же точно, как и то, для чего он идет сюда.
Я увидела в полутьме его силуэт, он уже приближался. Высокая широкоплечая фигура в черном словно вырастала из недр подъезда…
И в тот момент, когда я практически сдалась, чувствуя себя слабой и беспомощной марионеткой в его жестокой игре, с неожиданной яростью я набросилась на дверь всем телом и захлопнула ее за миг до того, как он появился на лестничной площадке.
Сердце билось как загнанное.
Не сдаваться! – твердило оно с каждым новым ударом.
Не сдаваться!
Злорадная улыбка исказила мое лицо.
Не сдаваться!
Ты ведь этого хотел? Чтобы я не сдавалась?
Ну так будь по-твоему!!!

Я быстро поднялась с пола, схватила трубку телефона и позвонила в милицию.
Затем набрала номер отца…