В годы Северной войны в Европе получили распространение антирусские памфлеты. В 1716 г. в Лондоне вышла брошюра «Северный кризис, или Беспристрастные суждения о политике царя», авторство которой приписывается шведскому дипломату К. Юлленборгу. В 1718 г. издание было повторено в Париже. Автор памфлета утверждал, что сам характер правления Петра I, в силу которого он является неограниченным властелином над имуществом и честью своих подданных, побуждают его расширять территорию и богатства империи «с величайшей алчностью и честолюбием». Русский царь изображается главным зачинщиком Северной войны, а его союзники – лишь послушными орудиями для достижения его честолюбивых замыслов. Вопреки фактам Петр показан и как виновник затягивания войны. Он якобы способствовал взаимному уничтожению шведского и датского флотов, чтобы достичь господства на Балтике. Автор стращает англичан тем, что царь вскоре будет господствовать в торговле на Севере, а также в Персии и в Турции. Указывается на опасное проникновение русских в Германию. Наконец, делается вывод, что царь «стал угрозой спокойствию не только своих соседей, но и всей Европы».
В 1724 г. французский посол в Петербурге Кампредон характеризовал Россию как сильнейшую державу Севера и отмечал, что созданный Петром на Балтике флот «внушает страх соседям». Сразу после войны за польское наследство 1733–1734 гг. выходят «Московитские письма» Ф. Локателли, где говорилось об агрессивности русских, об их стремлении главенствовать на Балтике и закрепиться в Германии. Автор призывал европейцев загнать московитов «в их леса».
Даже русско-французский союз в годы Семилетней войны не сделал отношения двух стран по-настоящему дружественными. Пресловутый д’Еон, по словам его первого биографа, еще в 1757 г. предупреждал французское правительство об агрессивных планах России в Польше.
Ж. Лакомб в своей книге о России писал о постоянной военной готовности русских войск: «Петр Алексеевич совсем не оставлял свои войска праздными. «Надо, говорил он, чтобы они всегда служили отечеству, либо защищая его, либо обогащая».
Особенно настойчиво антирусские настроения поддерживались в сфере тайной дипломатии Людовика XV (так называемого «секрета короля»). Тесно связанный с этой дипломатией французский посол в Польше граф де Брольи неоднократно указывал на «проекты Петра Великого», которые Екатерина II реализует в своей внешней политике. «Грубый, но величественный гений Петра Великого породил неизвестный (тайный) проект, адресованный его наследникам, – занять место среди великих держав Европы», – писал некий Фавье по указке де Брольи. Впрочем, речь идет не о каких-то реальных документах Петра и не о результатах сравнительного анализа политики Петра и Екатерины, а о стереотипе «Екатерина II – продолжательница дел Петра I». В рамках этого стереотипа мыслили и французские дипломаты в период русско-французского сближения при Людовике XVI.
Ж.-Ж. Руссо, горячо сочувствуя несчастьям поляков, осуждал русские завоевания и страшился нового татарского нашествия на Европу. Не стоит завоевывать соседей, когда своя территория остается недостаточно устроенной и слабо заселенной, поучал Мабли на примере деятельности Петра. Дидро и Рейналь писали о «честолюбивых замыслах» русского царя и предлагали русскому правительству расстаться с планами внешних завоеваний: «Несмотря на доблесть, численность и дисциплину своих войск, Россия принадлежит к тем державам, которые должны беречь свою кровь. Желание увеличивать территорию, уже слишком пространную, не должно увлекать ее далеко от границ и побуждать к военным действиям. Она никогда не сможет достичь единства, а ее народ не сможет стать просвещенным и процветающим, если она не откажется от опасной мании завоеваний, чтобы обратиться единственно к мирным занятиям». «Его наследники (Петра I. – С. М.), верные его химерическому и абсурдному плану, предприняли множество войн, чтобы расширить мореплавание и коммерцию, или, скорее, чтобы обеспечить и то и другое», – писал Мирабо.
Мирабо критиковал панегиристов Петра, в первую очередь Вольтера, упрекая его за услужливость и ошибки. «Будем осторожны, титул Великого чаще присуждался людям активным, чем людям полезным или наделенным большими талантами. Петр I не имел никакого права на восхищение и даже на уважение людей. Если надо, я покажу, в крайнем случае, что среди монархов, известных как великие, мало таких посредственных, как он. Но если царствование Петра было отмечено кучей ошибок, заблуждений, преступлений, …это скорее были ошибки времени и обстоятельств, чем этого бурного монарха. Он не наделен гением, дух подражания – вот вечный удел посредственностей. Петр был ведом идеями, бывшими в моде у цивилизованных народов, идеями, преступно поддерживаемыми хозяевами общественного мнения. …Но почему историки, говоря об умерших иностранцах, пачкают свои перья бесплатной ложью и бесполезной нечестностью? Подлые предатели, они профанируют безо всякого интереса самую святую из своих обязанностей. Они льстят мертвым, они вводят в заблуждение живых, они обесчещивают себя в глазах мудрецов, и, что самое прискорбное, этим они доводят до пошлости самую возвышенную обязанность цивилизованного человека – искусство развивать свой разум и передавать свою мысль». Искусно игравший роль демократа Мирабо, в отличие от большинства французских авторов XVIII в., осуждая Петра, оправдывал русский народ: «О русские, я не хотел вас оклеветать или оскорбить; вы могли бы, могли бы быть счастливыми, вы имеете право ими быть; только те, кто вами управляют, увековечили ваше несчастье».
В 1789 г. в Лондоне вышел памфлет «Об угрозе политическому балансу в Европе», написанный, как предполагают, французским журналистом Малле дю Паном по заданию шведского короля Густава III (Екатерина II называла его «француз с ног до головы»). Здесь опять настойчиво звучит тема русской опасности, высказывается сожаление об утрате «восточного барьера»: «Мы видим порабощенный Крым, Швецию под игом группировки, преданной России, Польшу, наказанную из-за порочности своих законов, наводненную русскими войсками, попранную, расчлененную». Тема русского «варварства» находит здесь новый поворот: если раньше «варварство» считали причиной слабости русской армии, то теперь в нем видят основу русских военных успехов. «Народ тем более опасный, что, закаленный варварством и дисциплинированный игом рабства, он более годится для завоеваний и опустошений, чем для войн оборонительных, нечувствительный к смерти и к несчастью…»
Вступил в спор с вольтеровской оценкой Петра I и С. Марешаль, для которого «Вольтер больше не авторитет в истории и в политике». Свою «Историю России» он сократил до рассказа о преступлениях и кровавых переворотах, которые составляли историю русского деспотизма. Марешаль писал свое сочинение как своеобразную «антиутопию», «идеальное» воплощение тиранического правления и его результатов. Хотя во введении автор писал о правдивости и беспристрастии, его «История» – не научное сочинение, а острый памфлет, разоблачавший правителей России, среди которых ни один не заслужил ни одного доброго слова автора. (Потомки Кия, по словам Марешаля, передрались между собой и не могли уже обороняться от врагов. Рюрик избавился от своих братьев с помощью яда и наемного убийцы. Душа князя Игоря «питалась преступлениями». Ольга была «коронованным чудовищем». Ее сменил Святослав «с самыми подлыми чувствами и низкими страстями, жадный до крови и золота». Владимир, «которому преступления удавались лучше, чем другим, был в глазах автора «северным Сарданапалом» и т. д.)