Не помню, писала или нет, но живу я рядом с роддомом. Тут у меня целый медгородок. Женщины в халатах из патологии беременности курсируют с белыми-пребелыми ногами, бледными, как картофельные ростки, курят втихаря, мамки с пузами, вот-вот по швам разойдутся – вот такие у нас вечером картинки, когда я сына выгуливаю. Паркурщики прыгают с гаражей. Собачники обмениваются телефонами для случки. Cемья я пятого этажа вынесла мангал и жарит шашлыки прямо во дворе.
Но самое наше любимое с Гошкой место для прогулок - Электронная доска объявлений. Бегущая строка. Коммерсанты поставили ее напротив роддома. Очень беременные и уже не – смотрят в окна и читают… типа поздравительные открытки. И я заодно с ними. Хоть и не мне пишут, но я любопытная.
«Любимая, спасибо за дочку!» Я сижу на пеньке и читаю, будто это все мне. «За сына-Вадьку». За «как мы и мечтали - девочку, такую же красивую, как ты». 
И вот я представляю себе эту красивую …допустим, Валю. Родила Валя. Думала, рожать – это так тяжело. А оказалось – легко. Вот мастит – это самое страшное дело. У Вали всю жизнь груди, как у воробья колено. А сейчас прибыло молоко и Валька себя не узнает: в профиль в зеркало не помещается. Сисястая корова.  Об титьки постучать можно, такие твердые. Муж тащит Вале два молокоотсоса – но эту твердь пробивает только медсестра Света.
Она бросает на кровать клеенку, потом кладет Вальку и сдаивает. Молоко бежит по худым ребрам, желтое, тугое,  а Валька держится за дужку кровати и кусает губы: так больно. Ультразвук не помогает – слишком быстро прибыло молоко! А медсестра говорит:
- Тугосисясяя ты наша! Я уже на тебе вторые перчатки порвала.  Пусть муж приходит и высасывает. Он тебе губами все разработает…
Из роддома Валя выйдет радостная, резать не придется, вся грудь в зеленке и кровавых натертостях. И когда наконец ребенок возьмет грудь – Валька поймет, что она самая счастливая женщина на свете. Женщина с мягкой грудью.
Или может быть все совсем не так.
Валя родит. Прошуршит к окну черепашьими ногами, а там не пробиться, роженицы выстроились родственникам махать, те с плакатами и воздушными шарами скандируют. Стараются переорать другую команду. Валька звонит мужу на мобильный, а он трубу не берет. Загулял на мальчишнике. Валька его простит, потому что любит. Она всю жизнь будет любить двух мальчиков: загулявшего мужа и того младенчика, что прикатили сейчас на тележке. Вон, лежат, как шоколадные батончики, пирожки, в два ряда, туго запеленутые, помазанные подсолнечным маслом, чтоб не было потнички.
А соседка по кровати будет хвастать:
- Я нигде не порвалась.
А Вальку, первородку, рассекут крест на крест, от уха до уха, потому что бедра узкие, а ребенок – богатырь. И зашивать поставят интерна. А гинекологи потом будут разводить руками:
- Господи, это кто же вас так заштопал?

Потом я беру сына за руку. И мы идем по маршруту дальше. Мимо Дома ветеранов. Вот дед в самбреро, всегда сидит на лавочке один. Молчит. Он Герой Советского Союза. Он молчит про то, что к концу войны страшно хотелось выжить, зазря не сгинуть, и он, да и другие солдаты, зажимали гаечным ключом педаль газа, выпрыгивали из танка, а махина ехала сама по себе,  и была подбита.
Другой тоже молчит. Про то, что во время  войны рулил маленьким самолетом. Перевозил раненых. Его кукурузник был рассчитан на четверых. А он приделывал к днищу гамак и складировал туда особо тяжелого пятого. Всю войну ветеран летал с перегрузом, рискуя разбиться. А еще он молчал о предательстве своих детей. Которым он заработал две квартиры (и дочке и сыну), а они взяли под старость и сдали его в Дом престарелых ветеранов…
 

Да, грустная у меня вышла прогулка... Это я еще до морга не доковыляла…
А у вас какой пейзаж рядом с домом? С кем вы делите окрестности? Пишите. Поиграем в машину времени. Вообще есть кто-нибудь живой, кто не в отпуске?