В колонках играет - Kavinsky - Nightcall

Настроение сейчас - Хорошее

 

В моей жизни прошли три самых незабываемых дня.


Ребят, все, что сейчас со мной происходит, благодаря вам... Вы даже не представляете насколько я изменилась за эти 2,5 месяца! Спасибо... От всего Сердца, от всей души Спасибо.


Люблю Вас!

---

 

Вроде всё совсем недавно было, а в голове перемешалось до такой степени, что три дня слились в один.


4 ноября, 2011 (пятница) - Совместный поход на выставку. Это было безумно весело! Во дворике на Лиговке девять девочек распили на восьмерых литровую бутылку коньяка. :)


5 ноября, 2011 (суббота) - Тяжелое утро, в метро до Девяткино, в 12 уже там. На электричке до Кузьмоловоло. Очутились в 80х, потом магазинчик с любимыми алкоголиками, лес с любимыми алкоголиками, маршрутку тоже догоняли с любимыми алкоголиками, распевая на весь поселок "Дожди-пистолеты". Дома я решила не появляться вообще...


5/6 ноября, 2011 - В 12 встреча на Сенной, магазинчик с любимыми алкоголиками, кабинка туалета с любимыми алкоголиками...


Потом к тебе пришла. Но мы не общались почти.


Потом дурацкое кино, мой безумный спуск по сиденьям вниз, посидели со Славушкой, потом с Андреем, потом со Славушкой и Андреем... Вернулись в зал. Кино кончилось.


Все попрощались и как-то разбрелись. Пошли в бар на 1ую Красноармейскую. Там сидели, смеялись, будили кого-то...


Потом как-то так случилось, что руки уже вместе, голова на плече, лицо к щеке... Было так тепло, так хорошо рядом с тобой.

- Скажи "глаз".


- "Глаз". Зачем?


- Я так людей проверяю. Значит доверяешь...


6 ноября, 2011 (воскресенье) _{- В 8 утра вышли из бара, дошли до Техноложки. Было безумно холодно.}

_{Символично попрощались на Площади Восстания...}

- Напиши, как доедешь...


Три часа сна, душ, снова метро, Девяткино, магазинчик, маршрутка, ДК, восьмидесятые, награждение, Провокация, Мне нравится, Площадь Восстания... снова маршрутка, Девяткино, метро, дом...


Три дня слились в один. Безумно...


 

Родные мои, Спасибо Вам!


Тебе Спасибо! Без тебя было бы не так... Очень скучаю, неповторимый мой.

В колонках играет - Radiohead - Street Spirit

 

 

 

Она  пристально смотрела на меня, а я все не  мог понять,  где прежде я

видел эту девушку. Ее  влажный тревожный  взгляд заблестел в  неровном свете

керосиновой  лампы, и  я  вспомнил - мне каждую  ночь  снится эта комната  и

лампа,  и каждую ночь я встречаю  здесь девушку с тревожными глазами. Да-да,

именно ее я вижу каждый раз, переступая зыбкую грань сновидений, грань яви и

сна.  Я отыскал сигареты и закурил, откинувшись на спинку стула и балансируя

на  его задних ножках,  -  терпкий  кисловатый  дым  заструился кольцами. Мы

молчали. Я -  покачиваясь на  стуле,  она  - грея  тонкие  белые пальцы  над

стеклянным колпаком  лампы.  Тени  дрожали  на ее  веках. Мне показалось,  я

должен что-то сказать, и я произнес наугад: "Глаза  голубой собаки", - и она

отзвалась печально: "Да. Теперь мы никогда этого  не забудем". Она вышла  из

светящегося круга лампы и повторила: "Глаза  голубой собаки.  Я написала это

повсюду",

     Она повернулась и отошла  к туалетному столику. В круглой  луне зеркала

появилось  ее лицо - отражение лица, его оптический  образ, двойник, готовый

раствориться  в трепетном свете  лампы.  Грустные  глаза цвета остывшей золы

печально  посмотрели  на  меня   и  опустились,  она  открыла  перламутровую

пудреницу и коснулась пуховкой носа  и  лба. "Я так боюсь, -  сказала она, -

что эта комната приснится кому-нибудь еще, и он все здесь  перепутает."  Она

щелкнула замочком пудреницы, поднялась и вернулась к лампе. "Тебе не  бывает

холодно?" - спросила  она.  "Иногда  бывает..." - ответил  я  . Она раскрыла

озябшие руки над лампой, и тень от пальцев легла на  ее  лицо. "Я,  наверно,

простужусь, - пожаловалась она. - Ты живешь в ледяном городе".

     Керасиновый  огонек делал  ее кожу  медно-красной и глянцевой. "У  тебя

бронзовая  кожа, -  сказал я. - Иногда мне кажется, что в настоящей жизни ты

должна  быть  бронзовой статуэткой  в  углу  какого-нибудь  музея".  "Нет, -

сказала она. - Но  порой мне и  самой кажется, что я металлическая - когда я

сплю на левом боку  и сердце  гулко  бьется  у меня в  груди". - "Мне всегда

хотелось услышать, как бьется твое сердце". - "Если мы встретимся наяву,  ты

сможешь  приложить  ухо к  моей груди  и  услышишь".  -"Если  мы  встретимся

наяву..."  Она положила  руки  на стеклянный  колпак  и  промолвила:  "Глаза

голубой собаки. Я всюду повторяю эти слова".

     Глаза голубой собаки. С помощью этой  фразы она искала меня в  реальной

жизни, слова эти  были паролем, по которому мы должны были узнать друг друга

наяву. Она ходила  по улицам  и повторяла как бы невзначай:  "Глаза  голубой

собаки".  И  в  ресторанах, сделав заказ,  она  шептала  молодым официантам:

"Глаза  голубой собаки". И на запотевших стеклах, на окнах отелей и вокзалов

выводила  она  пальцем: "Глаза голубой собаки". Люди вокруг лишь  недоуменно

пожимали  плечами, а официанты кланялись с  вежливым  равнодушием.  Как-то в

аптеке ей почудился запах,  знакомый по снам,  и она сказала аптекарю: "Есть

юноша, которого я вижу во сне.  Он всегда повторяет: "Глаза голубой собаки".

Может быть вы знаете его?" Аптекарь в ответ рассмеялся неприязненно и отошел

к  другому  концу  прилавка. А она смотрела на новый кафельный пол аптеки, и

знакомый запах все мучил и мучил ее. Не выдержав, она опустилась на колени и

губной  помадой написала на белых  плитках: "Глаза голубой собаки". Аптекарь

бросился  к ней: "Сеньорита, вы испортили мне пол. Возьмите тряпку и сотрите

немедленно!"  И весь  вечер она ползала на коленях, стирая  буквы и повторяя

сквозь слезы:  "Глаза  голубой  собаки. Глаза  голубой  собаки".  А в дверях

гоготали зеваки, собравшиеся посмотреть на сумасшедшую.

     Она умолкла,  а  я  все сидел, покачиваясь  на стуле.  "Каждое утро,  -

сказал я, - я пытаюсь  вспомнить фразу, по которой должен найти тебя. Во сне

мне кажется, что я хорошо  заучил ее, но проснувшись, я не могу вспомнить ни

слова". - "Но ты же сам придумал их!" - "Да. Они пришли мне в голову потому,

что у тебя пепельные глаза. Но днем я не могу вспомнить  даже твоего  лица".

Она стиснула в  отчаянии пальцы:  "Ах,  если бы  нам  знать по крайней  мере

название моего города!"

     Горькие складки легли в уголках ее губ. "Я хочу до тебя дотронуться", -

сказал  я.  Она вскинула глаза, я язычки пламени заплясали в ее зрачках. "Ты

никогда не говорил этого", - заметила  она. "А теперь говорю".  Она опустила

глаза и попросила сигарету. "Почему  же, -  повторила  она, - мне  никак  не

вспомнить название своего города?" - "А мне - наши заветные слова", - сказал

я. Она грустно улыбнулась: "Эта  комната снится мне так же, как и  тебе".  Я

поднялся и направился к лампе, а она в испуге отступила назад, опасаясь, что

я  случайно  заступлю  за  невидимую  черту,  пролегающую  между  нами. Взяв

протянутую  сигарету,  она  склонилась к огоньку лампы. "А  ведь в  каком-то

городе мира все стены исписаны словами "глаза голубой собаки", - сказал я. -

Если я вспомню эти слова, я отправлюсь утром искать тебя по всему свету". Ее

лицо  осветилось красноватым  огоньком  сигареты, она глубоко  затянулась и,

покручивая  сигарету  в тонких  пальцах  сказала: "Слава  богу. Я,  кажется,

начинаю  согреваться", - и проговорила нараспев,  будто повторяя  за пишущим

пером:  "Я...  начинаю...  -  она  задвигала  пальцами,  будто сворачивая  в

трубочку невидимый  листок  бумаги по мере того, как я прочитывал написанные

на нем  слова,  -  согреваться..." -  бумажка кончилась  и упала  на  пол  -

сморщенная, крохотная, превратившаяся в пыль золы. "Это хорошо, - сказал  я.

- Мне всегда страшно, когда ты мерзнешь".

     Так мы и встречаемся с ней,  вот уже несколько лет. Порою в тот момент,

когда мы находим друг друга в лабиринте снов, кто-то там, снаружи, роняет на

пол ложечку, и мы просыпаемся. Мало-помалу мы смирились  с печальной истиной

-  наша  дружба  находится  в  зависимости  от   очень  прозаических  вещей.

Какая-нибудь  ложечка  на  рассвете  может  положить  конец  нашей  короткой

встрече.

     Она стоит  за лампой и  смотрит  на меня. Смотрит  так же, как в первую

ночь, когда я  очутился среди сна в странной  комнате с лампой и  зеркалом и

увидел  перед собой девушку с пепельными глазами. Я спросил: "Кто вы?" А она

сказала: "Не помню..." - "Но мы, кажется, уже  встречались?" -  "Может быть.

Вы могли сниться мне, в этой самой комнате".- "Точно!  - сказал я. - Я видел

вас во  сне".  -  "Как  забавно,  -  улыбнулась  она.  -  Значит, мы  с вами

встречаемся в сновидениях?"

     Она затянулась,  сосредоточенно глядя на огонек  сигареты. И  мне опять

показалось, что она  - из меди,  но  не холодной  и  твердой,  а из теплой и

податливой.  "Я хочу дотронуться до тебя", - повторил я. "Ты все погубишь, -

испугалась она. -  Прикосновение разбудит нас, и мы больше не встретимся". -

"Вряд ли, -  сказал  я. - Нужно  только  положить  голову на подушку,  и  мы

увидимся  вновь".  Я  протянул   руку,  но  она  не  пошевелилась.  "Ты  все

погубишь... - прошептала  она. - Если переступить черту и зайти за лампу, мы

проснемся  заброшенные в разные части света".- "И все же", - настаивал я. Но

она  лишь опустила  ресницы: "Эти встречи  - наш последний  шанс.  Ты же  не

помнишь ничего  наутро". И  я  отступил.  А  она  положила руки  на лампу  и

пожаловалась: "Я никогда не могу заснуть после  наших встреч.  Я  просыпаюсь

среди ночи  и больше  не могу сомкнуть  глаз  - подушка  жжет лицо, и я  все

твержу: "Глаза голубой собаки. Глаза голубой собаки".

     "Скоро рассвет, - заметил я. - Последний раз я просыпался в два часа, и

с тех пор прошло  много  времени".  Я подошел  к двери  и  взялся за  ручку.

"Осторожнее, - предупредила она.  - За дверью  живут тяжелые сны". - "Откуда

ты знаешь?" - "Совсем недавно я выходила туда и с  трудом вернулась назад. А

проснувшись, заметила, что лежу  на сердце". - Но я все  же приоткрыл дверь.

Створка подалась, и легкий ветерок  принес снаружи запах плодородной земли и

возделанной пашни. Я  повернул к ней голову и сказал: "Тут  нет коридора.  Я

чувствую  запах поля". - "Там,  за дверью, -  сказала  она, -  спит женщина,

которая видит поле во сне. Она всегда мечтала жить в деревне, но так никогда

и не  выбралась  из города". За  дверью  светало, и  люди повсюду уже начали

просыпаться. "Меня, наверное, ждут к завтраку", - сказал я.

     Ветер с поля стал слабее, а потом стих. Вместо него  послышалось ровное

дыхание  спящего, который только  что перевернулся в постели  на другой бок.

Стих ветерок, а с ним умерли и запахи.

     "Завтра мы непременно узнаем  друг друга, -  сказал я.  - Я буду искать

женщину,  которая пишет на  стенах: "Глаза голубой  собаки".  Она улыбнулась

грустно и положила  руки на остывающий  колпак лампы: "Ты  ничего не помнишь

днем".  Ее  печальный силуэт  уже  начал таять  в  предутреннем  свете.  "Ты

удивительный человек, - сказала она. - Ты никогда не помнишь своих снов".

                                                                                 Габриэль Гарсиа Маркес, 1950 г.