(А. Ткаченко):

— Я тогда серьезно увлекался музыкой, у нас рок-группа своя была, и вот, я пришел в комнату, где мы собирались, где должна была быть репетиция. Пришел и сказал: ребята, у меня в жизни случилось необычное событие, я хочу с вами поделиться. Чем рассказывать, я вам просто почитаю. Достал Новый Завет и стал им читать. Читал, пока не устал. Они сидели молча, слушали. Когда я наконец остановился и спросил: «Ну как?» — они сказали всего два слова: «Читай еще». И я продолжил. Потом мы уже читали по очереди. А потом наш клавишник Сережа спросил: «Как зовут того монаха в Оптиной, который волосатых крестит?..». Отец Сергий (Рыбко) тогда жил еще в Оптиной пустыни, и к нему съезжались всякие неформалы со всей страны. И вот, наш Сережа сел на первый попавшийся автобус и поехал к отцу Сергию в Оптину, крестился.

Когда на следующей неделе из Обнинска приехал Вовка — вокалист, лидер и руководитель нашей рок-группы, он был очень удивлен: группы, по сути, уже не было. Мы ему сказали: прости, дорогой, так уж получилось. Нам больше этого не надо. Мы все как-то почти одномоментно обрели нечто такое, что сделало продолжение занятий рок-музыкой бессмысленным. Я очень хорошо знал, что больше этим заниматься не буду, это для меня кончилось. Для меня ведь рок, по большому счету, не был ни ремеслом, ни творчеством. Сейчас я понимаю, что у меня это была такая форма религиозного поиска. И когда появилось вот это, настоящее, то стихийное богоискательство стало ненужным. Хотя на самом деле расстаться с рок-музыкой было не так просто. Когда серьезный кусок жизни чему-­то отдаешь, это глубоко в тебе застревает.

— Но ведь после этого началось Ваше общение с отцом Сергием…

— Да, он очень важную роль сыграл в моей жизни. Отец Сергий, вопреки расхожему о нем мнению, тогда был очень строгим человеком, он спуску никому не давал, после исповеди у него многие уходили в слезах, в соплях, с красными ушами… Нет, он не лез в какие-то подробности, он просто хорошо знал обычный комплект грехов, с которым к нему приходили люди моего круга, и жестко, прямо спрашивал о них. Иной волосатик на исповеди заводит какие-то высокоумные разговоры о своих сложных жизненных путях, а отец Сергий ему: «Это понятно. Ты лучше скажи: блудишь? Наркотики принимаешь?». И это очень болезненно было для многих. Это и для воцерковленного человека не всегда просто — признать себя грешником, а уж для новичка в Церкви… Но у отца Сергия прямо какой-то дар был, он в людях такие пласты вскрывал, о которых сам человек и не подозревал даже. Я поражался — как у него это получается? Моему другу, тому самому клавишнику Сереже, он сказал: приобретай специальность, работай, деньги зарабатывай, а это все оставь. Сережа в ответ: «Батюшка, Вы не понимаете, ведь музыка — это же…». А отец Сергий ему: «О, братец, так это уже, оказывается, у тебя страсть!». И Сережа рассказывал, что вдруг и сам тогда понял: а ведь правда! И я в себе тоже нечто подобное увидел. Чувствовал, что увлечение это мое — не совсем здоровое. И сам себе такой карантинный срок назначил — никакой рок-музыки, примерно год. У меня три гитары было, я все три продал. Убрал из дома все диски, все звукозаписи, оставил — как сейчас помню — «Всенощное бдение» Рахманинова, пластинку Никитиных с детскими песенками, какие-то еще советские виниловые диски. Такой вот «великий музыкальный пост». Не хочу сказать, что это некое общее правило. Но для меня он был необходим, потому что жизнь моя тогда поменялась радикально.

— О браке и семье Вы именно тогда всерьез задумались?

— Да, и это тоже произошло благодаря отцу Сергию. У меня самого и в мыслях не было жениться, правда. Я всю свою предшествующую жизнь умудрился выстроить таким образом, что в 20 лет был твердо уверен, что до 30 не доживу. Какая там женитьба, какая семья! Или водка, или наркотики, или на нож кто-нибудь поставит… К тому же я настоящей, полной семьи не знал никогда: меня мама одна растила. У меня даже в сознании не было модели семьи, как психологи говорят.

Но отец Сергий заставил меня задуматься. Сразу же после моей первой исповеди он отказался меня причащать. Причина была очень простая: «Блудишь?» — «В смысле?..» — «В смысле — с женским полом». — «Что Вы, батюшка, ни в коем разе! У меня есть девушка, я с нею одною только и встречаюсь…». Тогда я считал это действительно каким-то своим нравственным достижением. А батюшка так сочувственно на меня смотрит и говорит: «Голубчик, это все равно блуд, я тебя причастить не могу». — «А что же мне делать?» — «Это уж тебе самому решать. Или венчаться, или расставаться. Вот тебе иконочка (а у него корзинка стояла всегда такая у аналоя, и там лежали книжки, сувениры церковные, иконки), иди, думай».

Так отец Сергий поставил меня — впервые в моей жизни — перед серьезным выбором. Дал мне понять, что компромиссов здесь нет никаких, и отсек прежний вариант жизни. Я очень ему за это благодарен.

— Он вывел Вас на иной уровень ответственности за свою жизнь?

— Не только за свою. В норме сын от отца это должен получать — понимание ответственности за женщину и за семью, но, поскольку у меня папы не было, я получил это от священника.

http://www.eparhia-saratov.ru/pages/2013-07-31-23-04-23-ya

(Беседовала М. Бирюкова)