«Сколь ни необъятна эта империя, она не что иное, как тюрьма, ключ от которой хранится у императора»...

Астольф де Кюстин

Маркиз Астольф де Кюстин, по приглашению императора Николая I, посетил Россию в 1839 году. Книга «Россия в 1839 году» впервые издана в Париже в 1843 году. По словам Герцена, «сочинение Кюстина побывало во всех руках», образ России как «тюрьмы народов», найденный автором, благодаря частому повторению и цитированию, вошёл в русский язык в качестве афоризма. Николая I Астольф де Кюстин назвал «тюремщиком одной трети земного шара». Русское издание (сокращенное), увидело свет только в 1930 году, а полный перевод - в 1996 году.

Автор книги говорил о равно незавидном положении всех народов, находящихся под властью российского императора, об отсутствии в России гражданского общества (и просто независимого общественного мнения), способного противостоять воле монарха, который по своей необъятной власти почти равен азиатскому владыке.

Маркиз Астольф де Кюстин родился в Нидервиллере в Лотарингии (Франция). Его дед - генерал, командовавший рейнской армией в 1792 году, - и отец погибли на гильотине во время якобинского террора, и воспитывала его мать, урожденная де Сабран. Отчасти под влиянием матери, которая в тяжелый период своей жизни продемонстрировала замечательную стойкость характера и способность к самопожертвованию, у молодого Кюстина рано появилось влечение к путешествиям. В 1811-1822 годах он объездил Швейцарию, Англию, Шотландию и Калабрию, позднее посетил Испанию. Известность он приобрел как литератор и публицист.

Кюстин был очень богатым аристократом, в круг его общения входили многие представители европейской элиты. Маркиз много путешествует по странам Европы, пишет к ним путевые заметки, занимается литературной деятельностью: несколько романов и пьес выходят из под его пера. Кюстин также убеждённый монархист, тесно общается с политической элитой монархистов.

Кюстин посвящён в политические тайны Европы, знает её страхи и надежды.  Повод для поездки в Россию Кюстину даёт один молодой польский граф, Игнасий Гуровский, впавший в немилость русского царя и приехавший в Париж искать защиты. Кюстин набирает у своих влиятельных друзей рекомендательных писем к Николаю I и отправляется в Россию, формально просить за своего польского друга, в действительности же создать великую книгу, которая бы его прославила. И это ему удаётся: спор о значении «Ля Рюсси» как в самой России, так и за рубежом не утихает вот уже в течение почти 170 лет.

Прибыв в Кронштадт в июне 1839 года маркиз де Кустин проводит несколько недель Петербурге, бывает на балах, знакомится с высшим обществом Российской империи, его принимает у себя Николай I. После знакомства со столицей, маркиз решает осмотреть страну, для чего ему приставляют сопровождение. Его путь лежит сначала через Москву, Ярославль, Владимир, Нижний Новгород, потом снова Москва и, после 3 месяцев путешествия, прибывает наконец в назад в Петербург, откуда он возвращается во Францию.

Спустя 4 года в Париже выходит книга, содержащая размышления и наблюдения маркиза, записанные им во время русского путешествия. В них описывается Россия в крайне тёмных тонах. Российской знати он приписывает лицемерие и лишь имитацию европейского образа жизни. В России маркизу трудно дышать - повсюду он чувствует тиранию, исходящую от царя. Отсюда вытекает рабский характер русских, живущих к тому же как роботы, заключенные в узкие рамки повиновения.

В России действует принцип пирамидального насилия - царь имеет абсолютную власть над дворянством и чиновниками, которые в свою очередь также полные властители над жизнью своих подчинённых и так вплоть до крепостных, которые выплескивают свою жестокость друг на друга и на семью. В обратном направлении пирамиды действуют заискивание и лицемерие перед выше стоящими. По мнению Кюстина, русские, не любя европейскую культуру, имитируют её для того, чтобы с её помощью стать могущественной нацией. Признак этого, по мнению Кюстина, сильно выраженное честолюбие русских. И только простых крестьян, живущих свободно в провинции, Кюстин хвалит за их простой и свободолюбивый характер.

Критикуя тиранию и единовластие царя как институт российского правления, Кюстин, тем не менее, пишет, что единственный человек в России, с которым ему было приятно общаться и который был достаточно образован и возвышен душою - Николай I.

В 1843 году в Париже вышло первое издание, состоящее из 4 томов и более 1200 страниц, и, хотя по тем временам цена за издание была очень высока (30 франков), сразу же было распродано. Во Франции главная книга Кюстина считается не столько «обличительным» памфлетом на конкретный режим, сколько глубокой социально-философской работой о государственном строе -  в одном ряду с книгой Токвиля "О демократии в Америке". .До 1855 года во Франции книга переиздаётся ещё 3 раза, но спрос на неё был так велик, что параллельно в Бельгии печатаются и распродаются ещё 4 нелицензионных издания на французском языке. В Германии и Англии выходят переводы в 1843 году, отдельный перевод и издание в США в 1855 году.

В России, из-за её русофобского содержания, книга сразу же попадает под запрет, хотя и контрабандно провезённые экземпляры читаются российской аристократией в оригинале на французском языке. Только в 1891 году российский читатель имеет возможность прочесть на русском языке некоторые отрывки из книги, опубликованные в журнале «Русская старина». Отношение к ней русской интеллигенции было разноречивым. В 1910 году издаётся пересказ книги «Записки о России французского путешественника маркиза де Кюстина», в 1931 году - сильно сокращённое и цензированное издание «Ля Рюсси» выходит в Издательстве политкаторжан под названием «Николаевская Россия», которое переиздается в 1990 и 2007 годах. И только в 1996 году российский читатель знакомится с полностью переведенным и комментированным изданием записок де Кюстина. Это же издание переиздаётся в 2000, 2003, 2006 и 2008 годах, в 2009 выходит аудиокнига.

В Европе «Ля Рюсси» переиздается в 1946 во Франции, в 1985 в Германии, в США выходят 4 издания: 1951, 1971, 1987 и 1989 годов, в Великобритании в 1991. Король Франции Луи Филипп заказал «Ля Русси» для своей личной библиотеки. Король Бельгии отозвался положительно о книге. Германскому кайзеру Фридриху читал вслух «Ля Рюсси» Александр фон Гумбольдт, который хорошо знал Россию.

В предисловии к американскому изданию 1951 года, дипломат и посол в СССР, генерал Уолтер Смит пишет: «Здесь мы встречаем красочные, драматичные и точные описания России и русских… перед нами политические наблюдения столь проницательные, столь вневременные, что книга может быть названа лучшим произведением, когда-либо написанным о Советском Союзе.»

В аннотации к американскому изданию «Ля Рюсси» 1987 года американский политик З.Бжезинский: "Ни один советолог ещё ничего не добавил к прозрениям де Кюстина в том, что касается русского характера и византийской природы русской политической системы. В самом деле, чтобы понять современные советско-американские отношения во всех их сложных политических и культурных нюансах, нужно прочитать всего лишь две книги: «О демократии в Америке» де Токвиля и кюстинскую «Ля Рюсси»

В предисловии к последнему американскому изданию 1989 года, историк проф. Бурстин говорит о Маркизе: «Его вдохновенный и красноречивый рассказ напоминает нам, что под покрывалом СССР все ещё скрывается Россия — наследница Империи Царей.»

В России, за исключением нескольких статей последних лет, исторических исследований книги не публиковалось. В Европе и США о «России в 1839 году» написано довольно много исследований, почти все они отзываются положительно о книге, хотя оценка исторического дискурса описанных в книге явлений противоречива и научно недостаточно оправдана. С выходом первого издания «Ля Рюсси», по поручению жандармского ведомства, несколько современных Кюстину русских авторов, опубликовали во Франции критические отзывы на его книгу.

Против кюстинской книги также написал опровержение И. Головин, no который единственный из названных русских авторов не работал по заданию жандармского ведомства. Во французской прессе выходят в основном, за некоторыми исключениями, похвальные рецензии.

К крупным исследованиям «Ля Рюсси» уже лишь в 1957 году, следует отнести биографию Кюстина француза Альберта Луппе, исследование немца Кристиана Зигриста (1959/1990), анализ «Ля Рюсси» Д.Кеннана (1972), сравнительное исследование «Ля Рюсси» и «О демократии» Токвиля в книге Ирены Грудзинска Гросс (1991) и сравнительно большое исследование Анки Мюльштайн (1999).

Сравнение полного перевода с изданием 1930 года показывает, что из оригинального текста были выброшены все приводимые автором иллюстрации генерального тезиса его книги — о пагубности режима единоличной власти и чрезмерной централизации бюрократического аппарата для управления столь обширной территорией, как Россия. Не вошли в издание политкаторжан и прогнозы Кюстина (если не изменится образ правления) — о неизбежности грядущей революции и о её движущих силах. Не нашлось места и его соображениям о геополитической роли России, которую она, по мнению автора, могла бы играть в будущем, не входя в конфликты с мировыми державами. Также были пропущены почти все наблюдения автора о рабском положении и нищенском существовании большинства народа России, и все его многочисленные возмущения по поводу варварских, по мнению автора, планов Николая I о сносе исторических памятников и, на их месте, — уродливому новому строительству в Санкт-Петербурге и особенно — в Москве. И, что совсем уж необъяснимо для издательства бывших политкаторжан, так пострадавших при самодержавии: от пространных и прочувствованных описаний Астольфом де Кюстином бедствий сосланных декабристов и страданий их семей, жестокостей царских тюремщиков и возмутительных порядках, царящих в российской полиции, в их переводе было оставлено только несколько абзацев.

"Вчера я начал свое путешествие в Россию: наследник российского престола прибыл в Эмс, предшествуемый десятью-- двенадцатью экипажами и сопровождаемый толпой придворных. Увидев русских царедворцев при исполнении обязанностей, я тотчас поразился необычайной покорности, с какой они исполняют свою роль; они - своего рода сановные рабы. Но стоит монарху удалиться, как к ним возвращаются непринужденность жестов, уверенность манер, развязность тона, неприятно контрастирующие с полным самоотречением, какое они выказывали мгновение назад; одним словом, в поведении всей свиты цесаревича, как господ, так и слуг, видны привычки челяди. Здесь властвует не просто придворный этикет, подразумевающий соблюдение условленных приличий, уважение более к званиям, нежели к лицам, наконец, привычное распределение ролей -- все то, что рождает скуку, а иной раз и навлекает насмешку; нет, здесь господствует бескорыстное и безотчетное раболепство, не исключающее гордыни; мне казалось, что я слышу, как, бунтуя в душе против своего положения, эти русские придворные говорят себе: "За неимением лучшего возьмем, что дают". Эта смесь надменности с низостью не понравилась мне и не внушила особенного расположения к стране, которую я собрался посетить.

Мне случилось оказаться в толпе зевак, наблюдавших за тем, как цесаревич выходит из экипажа; он остановился у дверей купальни и долго беседовал с русской дамой, графиней, что позволило мне как следует рассмотреть его. Ему двадцать семь лет, и выглядит он не старше и не моложе; он высокого роста, но, на мой вкус, полноват для своего возраста; лицо его было бы красиво, если бы не некоторая одутловатость, размывающая его черты и придающая ему сходство с немцем; вероятно, так же выглядел в этом возрасте император Александр; впрочем, наследник ничуть не похож на калмыка. Лицу его предстоит претерпеть еще немало изменений, прежде чем оно обретет свой окончательный вид; нынче оно, как правило, выражает доброту и благожелательность, однако контраст между смеющимися молодыми глазами и постоянно поджатыми губами выдает недостаток искренности, а может быть, и какую-то тщательно скрываемую боль. Печали юности -- эпохи, когда человек имеет все права на счастье,-- суть тайна, хранимая тем более тщательно, что ее не умеет разгадать и сам страдалец. Взгляд юного принца исполнен доброты; походка изящна, легка, благородна; он выглядит так, как и должен выглядеть монарх; держится он скромно, но без робости, и это приятно; принужденность великих мира сего так тягостна для окружающих, что их естественность кажется нам самой любезностью, да, впрочем, и является таковой. Воображая себя священными идолами, властители только и думают, что о мнении, которое имеют о себе они сами и которое отчаиваются внушить окружающим.

Великому князю эти глупые тревоги не знакомы; он держится прежде всего как человек прекрасно воспитанный; вступив на престол, он будет повелевать не с помощью страха, но с помощью обаяния, если, конечно, титул российского императора не изменит его характер."