Все непреложней с годами, все чаще и чаще,

я начинаю испытывать странное чувство,
словно я заново эти листаю страницы,
словно однажды уже я читал эту книгу.
Мне начинает все чаще с годами казаться -
и все решительней крепнет во мне убежденье -
этих листов пожелтевших руками касаться
мне, несомненно, однажды уже приходилось.
Я говорю вам - послушайте, о, не печальтесь,
о, не скорбите безмерно о вашей потере -
ибо я помню,
что где-то на пятой странице
вы все равно успокоитесь и обретете.
Я говорю вам - не следует так убиваться,
о, погодите, увидите, все обойдется -
ибо я помню,
что где-то страниц через десять
вы напеваете некий мотивчик веселый.
Я говорю вам - не надо заламывать руки,
хоть вам и кажется небо сегодня с овчину -
ибо я помню,
что где-то на сотой странице
вы улыбаетесь, как ничего не бывало.
Я говорю вам - я в этом могу поручиться,
я говорю вам - ручаюсь моей головою,
ибо, воистину, ведаю все, что случится
следом за тою и следом за этой главою.
Я и себе говорю - ничего не печалься
Я и себя утешаю - не плачь, обойдется.
Я и себе повторяю -
ведь все это было,
было, бывало, а вот обошлось, миновало.
Я говорю себе - будут и горше страницы,
будут горчайшие, будут последние строки,
чтобы печалиться, чтобы заламывать руки -
да ведь и это всего до страницы такой-то.

Ю.Левитанский

Где-то в Грузии Березина читает Левитанского...

Сколь чудны пути твои, Господи.

В восьмидесятых
мы любили друг друга
зажмурившись крепко
со всей дури

— Что у вас нового? — Да ничего.
Нового нет ничего.
Старого — много, а нового нет.
Нового нет ничего.

МОЛИТВА 

Господи...
Научи меня плакать при незнакомых. 
Научи плакать, когда захочется. От горя, от радости, от вдохновения. Особенно от вдохновения. Пускай вода льётся, не затопляя меня.

Научи меня чувствовать боль. 
Большую, маленькую, любую. 
Я хочу проходить сквозь неё, отпуская. 

Научи меня кричать громко, даже когда другие молчат. 

Мне не нужно безграничных возможностей. Дай мне простые, человеческие, чтоб поскорее утратить иллюзии. 

Не надо вечной жизни! Пусть мое время будет ограничено и от этого более ценно. 

Я прошу несовершенства,
чтобы меня любили, 
не возводя на пьедестал. 

Не нужно небесного величия. Сделай меня земным человеком, способным поместиться в объятиях. 

Не нужно восхищения! Подари простой любви. Сейчас. 

Не нужно много разного. 
Дай мне одного и того же!
Чтобы, в тысячный раз пройдя по знакомой дороге, наконец, задуматься.

Научи меня любить простое. 
Ибо оно так же бессмысленно, 
как и сложное, но требует меньше сил. 

Я прошу неловких моментов, чтобы с волнением смотреть в глаза любимым. Я прошу беспомощности. А иначе как же я увижу протянутая руку?

Научи меня сдаваться. 
Научи меня ошибаться. 
Научи меня сомневаться. 

Пожалуйста, не нужно попроще. Сделай яснее. 

Дай внимания вслушаться, вчувствоваться в происходящее. Пускай тонкое станет сильным. 

Я прошу старости, чтобы ничего из себя не изображать. 

Помоги мне шагать от смысла к смыслу. Подари пустоту, из которой все рождается. 

Дай силы выдержать свою нормальность, перестав искать трагедию там, где можно просто выдохнуть. 

Господи, спасибо что ты есть. А если не ты, то хотя бы идея тебя, намёк на тебя, возможность искать тебя. 
И если я всего лишь сгусток пустоты, позабывший о единстве со вселенной, пожалуйста, напомни мне об этом бережно. 

И ещё, 
научи меня плакать при незнакомых. 
Когда захочется. 

Давид Самойлов

Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.

Года пускай хранятся,
А нам храниться поздно.
Нам будет чуть печально,
Но бодро и морозно.

Уже дозрела осень
До синего налива.
Дым, облако и птица
Летят неторопливо.

Ждут снега, листопады
Недавно отшуршали.
Огромно и просторно
В осеннем полушарье.

И все, что было зыбко,
Растрепанно и розно,
Мороз скрепил слюною,
Как ласточкины гнезда.

И вот ноябрь на свете,
Огромный, просветленный.
И кажется, что город
Стоит ненаселенный,-

Так много сверху неба,
Садов и гнезд вороньих,
Что и не замечаешь
Людей, как посторонних...

О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,

И что, порой, напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься...