Вот уже много лет за Владимира Высоцкого отвечает его сын Никита. Что это для него: роль или уже миссия? И где тогда сам Никита Владимирович в данной системе координат, не растворяется ли в отце? Но кажется, ему это нисколько не мешает, он готов. И про личное, и про поэзию, и про «творческое наследие». И даже про фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой», вызвавший неоднозначную реакцию, но и массовый успех при этом. Поэтому сегодня, в канун 75-летнего юбилея, как и все последние годы, сын ответит за отца. Как всегда, честно.

 

«Да, отец свое творчество стимулировал допингом, так зачем это скрывать»

— Скажите, вам тяжело до сих пор исполнять эту роль — сына Высоцкого? Хотя, может, для вас это миссия?

— Мы все в жизни исполняем какую-то роль — социальную, в семье… В этом смысле то, что я делаю, наверное, роль. Но это часть меня, моя жизнь… Кроме того, я директор музея. А куда еще идти, скажем, журналисту?

— Ну, к Аркадию, вашему брату. Хотя он, как известно, молчит.

— Да, действительно, он на эту тему не выступает. Да и мама моя тоже не очень охотно общается.

— Я видел замечательный фильм Шепотинника, где она сказала все… Давайте о фильме «Высоцкий...», который пойдет именно 25 января. Понимаю, вы его продюсер, но скажите все-таки начистоту: как вам это кино?

— Однозначно и не скажешь. Но не лукавлю, я фильмом удовлетворен. У нас так практически не снимают, ну разве что единицы, Никита Михалков, например. Любая картина имеет недостатки и, наверное, эта тоже их не лишена. Это правильная, честная картина, но, заметьте, художественная, а не документальная. Вот, говорят: на самом деле было не так, он не похож, это маска… «Высоцкий...» имел европейский показ — 70 копий, для нашего кино это вообще исключение. Я был в Германии на премьере, и ни одного вопроса на тему «мертвый, резиновый, силиконовый» — не было. Когда мне говорят, что фильм неэтичный, — ну, пусть каждый сам для себя решает. У нас получилась история создания одного из стихотворений, одного из шестисот. И эта история метафоричная, а не желтая. Так что с большинством обвинений я просто не согласен. Да, есть сцены, которые мы переснимали несколько раз, и я ими не удовлетворен и как сценарист, и даже как зритель, хотя они очень важны. Но на уровне нашего кино «Высоцкий...» настолько выше по профессии, чем практически все остальное, что мы видели за последние годы! Так что я доволен, пришло время, это надо было сделать. Отец — культовая фигура для огромного количества людей, и два-три поколения просто считают его своим. Поэтому все это до сих пор болит.

— Абсолютно не ставлю под сомнение все технические новаторства, но… Вы сказали, что это фильм художественный, но вот я посмотрел и ничего не почувствовал. Мне кажется, что фильм холодный, просчитанный…

— Ваше право так воспринимать фильм. Мы же не для себя его делали, для людей. Я знаю обратные точки зрения, и именно по поводу сопереживания. Может, вы любите другую эстетику и вам нравится, например, картина «Полторы комнаты...» про Бродского. Я же не могу Ларса фон Триера смотреть. Больше того, я вам скажу, что, когда говорят, будто сам Высоцкий был любим всеми, — это миф. Его огромное количество коллег, людей с очень громкими именами вообще не любили. Кто-то считал, что он не актер, большинство — что не поэт. Другие упрекали его в отсутствии гражданственности, патриотизма. Неправда, что он был всеми зацелован — что при жизни, что после смерти. Точно так же картина, хотя я не сравниваю ее с самим отцом. Вы говорите, Высоцкий в фильме холоден… Мы так и прописывали по сценарию, что герой не действует. А ведь в жизни отец был так обаятелен, и, казалось, мы могли это использовать. Александр Наумович Митта тоже мне говорил: «Никита, так и надо. Это кино для зрителей, ты не можешь без экшна, твой герой должен побеждать, как Чак Норрис». Но моя позиция была другой. Его поступок — его творчество, его поэзия. Это история о человеке, который в кризисе, внешнем и внутреннем, пройдя через клиническую смерть, выходит из всего со стихотворением. А если бы мы сделали, чтобы он с кем-то подрался или подлецу сказал, что он подлец, да, было бы более «зрительно», заразительно, но, на мой взгляд, не честно по отношению к нему.

— Но вы же помните «Семнадцать мгновений весны», например. Там Тихонов часто играет одними глазами, взглядом, движением головы. И такая игра ума! А у вас маска во всех смыслах…

— Но Штирлица же не было на самом деле, а Высоцкий был! И сейчас живут люди, которые знают, что он был, больше того — для которых он есть. Хотя ваш упрек я принимаю. Но есть принцип: надо не бороться с недостатками, а достраивать достоинства. И в кино то же самое. Фильм «Высоцкий…» — о поэте, о творце, о том, что сделало его Высоцким. Только поэзия, а не его романы, скандальная популярность, политика, противодействие властям.

— Но я вспоминаю документальный фильм Виталия Манского о Высоцком. Там рассказано все: и о его наркоманстве, алкоголизме… Но есть любовь, сочувствие… А вы не приняли тот фильм и запретили, чтобы там звучали песни Высоцкого.

— Ни я, ни другие наследники Высоцкого — Марина Влади, мой брат Аркадий — ту картину не запрещали. Это взгляд Манского, и он имеет на него право. Там было другое: неэтичный, как мне кажется, способ извлечения информации.

— Да, Оксана Ярмольник действительно была снята скрытой камерой.

— По-моему, это было сделано грубо и на потребу. Вот поэтому и не разрешили, чтобы там звучали песни Высоцкого. А после того Манский стал кричать о цензуре, сказал, что не поменяет ни кадра, и пусть Высоцкий «онемеет», будет открывать рот, а песни нет.

— Но ваш-то фильм Марина Влади тоже не приняла.

— Да, но песни его поставить разрешила.

— Ваш фильм тоже можно упрекнуть в желтизне, в том, как там показана личная жизнь вашего отца. Ведь в «Высоцком…» речь идет не только о стихах.

— Искусство — это не что, а как. Понимаете, в жизни-то все так и было. Да, отец свое творчество стимулировал допингом, так зачем это скрывать. Мне говорили: зачем ты это показал, сам же всегда выступал против таких подробностей. Но время меняется. Маринина книга «Владимир, или Прерванный полет» сейчас выглядит такой целомудренной, но тогда! Почти все же еще были живы, а она про многих такое написала. Люди были просто в шоке. Но сейчас-то это видится по-другому.

«С его уходом калиточка не закрылась»

— Говорят, что в фильме читается, может быть, подсознательная ваша обида на отца из-за того, что он ушел из семьи.

— Нет у меня никакой обиды. Но я слышал, действительно шушукались: вот он фильм так специально сделал, у него детские комплексы, он обижен… Я с этим не согласен. Наоборот, я отцу благодарен за то, что вообще на свет появился. Да, мы недостаточно общались, он умер, когда мне было 16 лет, но все-таки я его помню, он мой отец. Это зависит во многом от самих людей, которые расходятся. Можно даже не говорить: папа тебя бросил, он подлец, ему плевать на тебя, но так думать, и ребенок будет это чувствовать. А можно друг друга понять. Так и случилось с моими родителями. Отец вел себя по-мужски, никогда ни от каких обязательств не отказывался. Он развелся так, как мало кто сейчас разводится. Сам был бесквартирным, но нам с братом и матерью решил квартирный вопрос. Да, он не платил алименты, но они с мамой так договорились. Он помогал гораздо больше, чем если бы это было через суд. Он всегда искренне и уважительно относился к маме, и нас любил. С его уходом калиточка не закрылась. Нет, он нас не заваливал благодеяниями, но всегда помогал и продолжал считать нас своими детьми. Я недавно встречался с Петром, сыном Марины, он лет на шесть старше меня. Так он мне сказал: «Мы с Володей были как друзья». То есть они не стали его детьми, хотя он к ним очень хорошо относился. Так что у нас с братом никогда не было ощущения покинутости.

— Никита, мне кажется, вы человек совсем не тусовочный, не гламурный. Но, когда фильм «Высоцкий…» выходил в прокат, его название на Первом звучало «из каждого утюга». И вас помню у Урганта в «Смаке». По-моему, вам это в принципе было не близко по духу, но вы на это пошли, ведь нужно было любой ценой загнать зрителей в кинотеатры.

— Я действительно не любитель таким образом ходить на телевидение, но я понял, что это огромная работа множества людей. Конечно, мы хотели, чтобы фильм посмотрели, но не скажу, что для этого все средства хороши. Ведь есть современные технологии: устраивают публичные скандалы, пьяные драки в ресторане ради раскрутки. Мы все-таки до этого не дошли. Зато в пиар-кампанию вошло издание огромного количества книг, хорошо сделанных, поверьте. Издавались аудио-, СD-диски, которые распространялись сотнями тысяч. Было сделано несколько достаточно хороших документальных работ. Благодаря этой промокампании произошел огромный взрыв интереса именно к Высоцкому, и все это в сочетании мне говорит, что в общем-то мы были правы. А ведь одновременно с «Высоцким...» шли очень серьезные американские фильмы, молодежные. К тому же это был предновогодний показ, появились наши отечественные «Елки», которые тоже очень агрессивно себя вели.

— И пришлось «Высоцкому…» бороться с этими «Елками»… Такое время?

— И если б не агрессивная подача Первого канала, может, фильм не стал бы событием. Да, такое время. Мы шли на фильм, который должен был иметь массовый успех, и делали для этого много уступок, начиная еще с работы над сценарием. Мы понимали, что фильм «Высоцкий...» не может пройти третьим экраном, как, например, фильм про Бродского. Бродский — великий поэт, но интересует 2% населения. А Высоцкий — достояние 30, 40, 50% и больше. Так что мы обязаны были сделать успешный фильм. Но я с вами согласен и действительно в «Смаке» чувствовал себя не очень ловко. Только без агрессивных кампаний через два-три года на российское кино вообще никто не пойдет.

— Помните стихотворение Евтушенко на смерть Высоцкого? «Жизнь кончилась, и началась распродажа…»

— Он был прав. Но если мы будем этому противопоставлять культурное молчание и интеллигентский отход в сторону, кончится тем, что, кроме распродажи, не будет ничего. Сейчас, к сожалению, ко всему нужно относиться как к товару и продвигать его, иначе у зрителя успеха не будет. Так что да, кампания была во многом агрессивная, но до откровенной беды, пошлятины, типа «покупайте нашу пасту», все-таки не дошло.

«Я думаю, что отец был бы в одиночестве»

— Мне тоже не хочется быть пошлым, ведь об этом многие спрашивают… Но все-таки: если бы Владимир Семенович не умер в 80-м, как бы он воспринял, к примеру, перестройку, что бы делал сейчас? Увидели бы мы его на «Марше против подлецов»? Понятно, «если бы…» не бывает, и все-таки…

— Вообще, возможность физически его спасти в ночь с 24 на 25 июля была. Но этого не произошло по стечению обстоятельств. И я уверен, что тот кризис, в котором он находился, мог бы быть им преодолен. Но мне кажется, дальше с ним все равно бы что-то случилось. Слишком многое должно было поменяться вокруг и внутри его, чтобы он мог дожить до сегодняшнего дня. С другой стороны, он достаточно внятную систему координат нам оставил.

— Но зато он писал: «Пусть впереди большие перемены, я это никогда не полюблю».

— Я думаю, что отец был бы в одиночестве. И такие, как он. Их мало, но они есть — люди, которые живут не поверхностью, не тем, что кажется сегодня очень важным, а завтра про это никто не вспомнит; которые ныряют на глубину и чувствуют во времени то, чего не чувствует большинство людей. Поэтому я не верю в его позицию, которая совпадала бы с какими-то массовыми позициями сейчас. Она и тогда была индивидуальна. Вот сейчас люди говорят: «Мы так же, как он, думали»… Это не так. Далеко не все так же поступали, так же жили. Больше того, огромное число близких и дальних его просто не принимали. Да, какие-то вещи в перестройку ему были бы близки и радостны, но он гораздо раньше почувствовал бы то безумие, которое охватило нас всех. А ведь нам казалось, что можно внутри себя ничего не поменять, а стать счастливыми, богатыми и что можно выбросить на свалку какие-то вещи, которые мешают нам зарабатывать большие деньги, мешают нашему личному успеху. Никогда бы он так не сделал! Как ни странно, отец остается тем человеком, которого неизвестно куда поставить. Многие считают внутри себя, что сейчас да, он нужен, но он даже не введен в школьную программу… Его там нет! Я сейчас обратился в очередной раз с просьбой о присвоении имени Высоцкого одной из улиц Москвы. В ответ — молчание. Да, скажут, есть памятник, есть музей, но они существуют во многом вопреки, а не благодаря. Это потому, что положить его в прокрустово ложе просто не получается. Сказать: он наш либерал… или: он наш государственник, — невозможно. Он образец нравственности — так же тоже нельзя сказать про многоженца. Кто он? На это я вам скажу: он — Высоцкий. И он Высоцким и был.

— Вспоминается фильм «Тот самый Мюнхгаузен», где все полюбили и славили барона после его смерти, а когда он ожил, то стал никому не нужен.

— Я знаю, отец любил этот фильм, но никогда не считал, что это может быть про него. Вот смотрите: Высоцкий — вроде бы такой ресурс медийный, казалось бы, почему не использовать в предвыборной кампании. Но не работает. Потому что люди, взяв какой-нибудь его слоган из песни, сами же проявляются фальшиво. Когда-то Станислав Говорухин сказал про отца коротко и ясно: он был бы один и он был бы со своим народом. Ну что тут можно добавить.

материал: Александр Мельман
газетная рубрика: ЮБИЛЕЙ