Культура
Читайте в рубрике:
Актриса Арта Доброши: "Мне нравится театральный метод работы над фильмом"
И Тодоровскому, и Герману. Вручение "Ники" превратилось в парад династий (фото)

Вдова композитора Эдисона Денисова: "Мой муж всегда нравился женщинам, но донжуаном он не был"
"Зачем вцепился в брата брат?" Умер русский поэт Алексей Парщиков
РЕЙТИНГ СТАТЬИ
Обсудить на форуме Версия для печати

Алексей Парщиков (фото: vavilon.ru)
Темы дня:

* ЕГЭ-2009: предчувствие первого балла
* Китайцы придумали, как топить американские авианосцы
* Кому в Будущем жить хорошо
* Покушение на Ямадаева связано с убийством Маркелова?
* Самарские крылья подрезали на взлете

"Зачем вцепился в брата брат?"
Константин Кедров

В Кельне умер русский поэт Алексей Парщиков. В мае ему исполнилось бы 55 лет.

Для кого-то это было давно, а для меня - здесь и сейчас. Выхожу из аудитории Литинститута, и дорогу мне перегораживает Оля Свиблова: "Вы должны прочитать стихи моего мужа Алеши Парщикова. Он учится у вас на заочном". Стихи оказались чистейшей поэзией. "Посеребрим кишки крутой крещенской водкой, / да здравствует нутро, мерцающее нам!" На дворе 1974 год. До первой публикации Парщикова пролегло еще целых десять лет.

Летом 1983 года Алеша привез мне в Дом творчества в Малеевку свою поэму "Новогодние строчки". Все, что я думаю об этой замечательной вещи, уместилось в предисловии, которое я тотчас же написал в его присутствии. Это был наш поэтический манифест и назывался он "Метаметафора Алексея Парщикова": "Новогодние строчки" А. Парщикова - это мешок игрушек, высыпающихся и заполняющих собой всю Вселенную. Игрушки ожили. Здесь взор поэта, его геометрическое зрение, обладающее способностью видеть мир в нескольких измерениях: "Заводная ворона, разинув клюв, таким треугольником ловит сферу земную, но сфера удваивается, и - ворона летит врассыпную"...

А дальше события развивались трагически для русской поэзии конца ХХ века. Политическая трескотня заглушила все. Раньше это был скучный официоз, а теперь - митинговый пафос и, как метко сказал когда-то Набоков, пересмешки в лакейской. Парщиков поступает в магистратуру Стэнфорда. Но там всех интересует не метаметафора, а концепт и соц-арт. "Кто же так жестоко смеется над человеком?"

Помню, как Леша приехал в Москву со своей новой женой - швейцарской слависткой Мартиной. Летняя Москва кишела осами. Одна из них забралась к Мартине в колготки. Леша переживал, что у него нет при себе фотоаппарата, чтобы запечатлеть сцену извлечения осы из колготок посреди улицы. Давно мы так не смеялись. Разве что в Симеизе, в 1977-м, когда вместе с ним и Олей Свибловой вошли в местный магазинчик и стали разглядывать колбасу синеватого оттенка. Я только что - на пляже - объяснял, что такое амбивалентность. И вот теперь Парщиков задумчиво произнес: "Эта колбаса для меня недостаточно амбивалентна".

В Москву он приехал из Донецка, о котором блестяще написал: "Тот город фиговый - лишь флер над преисподней". А потом судьба забросила его в Кельн. Забросила навсегда. Мы общались по электронной почте. Вот один отрывок из такого письма: "Моя жизнь на треть связана с электронной перепиской, и еще треть из этой части идет по-русски. Были времена (несколько лет), когда компьютер меня сильно выручал в германской пустыне".

Иногда он, как все крупные поэты, предсказывал будущее. Предвидел Косово. Многим запомнились его "Стеклянные башни", напечатанные в "Литгазете". Так он называл всех женщин. Строки всплывают в памяти одна за другой. "Зачем вцепился в брата брат? Дай им двуручную пилу"...

Константин Кедров
1984год январь
КОНСТАНТИН КЕДРОВ
(Первая публикация со словом МЕТАМЕТАФОРА)

В январе 1984 года я напечатал в журнале «Литературная учеба» послесловие к поэме Алексея Парщикова «Новогодние строчки». Это была первая и единственная публикация о метаметафоре. Для человека неподготовленного поэма могла показаться нарочито разбросанной, фрагментарной. На самом деле при всех своих недостатках (есть в поэме избыточная рациональность и перегруженность деталями) это произведение по-своему цельное. Ее единство — в метаметафорическом зрении. Вот почему эта поэма послужила поводом для разговора о метаметафоре.
««Новогодние строчки» А. Парщикова — это мешок игрушек, высыпающихся и заполняющих собой всю вселенную. Игрушки сотворены людьми, но в то же время они сам» как люди. Мир игрушечный — это мир настоящий, ведь играют дети — будущее настоящего мира.
В конечном итоге груды игрушек — это море, это песок это сама вселенная. Приходи, человек, твори, созидай играй, как ребенок, и радуйся сотворенному миру!
Таков общий контур поэмы. Итак, «снегурочка и петух на цепочке» обходят «за малую плату» новогодние дома. Они идут «по ободку разомкнутого циферблата», потому что стрелки на двенадцати, на Новом годе, уходящем в горловину времени.
Читатель может посочувствовать Деду Морозу, которому «щеки грызет борода на клею». Это поэт. Ему рады. «Шампанское шелестит тополиной мерцающей благодатью». И — водопад игрушек из мешка.
Часть вторая — игрушки ожили. Здесь взор поэта, его геометрическое зрение, обладающее способностью видеть мир в нескольких измерениях: «Заводная ворона, разинув клюв, таким треугольником ловит сферу земную, но сфера удваивается, и — ворона летит врассыпную».
Геометр, может, выразит это в математической формуле, но тогда не будет взора поэта. Здесь ситуация как в эпоху Возрождения. Трехмерную перспективу открыли посредственные художники, но только Леонардо, Микеланджело и Рафаэль заполнили ее живописью.
«Мир делится на человека, а умножается на все остальное» — вот ключ к поэме. Как ни разлагай мир скальпелем рассудка, познание невозможно без человека, а человек тот первоатом, который «умножаем» на все. Об этом часть третья.
Вот тут-то и пошли причудливые изменения: животные, напоминающие «Зверинец» Велимира Хлебникова. У Хлебникова в зверях погибают неслыханные возможности. Звери — тайнопись мира. У Парщикова эта тайнопись по-детски мила: «Кошка — живое стекло, закопченное адом; дельфин — долька моря». Обратите внимание — мир не делится. Животное — это долька моря. Такая монолитность мира при всем его сказочном многообразии и многовидении для Парщикова весьма характерна. Геометр знает, как точку преобразовать в линию, линию в плоскость, плоскость в объем... Парщиков видит, как дельфин становится морем, а море — дельфином. Море — мешок, дельфин — игрушка, таких игрушек бесконечное множество, но все они в едином звездном мешке, и вселенная в них. Вот почему «собака, верблюд и курица — все святые». Уничтожьте дельфина, погибнет море.
Следующая часть IV, основная. Кроме геометрии, есть Нарцисс, путающий нож и зеркало, режущий зеркалом рыбу. Этот Нарцисс, несомненно, поэт. Я мог бы объяснить, что в нож можно глядеться, как в зеркало, а зеркалом резать; что в конечном итоге зеркало — это срез зрения, а плоскость отражения можно сузить до лезвия ножа, и тогда мир предстанет таким, как видит его Парщиков в поэме, но мне здесь интересно совсем другое: что творится в душе у этого человека? О чем он хочет нам рассказать?
Вот огородное чучело в джинсах, в болонье, голова — вращающийся пропеллер. Это пугало должно сторожить огород, скорее — кладбище. Сам поэт, покидая пугала смерти, идет к жизни на берег моря. похожий на бесконечную свалку, но из мировой свалки он воздвигает свой мир, как детишки делают домики из песка. Этот мир будет хрупок и разрушим, как все живое, но он живой, не пластмассовый, не синтетический, как пугала в огороде.
Я миную лирические и биографические намеки, за которыми угадывается любовь. Если поэт сам об этом говорить не хочет, то и я промолчу.
Итак — итог. Парщиков — один из создателей метаметафоры, метафоры, где каждая вещь — вселенная.
Такой метафоры раньше не было. Раньше все сравнивали. Поэт как солнце, или как река, или как трамвай. У Парщикова не сравнение, не уподобление. Он и есть все то, о чем пишет. Здесь нет дерева отдельно от земли, земли отдельно от неба, неба отдельно от космоса, космоса отдельно от человека. Это зрение человека вселенной. Это метаметафора.
Метаметафора отличается от метафоры как метагалактика от галактики. Привыкайте к метаметафорическому зрению, и глаз ваш увидит в тысячу раз больше, чем видел раньше.
За этим послесловием полгода спустя последовала статья Сергея Чупринина в «Литературной газете» «Что за новизною?», а затем развернулась бурная дискуссия, не затихающая и по сей день. Заговор молчания вокруг поэзии Парщикова, Еременко и Жданова был наконец-то нарушен.
***
КОНСТАНТИН КЕДРОВ
(Из книги Энциклопедия метаметафоры"М.2000 ДООС
Метаметафора. Отличается от метафоры, как метагалактика от галактики, физика от метафизики. Впервые появилась в виде формулы Эйнштейна, очерчивающей всю вселенную: Е=mс2. Название впервые было предложено мной в предисловии к поэме «Новогодние строчки»: «Метаметафора Алексея Парщикова» («Литературная учеба», 1984, № 1).. «Привыкайте к метаметафоре. Она бесконечно расширит пределы вашего зрения, — писал я тогда. — В метаметафоре нет человека отдельно от вселенной. Здесь все есть все. «Дельфин — это долька моря». Здесь бреются, глядя в лезвие ножа, как в зеркало, поскольку зеркало может сузиться до острия лезвия при полете со скоростью света». Первое описание метаметафоры дано в книге Павла Флоренского «Мнимости в геометрии», где в финале говорится, что всякое тело, приближаясь к скорости света, обретает свою бесконечную сущность, превращаясь в платоновский эйдос. Флоренский верит больше формуле Лоренца, чем формуле Эйнштейна, поскольку у Эйнштейна сжимается пространство — время, а у Лоренца по мере приближения к скорости света деформируется тело. Тем не менее, в главном Флоренский не ошибся и приблизился к выворачиванию, утверждая. что при скорости большей, чем скорость света (чего физически быть не может) тело «вывернется через себя» во вселенную и станет ею, обретя бесконечность. Эти сверхсветовые бесконечные сущности Флоренский считал платоновскими эйдосами. В таком случае, метаметафора — это зримый эйдос. Моя первая метаметафора возникла в поэме «Бесконечная» (1960). Метаметафора не возможна без выворачивания, но человеку не надо мчаться со скоростью света, поскольку его мысли и чувства способны моделировать любые состояния вселенной. Можно сказать, что метаметафора — это зрение света, мчащегося со скоростью 300000 км/сек2. Метаметафора возникает вместе со Словом: «И сказал Бог: «Да будет свет». Метаметафора как выворачивание может осуществляться в палиндроме и анаграмме, а также в неожиданных грамматических сдвигах (см. «Верфлием»). Метаметафора не самоцель поэзии, а её неизбежное следствие в конце ХХ века.

Метаметафористы. Так после моей статьи «Метаметафора Алексея Парщикова»(1984 г. Литературная Учеба №1.) стали называть поэтов Алексея Парщикова, Александра Еременко и Ивана Жданов

НА СНИМКЕ слева К.Кедров справа А.Парщиков Москва 1997г.

Тело мысли



Мы движемся быстрее света
поскольку свет намного ближе

Мы движемся быстрее света
поскольку мысль всегда быстрее

Мы движемся, но неподвижны
Мы неподвижны, но быстрее
Мысль движется быстрее света
а мы - из мысли измышленье
и это светопреставленье
вернее света представленье

Мысль не имеет продолженья
Мысль отражается в надежде
Мысль открывается не в мысли
а в том, что стало продолженьем

Два тела состоят из мысли
Мысль - это два горячих тела
Мысль бесконечна, как два тела,
когда они живут друг в друге

Я полюбил не мысль, а тело
поскольку тело - сгусток мысли
оно не думает о теле
поскольку состоит из мысли

Без тела мысль глупее тела
А тело - это только тело
оно волнуется от мысли,
что невозможна мысль без тела

Без тела мысль всегда телесная
А в теле мысль всегда бесплотна
Они встречаются друг с другом
сожительствуя как два тела

За пределы мысли
тело
улететь никак не может
но в пределах тела
мысли
улетают в бесконечность

Тело мысли сладострастно
Неизменно тело тела
Мысль всегда страстнее тела
даже если тело страстно

Тело мыслит
Мысль телеснит
Тело улетает в тело
Мысль опережает тело
и летит быстрее мысли

Мысль
ты когда-нибудь будешь мною
или ты давно уже была мною
Тело
ты - отражение мысли
или мысль - продолженье мысли

Может, я уже без мысли
Может, ты уже без тела
Может, ты и я - две мысли
но одно родное тело

Мысль
ведь мы когда-то были
чем-то общим
двуединым
а теперь я - пленник мысли
но уже не пленник тела

Мысль не может быть глупее
Тело может быть умнее
Ум стремится только к мысли
Ну а тело любит тело

За пределами тела мысли
за пределами мысли тела
тело ежится в неге мысли
мысль нежнеет в изгибах тела

Мысль изреченная есть грусть
В неизреченном теле боль

Мысль бесконечная есть путь
от сердца к сердцу в глубину

Мысль разветвленная есть сон
как яблоко на древе сна
где все что было -
навсегда
где все что будет -
никогда

Мысль обнаженная есть дрожь
нагого тела в тишине
а тело - это тишина
нагой души
в которой мысль

Я в этом теле господин
И Бог один
И я один

Вложение: 3728246_KK.doc

http://yandex.ru/sitesearch?text=%D0%BA%D0%BE%D0%B...80%D0%BE%D0%B2&searchid=101940

Всемирный день поэзии
ЮНЕСКО
при поддержке
Бюро ЮНЕСКО
в Москве по
Российской Федерации
Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям РФ
под эгидой
Федерального агентства
по печати и массовым
коммуникациям РФ
История Всемирного дня поэзии в России
Благодарность Константину Кедрову от Комиссии по делам ЮНЕСКО
Благодарность Константину Кедрову от Комиссии по делам ЮНЕСКО
Афиша первого Всемирного дня поэзии 21 марта 2000 года
Афиша первого Всемирного дня поэзии 21 марта 2000 года

Всемирный день поэзии был учрежден на 30-ом конгрессе UNESCO (ЮНЕСКО) в 1999 году. Первый день поэзии прошел 21 марта 2000 одновременно в штаб-квартире UNESCO в Париже и в Москве в Театре на Таганке по инициативе группы ДООС («Добровольное общество охраны стрекоз») во главе с Константином Кедровым. В спектакле участвовали: Юрий Любимов, Валерий Золотухин, Андрей Вознесенский, Константин Кедров, Елена Кацюба, Борис Лежен (Франция), Михаил Бузник и Алина Витухновская.

ДООС («Добровольное общество охраны стрекоз») – литературное объединение, основанное поэтом Константином Кедровым в 1984 году. В нынешнем году ДООС исполняется 25 лет. В него входят такие известные поэты, как Андрей Вознесенский, Елена Кацюба, Алина Витухновская, Кирилл Ковальджи и другие. Девиз общества: «Ты все пела? Это – дело!». Подробнее о ДООС – в Википедии.

С тех пор Всемирный день поэзии отмечается ежегодно целой серией мероприятий. В 2009 году отмечается юбилейный, 10-й Всемирный день поэзии. В связи с юбилеем ЮНЕСКО рекомендовало праздновать его в

Раньше я думал, что человек взрослеет, потом стареет, но наблюдая за собой убедился-никакого повзросления не происходит.Это паралельные миры. Я-ребенок,я-молодой,я взрослый,я в зрелом возрасте -все это вместе. Разговариваешь с семидесятилетним Вознесенским, а он пятилетний мальчик. Беседуешь с восьмидесятилетним Капицей, а он семнадцатилетний пацан. С Лосевым я познакомился, когда ему было слегка за 70, но на самом деле у него уже не было возраста он был уже вечный. И Вознесенского вечногоя знаю-он ребенок. У всех ли есть вечный возраст..

Константин Кедров, поэт, философ

Егор Радов был моим студентом с первого курса Литинститута. Он и его будущая жена Аня Герасимова (Умка) вместе в Алексеем Парщиковым, Александром Еременко и Валерией Нарбиковой часто бывали у меня на улице Артековской у метро «Варшавская».

Хорошо помню, как Егор принес свою повесть «Я», переплетенную вручную, с круглым зеркальцем, вклеенным в букву «Я». Потом на него навалилась армия, которой Егор боялся, как выяснилось, не зря. Я благословил его старинной фамильной серебряной иконкой. Егор частенько звонил мне и, чуть ли не рыдая, говорил, что только эта иконка его спасает. Все это он позднее полностью вместил в свои рассказы. Еще было удивительное явление лирически-иронически-эротической исповеди – романа «69». Я сразу обозначил его как «Евгений Онегин» 80-х годов ХХ века.

«Змеесос» мне понравился меньше, чем «Я», еще меньше нравилась «Я-кутия». Однако с первой строки до последней было ясно, что, несмотря на сползание в психоделику а-ля Берроуз, Егор Радов вместе с Валерией Нарбиковой, которая тоже училась в то время в Литинституте, – два ярчайших русских прозаика конца ХХ века.

Егор приносил мне свои тексты в рукописи, и я тотчас откликался на них в «Известиях», а позднее в «Новых известиях». В последние годы Егор часто бывал у меня, как раньше. Мы спорили и ссорились. В основном из-за того, что я был против его саморазрушения наркотиками и алкоголем. Он же выстроил свою философию в защиту именно такого образа жизни. На мой взгляд, это разрушало не только тело, но и душу большого писателя. В прозе стали появляться вполне предсказуемые повторы. Часто мне звонила Римма Казакова, спрашивая, что я думаю о прозе Егора, по-матерински советовалась, что делать.

Сегодня все это уже за скобками. Осталась классика рассказа – «Моржиха», «Химия и жизнь», романы «Я», «69», «Змеесос», лучшие страницы «Я-кутии», «Убить членса», «Сути». А в компьютере еще непрочитанная последняя вещь Егора с его просьбой: «Хочу, чтобы вы прочли ее первым».

А напоследок мой Реквием по Егору:
ВО ДАР – РАДОВ
РАДОВ – ВО ДАР
ЗМЕЕ-SOS-SOS-SOS.///

А все таки жаль, что нельзя с Александром Сергеевичем…
10 и 11 февраля - дни памяти Пушкина и Грибоедова
Константин Кедров
Россия так и не смогла освоить духовное наследие двух гениев начала позапрошлого века. Чего только ни вытворяли с ними при жизни!

Самый великий русский поэт и создатель русского литературного языка был невыездным. Более того, даже для передвижения по России требовалось специальное разрешение царя или шефа тайной полиции Бенкендорфа. После гибели Пушкина, так и не расследованной до полной ясности, был наложен арест на его бумаги.

Ну а другой умнейший Александр Сергеевич - Грибоедов - не дожил до разрешения своей бессмертной комедии. Его дипломатическая служба до удивления похожа на превращение Пушкина в историографа. Кем угодно будь в России, но только не поэтом.

Между двумя Александрами Сергеевичами несомненно существовала какая-то мистическая связь. Иначе как объяснить, что Пушкин, скачущий от надзора властей на воюющий Кавказ, встречает в пути арбу с гробом. И на вопрос: "Кого везете?" - получает краткий ответ: "Грибоеда".

Даже Тынянов усомнился, могло ли такое быть, и всячески доказывал, что не могло. Мол, это Пушкин для красоты и драматичности присочинил. На самом деле жизнь кишит такими совпадениями. Пушкин с его гениальным рациональным умом не делает из встречи никаких мистических выводов. "Грибоеда" - такое не выдумать, чистейшая правда. И все же кое-какие мрачные предчувствия возникли. "Не знаю ничего завиднее последних годов бурной его жизни. Самая смерть, постигшая его посреди смелого, неравного боя, не имела для Грибоедова ничего ужасного, ничего томительного. Она была мгновенна и прекрасна... Замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов..." Но только ли о Грибоедове думает здесь Пушкин? Похоже, что и о себе тоже. К тому времени пришли новые поколения, и Пушкина начинали тихонечко забывать. Великая слава пришла после гибели. История с дуэлью - какой лакомый кусок для папарацци и желтых газет любой эпохи!..

Когда 180 лет назад разъяренные фанатики волокли по улице истерзанное тело Грибоедова, за ним летели ворохи бумаг. В Персии он работал не только над дипломатическими отчетами. Но этого мы уже никогда не прочтем...

Мы часто забываем, что Грибоедов отнюдь не Чацкий. В нем была поэтическая робость и неуверенность в своем даре, присущая настоящим талантам. Тем более что ему, как Пушкину, были свойственны долгие кризисы между вспышками вдохновения: "Ну вот почти три месяца... Нем, как гроб". Знал ли он, что этот немой гроб вскоре встретит Пушкин по дороге в Арзрум.

Дипломатическая миссия в Персии - это еще и бегство от творческого кризиса. Пушкин устремился было на Кавказ, но ему было резко отказано "за отсутствием вакантных мест". Это в действующей-то армии. Грибоедову вакансия нашлась. Он хоть и был масоном, как Пушкин, но не Кишиневской ложи, откуда вышли многие декабристы, а Московской, куда входили почти все выпускники Университета. О декабристах отзывался нелестно, как о сотне прапорщиков, задумавших перевернуть Россию. Четыре месяца гауптвахты, где Грибоедов находился под следствием, оптимизма не прибавили, хотя и не сказались на дальнейшей карьере. Чины и повышения следовали, как полагалось.

Примечательно, что Грибоедов устремился в Персию, когда даже трехмесячное пребывание в Крыму не пробудило вдохновения. И Пушкин перед гибелью чем только ни занимался, чтобы заполнить отсутствие вдохновения. Житейской мудрости обоим гениям явно не хватало. Ведь оба так и не дотянули до сорока. Правда, Пушкин все же изведал радости и тяготы семейного счастья-несчастья, а Грибоедов только собрался эту радость вкусить, внезапно влюбившись в Нину Чавчавадзе и едва успев жениться на ней, когда она уже ждала от него ребенка. И вдруг - внезапный отъезд в страну, из которой для него уже не было возврата.

И Пушкин, и Грибоедов - страстные неугомонные дуэлянты и беспощадные острословы. Из-за острого слова погибнет на дуэли и Лермонтов. Видимо, у Грибоедова в душе перепутались две несовместимые роли. Дипломат - в отличие от поэта - не должен быть резким, между тем ему предназначали странную для поэта роль - выбивать из Персии положенную по соглашению контрибуцию и выцарапывать из персидского плена томящихся там людей. Грибоедов по неопытности залез в святая святых - гарем. Вызволил двух женщин, которые, если верить персам, уже не очень-то и хотели вызволяться. И, наконец, взял под защиту могущественного визиря, посвященного в гаремные тайны и пожелавшего вернуться из плена на родину. Этого шах допустить не мог. Как не мог простить оскорбительный отказ Грибоедова разуться перед входом в покои. А тут еще обоз с подарками задержался, и Грибоедов, нарушая обычаи Востока, не мог отвечать дарами на дары, что было тяжелейшим нарушением персидского этикета.

С нашей миссией в Тегеране произошло то, что уже в ХХ веке произойдет там же с американским посольством. Разъяренная толпа ворвалась в покои, перебив и персидскую, и нашу охрану. Грибоедов встретил гибель в парадном мундире с оружием в руках и был убит, если верить сведениям Пушкина, мгновенно. Тем не менее лицо и тело были обезображены до неузнаваемости. Распознали лишь по мизинцу, поврежденному на одной из дуэлей.

Гибель Пушкина была не столь ужасна, но очень мучительна. Долгая агония после ранения в нижнюю часть живота и жуткая предсмертная тоска. Он испил чашу страдания полностью, до самого дна.

Тело Грибоедова встречали с почетом, с воинским эскортом, по самому высшему разряду. Тело Пушкина воровато везли ночью в Михайловское под конвоем жандармов. Два гения почти одновременно пришли в Россию, и оба навечно ее покинули в полном расцвете сил. Какой-то космический парадокс. Россия - страна, где рождаются гении. И Россия - страна, где гении не приживаются.

ИНТЕРНЕТ-ОПРОС ИЗВЕСТИЙ и KM.RU

10 февраля - годовщина смерти А.С.Пушкина. Какая судьба ждала бы поэта в наши дни?

38%: Такой талант пробьется в любую эпоху

25%: Он умер бы безвестным. Сейчас поэты не нужны

19%: Проще бы относился к женской чести и дожил бы до седых волос

18%: По крайне мере, он стал бы выездным и жил бы где-нибудь в Риме

В опросе приняли участие 3104 человека

Результаты других опросов смотрите на сайте "Известия" и на сайте KM.RU




20:25 09.02.09
Обсудить на форуме Другие материалы в рубрике Персона


Оцените статью:
1 2 3 4 5

Опубликовано в журнале:
«Дети Ра» 2009, №1(51)


Константин Кедров
Табун пегасов
Стихотворения
версия для печати (61814)
« ‹ – › »




В меня вонзилось много стрел
Опять у Ангелов отстрел





* * *



Я не искусствовед
скорей — не вед
а если вед
то не искус-

* * *
Быть больше чем доверила судьба
Быть больше быта больше бытия

* * *
руль правит вправо а рулит налево
связь противоположностей интимна
так гильотиной правит королева
а королевой правит гильотина
* * *
отделись от тьмы
в сирень
захлебываясь дождем
преодолевая
дрожь лепестков
целуя ливни
в дрожащие ноздри
табун Пегасов
* * *
выше всех небес
бог во мне воскрес
* * *
мы вышли из правого предсердия в левое
и остановились на полпечали
отторжение
это оторопь тишины
превозмогающей пение
нагромождающей тишину друг на друга
как геликоптер
или аэроплан
все выше


Хорал хор ал
* * *
я не люблю
вас не люблю
во сне люблю
восне люблю
* * *
мы можем ждать от милости природы
но мы не можем ждать от милости любви
*
Вот и умер мир шумер
все уносит кали-вьюга
смертежизнь и жизнесмерть
невозможны друг без друга

Чижик-пыжик твой полет
завершился на Фонтанке
Что-то муза мне поет
по Москве гуляют танки

Наш учитель и отец
в сапогах из нашей кожи
всех поставил на попец
и про.б до смертной дрожи
* * *
заснежено и преображено
нам незачем уже любить друг друга
в окне есть смерть и в смерти есть окно
оно раскрыто
в нем гуляет вьюга

так постепенно приходя в себя
я нахожу во всем свое распятье
ведь я живу уже не для себя
и все распятья для меня объятья
* * *
трибун ал
трибунал
* *
Не знаю сам, во мне, в тебе ли
Волошин шел по Коктебелю.
Не так давно все было это,
прибой смывал следы поэта,
но отпечатался скулою
поэта профиль над скалою,
где моря Черного хитон
идущему поэту в тон.
Он пел земле и небесам:
— Масон но сам,
масон но сам.
Он пел прибою в унисон:
— Но сам масон,
но сам масон.
В моей поэзии, во мне ли
иль в акварели в Коктебеле
вдруг дунул ветер и, взъерошен,
волнами в мир вошел Волошин.





* * *



Но если бы мы даже петь перестали
И чертыхаться задыхаясь словами
Кто-нибудь непременно обнаружит в галактике
Горло иероглифа
Иероглиф горла





Басня «Свинья и сокол,
или Метареализм и метаметафора»



От рыла
отрыла

От крыл
открыл





* * *



Россия встала с колен?
Просто сменила позу



(2008)





Константин Кедров — поэт.Коренной москвич. Окончил историко-филологический факультет Казанского университета и аспирантуру Литературного института им. А. М. Горького. Кандидат филологических наук, доктор философских наук. Главный редактор «Журнала Поэтов», член редколлегии журнала «Дети Ра». Номинант на Нобелевскую премию.






в начало страницы










© 2001 Журнальный зал в РЖ, "Русский журнал" | Адрес для писем: zhz@russ.ru
По всем вопросам обращаться к Татьяне Тихоновой и Сергею Костырко | О проекте

Прозару авторы / произведения / рецензии / поиск / кабинет / ваша страница / о сервере


Кабинет автора: Константин Кедров
Произведение успешно сохранено

памяти егора радова моего студента и друга
Егор Радов


Убить Членса


Фрагменты, опубликованые в «Газете ПОэзия» № 6, 8, 9, 10


Провал в нутро рождает свет дырочки выхода, или конца, или надежды, или творца, или просто дыры, сияющей позади, когда вдруг выдохом кончается картинка с существами, и начинается мир с собой. С самим собой может сразу стать странно, странно, стремительно, стройно, стрем¬глав, стронцию подобный серебряный свет. И – куль! И – куль! Кончилась моя жизнь в виде деви¬чьем, срезанном, ссаженном, сросшимся. Сравнение не сойдет за справедливость, середина с се¬годняшнего числа сошла за самую соль. И в представлении своем сильный субъект летит вплавь сквозь пыль цвета сна миров душ. Как вор, он быстр, миг взял свой смысл. Жил-был вор душ, дал смерть, как куш. Как командир войн, пред мною великое ничтожество, бред мой непредви¬денный ужасов грёз. Как кино, как кот, как корабль, как краб. Как в кривой комариной кости, комья кори убивают меня, прости, прости. Как в кромешном косом калейдоскопе, кинескоп с киклопом на лошадином крупе, с кровяной крупой вкупе со всем скопом в виде людей, как в пес¬не на блюде, у границы без вёсен, без росы. Безлюдье, безлюдье, безлюдье. Вокруг ни души, ни души. О, душа под душем озарений! Ты нага, гола, велика, как мое творение, мое вдохновение, тление. У этого предельного маразма казарм во мрази, у этого грязного базара баз без грязи, у этого одного последнего раза, есть высшая тайна – ваза без зрачка и знака, лаз зрения и мрака, воз знания и срока, роза милости, близости, тока, Бога. Но нет – только хлад, бред, град, гроб, горб, сор, сыр, путь, суть, склизь, близь, боль. Вина в вине твоя, спина у стены моя, свеча у мочи её, любовь, как морковь. В этой единице есть десница, которой не спится, которая длится, она, как мокрица, она, словно спица, она вдовица, она ослица. Если затеял жизнь, то брызнь, но смерть, как хлеб, пуста, сера, дырчата и воздушна. Дырочка впереди, в дыре дыра дыры, и дно ее бездарно, безумно, бездельно. Вдень себя в дыру, пройди внутрь, вне, выйди в дырявый мир, оставь прошлый пир. Что же произошло?
Это некий ужас предельного, некий провал всего дельного, некое остолбенение энергий, мышц, нервических концов, некое выключение высших слов, кровяных гонцов, некое стояние пред чертой, некий финиш, некий вскрик: "Стой!", некая глупость в виде неожиданной гибели, некое взрывание нутра, убыль без прибыли. Тот, кто жил, теперь закатился, словно медяк под стол бытия, в гущу серых нитей гниения, аннигиляции, исчезновения, негации. Деэкзистенциализация субъекта в маргинальной ситуации, наркотизация его эссенции, поражение его интенции. Его субстанция тонет в тотальной акциденции, его витальная концепция рушится, утрачивая способность рецепции, налицо прекращение всяческой вентиляции, прощай, любовь, прощай, менструации! Да прольется над этим распадом слеза, да не будет адом будущая греза, да снимется все наносное, словно фреза, да пощадит одинокий дух великая божественная гроза! Просто так случилось, что так получилось, так приключилось, потому что, может быть, это и есть милость. Кто знает, что было бы, если бы просто так? Знает. Внутренний шепот существа на конце вдоха с невозможностью выдоха:
- Я, которая я, здесь, или не здесь, сдавлена, или придавлена, тяжестью, или ничем. Выйди, большое облако, освободи от ужаса, дай мне выдержать миг мой, смерть – это не жизнь. Я отой ду, отойду, отойду. Я вернусь, подавлюсь, придавлюсь. Я злюсь, во мне грусть, я –Чернусь? Гусь? Теть Дусь? Вкусный соленый груздь? Кто я? Кто я? Кто я?
Ответ существовал:
– Вот, теперь ты вышел из борений, увидишь себя вверху, как на ладони, как персонажа стихотворений. Наблюдай, а по¬том – ух! ух! Дальше будет истина и свобода.
Сверху появилось нечто, и потом возникло совершенно четкое мое лицо – Инессы Шкляр. Шкляр, наблюдающая Шкляр. Врач теребит сосок, вводит какой-то провод, моя блевотина, милиционер. Скри¬пит ребро, синий лик. Ай, верните меня, вот сюда, в мокрое, вонючее, холодное, родное, склизское... Нет – здесь, внизу, в левом углу среди ничего, тут покой, тут настоящий мир твой.
Крак - внедрение в свои недра, кровавый крик, скрежет сукровицы, тя¬желый страх, бездыханный хрип... Снова качели мглы - улет, вылет, выпадение сквозь дырку вниз беззвездности, снова вне... Вон, вон, прекрасна смертельная легкость, снова вид вверху Инесса Шкляр с кишкой в ноздре, или во рту; грудь ее пронзаемая шприцом, это – я. ик. Ай, верните меня, вот сюда, в мокрое, вонючее, холодное, родное, склизское... Нет – здесь, внизу, в левом углу среди ничего, тут покой, тут на¬стоящий мир твой.
Крак – внедрение в свои недра, кровавый крик, скрежет сукровицы, тя¬желый страх, бездыханный хрип... Снова качели мглы – улет, вылет, выпадение сквозь дырку вниз беззвездности, снова вне... Вон, вон, прекрасна смертельная легкость, снова вид – вверху Инесса Шкляр с кишкой в ноздре, или во рту; грудь ее пронзаемая шприцом, это – я.


* * *
ВЖЫВЫХМ

Беззлобность, безбожественность
света восторга рая, любви стая, вот:


Вжучься сюда,
Суу, это – высшее,
это - мисшее,
это – сразу,
это – гимн экстазу!..
Войди в свет,
отбрось обет,
стань Рог или,
на худой конец, Гог.


Нет тьмы, есть да, да, да , да,
да, да, да, да, да, да, да, да,
да, да
СУУ. Мне удряшно, слепит, ужасит, я не могу вынести этого прекрасного совершенства. В моем предыдущем переходе, я был маленькой залупкой казуара, и что же – так сразу?.. Ой-ёй-ёй, мамочка!.. Уберите меня из этой великой высоты, вон там я слышу четыре грозных всхлипа...
ВЖЫВЫХМ

Задрюнься сюда, Суу,
стань с буравчиками зла,
с земляными душами
таинственного орла!
Используй дозу сразу,
это – смерть экстазу!
Будь как мурзик,
круши пустоту!
Шесть отражений грузного сложения,
ужасного духовного расположения,
короли искажений,
ангелы возражения.
Ух, ядрическая!..
Жми, ржи, служи!
Ежи!

СУУ. Ай-яй-яй, папочка, заберите из зла! Они меня выздревывают, выдырчивают, вытрясыва... Я всего лишь навсего попросился на горшок, будучи горошком, и тут же этот вселенский уж, опять же ужас, тот же пыж из ружья... Я бы лучше пожрал бы жита, был бы жук...

ВЖЫВЫХМ

Стань с вечностью, Суу,
накройся святой тряпочкой,
попрыскайся преображающим винцом.
Встань с венцом,
стань женским певцом!
Ты дважды прокакал возможность
увековечиться, а что же сейчас?

Пять женских козлов призывают тебя – зди!
Пять женских козлов желают тебя – зди!
Пять женских козлов молятся о тебе – зди!
Пять женских козлов умоляют тебя – зди!

СУУ. Ай, боюсь, боюсь, боюсь, боюсь... Не могу я, они больше, ласковей, величественней меня... Я еще только прыгал в качестве ножки воробьишки, а тут уже пошли агнцовские дела... Уймите это шествие, что за жмырь, не нужна мне ширь, мне бы сошел просто упырь, обычный дырь...


ВЖЫВЫХМ


Встань в ряд, Суу,
будь там, Суу,
всё милостиво, Суу,
видишь, сколько чудес?
Присоединяйся, или останешься.
Почему, почему ты бежишь пт мдня?!
Новые пучеглазы, поют свою песнюгу. Слышь? Чу!
Едет морозный четвероякий корень мирового воображения.
Стук-стук - стучат коленца с ленцой,
но это не Ланца, это инфлуэнца,
нас четверо, мы у дыры.
СУУ. Я задержусь Присмотреться, прислушаться, приоткрыть для себя мир этих дырявых промежутков.
Вот их мелодическая шепотня:
Усталый мир болит проказой
Не слышно бога меж пространств
Показан будешь ты указкой
Когда твой колокол забьет.
Ханств
Не нужно нам вселенских
Нам только б грешников палить
Ты будешь вместе с нами жарить
Картофель смысла. И любить
Свое блистающее чудо
Свою теперешнюю власть
Уйди, уйди, уйди оттуда
Приди, чтобы сиять и пасть.

СУУ. Тьфу, какашечные вздохи... Я боюсь их вопиющего бездария, их, составленного из душ гербария, я бегу от их лучезария, я мыкаюсь, рвусь, тщусь, никак не проплююсь и не просплюсь.

ВЖЫВЫХМ

Смотри на душков кровяной наживы,
на их медленно-великий свет...
Будь хотя бы с ними,
не пренебрегай, не рождайся,
не возвращайся,
не СУЙСЯ, не СОСТЫКУЙСЯ.

Нас мрак в нас срок нам так врос ток.
Сил тьма мать сна соль льна сосна.
В крест вкис вкось куст краска кисть
кис-кис. Сам сын нас спас
с ним клин с ним лаз.
Суу. Уй-юй-юя! Заберите от теней, внедрите лучше в коней!.. Я – странник утра, втертый торфом, Я - несчастник, прекрасник, здесь брожу, там выхожу, ничего не могу, гу-гу, гу-гу.

ВЖЫВЫХМ

Сочленись со сверканьем отдохновения,
иначе будешь как донце, иль оконце,
бродить в сланце с ранцем без ситца.
Дооо-ооолго тебе еще мастурбировать бытие
ради яиц конца!
Веселья весло слепит слом,
васильки и сливы, весна словно
диво! Сольется вселенная
сластенная сонная с мыслью
о масле, с песнью о сусле.
Жар всезвездный раздвинет
жор межзимний! Жук беззобый
раззявит жуть грузина.
СУУ. Ох! Ох! Ох! Жуть грузина и меня раззявила и уязвила, словно гигантская козявина. Я требую хозяина! Я всего лишь протянул ручку, я ж не сучка! В чем вина, за что столько говна? Это и есть загробность, или это мозговая подробность – дробность? Оказалось, бардо – бурда, дух – в подлых, душа – хуйня, эмпиреи – трипперные реи. Узритесь! Мне ж невмоготу...
* * *
– Звезда!!! – выкрикнуло падающее существо.
Тусклое небо приближалось, ста¬новясь каким-то сине-желтым, и в нем начинали проступать неясные светлые очертания. Вдруг возникло подобие горизонта, который ограничивал небо со всех сторон, и вокруг неба была желтая тьма. Раньше, с мочки, этот горизонт не был заметен и сливался с общим гряз¬но-желтым небесным фоном, теперь же он напоминал выход из гигантского кратера, или же ко¬нец трубы смерти, по которой летит умершая душа. В Цмипксе разливалось блаженное чувство восхитительной неизвестности. Он слегка вращался вокруг собственной оси, приближаясь к кон¬цу этого неожиданного, гигантского тоннеля: яркие контуры все более и более проступали там. Яж падало рядом, сверкая красным квадратиком. И тут, когда наступил миг вылета, и прекрас¬ный грубо-песчаный пейзаж возник повсюду, заменив собою тусклое небо, которое в него пре¬вратилось, и яркие малиновые точки проступили на склонах угловатых холмиков, поблес¬кивающих под желто-серебряным светом, некая мощная сила мгновенно сжала Цмипкса, зачаро¬ванного тем, что он увидел, и остановила его путь в ослепительную, мертвенную, желтоватую бездну, разворачивая его зрючим зевом взад.
– Склага! – выдохнул пораженный Цмипкс, тут же вспоминая свое наказание и суть.– Что это?
– Ты шустр! – прогрохотал гигантский Склага, похожий на двугорбый пригорок.– Ты уже проявил Яж, встретив его, и собирался вылетать на старую Звезду. Ну и ну! Ты – плох! Повезло ж!
– Что там? Где Яж?
– Я его отправил умненьким существом на планету Бязда – ты ж его преобразил, он же был скланью, а сейчас – умственник! Ты уже пробыл денек, я тебе возвращаю щупиньки, не шали, а сюда больше не появляйся. Ишь! Впрочем, ты и дорожки пока не найдешь...
– А что же это? Здесь раньше жили звезды?
– Да. Это проход, выход, мочка. Не думал я, что ты сможешь туда выгрести... Зачем?
– Но что это все?
– Пора назад, - сказал Склага. – Сейчас у тебя еще в разгаре бздетство. Но скоро ты все узнаешь. В учёбище. В учёбище. В учёбище.
– Звезд есть высшее на Звезде, и вне Звезды, и мы все – звезды!
Так говорил в учёбище сучитель Валя, превратив себя в выпученно-яркий, угольчатый зоореол. Не было времени, бздетство навсегда, а в учёбище один миг, миг, миг!.. Звездючки воспаряли в полуквадратной зале, воспринимая всё. И Цмипкс и Тьюбющ, степенно расправив щупиньки, слушали мысленные вскрики сучителя, обращенные в их центры.
– Звезд есть самое из самых, победа над тягомутью тверднопородной, над срутиной тварческой; звезд есть творчество, а не убожество (у, божество!) бесстворчатое!.. Вы это знаете, но вы еще узнаете. Вот здеся мои щупики. А у вас пока еще щупиньки.
Валя выявил свои щупики, кокетливо пожурчав ими в радужном воздухе залы.
– Они могут сделать нас всем. Вы знаете!
– Мы – звезды!! – хором отозвались пученики.
– Могут завязать нас в виде жочемука или хни!..
– Звезды!!
– Могут обратить нас в стол, иль в дух.
– Звезды!!
– Могут лишить нас формы, нюха, низа. – Э!
– Могут слить нас, как жидкость, в водную эсфирь мира. –О!
– Могут подтянуть нас к виду сфермы вселенской. –Э!
– Могут показать нас, как блюдей с таинственными тарелочками на усах! –Э!
– Мы можем все! Мощь наша – зассуга наша древнистая, она – добро! Но было другое вре¬мя, – так было не всегда.
Учёбище представляло собой ворончатый провал света в предельнорадостном мире О Звезды. Бздетство можно стряхнуть с себя, словно пыль галактик – так! Сучитель Валя сократился до зияющей точки самого себя, сотворив щупиками небольшие пппппарты.
Он выговаривал, остальные внимали.
– Когда время билось потайной механизмой мирской, звезды назывались зездами. Или сездами, как хотите. Они выглядели, будто четырехшуястый ворсянник, пять бошечек, колесики-ножки и глубин¬ная высшая устремленность. И они уничтожали самих себя, чтобы достичь свободы и труда. Бакаления и бакаления срабатывали они свой окружной пейзаж, напоминающий бездуховную красоту. Сверху зезды выглядели кривыми, небольшими плевочками, но они были тверды! Это был яростный народчик, вдыхаю¬щий газы родной планеты. Низшие существа также обитали там. Зезды вмазывали их своими порами. Они сжирали души этих существ, дабы поддержать свое бытье.
– Мы – звезды! – какнули все.
– Звезды!! – образовав щель в кроне своих щу¬пиков, повторил сучитель. Пученики пульсировали красным счастьем от экстаза.
– Это было крученое, порченое, верченое времешко, в котором царила смерть! И были тогда тру¬пики, а не щупики, зезды становились жочемуками, и не было выхода из того маразма бытийственности! Вам по духу моя элекция?
– Э!Э!
– Кровяно-буйственные бугорки окутывали поверхность планетки, будто псарные цветки му¬чающихся засором рощ. Испарения гнильственности выпукивались над почвяной горизонталью нашей бывшей домовухи. Обиталище наше было мразно-желтым, как склиз мирового безобразья. Но мы стре¬мились ввысь!
– Мы – звезды!
– Мы солились и солились, и наши вздохи до¬стигали шестерен Бога! Или Богжа, как хотите. Мы обратились, и овраг святости разрезался пред нашими грешняковыми взглядами. Мы самосожрались за пре¬ображение своих личностных душ. Мы взмахнули чучей и приблизились к губежу своего смрадистого состояния. Мы...
– Обратно! – вдруг выкрикнул Цмипкс.
- Что обратно?
– Надо пройти сей путь наоборот! И чтобы снова был свой рот! И род!
Валя превратился в гигантскую зубатую дырку и стал громко хахакать, сияя лазурью.
– Разве у тебя нет родов? – спросил Зущь.
– Есть, – смутился Цмипкс, преобразив себя в сплю¬щенный сосуд, расширяющийся кверху, стрелочками указывая на Цмипкса.
"Я счастлив", – подумал Цмипкс
– Мы солились и солились в этом виде, нашим бо¬жеством была Доссь, живущая в хряпушке, но время завершилось, мы выперднули, как пробочка, из ку¬терьмы нашего реальства, мы выдавились, как прыщщщщщщщщь из пушечки, и теперь мы не зезды, а звезды! Мы преобразились сами и преобразили на¬шу Звезду. Теперь мы вне время и пространства, и везде. И на Звезде!
– Звезды! Звезды!


* * *
Цмип, вышедши из белого куба на солнышковый ласковый, красный пейзаж, вздрогнул, обратился куда-то внутрь, или вообще вовне, и взвопил:
– Членс предвечный,
Колокол вечный!
Удели мне внимание,
Дай мне понимание.
Не могу жить без влаги,
Зависеть от скряги!
Его зовут Слад –
Он – Светик и гад!
Дорогой мой Членсе,
Подумай о шансе
Одном, для меня.
Иль сдохну тут я.
Дай влаги, скорее,
Иль Соли быстрее.
Но чего-нибудь дай!
Вот это и будет твой рай.
О, Членс, златоусый,
прекрасный и русый,
Большой, самый малый,
Великий, удалый!
Творец Ты всего!
Боец с "ничего"!
Хочу я с Тобою
Быть связан судьбою,
Явись предо мной,
Как Соль над Звездой?
Явись лучезарно
Ко мне благодарному,
Я влаги хочу!
Под ней я лечу!
Иль сделай меня
Жочемуком.
Вот-я, я, я, я,
Дух нагишом.
Члене Ты мой,
А я - Твой.
Цмип напряженно подождал какое-то время, потом быстро зашептал:
– Я стою здесь один, посреди мира, отринув свои качества, рождения и страсти,
сжав воедино свои грехи и стремления, я обращен в самую сердцевину Твою, Членс!.. Не
дай мне пропасть в пучинах муки без влаги, не дай мне погибнуть навечно и не стать более никем, даже Яжем, не введи меня обратно в постылую мне благодать, но избави
меня от нее и дай мне влаги, влаги, влаги, влаги!! Только влага, или – дай сказать,
прости, Члеисе, – Твоя Соль напоит и утолит мою душу светлым дыханием вершающейся
каждый миг жизни и радостной справедливости!.. Ибо созданы мы Тобою по твоему же подобию, по твоим страстям и привычкам, ибо жаждешь Ты Соли, а я – влаги, ибо Ты – Богж, а я – звеязд, и мы нужны друг другу, и охочи, как кто-то уже сказал, друг другу! Не дай наступить мерзкому застою и хаосу в Твоем великом мире лада, любви и наград! Ибо если Ты создал столь чудесную вещь, как влага, так дай же мне ее поскорей, или вкушу Твоей Соли, ежели Тебе это не противно. А нет, так сделай, наконец, меня жочемуком, или кем-нибудь еще, только попроще, и чтобы были Яжи и разнообразие, не хочу более вседозволенности и могущества! Членсе!.. Любимый и грозный, припадаю к Тебе, будь же мне защитником, не оставь меня, не растопчи, не забудь!.. Яви свой Лик, и да воссияет Твой запредельный, небесный Язык!..
Цмип вновь подождал, но ничего не произошло. Он упал на почву и стал бешено
кататься по ней, сотрясаясь от ознобов и ужаса. Он кричал:
– Члене! Я тут!! Не бросай меня, Членсе!.. Только Ты защита и опора, великий,
надежный и могучий – Члеее-ееенс!!! В дни сомнений, в дни горестного и безнадежного
желания влаги я зовууууу Тебяаааааа?!? Членс? Членс? Членс? Здесь я – Цмип? Цмип?
Цмип? Членс мой, который жжна знает где, приди сюдааааа!?? Влаги, Соли, да всего,
чего угодно, дааа-аааай?!?
Цмип осекся и застыл, весь измазанный в почве. Потом медленно, как-то совершенно обреченно, он вполз обратно в куб.
– Ну что, не получается? – спросил сидящий у сигея Слад. – Не явился Членс? Не
взял тебя к Себе? Не дал влаги?
Цмип всхлипнул.
– Пошел Он?! Убью Его!
– Ты можешь Его теперь проклясть, – сказал Слад. – Бывает, что на это Он даже
лучше отзывается.
– Сейчас, дай отдохнуть.
Цмип заплакал, выделяя какую-то сладенькую жидкость, почти всеми порами своего ослабевшего, но все еще крепкого, продолговатого тела.
– Убью Тебя! – вдруг злобно воскликнул он. – Только покажись, только
дай хоть один знак, что Ты где-то есть!



Еще раз отредактировать произведение
Перейти на страницу управления вашими произведениями
Перейти на страницу отображения этого произведения для читателей




ЯндексДиректДать объявлениеШкола Телевидения Останкино
Институт телевидения "Останкино". Подготовка кадров для телевидения!
www.mitro-tv.ru Институт современной журналистики
Вас будут обучать журналисты и издатели известных газет и журналов.
newjourn.ru · Москва Абитуриентам МГУ
Подготовка к сдаче вступительных испытаний в МГУ. Подготовка к ЕГЭ.
educent.ru · Москва Мих. Метс "Несовременные сказки"
Сколько будет стоить доллар в августе 2025 года?
www.ozon.ru

Разделы: авторы / произведения / рецензии / поиск / кабинет / ваша страница / о сервере / размещение рекламы

Литературные ресурсы: Стихи.ру, Проза.ру, Классика.ру, Литклуб, Литпортал

--------------------------------------------------------------------------------




Сервер Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил сервера и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о сервере и связаться с администрацией.


Ежедневный тираж – порядка 20 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают около двухсот тысяч страниц. Более точная информация – по данным независимых счетчиков посещаемости Top.Mail.ru, Rambler и LiveInternet, которые расположены справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей. Кликнув на счетчики, можно посмотреть детальную информаци

Прозару авторы / произведения / рецензии / поиск / кабинет / ваша страница / о сервере


Кабинет автора: Константин Кедров
Произведение успешно сохранено

Памяти Егора Радова-моего студента и друга
(Егор Радов, «Якутия», М., «Зебра Е», 2001)

Настоящая литература всегда загадочна. Есть какая-то тайна в прозе Егора Радова. Он всегда кого-нибудь пародирует, но чаще всего самого себя. Вообще-то перед нами пародия на вычурный стиль Ницше и ницшеанцев, но какая-то очень близкая и родная. «О, мое солнце, река и небо! Когда я люблю тебя, то горы перестают сиять и просторы перестают цвести. Когда я с тобой, то реки выходят сами из себя и планеты перестают вращаться вокруг оси».
Якутия для Радова – наиболее полный образ России. Множество придуманных слов типа «заелдыз» придают роману о холодной Якутии особую теплоту. «Пришло якутское время, и древняя тайна открывает свое лицо». Черты реальной Якутии и Якутска в романе, конечно же, есть. Но это все обман, речь идет о чем-то своем, личном и сокровенном. «Хочу быть юкагиром», – восклицает Радов. Юкагир, мчащийся по ледяной бесконечности в собачьей упряжке, – это он, писатель, а, может, даже поэт. Ведь и Пушкин в своем «Памятнике» вспомнил почему-то тунгуса «и ныне дикого».
Тунгус у Пушкина есть некая крайняя точка отсчета до начала цивилизации. Такой точкой для Радова стала его литературная Якутия. «Он встал напротив, раскрыл глаза и увидел прозрачную луну, которая лежала на блюде, как отрубленная голова или срезанная дыня». Тут все намного сложнее, чем, скажем, у того же Пелевина. Там точка отсчета – Чапай, которого все смотрели или даже читали. Здесь вроде тоже все знакомо до боли, но как-то уж очень неожиданно. «Софрон резко допил жиздру и налил себе чучу». Ну кто же не знает Жиздру? Сообщение ТАСС: «Наши войска в районе Жиздры…» А вот что такое чуча? И почему жиздру (в данном случае с маленькой буквы) пьют, как самогон, да еще запивают какой-то чучей. Однако через несколько строк Софрон выпьет чучу и запьет ее жиздрой. Иногда вспоминается еще и проза Платонова с его революционерами, охваченными пламенной мечтой. «Однажды он шел через мост и желал свободу своему народу, который был присоединен перешейком к полюсу». Есть и совсем загадочные фразы: «Хорватия существовала под землей, как истинный остров говна Бога».
Радов, пожалуй, единственный в России прозаик-философ. Он философствует не мыслями, а самой речью. «Тот, кто существует второй раз внутри описываемого момента нынешнего мира, имеет имя, состоящее из звуков, и его имя звучит «Жукаускас», и оно похоже на все». Главный герой романа Софрон Жукаускас в финале повествования узнает о себе страшную ницшеанскую тайну: он и есть Верховная Личность Бога. Узнав эту тайну, «он тут же превратился в жужелицу». Чем-то он похож на Унгерна и Чапая Пелевина, но «Якутия» была написана и даже издана однажды задолго до «Чапаева и Пустоты». То издание как-то затерялось в вихре перестройки, будем надеяться, что это не затеряется. Тут дело не в сюжете, конечно, достаточно банальном и давно отработанном, а в языке. «Вездеход и вездеход, рыча и рыча, подъехал и подъехал к белому и белому, чуму и чуму». Хорошо сказано! «Это двоичный стиль! – крикнул человек, стоящий возле белого чума». Одним словом, автор прав: «Мир есть мое развлеченье». Радов играет во все. В данном случае он поиграл в Якутию, ледяную страну поэзии. География и политика тут почти не при чем. Радов играет во что-то страшное, ледяное и бесконечное, как Якутия и Россия. Все разговоры в романе проваливаются в эти бездны. Однажды герой достигает 23-го дна. Не буду описывать остальные 22 слоя. Один из них был Богов и оказался влажной женской подмышкой.
Литература это еще и способ освобождения от языка. Лингвистическая философия давно открыла, что язык диктует нам все. Мы становимся рабами собственной речи на сознательном и подсознательном уровне. Проза Радова – путь к лингвистической свободе, еще никем не провозглашенной и не обозначенной в конституциях и декларациях самых свободных обществ и государств.


Еще раз отредактировать произведение
Перейти на страницу управления вашими произведениями
Перейти на страницу отображения этого произведения для читателей




ЯндексДиректДать объявлениеИнститут современной журналистики
Вас будут обучать журналисты и издатели известных газет и журналов.
newjourn.ru · Москва Школа Телевидения Останкино
Институт телевидения "Останкино". Подготовка кадров для телевидения!
www.mitro-tv.ru Абитуриентам МГУ
Подготовка к сдаче вступительных испытаний в МГУ. Подготовка к ЕГЭ.
educent.ru · Москва Мих. Метс "Несовременные сказки"
Сколько будет стоить доллар в августе 2025 года?
www.ozon.ru

Разделы: авторы / произведения / рецензии / поиск / кабинет / ваша страница / о сервере / размещение рекламы

Литературные ресурсы: Стихи.ру, Проза.ру, Классика.ру, Литклуб, Литпортал

--------------------------------------------------------------------------------




Сервер Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил сервера и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о сервере и связаться с администрацией.


Ежедневный тираж – порядка 20 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают около двухсот тысяч страниц. Более точная информация – по данным независимых счетчиков посещаемости Top.Mail.ru, Rambler и LiveInternet, которые расположены справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей. Кликнув на счетчики, можно посмотреть детальную информацию.

Что делать? Варенье варить!
90 лет назад не стало Василия Розанова
Константин Кедров
Писать обо всем Розанове - значит не писать ни о чем. Нет области, которой бы не коснулся этот господин, ушибленный еврейским вопросом. Даже и не ушибленный, а серьезно контуженный на всю оставшуюся жизнь.

Маяковский вполне справедливо назвал статьи Розанова "охотнорядскими". Ну а как еще обозначить труды, где погромы именуются не иначе как конвульсиями русского народа, опутанного паутиной еврейства? Разумеется, Василий Васильевич был при этом решительно против насилия и конечно же говорил о необходимости защитить евреев, но одновременно призывал вымести всю паутину вместе с пауками...

Розанова бесполезно опровергать. Он сам себя двадцать раз опроверг. Есть даже предсмертное покаяние, где он клянется еврейскому народу в своей любви и горько сожалеет о своем действительно позорном участии в деле Бейлиса на стороне юдофобов и явных клеветников.

Ясно, что нормальному человеку незачем разбираться во всех этих хитросплетениях. То Розанов славил древних евреев за то, что подарили миру Библию, то утверждал, что иудаизм неотделим от жертвоприношений младенцев и запаха крови. То он заявляет, что Христос "оскопил" плодовитую иудейскую религию, и хвалит иудеев за то, что отвергли Христа. То совершенно справедливо утверждает, что красота христианства составляет душу райской культуры. Умиляется плодородию и тучности православных священников, ибо они и должны, по мнению Розанова, походить на тучных священных быков - аписов. Саркастичнейший человек Василий Васильевич...

Если не видеть за всеми этими эскападами хихикающего господина, потирающего ручки, то и читать не надо. Он поистине Иван и Дмитрий Карамазовы в одном лице. Даром что женился на Аполлинарии Сусловой, возлюбленной Достоевского. Прожил с ней недолго, завел другую семью, а развестись суровая Аполлинария не позволила. Перед Богом и перед законом он муж секретарши и любовницы Достоевского.

Плоть он славил неистово всю свою жизнь. И очень остроумно у него получалось - "Едино-плотие сейчас же влечет за собою и едино-душие, а единодушие и единомыслие еще вовсе не влечет единоплотия". Сегодня он как нельзя кстати со своим культом многодетной семьи. "Засевайте поля. Засевайте поля. Засевайте поля. Юноши: чего вы смотрите: засевайте поля..." Трагедия в том, что все это говорится на пороге всемирных потрясений, мировых войн и кровавых революций. Когда он умер, в феврале 1919 года, семье просто не на что было жить. Дочь Вера от безысходности повесилась. Недолго прожила и любимая жена Варвара Дмитриевна. В 1942-м арестовали дочь Варю, в 1943-м она умерла от дистрофии. Только Татьяна, просидевшая год в тюрьме, дожила до 1975-го. Она сохранила архив отца и написала воспоминания.

Для многих откровением стал призыв Розанова плюнуть на все общественное и стать обывателем. Что делать? Варить варенье! Вот его ответ на все революционные призывы. Он славит баню и стакан рассола с прилипшим стебельком укропа. А погибает почти голодной смертью в Сергиевом Посаде, взывая о помощи. "Пять печеных яиц" могут продлить жизнь. От болезни и голода он страшно мерз и восклицал, что ад - это не огонь, а холод.

Возможно, революция и смерть спасли Розанова от отлучения. Вопрос об этом был поднят влиятельным архиепископом Геннадием. Еще бы, ведь Розанов призывал запирать молодоженов на брачном ложе в алтаре, чтобы освятить все то же плодородие. "Да если бы Церковь действительно была бы верна Кане Галилейской и благословляла брак, то тогда бы новобрачных оставляли бы в храме на неделю, чтобы Ромео и Джульетта там бы проводили эти дни, чтобы были объятия и забеременение". И после определения синода по Льву Толстому Розанов написал: "Как можно?! Бог личный, живой, свободен, как и Толстой, а отлучают его мертвецы".

Розанов был влюблен в русскую классическую литературу. Когда же речь шла о Достоевском, влюбленность доходила до патологии. Он растворил себя в мыслях не самых лучших героев Достоевского до полного исчезновения. Остался рассол с укропом. Так и хочется время от времени перечесть... с похмелья.

Это о трудах Розанова писал Саша Черный: "Пришла проблема пола, / румяная фефела..." А проблема действительно пришла. Васисуалий Лоханкин с книгой "Мужчина и женщина", прижатой к груди, - это тоже шарж на уже отошедшего в вечность Василия Васильевича. Так или иначе, но в обществе, увлеченном Марксом и Ницше, голос Розанова, напомнивший о тайне мужского и женского, прозвучал слега отрезвляюще. Не граждане, не товарищи, а мужчины и женщины. "Женское тело, - сладострастно пишет Розанов, - отличается от мужского не половыми органами, а каждой складочкой, каждым пальчиком - кровинкой, душком, черточкой, волоском".

Духовником Розанова был Павел Флоренский. С ним вместе они провожали уезжающую из Москвы Айседору Дункан. О ней Розанов сказал с восхищением: "Молодец эта Айседора, что своими бедрами послала к черту и Добролюбова, и Чернышевского". Незадолго до кончины духовного чада о. Павел Флоренский потребовал, чтобы Василий Васильевич отрекся от своих еретических трудов. Розанов от всего отрекся, но остался верен книге "Люди лунного света". Кто же эти "лунатики"? Это те, кто при жизни перепрыгнул из своего пола на другой полюс. Какую пропасть они преодолели! Можно сказать, умерли и заново родились, восклицал Розанов.

Ох, уж эта наука, сокрушался он. Увидит Сократа и запишет: вес столько-то фунтов, рост столько-то аршин. Так что не будем уподобляться этим ученым мужам. И, увидев Розанова, запишем: расстояние между мужским и женским - это пропасть между жизнью и смертью. Любовь мужчины и женщины эту пропасть преодолевает. Любить - значит воскресать. Так он думал и так он чувствовал.




17:47 04.02.09
Обсудить на форуме Другие материалы в рубрике Персона


Оцените статью:
1 2 3 4 5

несогласованный марш несогласных
но согласованный марш согласных
согласованный марш безгласных
и безгласный марш несогласных
марш согласные несогласные
марш безмозглые
марш безласные
Маршируйте
Я еду в Сочи
среди ночи
не глядя в очи

Свежий номер : №4. 30.01.2009
ЕСЛИ БЫ Я БЫЛ БОГОМ

Тут нет ничего кощунственного, но если бы я был Богом, я бы сделал невозможным Холокост и ГУЛАГ. Я бы полностью исключил из обихода войны, убийства, драки и любое насилие. Люди жили бы столько, сколько им хочется жить. Сбылась бы мечта Вернадского об автотрофном питании. Никаких охот и рыбалок, все питаются, как растения, солнцем. Никаких виз, никаких таможен и пограничников. Границы только из цветочных клумб, камней, рек и кустарников. Всё остальное без изменений, чтобы не нарушать подлинный Божий замысел. Чуть не забыл: разумеется, никаких тюрем.
Вижу, как раздуваются от ненависти вены и сжимаются кулаки даже мысленных тюремщиков, насильников, таможенников, могильщиков, охотников, рыбаков, бандитов и драчунов.
Не волнуйтесь, дорогие насильники. Ведь вы не хуже меня знаете, что проект мой неосуществим. Вы всегда будете воевать, охотиться, насиловать, сажать в тюрьму, огораживать железными колючками народы и государства. Славьте и дальше тех, кто особо отличился в этом нехитром деле: Сталина, Ленина, Ивана Грозного, Стеньку Разина, Емельяна Пугачёва…
У меня команда послабее: Сергий Радонежский, Андрей Рублёв, царь Фёдор Иоаннович, Серафим Саровский, Лев Толстой, Антон Чехов… Но я знаю: если бы властвовали они, мир был бы очень близок к моей мечте. А с Богом спорить – последнее дело. Мне эта карамазовщина чужда. Но нет заповеди «не мечтай», вот я и мечтаю.
Ну, а если бы я был не Богом, а хотя бы мэром Москвы? В столице бабушки могли бы свободно торговать цветами, выращенными в своих палисадниках, и укропом со своей грядки. А в центре города не исчезли бы Центральный, а за ним Тишинский и Палашевский рынки. Овощи, фрукты и даже мясо продавали бы не только в дорогих супермаркетах, а как в Париже в воскресный день: на бульваре Распай возле Монпарнаса, недалеко от знаменитой «Ротонды».
И ещё осуществился бы проект Иосифа Бродского: в каждом супермаркете обязательно некоммерческий киоск, где продаются поэтические книги.
А ещё каждое дорогое издание я бы обложил налогом в виде дешёвого издания той же книги. В городе появилось бы множество мест, где поэты читают свои стихи и продают свои книги, как торговал когда-то Сергей Есенин на Кузнецком мосту. Открылись бы памятники Малевичу, Кандинскому, Хлебникову, Пастернаку, Бурлюку, Северянину, Паустовскому, Олеше, Рубцову, Бахтину, Гачеву, Шостаковичу, Шнитке… На первое время хватит. Ведь на горизонте маячат новые имена. Им хотя бы мемориальные доски: Холину и Сапгиру, Глазкову, Винокурову, Тарковскому, Солоухину, Левитанскому, Айги … Всем лианозавцам хотя бы одна доска. Или хотя бы Кропивницким, отцу и сыну. Или Звереву, или Яковлеву, или… Эх, зачем я перечисляю? Наверное, чтобы это осуществить, надо быть не мэром, а Богом.
А вот и ещё одна мечта. Не знаю, кем надо быть, чтобы она осуществилась. Чтобы в Москве можно было свободно, как в Париже, бродить по музеям с фотоаппаратом и фотографировать, и фотографироваться с любимыми картинами и скульптурами. Кто-нибудь скажет мне, почему в Париже это можно, а в Москве нельзя?
И ещё я провёл бы ревизию пустующих зданий, находящихся в муниципальной или государственной собственности, и переместил бы в них сокровища Третьяковки и Пушкинского музея, томящихся в запасниках и подвалах.
И ещё в России, как в одной из беднейших стран Западной Европы, Испании, лекарства после 65 лет выдавались бы бесплатно. Но, наверное, и Богу недоступно такое расточительство и могущество.
Только не подумайте, что перед вами очередной Манилов. В жизни я реалист. Понимаю, что тюрьмы открыть нельзя. Ну а приблизить условия содержания к уровню Швеции или США? Тоже нельзя. Ну, хорошо, хотя бы план приближения к этому «идеалу». Сколько лет для этого надо – пять, семь, десять? Хорошо, но чтобы каждый год – хотя бы одно послабление.
И рынки уже никто не восстановит и не откроет. Ладно, но хотя бы не закрывайте оставшиеся!
И поэтов никто не будет продавать в супермаркетах. Знаю. Ну пусть не в супермаркетах, а хотя бы в чудом уцелевших книжных магазинах. Знаю, что доставка книг из Москвы в Рязань, не говоря уж о Владивостоке, в разы превышает стоимость самой книги. Ну так создайте льготное законодательство для местных издателей. Освободите их полностью от налогов. Только бы великое изобретение Ивана Фёдорова – книгопечатание – снова вернулось в Россию.
Вот всё шипим на масонов, и такие они были, и сякие. А один масон, Новиков, покрыл Москву сетью аптек, насытил страну журналами и наладил массовое книгоиздание. За что страна отблагодарила его многолетней отсидкой в Петропавловской крепости. Где вы, Новиковы, издатели Сытины? Одни названия остались. Одно самозванство.
Вот написал я 48 лет назад стихотворение «Город будущего»:
Дом строили из камня, из бетона
В нём обитали судороги и стоны
В нём убивали и рубли совали
Не жили в нём, а только выживали
Он сотворён из вдохов линий
где взгляд на небо вознесён
и крыша – выгнутая линза
дом – телескоп, звезда и сон
Где города, как горю – да
заполонили поле линий
там красок вешняя вода
и призмы ловят цветоливни
И город весь
пронизан светом ввысь
День радуги
день обновленья призм
Долой полотна
луч заменит кисти
художники рождают цветомысли
Художник-атомщик рисует мир без стонов
Макая кисть в сгущение фотонов
Где мысль раскована –
да здравствует рискованное!

Сегодня перечитал. А ведь кое-что всё-таки осуществилось. Хоть и приостановлено в Сити строительство башни «Россия», самой высокой в мире.

Константин КЕДРОВ

КОНСТАНТИН КЕДРОВ (МОСКВА)



— Согласны ли Вы с мнением, распространенным в ХIХ веке, что поэт — это пророк?
— Каких поэтов-пророков Вы могли бы назвать?
— Изменилось ли предназначение поэта по сравнению с ХIХ и ХХ веками?
— Поэзия больше, чем пророчество. «Глаголом жечь сердца людей» — это не значит предсказывать или обличать. Это нечто большое. Масонский обряд посвящения с рассечением груди и древнеегипетским отверзанием очей, уст и слуха поэт превратил в поэтическое сканирование иных миров. «И внял я неба содроганье, / И горний Ангелов полет». В 1988 году на Фестивале авангарда в Финляндии я прочел под аккомпанемент Курёхина своего «Пророка».



Рассекая желчь порхающей требухи
Нечетно-внутренне-крылый
Бесконечно-конечный
Падающий-летящий
Грозный возничий
Черно-белых плоских обозов
Пригоняющий тьму к свету
Как табуретку



Министр культуры Финляндии спросила, в чем скрытый смысл текста. Я ответил, что это переложение пушкинского пророка на язык ХХI-го, тогда еще не наступившего века.
Пророк Пушкина с горящим взором идет из пустыни в город, а навстречу ему бредет, изгоняемый камнями, Пророк Лермонтова. «Смотрите вот пример для вас: / Он горд был не ужился с нами. / Глупец, хотел уверить нас, / Что Бог гласит его устами».
Впрочем, свою судьбу и Пушкин, и Лермонтов, и Маяковский предрекли точно. Пушкин описал свою зимнюю дуэль с Дантесом в «Евгении Онегине», где Онегин-Дантес убивает Ленского-Пушкина. «Поэт / Роняет молча пистолет...» У Лермонтова: «Кровавая меня могила ждет». А у Маяковского: «Не лучше ль в конце строки пули поставить точку». И еще: «Встретить я хочу свой смертный час / так, как встречал его товарищ Нетте». Так и встретил. Застрелился, как застрелили — застрелили, как застрелился.
Хлебников подробно воссоздал в «Лебедии Будущего» Новый Арбат. Улица из стеклянных хат, в конце газета из искрописьма, в начале дом в виде раскрытой книги.
Я в 60-м году написал под его влиянием свой «Город Будущего»:



Дом строили из камня, из бетона
В нем обитали судороги и стоны
В нем убивали и рубли совали
Не жили в нем, а только выживали
Он сотворен из вдохов линий
где взгляд на небо вознесен
и крыша — выгнутая линза
дом — телескоп, звезда и сон
Где города, как горю — да
заполонили поле линий
там красок вешняя вода
и призмы ловят цветоливни
И город весь
пронизан светом ввысь
День радуги
день обновленья призм
Долой полотна
луч заменит кисти
художники рождают цветомысли
Художник-атомщик рисует мир без стонов
макая луч в сгущение фотонов
Где мысль раскована —
да здравствует рискованное!



По-моему кое-что сбылось, хотя, конечно, не так, как я думал.

ОБА МЫ-
ОБАМЫ

27 января исполняется 130 лет со дня рождения Павла Бажова
Константин Кедров
О Павле Бажове известно все и ничего неизвестно. Он один из самых засекреченных, вернее, засекретившихся писателей. Ясно, что в советское время выпускник семинарии всячески подчеркивал не религиозность свою, а революционные настроения. Тем более что потомственный уральский мастеровой действительно не питал теплых чувств к буржуям-эксплуататорам. Но выбрал он все-таки семинарию, а не революционное подполье.

Священником Бажов не стал - преподавал русский язык в училище. Грянула революция и Гражданская война - он на стороне красных. Попал в плен к колчаковцам (привет "Адмиралу"), но бежал и даже возглавил партизанский отряд. Такова официальная версия. Но все эти биографические данные вызывают сомнения. Ясно, что мотало будущего писателя между двумя фронтами, пока все не устаканилось в пользу красных.

Бажов был скорее анархистом-народником. Об этом иногда все же вскользь упоминалось, хотя за анархизм и за народничество можно было получить срок и даже расстрел. А тут еще семинария, которую все же окончил, оказавшись в списке отличных учеников на почетном третьем месте. Несомненно лишь одно - уральские сказы Бажова только по названию относятся к фольклору. В то время так было принято. Если фантазируешь, то изволь не от своего лица, а от лица народа повествовать.

Критика сразу обрушилась на Бажова за чуждое пролетариату волшебство и колдовство, за суеверия, за уход от жизни. Но совершенно неожиданно взял его под защиту тогдашний литературный генералиссимус Демьян Бедный. Он-то как раз и клюнул поначалу на литературную мистификацию. Решил, что Бажов с тетрадкой в руках записывал настоящие сказы мастеровых. Настолько поверил, что решил сотворить из этого уральский фольклор в стихах. Три года зарифмовывал сказы Бажова, пока писатель ни признался своему покровителю, что сам все придумал.

Так или иначе, но в 1937 году Бажова исключили из партии по доносу, что в те времена было приговором. За исключением обычно следовал арест. Бажова уволили из издательства, и целый год он находился в подвешенном состоянии. В то время слава к нему еще не пришла, но была известность в литературных кругах. Бажов этот опальный год провел за письменным столом. Видно, чувствовал себя Данилой-мастером, колдующим над каменным цветком. Раскрылся и засиял самоцветами этот цветок, как ни странно, в самый разгар войны. В 1943 году Бажов получает множество солдатских писем-треугольников с фронта. Солдаты пишут, что "Малахитовая шкатулка" помогает им бить фашистов. Это не патриотическая агитка, а сама правда.

Его музу - Медной горы Хозяйку и в то же время ожившую малахитовую ящерку - искать в фольклоре бессмысленно. Она в сердце писателя и в его книгах. Данила-мастер - образ биографический. Бажов конечно же символист, да еще какой. Вечная Женственность как тайная, четвертая ипостась божества, она же, по мнению основоположника символизма Владимира Соловьева, София - Премудрость Божия. Огневушка-поскакушка - что-то вроде Недотыкомки Сологуба. Синюшкин колодец - тоже символ души, в глубинах которой волшебство и сокровища. И собственно образ творчества - неиссякаемая малахитовая шкатулка, наполненная драгоценными камнями. Ну и Медная гора - символ горнего мира, не доступного для душных козлов и открытого для Данилы.

начало пути и средину пути
с тобою и дальше хочу я пройти

стремится пуля к своему полету
стремится гром к началу тишины
стремится смерть к рожденью
и рожденья к смерти
я не стремлюсь ни к смерти ни к рожденью
но я стремлюсь к тебе
к тебе стремлюсь

В 2003 Константин Кедров стал одновременно лауреатом ГРЭММИ.ру и номинантом Нобелевской премии. В2005 все опять повторилось. Снова номинант и опять лауреат ГРЭММИ.ру за поэму "Компьютер любви"(1983Г.)