Сковородка
Итальянская новогодняя народная сказка
Жил однажды крестьянин, а у него была дочка. Он ходил на поденную работу, а она пряла пряжу и ткала полотно на соседей, тем они и жили.

Случилась как-то великая засуха, поля стояли совсем обнаженные. У отца не стало больше работы, да и девушке тоже немного работы на долю выпадало. Было у них кое-что про запас, на черный день прикоплено, несколько месяцев могли они кое-как перебиться, хотя и жили почти на одном хлебе да воде.

Тяжко вздыхал отец, думая о будущем, а дочка, и в нищете веселья не теряя, знай себе поет целый день, точно, бывало, в прежнее время, перед прялкой сидя на сытый желудок. Заворчит на нее отец:

— Чему ты радуешься, чего поешь? У нас всей еды на два дня только и остается.

— Э, когда помру, тогда и петь перестану! — отвечает девушка.

Как-то разговаривают они так и видят, стоит на пороге худая, в лохмотьях женщина, истинное воплощение голода. Просит:

— Подайте милостыню, добрые люди!

— Мы сами бедны, не богаче вашего! — отвечает ей отец. — Обратитесь к кому-нибудь другому...

Но девушке стало жаль женщину, взяла она свою долю хлеба, что на обед себе приготовила, и подала той со словами:

— Лучше скушайте вы за меня!

— Спасибо, доченька!

Спрятала женщина хлеб в карман, вытащила из-под рваной шали совершенно новую медную сковородку, отдала ее девушке и говорит: — Возьми вот, дочка. Другого у меня ничего нет, тебе она, может, на что-нибудь и пригодится.

Сказала и ушла.

Девушка снова принялась распевать во все горло, прищелкивая пальцами по сковородке, будто по бубну, — а сковородка так и звенит у нее под рукой. Потом, расшалившись, поставила сковородку на погасшую плиту и спрашивает отца:

— Чего, батюшка, желаете? Котлету или жаркого?

Не успела выговорить — вспыхнул под плитою огонь, на сковородке появилось жаркое и по всей хижине разнесся такой вкусный запах, что, кажется, мертвого из гроба поднял бы.

— О какое чудо, дочка! Ну, мы с тобой теперь разбогатели!

На сковородке дымились две чудесно изжаренных котлеты, а огонь под плитою сам собою погас. Половину отец с дочерью сами скушали, другую половину разделили между соседями, которые победнее. А запах жареного разнесся по всей улице.

И так с тех пор каждый день: ровно в полдень девушка ставила сковородку на плиту и спрашивала отца:

— Вы чего желаете — котлету или просто жаркого?

— Жаркого, — скажет, бывало, отец.

И, спустя немного времени, было готово великолепное жаркое, в таком количестве, что на шесть человек его хватило бы! Часть отец с дочерью съедали сами, а оставшееся отдавали соседям, которые победнее. Запах жареного разносился по всей улице.

Стали люди обращать внимание на это; те же соседи, с которыми они каждый день своим куском делились, начали болтать на их счет:

— Как это отец с дочерью в такое трудное время, когда ни какого заработка нету, так хорошо питаться могут?

Дошли эти толки до короля. И как раз в это время захворала отсутствием аппетита королева — ничего кушать не могла, так что доктора уже не знали, чем ей помочь. Королеве хотелось покушать чего-нибудь такого, что возбуждало бы аппетит одним запахом своим, и все ломали головы — чем бы угодить ей? Но какое кушанье ей ни подадут, королева только голову с отвращением отворачивает:

— Унесите поскорее! Меня от этого только тошнит!

Вот король, прослышав о чудесном запахе, шедшем от кушаний, приготовленных дочерью крестьянина, сказал докторам:

— Попробуем, чтобы эта девица приготовила кушанье для королевы? Может быть, оно понравится ей своей необычностью?

Велел позвать девушку и спрашивает ее:

— Хочешь быть кухаркою королевы?

— Как вам будет угодно, ваше величество! — отвечает она.

— Переезжай жить во дворец.

— Хорошо, ваше величество. Только уговор дороже денег: когда я буду готовить, со мною в кухне может оставаться только мой отец!

— Согласен, пусть с тобою остается в кухне один твой отец.

Настало время готовить кушанье для королевы, девушка пришла к ней и спрашивает:

— Что прикажете, ваше величество, котлету или просто жаркое?

— Котлету, — отвечает королева.

Выслала девушка всех служащих на королевской кухне за двери, от повара до судомойки включительно, заперлась на ключ, осталась одна с отцом, поставила сковородку на плиту и говорит:

— Сковородка, изжарь, пожалуйста, котлету!

Только понюхала королева, какой от приготовленной сковородкою котлеты запах вкусный идет, и сразу почувствовала себя много лучше. Говорит девушке:

— Да будут благословенны руки твои, дочь моя!

Поела с большим аппетитом, чего уже много времени с нею не случалось, и в знак благодарности подарила девушке бриллиантовое ожерелье.

— Ваше величество! — воскликнула та, — такое ожерелье разве только королеве носить пристало, а не мне, бедной крестьянке!

— Ты тоже королева, дитя мое, королева всех кухарок.

И собственными руками надела ожерелье девушке на шею.

Каждый день в награду за приготовленное кушанье королева дарила девушке что-нибудь из своих драгоценностей, — то великолепную брошь с изумрудами, то серьги с жемчужинами, величиною с куриное яйцо, то браслет, усыпанный рубинами.

Говорит, бывало, девушка:

— Ваше величество, не пристало мне, простой крестьянке, носить такие королевские украшения!

А королева ей в ответ:

— Дитя мое, ты тоже королева, королева всех кухарок.

При дворе только и разговору было, что об этих удивительных кушаньях, а доктора диву давались, как быстро излечилась упорная болезнь королевы и такими простыми средствами, как котлеты да простое жаркое — сковородка других кушаний не готовила.

В один прекрасный день в комнату к королеве-матери вошел королевич как раз в то время, когда та только что изволила откушать.

— Как у вас вкусно пахнет, ваше величество! — воскликнул он.

— Это от котлеты, королевич.

Зашел к ней сын как-то в другой раз, и опять ему запах понравился:

— Как у вас вкусно пахнет, ваше величество!

— Это от жаркого, королевич.

— Вы всегда кушаете одно и то же, ваше величество?

— Всегда! Но каждый раз у этих кушаний для меня другой вкус.

— Как это вашей кухарке сделать удается?

— Это уж ей самой знать!

Разгорелось у королевича любопытство, и захотелось ему пойти на кухню, посмотреть, как девушка работает, а та и говорит ему:

— Когда я кушанья готовлю, в кухне имеет право оставаться только мой отец.

— Но я — королевич!

— Королевич или не королевич — мне все равно: мне сам король дал слово, я имею право быть на кухне одна вместе со своим отцом, когда готовлю.

Обозлился королевич, схватил закопченную сковородку и мазнул ею девушку по лицу, так что та в один миг стала похожа на арапку.

И с этого дня сковородка перестала жарить, а лицо девушки оставалось черным, как ни мыла, как ни терла она его мылом, чтобы стереть сажу.

Королева, лишившись своих любимых кушаний, снова захворала, и с каждым днем ей становилось все хуже да хуже, совсем, бедная, при последнем издыхании лежит!

Король, который очень любил свою жену, так рассердился на сына-королевича за легкомысленный поступок, что едва не приказал ему голову отрубить. Уж только по просьбам королевы смилостивился над ним отец, не приказал его казнить, а лишь изгнать из пределов королевства с тем, что у королевича на плечах было.

Девушке больше нечего было делать во дворце. Вернулись они с отцом в свое прежнее жилище и принялись жить по-старому: он ходил снова на поденную работу, а она пряла пряжу да ткала полотно. Но не пела и не показывалась за порогом дома, стыдясь черного лица своего, вымазанного сажей, боялась, что люди станут над нею смеяться. Часто вздыхала и жаловалась девушка:

— Будь проклята эта сковородка, да и та, что дала мне ее, с нею вместе...

Вдруг слышит однажды, будто кто-то тихонько говорит:

— Oй, не говори так, девушка, не говори!

Обернулась в угол, откуда голос послышался, никого не увидела и, еще пуще разобидевшись, повторила:

— Будь проклята эта сковородка, да и та, что дала мне ее, вместе с нею!

— Ой, не говори так, не говори!

— Кто это говорит со мною? — воскликнула девушка, — вы меня пугаете.

А голос еще раз как будто издали проговорил:

— Не говори так...

Вернулся отец вечером домой, девушка рассказывает ему о том, что случилось, и просит его:

— Останьтесь со мною завтра, батюшка, я боюсь!

Не пошел отец на другой день работать и, так как дочь его из страха перед вчерашним голосом не решалась повторить своего проклятия, задумал отец сам попробовать, не выдумывает ли, мол, девушка, и говорит:

— Будь проклята эта сковородка, да и та, что нам дала ее, вместе с нею...

Да как закричит:

— Ай!..

В ответ на свои слова он получил здоровую оплеуху. Испугался и он.

— Уйдем, — говорит, — из этого дома, из деревни этой уйдем! Кто его знает, какие горести нас еще ждут здесь?..

Подошли отец с дочерью к двери, хотели ее отворить и никак не могут щеколды приподнять, хотят окошко отворить, на помощь к себе людей позвать, а задвижка оконная еще меньше их слушается. Как тут быть?

— Бедные, — говорят, — мы бедные, как мы теперь жить будем?

Случайно на этот день пищи у них хватило, но на другой день им сильно захотелось есть, а еды никакой в доме нет! Точно замуровали их в доме, даже позвать на помощь к себе не могут!

— Бедные мы, бедные! — говорят отец с дочерью. — Придется нам, видно, помирать голодной смертью!

А сковородка на стенке висит и так и блестит, чистенькая такая снова стала с тех пор, как мазнул королевич девушку по лицу.

Смотрит девушка на сковородку злобным взглядом, глаза у нее полны слез, так и просится ей на язык сказать злое слово, да не смеет...

И вдруг видит, что сковородка сама собою шевелится и звенит, как в тот день, когда в первый раз попала в руки девушки и она в нее, точно в бубен, била. Сняла девушка сковородку со стены, поставила на погасшую плиту и говорит отцу:

— Чего, батюшка, прикажете? Котлету или просто жаркого?

Не договорила она еще последнего слова, как огонь под плитою вспыхнул и сковородка снова начала жарить, а по комнате разнесся такой вкусный запах, что отец с дочерью в один голос воскликнули:

— Да будет благословенна сковородка и та, что нам ее дала!

Подбежали они тотчас к дверям — не тут-то было: щеколда как не поддавалась, так и не поддается. Бросились к окну — задвижку отодвинуть не могут. Но вкусный запах разнесся по всей улице.

Немедленно слух об этом происшествии дошел до самого короля, и тот послал за девушкой своих придворных. Приходят те к домику крестьянина и говорят:

— Отворите, его величество вас спрашивает!

— Не можем мы вам отворить, отворяйте сами!

Послали за столярами и слесарями, чтобы отпереть замки и открыть двери, но как ни старались люди — все напрасно! Двери и окна никаким усилиям не поддавались.

Послали тогда за каменщиками, чтобы стену разобрать или дыру в ней проломить, но и каменщики инструменты свои поломали, а стена стоит перед ними целёшенька, несмотря на все их старания, точно из бронзы отлитая.

А королеве все хуже становилось. Король рад был отдать половину своего королевства, чтобы спасти любимую жену, да что поделаешь с этими проклятыми замками и дверью?

Наступил, наконец, такой печальный день, когда королева закрыла глаза, вытянулась неподвижно, как мертвая, и перестала дышать. Все подумали, что она скончалась. Поднялся в королевском дворце плач и рыдания. Король от горя волосы на голове себе рвет...

Но вдруг королева открыла веки и сказала:

— Видела я сейчас во сне, будто принесли меня к тому дому, где живет девушка, и от одного запаха ее кушаний я начала выздоравливать. Ваше величество, мне хотелось бы испытать, верен ли мой сон!

Подняли слуги кровать королевы и отнесли ее, точно на носилках, к дверям замурованного дома. Просит королева:

— Королева кухарок, позволь мне подышать запахом кушаний твоего приготовления!.. Королева кухарок, прошу тебя!..

Ни звука не раздалось в ответ на просьбу королевы и — запаха не слышно.

Второй раз слезно просит королева — и снова в ответ ни звука, ни запаха.

Тогда уж сам король не выдержал и воскликнул:

— Эй, королева кухарок, ответь! Если ты исполнишь просьбу королевы, даю тебе слово, что ты станешь настоящей королевой.

— Ваше величество! — почтительно перебил короля один из его министров. — Какое неосторожное слово сорвалось с ваших уст! Ведь слово короля неотменимо...

— И не будет отменено! Сию минуту отправьте посланцев за королевичем, пусть он немедленно явится сюда.

— А если королевич не пожелает жениться на девушке?

— Тогда... Тогда я ее возьму себе в дочери, и она все равно будет королевой.

Тотчас же во все стороны разослали гонцов, а по воздуху распространился восхитительный запах жареного...

Королева, вдыхая этот запах, начала возвращаться от смерти к жизни. Король и министры, придворные и весь народ, собравшийся вокруг ложа королевы, почувствовали, будто все они превкусно и сытно пообедали!

Несколько недель подряд никто во всем городе ничего не готовил и не зажигал огня под плитою. Ждали часа, когда королеву приносили к дверям замурованного домика, собирались к нему и, как только по воздуху разносился запах жареного, все поднимали носы кверху, втягивая ноздрями дух, и спустя минуту удовлетворенно вздыхали, как после сытного, вкусного обеда...

Но шли дни за днями, а никто из посланных за королевичем гонцов не возвращался. Запах кушаний становился все слабее и слабее, что приводило в ужас короля и королеву, — ведь королева еще не совсем поправилась, и боялись возвращения болезни.

Народ тоже привык к удобному и дешевому угощению, поэтому все в королевстве стали ворчать и негодовать на глупых посланцев, которые не могли найти королевича. В одно прекрасное утро вернулся, наконец, один из гонцов, за ним — другой, третий и так далее, все усталые, измученные.

Спрашивают их:

— Нашли королевича?

— Нет, — отвечают, — не нашли!

Через два дня явился последний гонец, самый усталый и измученный. Спрашивают его:

— Ну что, нашел королевича?

— Нет, но я нашел человека, который знает, где он находится. Этот человек — пастух, пасет коз далеко-далеко отсюда. Сказал он мне так: «Отгадай прежде мою загадку, тогда я скажу тебе, где королевич». Загадки я не сумел отгадать, так он и не сказал мне, где королевич!

— А какая же загадка?

— Да вот:
Я не был рожден пастухом, Но пасти и стричь свое стадо, — Таков мой удел от рожденья.

— Болван! Да ведь это он сам и был! — закричал первый министр, а уж ему-то ли было не знать, как овец стригут? — Веди меня скорее к этому пастуху...

И немедленно отправился вместе с гонцом в путь. Действительно, когда они добрались до места, то нашли самого королевича, одетого пастухом. Бедняге столько пришлось пережить за это время, что ему просто не верилось, что он снова может стать королевичем, даже если для этого надо жениться на кухарке.

Прибыл королевич в королевство своего отца и тотчас же отправился к замурованному домику, постучался в дверь и говорит:

— Это я, королевич!

Но вместо двери распахнулось окно, и в нем показалась девушка с вымазанным сажею лицом и закопченною сковородкою в руках. Девушка пропела:

Вот, королевич, мое приданое:
Кто хочет взять меня женою,
Пусть сажей начернит лицо.
Кто сделать этого не хочет,
Пусть уйдет туда, откуда пришел.

Смутился королевич — неловко ему при всем народе, который сбежался к дому, узнав о его возвращении, мазать себе сажею лицо. Но потом подумал, пожал плечами, взял сковородку и вымазал себе все лицо так усердно, что стал черен, как арап. И чем больше покрывалось сажею лицо королевича, тем белее становилось лицо девушки, пока не стало совсем чистым.

— Теперь можете войти! — сказала она королевичу.

Двери сами собой распахнулись, и девушка показалась на пороге, одетая в великолепное платье и украшенная всеми драгоценностями, подаренными ей королевою, пока она служила у нее кухаркой. Девушка была так хороша собой, так величественна, точно и впрямь была рождена королевой.

Народ от радости захлопал в ладоши, все закричали:

— Да здравствует наша королевна! Да здравствует королевич!

Надо сказать, что народ все-таки посмеивался, видя королевича, вымазанного сажей. Но девушка подошла к нему, отерла его лицо полою своего платья и в одну минуту стерла всю эту черноту.

Королева выздоровела от своего недуга даже прежде, чем королевич с девушкой успели обвенчаться.

Свадебные торжества длились целый месяц!

А когда они прошли, королевич спросил жену:

— Что же мы теперь будем делать со сковородкою?

А тут как раз вскоре должен был наступить Новый Год! Вот молодая королевна и говорит:

— Пошлем объявить народу, чтобы каждый, у кого есть в доме сковородка, пришел ко дворцу. Кто дотронется своей сковородкой до нашей, у того сковородка тоже сама собою жарить начнет. Это будет всем наш новогодний подарок!

Можете себе представить, какое пошло по всему королевству угощенье? Что ни день, то у каждого пир горой! Никто ничего не готовит, плиты не топит, поставит себе свою сковородку на холодную печь да скажет:

— А ну, сковородка, котлету! Или приготовь-ка мне жаркого!

И все сковородки в королевстве жарили вовсю, люди кушали до отвала, и каждый раз у кушаний был свой особый вкус.

Потом новогодние праздники давно прошли, а люди никак не могли остановиться в своих бесконечных пирушках. Только и делали, что ели да бездельничали. И работать совсем перестали — вконец обленились.

Но только уж так на свете повелось, что, кто сам не трудится, никогда ничем не бывает доволен.

Стали обленившиеся люди сначала понемногу, а потом все больше и больше ворчать:

— Что это, право, все котлеты да жаркое, только и всего!

Такая неблагодарность рассердила фею, подарившую девушке волшебную сковородку, и в один прекрасный день, или, вернее, в один печальный день, приняла она вид старушонки и снова предстала перед королевной.

— Это я, — говорит, сковородку тебе подарила! Люди, я слышу, ворчат: «Все только котлеты да жаркое?» Вот, возьми другую сковородку, эта жарит по-другому! Пусть придут к тебе и дотронутся своими сковородками до этой, увидят новое чудо...

Фея исчезла. Королевна велела оповестить народ, чтобы все пришли к ней со своими сковородками.

Народ тотчас же сбежался. Потерли они свои сковородки и — обманулись в ожиданиях!

Перестали люди кушать котлетки да жаркое, теперь кушанья были все разные, но такие горькие и невкусные, что их в рот взять нельзя было.

Вот по их-то вине и не водится больше на свете сковородок, которые сами жарят, что им ни закажи.