как кататься на серфе

Раньше я считала многие вещи недоступными и неподвластными мне. Давно в детстве, глядя как пацаны вставали на водные лыжи, а женская часть компании стояла в сторонке и томно обсуждала происходящее, я не решилась преодолеть гендерный барьер. Со стороны было видно, что даже тренированным бесшабашным мальчикам всем по-разному дается эта развлекуха. Кто-то встал и поехал, а большинство тонет, не может удержаться на ногах и пр. да и с бензином напряженка. Иногда я пытаюсь компенсировать недостаток женственности тем, что присоединяюсь к женской части коллектива, которая дружно нарезает овощи на кухне или беседует о секретах женской красоты и привлекательности. Заканчивается это быстро и плохо. Стоит мне попытаться вставить слово в разговор – он немедленно спотыкается и все оборачиваются на меня с недоумением. Ну просто мне хочется иногда побыть тоже такой, про которых мужчины говорят, что она загадочная, недоступная и вообще птица-лебедь. Но, природу не обманешь. В итоге меня называют «своим пацаном», здороваются за руку и нормально относятся, когда я в споре нецензурно и экспрессивно отстаиваю свою точку зрения. Правда, цветов не присылают.
Первый раз вживую я увидела серф лет пять назад. Местный полуолигарх Котляров привез его «для сэбэ» и никому не разрешал трогать, так как вещь дорогая и атрибут буржуазии. Можно было только Боре, потому что «он умеет», легендарный персонаж – колдун, друг Котлярова и когда-то сделал серф сам себе своими руками. Зрелище было примечательное, но недоступное, как по запрету, так и по ощущению. Невозможным казалось овладеть премудростью. Теоретически можно было в отсутствие Котлярова преступным путем воспользоваться, но – вдруг поломаешь – греха потом не оберешься, да и к чему такие сложности. Один раз Боря, как добрый человек, подсадил меня на доску и прокатил вдоль пляжа. Конструкция была очень шаткая и на мой взгляд нереальная к управлению.
Потом как-то пару лет назад Котляров, уже не будучи таким уж олигархическим (нашлись и поолигархичнее) снизошел и позволил Отцу Александру, как очень уважаемому и бородатому человеку попробовать тоже. Все мы сначала с интересом, а потом уже так, краем глаза наблюдали, как день деньской Саша падает с него в холодную воду на разном расстоянии от берега. И, ставший уже привычным уху частый сильный всплеск воды от падения человеческого не самого легкого тулова. Это некоторым образом закрепило мое мнение о невозможности простому неолимпийскому человеку взять и покататься на доске под парусом. Иногда Саше удавалось какое-то время продержаться на нем, не упав, но это скорее было несистемной случайностью. Все мы пробовали прокатиться на акваскипере, и Лёня, однажды продержался метров 70, но в итоге, было признано, что ошибка конструкции, и просто весело собраться разнородной толпой и с берега всем ржать над одним человеком, который ебется там на воде и у него ничего не получается.
Ну и плюс Отец Александр – это такой человечище, он уже как памятник, отец-основатель, глава клана, губернатор острова Борнео и просто монументален. Фактурный дяденька. Когда-то давно пугал меня тем, что с безумным блеском в глазах рассказывал про « выделенную линию АДСЛ и безграничный трафик!!!!»То было в древние времена, теперь-то у него оптиковолокно. Он же когда-то давно дал мне в руки губную гармонику (до мажор!) , велел извлекать звуки и после назвал это «консонанссно». У него их штук 5 ( хотя нехорошо говорить про инструмент – штук) и он позволяет мне брать самую интересную и маленькую. А когда нас с Муной посетило вдохновение на новый год у них в гостях (Муна танцевала, я играла на губной гармошке. Всю ночь), и мы только утром заметили прикорнувшего на кухне Сашу и злого уходящего Джаза, и я попыталась извиниться, он сказал – «Все было и есть клево.» Я этого никогда не забуду. Он же пугает Лёню октавами и тональностями и заставляет его не просто скупать винтажные телекастеры, но и учиться играть на них. И он, в отличие от Вадика, никогда не говорил мне : «ну Натаха, если так сильно хочется петь – ты, конечно, пой…» У него есть чудесная жестяная коробочка «Три богатыря» со всеми причиндалами. А когда мы увидали в этой коробочке огромную прессованную шайбу, Лёня истерично спел: «В хоккей играют настоящие мужчины! Трус не играет в хоккей!». Он профессиональный музыкант и звукач. С компьютером и сотовым телефоном он может не расставаться сутками и прожить пару десятков лет на необитаемом острове. Его девиз: «Ни за что не сдамся, буду лежать на диване до последнего!». Его фигура имеет плавную обтекаемую грушевидную форму, а также развевающиеся длинные космы как у Бетховена и бороду. Он был известен, как человек, который за 5 месяцев может ни разу не спуститься на пляж, а зимой раздеться догола и впрячься в такую упряжь, которая везет на лыжах резиновую лодку по льду. Он заходит в воду не торопясь, от 40 до 60 минут, чтобы прохладная водица не обжигала О-ля-ля. У него студия в театре. У него 8-метровая лоджия с роскошным диваном на 13-ом последнем этаже. У него вид с лоджии – почти как Голден Гейт. Я позавчера допустила досадную суетную оплошность, когда была у него в гостях – опустила специальную насыпательную ложку для сахара из сахарницы в стакан с чаем и размешала. Петруха, когда увидел это – согнулся пополам от хохота, потому что нам предстояло выслушать все про эту ложку, которую некомильфо мочить в чае, а потом снова ставить в сахар, тем более она одна такая – элегантно-удлиненная. А слово «некомильфо» всплыло, когда в диких условиях природы и удаленности от цивилизации при открытии сезона и всеобщем весельи у героя балкарского эпоса дяди Тахира начал камень выходить из почек, и сначала просто было очень хуево и непонятно, а потом он чуть ли не отьъехал, все в истерике, бегают-суетятся, поскальзываются в лодках, падают в воду, думают кого сажать за руль и как вызвать скорую. Тут Саша и говорит: Некомильфо. И он был женат на ведьме –колдунье-волшебнице– спасительнице всего человечества. Что уж тут говорить. Без Саши мы давно все пропали бы и сгинули неизвестно где. Только на нем все и держится. Да вот еще вспомнила. У нас там есть такая птичка, она пикает короткими пиками с абсолютно одинаковой интонацией через равные промежутки времени. Как-то мы зависали, птичка занудно пикала, я возьми и встрепенись: Кто это там пикает? –говорю. – «С тобой, свинья, не пикает , а…. – был мне Сашин ответ. Он необъятно добр, интеллигентен и отзывчив. Когда же будет про серф, спрашиваете вы меня?

 

Кипела кровь в игре страстей
И ты невольно шел за ней
По бездорожьям.
Но свет, сбивающий с путей,
Был светом Божьим.
                 Роберт Бёрнс

   

    Человек постоянно закидывает себя в будущее своим наброском. По-другому скажу: человек постоянно стремится к порождению нашего совместного воображения - к агальме. Человек хочет вырваться из мира душной естности. Человек ощущает себя лишенцем. Поэтому в воображении он создаёт потусторонний мир, где ему якобы будет ништяк. Неважно как смертный его обзовёт - рай, нирвана, мокша, неважно. Важно вот что: этот мир стрёмный, значит должен быть мир', где хорошо. И мало того мир' - это подоснова этого мира. Потому что мир' лучше для нас, и мы хотим иметь с ним связь. Значит тот мир - причина этого. Это инвестиция в субтильное золото. Экономический мотив. Постав. Метафизика.
  Читая Хайдеггера, у меня складывается ощущение что Хайдеггер как будто вращался вокруг некой буквально тоски по Бытию. Как-будто хотел ухватить его, понимая что это ему никогда не удасться. Бытие - ничто из сущего, это не вещь, Бытие вообще не есть. Вот эта тоска и вызывает опредмечивание человеком Бытия - фетишизацию. Потому что человек хочет столкнуться с Бытием, восприять его, а того всё нет и нет. И тогда человек начинает выдумывать "Бытие", прирученное собственным воображением. Он помещает эту выдумку в речь, в язык, пытаясь магической силой слова удержать фантазм. Но это ложь. Бытие не живёт в загородках. Означающее сплывает с неуловимого Означаемого. Но почему Бытие ускользает? Или по-другому: почему мы его не воспринимаем, как Вещь?
    Ответ прост: потому что Бытие - это Другой. Совсем Другой. Вся эта тоска ничто иное как превращённая форма диалога. Наши нарциссические галлюцинации - это следствия нашего неутолённого желания услышать ответ от самого Бытия. Мы ставим в своём умственном пред-ставлении призрачного двойника (образ себя), чтоб хоть с кем-нибудь пообщаться по душам. Хайдеггер говорил что вопрошание это и есть наша обращённость к Бытию. Но великому немцу не хватило лишь одного шага - понять, что вопрошание - это молитва. Неценное, низачемное диалогическое обращение к Другому. Именно поэтому Бытия и не видно, поэтому оно не вещь. Мир - это всего лишь ненавязчивая Граница между человеком и Другим. Место События Встречи.

 

 

 

Игумен Петр (Мещеринов)

Большинство церковных людей под церковностью понимают сложившуюся сегодняшнюю православную субкультуру. «Субкультурность» церковного мировоззрения — одна из важнейших нынешних проблем. Церковь - вселенская; она обнимает собою не только пространство и время, но и все явления человеческой жизни без исключения. В духовно-аскетическом плане вселенская церковность изгоняет из всех этих сторон жизни грех и страсти, привносит в них благодать Божию и благородство неотмирности, которая освобождает человека от связанности миром сим и делает его мудрым и искусным во всех своих действованиях. Субкультурность же до чрезвычайности сужает этот вселенский горизонт и полагает, что христианская духовная и нравственная жизнь зависит от одежды, еды, тех или иных эстетических вкусов, национальных интересов или общественно-политических расположений. Именно поэтому субкультурность на самом деле есть прямое порождение стихий мира сего, явление по существу языческое и на сто процентов посюстороннее. Где есть неотмирность, а следовательно, и подлинная церковность, там нет места столь выразительно описанной в данном вопросе субкультурности.

Подробнее...

 

Пока грубая схема (без учёта деталей, суперпозиций-наложений и переходных этапов):

1. Эпическое время - неолитическая революция в сознании. Прогрессивный её результат - кастрация Великого кома. Мифический образ: эпическая тоска по Золотому Веку.

2. Платонизм - рабовладельческая революция в сознании. Прогрессивный её результат - артикулированное выделение идеального, как субтильного объекта. Мифический образ: Зевс - гармонический рабовладелец на вершине горы Меру.

3. Христианский платонизм - феодальная революция в сознании. Прогрессивный её результат - максимальное одухотворение идеального. Мифический образ: живая икона Бога-Творца.

4. Картезианство - буржуазная революция в сознании. Прогрессивный её результат - приватизация (присвоение) идеального атомарным сознанием - субъектом. Мифический образ: Сверхчеловек.

5. Персоналистический диалогизм - социалистическая революция в сознании. Прогрессивный её результат - обобществление идеального. Мифический образ: дазайническая коммуна.

P.S. Донеолитическое сознание не рассмотрено за недостатком данных.

Н. Демурова
(К переводу эксцентрических сказок Льюиса Кэрролла)

Совсем недавно я прочла наконец книгу Уоррена Уивера “Алиса на многих языках”. Того самого Уоррена Уивера, математика, который первым пришел к идее машинного перевода... Уивер - основатель “Алисологии” - приводит в своем труде внушительную статистику. Кэрролловская “Алиса в стране чудес” переведена на 42 языка, в том числе на такие “редкие”, как суахили и каннада (Южная Индия). На некоторых языках “Алиса” уже старушка - она выдержала свыше 20 переводов, на других она лишь начинает свою жизнь.
У современных русских переводчиков “Алиса” твердо считалась непереводимой. Очевидно, они, как и я, были незнакомы с исследованием Уивера. Помню, как десять лет назад я отбирала тексты для “Антологии английской детской литературы”. “Алиса”, конечно, занимала в ней почетное место. Я выбрала знаменитую сцену суда - завершение первой книги. Заглянула, составляя комментарий, в старые переводы, увидела, как далеки они от чудесного текста Кэрролла, и недрогнувшей рукой написала в предисловии: “Вся “Алиса” построена на метафорических образах, вошедших в плоть и кровь англичан... Глава о “безумном чаепитии”, например, является сплошной расширенной метафорой. Метафорический образ становится пружиной действия. На этом приеме расширенной метафоры построены обе книжки Льюиса Кэрролла. Такая особенность Кэрролла делает его чрезвычайно трудным, практически невозможным для перевода на другие языки. В тех случаях, когда метафора чужда другому языку, она умирает. Пружина теряет упругость, действие - смысл, книжка становится непонятной”.

Читать далее...