Что касается совершения богослужения, должно сохранять некоторые торжественные публичные обряды, учрежденные по благочестивому согласию всей Церкви с целью поддержания доброго порядка и внешней красоты. Следовательно, сохранение церковных обрядов, которые были одобрены по серьезном размышлении и которые преподают в публичных собраниях полезные наставления по многим вопросам, также относится к задачам церковного служения. Служителю также не стоит изменять их, полагая тем самым преткновение Церкви, в соответствии с какими-то личными пристрастиями своего ума. Следовательно, шестой обязанностью служителей является сбережение церковных обрядов.

— Иоганн Герхард

Слово "адиафора" стали понимать — по крайней мере, такое создается впечатление, — в том смысле, что эти вещи не имеют никакого значения, никакой важности. Подобное понимание адиафоры неверно. Такие вещи, как литургия, музыка, литургические облачения, здания, переводы, церковное управление, имеют большую важность. Называя их адиафорой, мы говорим: "Они не заповеданы и не запрещены Богом, а потому подлежат человеческому рассмотрению, человеческому выбору, человеческим суждениям". Важность же адиафоры заключается в том, как она отражает наше учение и нашу жизнь, и что она защищает и взращивает.

— Dr. Kenneth Korby. The Pastoral Office and the Priesthood of Believers

Действительно, среди всех церквей, которые вышли из-под папской власти, именно лютеран обвиняют в том, что они сохранили многие папские злоупотребления и менее остальных преуспели в самоочищении. Говорят, к примеру, что в нашей церкви до сих пор бросаются в глаза священнические облачения, церковные украшения, картины, алтарь, распятия, свечи, исповедь, знамение креста и тому подобное. Но, друзья мои, тот, кто считает все эти безобидные вещи остатками папства, не знает ни того, что такое папство, ни того, чему учит Библия. Уже один тот факт, что лютеранская Реформация не выступала против безразличной адиафоры, но сохранила то, что согласовалось со Словом Божьим, показывает, что это была не безудержная революция, но библейская реформация.

— Карл Вальтер

Я категорически не согласен с идеей, что та или иная конкретная форма богослужения зависит от интересов и пожеланий людей. Хотят ли люди литургию на латыни или на понятном всем языке, это не должно быть главной причиной литургических перемен. Угождение желаниям людей — это такая же тирания, как произвол конкретного архиепископа или местного священника. «Нам хочется» не входит в число причин для изменения литургии. Люди могут хотеть хлопать в такт ритмичной песне, которую исполняет непрофессиональная «группа прославления», или стоять на коленях и молиться, пока профессиональный хор поет ординарий на латыни, но все это не должно определять то, что происходит в нашей церкви воскресным утром.

В нынешнем мире многие являются твердыми приверженцами того или иного бренда. Они отказываются довольствоваться чем-либо меньшим, нежели первый, высший сорт. К примеру, люди, предпочитающие технику фирмы Sony, либо покупают продукт этой фирмы, который соответствует их запросам, либо дождутся, пока эта фирма выпустит нужный им продукт. Иногда мы также подходим к выбору автомобиля (хотя в моем случае желания настолько превосходят финансовые возможности, что мне остается только мечтать о недостижимом). После одного из моих привычно критических постов в этом блоге я получил электронное письмо с вопросом: «А что вообще может сделать тебя счастливым?» Намек был на то, что мои стандарты неразумно высоки, а мои критерии правильного неоправданно жестки, а потому богослужебная практика лютеранской церкви никогда не сможет меня удовлетворить.

Никому не следует в проповеди выступать против тех традиций, относящихся к адиафоре, которые были установлены ради порядка. Напротив, нам следует поощрять их, дабы прихожане в страхе не отшатнулись от таких обрядов и традиций и не стали презирать любое проявление благочестия в принципе. Это случится везде, где проповедники отвергают все традиции без разбора, что мы и наблюдаем сейчас во многих местах, где люди не ходят в церковь или, если ходят, без почтения относятся ко всему святому.

— Urbanus Rhegius. Preaching the Reformation

Мы, однако, выбираем средний путь и говорим: не должно ни требовать, ни запрещать, ни вправо, ни влево. Мы не паписты и не последователи Карлштадта, но мы свободны, и мы христиане — мы возносим или не возносим Дары так, там и тогда, когда нам угодно, в соответствии со свободой, которую дал нам Бог. Точно так же, как мы вольны оставаться безбрачными или вступать в брак, есть мясо или нет, носить касулу или нет, накрывать голову капюшоном или нет, выбривать тонзуру или нет. В этом отношении мы в своем праве и не потерпим никакой заповеди, никакого учения, никакого запрета.

— Мартин Лютер, LW 40:130

Никому не должно в проповеди выступать против тех традиций, относящихся к сфере adiaphora, которые были приняты ради поддержания порядка. Напротив, нам следует одобрительно отзываться о них, чтобы прихожане не отшатнулись в испуге от подобных обрядов и традиций и не начали с презрением относиться к любым проявлениям благочестия.

— Урбанус Региус, Шмалькальденский исповедник, проповедник Реформации

Мы знаем и твердо убеждены, что суть, душа лютеранства — не во внешних обрядах, а в чистоте учения. Если некая община имеет самые прекрасные церемонии и совершает их наилучшим возможным образом, но не имеет чистого учения, она будет какой угодно, но только не лютеранской. Мы с самого начала настаивали на необходимости хороших церемоний — не потому, что для нас так важны внешние формы, но чтобы правильно распорядиться нашей свободой в этих вопросах. Ибо истинные лютеране знают, что, хотя эти вещи не являются необходимыми (поскольку никакая заповедь свыше не обязывает нас иметь их), их, тем не менее, можно иметь, потому что хорошо составленные церемонии привлекательны и красивы и не запрещены в Слове Божьем. Таким образом, лютеранская церковь не упразднила «свечи, золотые сосуды [специальные тонкие свечи, напрестольные пелены, статуи святых] и тому подобные вещи» (Апол. XXIV), но оставила их на усмотрение людей. Секты поступили иначе, потому что не знали, как различать в Слове Божьем то, что заповедано, запрещено и оставлено на усмотрение людей. Достаточно вспомнить о безумии, которое творили Карлштадт и его приверженцы и последователи в Германии и Швейцарии. Мы, со своей стороны, сохранили обряды и церковные украшения для того, чтобы своими действиями показать, что мы правильно понимаем суть христианской свободы и знаем, как поступать в тех вопросах, относительно которых Бог не дал ни заповеди, ни запрета.

Мы отказываемся руководствоваться мнением тех, кого оскорбляют наши церковные традиции. Мы еще более твердо держимся их, когда кто-то пытается заставить нас из-за них почувствовать себя виноватыми. Римское антихристианство порабощает немощную совесть людей, навязывая им соблюдение человеческих ритуалов со словами: «Ты должен соблюдать то-то и то-то!»; секты порабощают совесть людей, запрещая и клеймя как грех то, что Бог оставил на наше усмотрение. К несчастью, многие из наших христиан лютеранского исповедания по-прежнему не имеют надлежащего понимания своей свободы. Об этом свидетельствует их отвращение к церемониям.

Поистине горько, что многие наши собратья-христиане видят разницу между лютеранством и католицизмом во внешних вещах. Когда человек жертвует добрыми и древними церковными традициями в угоду пребывающим в заблуждении американским деноминациям, чтобы они не обвинили нас в католицизме, — это жалкая и ужасная трусость! Вот уж, поистине так! Почему я должен бояться методиста, который извращает спасительное Слово, или стыдиться того, что делаю с чистой совестью, а не радоваться тому, что по нашим церемониям они могут понять, что я не из их числа?

Очень плохо, что в нашем Синоде преобладают такие совершенно разные церемонии, и что во многих общинах до сих пор вообще нет никакой литургии. Конечно многие по-прежнему испытывают предубеждение, в особенности против респонсорного пения пастора и прихода, — это, впрочем, не меняет того факта, что подобные предубеждения очень глупы. Благочестивый отец Церкви св. Августин говорил: «Qui cantat, bis orat — Кто поет, дважды молится».

То же самое можно сказать и по вопросу о литургии. Зачем общинам или отдельным людям в общинах стремиться сохранить существующее предубеждение? Как это было бы глупо! Ибо из слов св. Павла (1 Кор. 14:16) прежде всего ясно, что в его время в общинах существовали такие же традиции. Эта традиция сохранялась в лютеранской церкви на протяжении 250 лет. На ум человека производит большое впечатление, когда торжественность богослужения напоминает ему, что он находится в доме Божьем, и побуждает его с детской любовью к своем небесному Отцу выразить свою радость таким же привлекательным образом.

Мы не требуем, чтобы среди всех верующих христиан было единообразие восприятия или ощущения или вкуса — и никто не смеет требовать, чтобы все думали так же, как он. Тем не менее, непреложная истина заключается в том, что лютеранская литургия настолько отличает богослужение лютеран от богослужения других церквей, что церковные здания последних больше напоминают лекционные залы, в которых к слушателям просто обращаются с призывом или наставлением, в то время как наши церкви по истине являются домами молитвы, в которых христиане публично, на виду у всего мира, служат великому Богу.

Единообразие обрядов (например, в соответствии с изданным нашим Синодом богослужебным уставом Саксонской церкви, который является самым простым из многочисленных лютеранских богослужебных уставов) было бы крайне желательно по причине его полезности. Несчастный раб папы, куда бы он ни пошел, везде находит одну и ту же форму богослужения, благодаря которой он сразу узнает свою церковь.

У нас все по-другому. Человеку, приехавшему из Германии и не имеющему подлинного понимания учения, зачастую приходится долгое время искать свою церковь, и в результате многие уже были потеряны для нашей церкви. Все было бы совершенно иначе, если бы во всей лютеранской церкви существовала единая форма богослужения! Конечно, поначалу это принесло бы только внешние преимущества, но эти преимущества никоим образом нельзя назвать неважными. Разве многие лютеране уже не удержались на расстоянии от сект, увидев, что во время Вечери Господней те преломляют хлеб, а не раздают облатки?

На возражение: «Какая польза от единообразия обрядов?», — мы ответили встречным вопросом: «А какая польза от знамени на поле боя? Даже несмотря на то, что с его помощью солдат не может победить врага, по расположению флага он видит, где его место. Нам не следует отказываться ходить по стопам своих отцов. Они были так далеки от того, чтобы стыдится добрых обрядов, что в процитированном отрывке они публично исповедали: „Неправда, что мы покончили со всеми подобными внешними украшениями“».

— Д-р Вальтер. Разъяснение тезиса XVIII, D («Адиафора») книги The True Visible Church, данное в лютеранской церкви св. Павла в Индианаполисе, штат Индиана, 9 августа 1871 года во время 16-й Конференции Центрального округа.

А относительно того, что тебя беспокоит — будь то вопрос, что следует одевать на процессию в неделю Rogate и в день св. Марка, альбу или ризу, и следует ли процессию вокруг церковного двора по воскресеньям проводить с чистым респонсорием, a на Пасху с Salve festa dies, но без вынесения Тела и Крови, — вот тебе мой совет: если твой государь, маркграф и покровитель и т. д., позволяет, чтобы Евангелие Иисуса Христа проповедовалось с чистотой и силой и без человеческих добавлений, и чтобы два Таинства, Крещения и Тела и Крови Иисуса Христа, совершались и преподавались в согласии с их установлением, если он готов отказаться от взывания к святым (словно они являются посредниками, ходатаями и избавителями) и ношения Тела и Крови во время процессии, и если он готов отказаться от ежедневных месс, от ночных бдений и месс за умерших и от освящения воды, соли и трав и допускать во время процессий только чистые респонсории и гимны, латинские и немецкие, иди с именем Божьим и неси серебряный или золотой крест и одень ризу или альбу из бархата, шелка или холста. А если твоему государю и покровителю покажется мало одной ризы или альбы, одень три, одну на другую, как сделал первосвященник Аарон, когда одел три одежды, одну на другую, все красивые и приятные для глаз [см. Лев. 8:7] (почему и церковные облачения назывались у папистов ornata). Больше того, если Его Милость не удовольствуется тем, что во время процессии ты обходишь двор под пение и звон колоколов всего один раз, обойди его семь раз, как Иисус Навин семь раз обошел город Иерихон с сынами Израилевыми, громко крича и трубя в трубы [ИисН. 6:4, 5, 16]. Если твой государь, маркграф, того желает, пусть Его Милость прыгает и пляшет впереди процессии под звуки арф, барабанов, кимвалов и колоколов, как Давид плясал перед Ковчегом Господним, когда его вносили в город Иерусалим [2 Цар. 6:14, 15]. Я вполне удовлетворен, потому что ничто из названного (пока с этим не связаны какие-либо злоупотребления) ничего не добавляет к Евангелию и не отнимает он него. Только не позволяй, чтобы подобные вещи считались необходимыми для спасения и тем самым связывали совесть людей. Как я радовался бы и благодарил Бога, если бы я смог убедить в этом папу и папистов! Если бы папа дал мне свободу ходить и проповедовать и потребовал бы (в виде особого разрешения) нацепить пару панталон, я с радостью бы сделал это для него.

Что же касается элевации (возношения) Тела и Крови во время мессы, это необязательная церемония, и никакая опасность христианской вере через нее не угрожает, если только к ней больше ничего не добавляется. Соответственно, ты можешь возносить Тело и Кровь во имя Божье столько, сколько хочешь.
Здесь, в Виттенберге, у нас было множество причин для отмены элевации — возможно, в у вас в Берлине этих причин нет. Восстанавливать эту церемонию нам также не следует, если только к тому не появится какая-то важная причина, поскольку это необязательно и является не божественной заповедью, а человеческим обычаем. Необходимо только то, что заповедано Богом; в остальном — свобода.

— Мартин Лютер. Письмо Георгу Бухголцеру, 4 декабря 1539 года (Luther: Letters of Spiritual Counsel [Philadelphia: The Westminster Press, 1960], pp. 306-07)

Признаться, я настроен неблагосклонно даже к необходимым церемониям, а к тем, что не нужны, вообще отношусь отрицательно. И дело не только в том, что на меня влияло (и до сих пор влияет) увиденное в папстве, пример Древней Церкви также не дает мне покоя. Церемонии запросто становятся законами, а после того, как их признают законами, они быстро становятся силками для совести людей. Тем временем чистое учение предается забвению и покрывается пылью — особенно если впоследствии придет равнодушная и необразованная чернь, которая больше заботится о церемониях, нежели об умерщвлении похотей плоти. Мы видим это даже среди ныне живущих; когда каждый следует своему собственному мнению, начинаются раздоры и разделения. Короче говоря, пренебрежение Словом с нашей стороны и богохульство со стороны наших противников показывают, как представляется мне, что настал момент, о котором пророчествовал Иоанн, говоря своему народу: «Уже и секира при корне дерев лежит…» [Мф. 3:10] и т. д.

В любом случае, поскольку конец совсем близок, я не думаю, что необходимо (по меньшей мере, в это благословенное время) слишком заботиться о введении церемоний, приведении их к единообразию и закреплении их при помощи закона. Единственное, что должно быть сделано, — Слово должно проповедоваться часто и чисто, и должны быть поставлены знающие и образованные священники, которые бы более всего остального заботились о единодушии и единомыслии в Господе. Если это будет достигнуто, несомненно, будет легко обеспечить единообразие церемоний, или, во всяком случае, научиться уважать различия. С другой стороны, без такого внутреннего единства разногласиям не будет конца, и разрешить их не удастся, потому что те, кто придет после нас, заявят те же права, которые есть сегодня у нас, и плоть восстанет против плоти — следствие развращенной природы.

Соответственно, я не могу посоветовать привести церемонии повсеместно к единообразию. Многообразие можно терпеть — если только будут упразднены явно безбожные и глупые церемонии. Например, если некоторые церемонии в каких-то городах были упразднены, их не следует восстанавливать, а если некоторые церемонии до сих пор сохранены, от них не следует отказываться. Это относится к произвольному расположению алтаря, священным и светским облачениям священнослужителей и прочим подобным вещам. Ибо если сердца и умы едины в Господе, один человек всегда позволит церемониям другого человека быть отличными. С другой стороны, если нет стремления к единству сердец и умов, то внешнее согласие не принесет большой пользы. Да и недолго просуществует это согласие среди тех, кто придет после нас, потому что на исполнение обрядов влияют место, время, личность и обстоятельства. Царство Божье от них не зависит. Более того, они по самой своей природе склонны к изменениям...

В конце концов, зачем стремиться привести все к единообразию, если даже при папстве было великое многообразие, проявлявшееся в каждой провинции? А как велики различия, всегда разделявшие греческие и латинские церкви!

Вот почему мы настаиваем на создании школ и особенно на чистоте и единстве учения, которое сделает сердца и умы едиными в Господе.

— Мартин Лютер. Письмо князю Георгу Ангальтскому. 10 июля 1545 года (Luther: Letters of Spiritual Counsel, pp. 311-13)