Острее всего чувствуешь, как любишь жизнь, летним утром в разгруженной столице: оказывается, утром свежо и прохладно. Дороги пусты. В стороне от дорог слышно птиц. И хотя выезжаешь хмурый и, зная тебя, она присмирела на пассажирском сидении, на душе безоблачно-тихо.  

Хорошо водить спросонья, когда точность и чистота движения достигаются только мускульной памятью, а солнце не режет глаза. Давно не садился за руль. Давно не был с ней. 

Разворачиваешься на Дурова - и, чуть урезонивая себя, держишь сто под Иглесиаса - в противопотоке до Северянинского моста; в зеркалах уменьшаются внедорожники, у которых давно уже дамский робкий характер.

В доме пахнет укропом - это запах детства, бабушкин запах, и нежная мелодия из "Эммануэль" - тоже из времени, когда томление было ещё целомудренным.

Последняя ночь зимних каникул, пронзительная ночь. Опустевшая гостиная, потухшая свеча, летучий аромат которой уже не слышен - окна открыты в оттепель; ёлка на пониженном токе горит в углу тихими огнями. Немного пахнет мандаринами.

Последняя ночь зимних каникул нравоучительна: хорошо ли, правильно ли воспользовался данной тебе свободой?

Многодневная щетина, запущенная в дороге, напоминает о Ван Гоге и что год назад в это время запил.

Просто так запил. Побаловаться, поблатовать, протестировать свой звон на стеклянность/хрустальность.

А может - и не просто. Уже не помню. Может, скука или боль. Может, Лиза. Кому что надобно услышать - то и было.

Не потому что кладбищенские огни над городом императоров.

Не потому что он словно ниже уровня моря и самый предумышленный из всех городов.

И не потому что мрак Васильевского острова, кенийский чай на Кадетской линии и дом, где вела свой блог Таня Савичева.

В этом году скуки не было. Была единственная, когда Кремль в эфире и маленький человечек, словно надышавшийся гелия из воздушного шарика.

В этом году не запил, но поехал в Питер посмотреть Шлиссельбургскую крепость.

По дороге остановился в странноприимном доме Вышнего Волочка, а именно в отеле - NO PR! - на улице Баумана.

Никогда не убираемый снег на улицах и эмоционально защищённые, как во всей нашей огромной провинции, люди.

Конспирологический поэтизм в топониме: не Верхний, а Вышний.

Прекраснолицая администратор упомянутого отеля (где останавливался, например, сам маэстро Ургант): приехав в Волочёк не волочиться, лучше не нервировать спутницу и не спускаться на reception среди ночи под предлогом купить воды.

...Если претят праздники (ты проводишь их с другими и для других и потом, как эгоист, в этом раскаиваешься), одно тебе утешение: праздники безальтернативно приводят к раскаянию.

И если ты наконец добрался до зимнего Павловского парка, тебе неизбежно вспомнится Брейгель.

Это кусок пространства, которое возвеличиваю и называю Золотово. Напоминаю, что несмотря на то что есть множество географических точек с таким названием, мой загородный уголок носит придуманное имя (не потому что маскируюсь, а так, по прихоти). На фотографии изображены: вход в бункер под деревянной верандой, автомобиль, в свою очередь возвеличенный в тест-драйв-эпопее Ave, Aveo (за которую компания Chevrolet, увы, не платит мне ни копейки), резиновые коврики на просушке, подсолнух, лейка, замызганные глиной штиблеты, пострадавший от зноя садовый папоротник, вьюнок (благоговение по граммофончикам из детства, в которое, как известно, билетов не купишь), две яблони поздних сортов и отцветший многолетник без названия.

Младший женится. Итого у меня из холостых остался один брат - наименее хулиганистый из нас (правда, у него снова отбирают права за превышение). 

Свадьба - из тех действ, подражание которым, как показывает жизнь, для многих так и остаётся подражанием. Мне, всегда сторонившемуся церемоний, утомительно бывать на свадьбах. Видеть, как жених пьёт шампанское из туфельки невесты. На целый вечер стать плотоядным обожателем свидетельницы. Зевать в ожидании застрявшего в пробке розового лимузина. Сочувствовать нелепому положению этой красивой пары. Даже психологически самостоятельные люди в качестве героев свадебного обряда выглядят как жертвы вуайеристов. Брак - это обоюдный сговор, хорошо его афишировать и принимать фетиши, но часто, как показывает жизнь, помпа бывает преждевременной.

С моей будущей женой мы поехали в загс на трамвае, прожив семь лет. Я был в похмелье и в каких-то узких и тесных брюках, которые потом не надевал никогда, потому что чувствовал себя в них цыплёнком. Мы дико переругались из-за того, что я хотел подъехать ко дворцу на такси, а моя будущая жена сопротивлялась. Мы были ограничены в средствах, но только потому, что наши деньги были вложены в наше будущее.

В брак, конечно, хорошо и правильно вступать состоявшимся и успешным. А добившись известности, венчаться. Может быть, поэтому я пока оттягиваю момент, когда надо мной будут держать тяжёлую корону. 

К. с каким-то детским удивлением рассказала мне, что одна из клиенток кончила во время массажа - это при том, что в салоне строго исключены http://tairai.com/ эротические услуги: здесь довольно жёстко вытягивают мышцы и скручивают в канат. Но от приятного конфуза не уберечь клиенток: некоторые, особенно в наш неласковый век, легко достигают оргазма и от мелодраматической экзальтации, и от едва преследующих эту цель прикосновений.

Другое дело - особы, задвинутые неблагоприятными жизненными обстоятельствами на фригидные материалистические позиции. Затёртые карьеризмом, дисконтом в магазине, благотворительностью, защитой прав животных.

Вчера мы ввалились со Шмидтом в бухгалтерию, где был женский междусобойчик, и я подслушал, как одна говорила сообщницам: "Я чисто по-женски понимаю, что он надёжен". И кто там говорит, что женщины любят подонков? Подонок - не только селебрити, погружающий в фееричное безобразие жизни. Настоящий - профпригодный подонок однажды бросит и свою принцессу на алтарь своего подонства.

Да что женщины. Не нужно обладать сверхтактильностью, чтобы ежедневно не ощущать разлитую в атмосфере чувственность. Что подразумевал Платонов, когда писал: "Я любил ходить в парикмахерскую... Мне нравилось, когда во время тоски моей моей головы касались женские руки"? - сегодняшний мой сон?

Выехал-то я в пятницу на 13-е. После работы полежал в ванне, побрился, надел всё чистое, покидал в багажник барахлишко, дождался половины второго и выехал. Треть трассы была освещена розоватым светом. Пристроился за фурой и держал 80, пока фура от меня не уплыла по какому-то съезду - на Пушкино, наверное. Тогда я стал осознавать, что я проезжаю города.

Я проезжаю города. Ну, городишки. Местечки. И всё же. Это было первым моим открытием. То есть я могу вот так ехать - ехать бесконечно долго (бак и бумажник у меня полные), развивать скорость до положенных 110, слушать - ну, терпимое "Наше" радио, всматриваться в координационные щиты (до Ярославля-то совсем немного...).

Это же счастье. Это же кайф. Я могу даже дразнить сзади догоняющих, выравнивая свою скорость с их - ИХНЕЙ, как сказал бы Достоевский. Я мобилен.

Потом освещение кончилось. С ним кончилось ощущение скорости. Здесь произошло следующее открытие. Я осознал, что мои последние записи, наивно-восторженные, находящие понимание не у всех, вот такие как есть восторги перед в сущности бюджетной корейской тачкой, вызывающей, быть может, снисходительную улыбку на дороге, - восторги, писанные для себя, - очень ценны. Потому что их больше не будет. Потому что всё первое, что я мог сделать для себя с помощью Авиа, я уже сделал. Я дефлорировал её. Я был у неё первым, она была первая у меня (японка не в счёт). Мы не проезжали - мы пролетали города, городишки, местечки. Я был слит, был заодно с моей послушной серебристой птицей - во мгле ночи.

Пусть это потребует немаленьких денег, но мне также захотелось научиться пилотировать легкомоторный самолёт.

Я остановился в Радонеже на холме у церкви. Церковь стояла ослепительно светлая, внизу - предместья Хотьково. Лаяла собака. Я послал два SMS - "Доехал" - близким, перекурил. Потом - мимо Покровского монастыря, потом мимо Ахтырской церкви. Проезжая Кудрино, посмотрел - горят ли окна Марины. Горели только гирлянды с Нового года у пруда. И въехал в Золотово.

Весь двор моего дома был завален снегом по грудь. Я чистил тропинки, смотрел на звёзды. В моей голове не укладывалось, как это произошло. Только что я лежал в ванной. Не выветрился одеколон с моей шеи. А я уже здесь. Мне приходилось приезжать в ночи, но чтобы так - никогда. Я поел латвийских шпрот с чёрным хлебом, что-то попробовал почитать и проснулся.

За окном было яркое солнце, невозможно яркие сугробы и стена леса. С крыши соседского дома сползла шуба снега на льдистой подкладке - и свесилась ровно вполовину ската: гляди того рухнет.

Я доел шпроты и поехал к Марине. Но сначала в Ахтырку за сигаретами. По дороге, белоснежной, расчищенной грейдерами, с высокими отвалами, широкой, словно Тверская, шли гастарбайтеры и, щурясь на солнце, посмотрели на нас с Авиа как на аттракцион: в салоне у меня достаточно громко играет сиртаки. У Марины повесил бра, люстру, она напоила меня кофе, так как я клевал носом - из трёх ночей спал в общей сложности девять-десять часов. Потом собрался "на вокзал" - встречать своих. Но деревня на то и деревня: здесь ты всем виден. Выбежала из дома бывшая стюардесса Ира, тороплюсь, говорит на службу, как счастливо ты мне попался. От неожиданности я даже поцеловал её. Я находился в таком взбудораженном состоянии - почти ослеп от сияния снега. Завёл мотор, стал думать, как выезжать: выезд узкий, не развернуться. Выезжал задом. Ремни безопасности перекинул за спинками сидений, чтоб не пищали. Ирина так много говорила, что у меня начала кружиться голова. Помолчим, Ира, сказал я. У меня в зачёте всего десять самостоятельных выездов. Если соскочим с колеи - завязнем, и вы опоздаете на службу. Я верю в ваш ум, услышал я в ответ. В этой деревне у меня хорошая репутация. Мы выехали

- Вы мой первый пассажир, - сообщил я Ире, когда мы поравнялись с деревней Ахтырка. - Вас забрать на обратном пути?

- Cпасибо, Мить, я буду там долго.

Разве это не важно, что твой первый пассажир спешил на службу в церковь? Разве это случайность и ерунда, что в Авиа села бывшая стюардесса? Разве человека оставляет Бог и не вознаграждает его за чёрные дни? Разве он не защищает оголённую душу?

Я и сам всегда буду останавливаться в Радонеже. Что-то изменилось в моей личности той ночью - там, на холме, возле белой церкви. 

Она снимает нонконформистское кино, живое, как свежевыжатый сок. Она – трудный ребёнок и не терпит консервантов. Поэтому у неё необычный ракурс зрения, радикализм и общий язык с такими же, как она. Она плохая девочка, никто не спорит. Но гадким утёнком её назвать довольно трудно. "Я элитная борзая, которую нельзя запереть в подвале или квартире. А надо каждый день по пять часов гулять, гонять ее. Я талантливая", - говорит о себе урождённая Лера Дудинская, а ныне - Валерия Гай Германика.

Да, она дочка известного эпатажного журналиста Игоря Дудинского, который, хотя и не воспитывал её, признаёт, что она классическая авантюристка, прекрасно понимающая двойственность своего положения: трудно не изменить себе, выполняя социальную сверхзадачу (здесь ИД кокетливо намекает, что дочка вся в отца).

Нападки на эту милую нахалку достигли пика перед Ванкувером - тогда сериал “Школа” громко слили в интернет. Но Германика сделала своё НАТЕ! и нашла своё местечко в сети, откуда её вовсю растаскивают на цитаты неутомимые блогеры.

Вот такая хрупкая девочка добилась упрёков в том, что участвует в кампании по дискредитации российской школы и растлении малолетних, – об этом твердят все: от предстоятеля до игуменов, от менторов Министерства образования до околоэфирных флудописцев, раскрывающих секреты телевизионной кухни (приведу один их перл: “…эрнст на категорию падрастающей маладёжи смотрящей ДОМ2 давно слюнки пускал, да не складывалось, а тут всё один к одному: сначала домчег засуживают, потом с ТНТ уходит генеральный - вот он шанец первоканального рулевого!”).

Тем не менее она создала великолепную креативную интригу, раскрутившуюся дальше её 62-серийной ленты. Чехов изобразил “Палату № 6”, Германика - школьный дурдом. Гюго - уродов и бастардов, Германика – гопников и девочек-эмо.
И началось: “Ой, только не надо говорить, что такое есть в наших школах…” Или: “Нам нужно снять картину о хорошей, положительной школе”.

В обязательном порядке, конечно, собраны добровольные подписи протестующих учеников школы № 945 на Ореховом бульваре.

На самом деле феномен Германики в том, что её картина подтверждает очевидность возвращения нас в 90-е, после недолгой поры нефтепроцветания. А что такое 90-е? Масштабная социопатия, эстетизация культа насилия, эмансипация, доведённая до абсурда, массовое прорастание субкультуры в мозг нации. Германика реинкарнировала русскую чернуху. Ну или модернизировала её, превратила в жесть, в трэш – кому как угодно, а это сигнал. Звонок. Вскрытие язв общества. Критическое отношение к действительности.

Ведь ничего не изменилось со времён советской демагогии в таких герметичных учреждениях, как школа. Та же зарегулированность, та же казённость, те же крутые развороты по курсу, указанному мудрым политическим руководством.

ГГ бросила кислородную маску публике, страдающей от удушливой атмосферы “Дома-2”. Она первая осмелилась показать, что школьники в ларьке покупают пиво. Она же посмела убедить нас в том, что в школах в числе среднестатистических детей есть скинхеды и наркоманы, а на уроках преподают похмельные или меркантильные учителя. ГГ полностью оправдала канон сериальности - показала ежедневную удручающую неизбежность школы, горестно воспетую Гришковцом: “За окном темно и - школа”. Напомним, что сама Германика не училась в школе - был такой творческий эксперимент в её семье. Но семья, как видно, оказывала и оказывает Германике всяческую поддержку - имя ей придумала бабушка, поклонница романа Рафаэлло Джованьоли "Спартак", в честь жены римского диктатора Луция Корнелия Суллы, а мама в интервью защищает Германику в её первых профессиональных опытах, связанных, как известно, с порнокартинами:

- Да, действительно был такой эпизод. Я знала об этом, конечно... Для Леры важны были люди, она исследовала психологию тех, кто участвует в такого рода фильмах. Кстати, можно вспомнить Мэрилин Монро, которая в юности имела отношение к порноиндустрии, и это не помешало стать ей великой актрисой... Ведь Лера только снимала, она не участвовала в этом!

“Необычная операторская работа, детали, на несведущий взгляд незначительные, а на самом деле the most important, естественная игра ребят и острый, реалистичный сюжет - всё это сделало меня непримиримым защитником фильма”, - пишут в блогах. В чём фишка этой операторской работы? План снизу. Съёмка из-за угла. Ничего ультрареволюционного, но подсказка зрителю: это, возможно, снято скрытой камерой. Это, возможно, про вас. Это вы подносите учителю пакет с коньяком и экзотическими фруктами.

В России уже в школе заложены элементы пенитенциарной системы (незнакомое слово? – это система исправительных учреждений). И она всегда такой будет, пока есть класс чиновников и вообще бесчувственных и алчных людей. Дети в большинстве отечественных школ по умолчанию в чём-то повинны. Как вообще в нашей стране хромает презумпция невиновности личности, так в местах отбывания наказания она вовсе упраздняется. В методические школьные директивы обязательно вписана работа с трудными детьми.

Германика показала нам, что подростки (и вправду невозмутимо играющие перед крупными наездами камеры) одержимы иллюзиями взросления, а взрослые - бегством от возрастного.

ГГ не льёт грязь, не критикует и не исследует. Она показывает – сортиры, которые искренне любит по причине их экстерриториальности (как любил их Паркер в “The Wall” или экс-президент в раже борьбы с терроризмом), овеянные романтическим ореолом подоконники, площадки верхних этажей, ступеньки подъездов. Дворы, переулки – весь мир.

Подростки Германики – дети подполья. Мы теряем их? Мне кажется, нет. Потому что одно дело - неуютно смотреть на их самоубийственный стиль поведения, другое дело - есть среди них хоть один со злым и по-настоящему жестоким сердцем? Я такого не встретил. И в этом, быть может, заслуга Гай Германики, создавшей хоть и спорный, но отнюдь не легкодумный продукт.

http://penthouse-magazine.ru/drung-nach-shkola/

Селфмейдманы, сделавшие себя люди, – это прежде всего хулиганы, хорошо просчитавшие шансы на успех и применившие на пути к нему механизмы спонтанных акций. Посмотрите: Лера Дудинская, дева юных лет, запечатлела в своём паспорте римскую фамилию. Маккуин, ярко испорченный человек с шотландской вылезающей Q: McQueen.

Вы замечали в них силу отрицательного обаяния? Силу антисерой направленности творчества и пафоса свободы?

Жизнь этих людей лично у меня вызывает хорошо контролируемую зависть.

“Cообщения о самоубийстве Александра Маккуина заполнили новостные ленты и заставили обратить внимание на него даже тех, кому в голову не приходило интересоваться миром моды. Маккуин был воплощением успеха. Он поднялся из социальных низов, пробился трудом и талантом, сделался очень богатым, очень знаменитым, очень успешным, широко признанным; разъезжал на яхте по шикарным курортам, обращался в высшем свете, мог позволить себе абсолютно всё, что только можно купить за деньги”, - пишут в блогах.

Многие люди готовы душу продать за такую жизнь, многие рвутся к славе, совершая преступления или идя на пресловутые сделки с совестью. Большинство звёзд не имеют с этих яхт, интимных убежищ на побережьях Адриатики никакого личного блага. McQueen, сын таксиста, всего этого достиг - и оказался настолько несчастлив, что убил себя.

Он не исключение - время от времени мы видим примеры жизненного успеха и личностного краха. СМИ поддерживают в нас интерес к жизни звёзд, и мы постоянно узнаём, что тот или иной лечится от проблем с наркотиками или  алкоголем, а кто-то судится с бывшей женой или соперничает за право на ребёнка или внука.

То, что масс-медиа выставляют как радостную картинку бытия, вовсе не означает, что художник во рвении к успеху стремится к гедонизму, сибаритству и комфорту. И этому есть множество примеров. Искусство – это либо революция, либо эпигонство. Александр McQueen - это больше, чем мода, это неизбежное правило, что красота свободы покоряет сердца.

Его модели были поистине революционными. Каждый его показ срывал крышу у светских обольстительниц и просто эстетически подкованных людей. Я думаю, все помнят его знаменитые туфли-копытца. Мастодонты светских тусовок должны признать, что Александр предвосхитил даже радикальные претензии гринписовцев.

McQueen называли "хулиганом английской моды", а его коллекции зачастую граничили со скандальностью. Особую славу среди них имела тема "Насилие над Шотландией" (Highland Rape) 1995 года, когда перемазанные в крови модели вышли на подиум в юбках из тартана - клетчатой ткани-"шотландки", из-под которых выглядывали бинты. В 1996 году McQueen потряс мир своей коллекцией Gothic.

После Александра нам главное – жить, прикасаясь к этому исступлённому ожиданию любви McQueen. О Гай Германике мы поговорим потом.

Проклятая чувствительность. Или мнительность. Я слышу всё, что происходит в трёх измерениях - в смежных квартирных пространствах. Сверху сосед вскрывает полы, это в одной комнате (в другой - кладёт гнёт на паркет). Слева сбоку - больной старик стучит в стенку, чтобы принесли стакан воды. А со стороны ванной - очень настораживающие звуки. Либо сосед - прототип героя "Сергея Скрипки" тихо-стиснуто борется со своей супругой, не выпускающей его в магазин за бутылкой, либо у его сына с невесткой трах в ванной, либо кого-то просто молча убивают, - всё одно: стук костей по неорганической поверхности; и не знаешь, спешить ли на помощь, либо радоваться за людей, у которых всё обыденно-неспокойно.

А утром. Эти дворники. Они отменяют не только Шабат, но и русское воскресенье. Долбят и долбят. Воскресенье - такая мерзость. Ненавижу праздники и воскресенья.

Был на Радужной, там, где зарождалась моя семья. Где рос мой сын. Где, построив тамбур на лестничной площадке 2Х1,5, сделал себе писательский кабинет и написал пресловутого "Cергея Скрипку" и "Супермаркет".

Воскресенье надо переименовать в отчаянье.

Я всё ещё болен Ленинградом. Январь 2010. Пушкин. Улица Железнодорожная.

Вчера в целом закончил с тем, что может называться "повестью", - "Превращением человека в мышь". Если есть на свете человек с точно таким же чувством юмора, как у меня, - своеобразным, надо сказать, - он должен не менее четырёх раз рассмеяться. Работа настолько стара, что мне пришлось менять в ней "Саддама ждёт виселица" на "Саддама повесили". Все тусклые небеллетристические места, на которых раньше стопорилась мысль, грубо залатал новейшим материалом про современных убийц-комбатантов. Долго вспоминал, почему героя назвал Тиглевым. К шести утра вспомнил: тигр&лев. И здесь я соврал. В фамилии Тиглев зашифрован Гитлер. Осталось поправить эпизод с Ульрикой Майнхоф. Разместил на 30-й стр. дневника, но не хрена не влезло. Зато узнал, что объём постов регламентируется.

"Эрмитаж". 2010