Обычно я не вступаю в диспуты и не отвечаю на комментарии публично, не потому что я VIP, но потому что у меня врождённая враждебность к дискуссиям.
Но сегодня хочу высказаться об одном очаровательном суждении, встреченном мною в этом медийном пространстве. Суждение касается кажущейся равности двух слов - истовость и неистовость. Вроде речь в обоих случаях идёт об одержимых людях. Мне вспомнилось, что Белинского когда-то прозвали "неистовым Виссарионом", и вот что я подумал. "Истовый" несомненно восходит к индо-европейскому корню , ежели такой существует (нем. ist - есть), и русское слово "истина" тоже, думаю, не является этому корню чужеродным. Таким образом, - размышляю не как филолог, а как естествоиспытатель, - "истовый" - это истину (в религиозном понимании веру) в себе заключающий, а "неистовый" - истину ищущий и даже провозглашающий.
Что касается слова "ложесна" в Библии. Это конечно пасть у животного и рот у человека, так как в дальнейшем повстречалось мне, наряду с "разверзающий ложесна", "разверзающий уста". На эту догадку также наводит коренное родство "ложесна" и "влагалища".
Вот так. (Поясню для некоторых: здесь присутствует чередование гласных и согласных о-а, ж-г).
Чувство самодисциплины, которое достигается острижением наголо головы, чувство великодушия, несокрушимости, самозабвенности держится не очень долго, буквально несколько дней.
А потом: словно на тебя надели верблюжье вымя, и миллионы тончайших игл вонзаются в твой мозг.
Пообедал в заводской столовой: борщ с фасолью, печень с рисом, компот. Раздатчица выкрикивает "рыба под маринадом!" так, как кричат "пошёл ты на х.!" Зубы золотые, лицо медное от кухонного жара, губы сжатые, морщинистые; приезжает наверное из какого-нибудь Белоозёрска "по совместительству" (видел в объявлении это слово). А вы говорите, Собчак, Заворотнюк.. Плотва всё. Вот народ.
Возможно, я отравился тайваньской рыбой, или водкой, только вчера свалился в лихорадке. Собственно, подали рыбью голову, огромную, я думал есть её мозг, но мозга так и не наскрёб, соскабливал мясо, жуткая это была картина - ободранная мною голова. Потом мгновенно и безнадёжно влюбился в официантку, кроткую и величественную тайку. Потом бесцеремонные дети, заигравшись, били меня по животу кулаками: через пару дней внутренности мои заболели. Лежал, дрых, смотрел Дом-2.
Думал, кончусь.
Как-то встретил в длинном подземном переходе своего бывшего коллегу - резальщика из частной типографии. Славный малый, родился во Владивостоке, служил три года на Балтийском флоте, жил в общежитии в Питере, недополучил три высших образования и т.д. Почти мой ровесник. Толстощёкий такой. Ну что: обнялись, обменялись тычками. Он пил с приятелями пиво, отошёл со мной в сторонку. Выглядел уставшим. Сын, говорит, родился. Да, всё ещё в Дмитрове живу, а куда деваться-то? То что тёща была против, так это было когда ребёнок ещё не родился. А как родился, сразу стала не против.
Грустно это: стояли в грязи, стены кафельные, собаки, быдло, бомжи, драка какая-то возникла рядом (мы ещё немного отошли в сторону, чтобы нас не задели).
Он таки продолжает резать бумагу, а я таки влез в другое болото.
Из каких идиллических картин складывается для меня образ процветающей семьи? Из укореннённых в детстве.
Чистые полы, и слышен только стук часов, и вьюжит за окном. Жена простоволосая, тихонько напевая, замешивает тесто - на кухне скоро будет таз стоять, прикрытый тряпкой, с пирогами. Приходит вдруг ко мне (а я валяюсь на диване и читаю Монтескье), и просит: "Посиди со мной". А в комнате младенцем пахнет.
Мы со Светой гуляли по городу, нюхали кокаин в полутёмных барах, которые называли "заправочными станциями", потом к нам присоединилась её сестра, и мы сняли номер в гостинице и долго не могли угомониться; выходили, наконец, полностью обнажённые, на балкон, смеялись, смотрели на ночной Крещатик, на мгновение я пугался, что нас заметелят и снова затаскивал своих подружек в постель. Я помню, Свету всё время тянуло к раскрытой двери балкона, и непременно нужно было высунуться обнажённой, она даже оставляла меня со своей сестрой, но я просил её вернуться, потому что страшно это очень: смотреть как человек свешивается наполовину на таком высоком этаже через перила, тем более если это обнажённая девушка, тем более что она дорога тебе. Света возвращалась, обнимала свою сестру, я рассматривал обеих и думал, что как хорошо, что между нами не творится никакого блуда: обе очень похожи друг на друга - плотненькими, сбитыми фигурками, - и даже миловаться между собой не особо умеют, просто обмениваются нежными ласками; да и я, пусть считается, не творю ничего противоестественного, ведь у них одна кровь. Признаться, Светина сестра на какой-то момент становилась мне желаннее самой Светы, у неё были татуировки на теле, правда из хны, как у многих девушек на юге, и более дерзкий взгляд. Но ведь это нормально, когда не знаешь женщину или знаешь её мало, исполняться к неё особенным желанием. Наконец мы засыпали. ...
Многие думают, что начнётся веселье, когда мы придём к власти. Нет, веселье как раз закончится. Не вопросы вероисповедания, не вопросы идеологии будут первостепенными в строительстве фундаменталистского государства, а вопрос о качестве человеческого материала. Kraft und krank: чтобы выпестовать касту сильных, нужно сначала приступить к больным. Для замкнутой общественной системы krank опасен как первый враг - он грозит ей разгерметизацией. Поэтому, чтобы общество не потряс декомпрессионный удар, будущую политику нужно укреплять кровью, большим количеством крови.