23 июня в Русской христианской гуманитарной академии им. Ф.М. Достоевского поздравляли с 85-летием доктора философских наук, профессора СПбГУ Константина Семёновича Пигрова. Я познакомился с Константином Семёновичем в сентябре 1981 года, когда посещал вольнослушателем лекции и семинары на философском факультете ЛГУ. Константин Семёнович не просто преподавал знания, он, как и Сократ, будил мысль!






Константин Семёнович Пигров родился в 1938 году в городе Белогорск Амурской области. В 1963 году окончил Ленинградский Кораблестроительный институт, работал инженером-исследователем в области автоматизации, хотя со школьных лет считал своим призванием философию.

Кандидатскую и докторскую диссертации Пигров К.С. защитил по философии творчества. С 1992 года по 2012 год профессор К.С. Пигров возглавлял кафедру социальной философии философского факультета СПбГУ. Он исследовал отличие социальной философии от теоретической социологии. Если социология – положительная наука, исследующая социум, то социальная философия – раскрывает Абсолют через социум.

Пигров К.С. автор более чем 120 научных работ. В 1991-1998 гг. издавал рукописный журнал санкт-петербургских философов «Сто страниц» тиражом 4 экземпляра, один экземпляр которого хранится в Российской национальной библиотеке (всего вышло 15 номеров). В этом журнале Константин Семёнович публиковал самодеятельных философов с самыми безумными идеями, лишь бы они были оригинальны.

Нужна ли философия в нашей обыденной повседневной жизни? – спросил я как-то Константина Семёновича.
Он ответил: «Философия просто необходима. Каждый человек в сущности философ. Философия составляет основное содержание нашей жизни. Высшее содержание жизни это не есть и не пить, это мыслить, разговаривать, читать и писать. Философия это радость жизни! Радость, которая не может быть уничтожима. Это праздник!»

К.С. Пигров считает, что философствование — это главная радость каждого человека, ибо каждый человек по преимуществу философ. Константин Семёнович сравнил судьбу философа с кетой, которая идёт на нерест. Кета преодолевает пороги, сети рыболовов, чтобы наконец отложить икру, из которой выживет, возможно, одна икринка; но ради этой единственной икринки и стоит преодолевать столько трудностей.






Среди множества работ и выступлений Константина Семёновича меня как социолога и криминолога привлёк его доклад в РХГА "Философия рождения и убийства" (особенно вторая часть).
Приведу наиболее значимые положения.
«Есть два основных момента: это момент рожать и момент убивать. Всё остальное вторично и производно.
Вообще, все социальные процессы можно мыслить в терминах рождения и убийства.

Табу совокупления родов и табу убийства архетипически связаны между собой. Убийство и секс глубинным образом связаны не только потому, что они оба табуированы.
Соитие – это предельная форма утверждения другого. А убийство представляет предельную форму отрицания другого.
В зачатии и убийстве человек действительно оказывается творцом бытия.

Почему-то философия не хочет видеть сюжета убийства как философского.
Если смерть это основной вопрос философии в целом, то убийство это основной вопрос социальной философии.

Мифосный ужас убийства в юридической науке просто скрыт. Может быть, это и хорошо. Потому что говорить об убийстве, в сущности, опасно. Сам дискурс об убийстве неявным образом провоцирует. Люди, которые практиковали юмористические теракты, очень скоро стали совершать теракты реальные.

Убийство, взятое в экзистенциальном аспекте, это самое решительное проявление формы бытия человека – как убийцы, так и его жертвы. Оно характеризуется необратимостью и непоправимостью. Всё живое поправимо, а убийство непоправимо.

Для экзистенциального аспекта убийство это не только быстротечный акт. Убийство – растянутый во времени мучительный процесс, не всегда прямой. В сущности, это мифологический акт аналогичный рождению.

В большом социальном масштабе убийство рассматривается как некая негативная форма производства людей. Не говорят «убили», говорят «ликвидировали».

Тут есть две стороны. С одной стороны, народ боится истории. Всякие изменения приводят народ в совершенно лютый страх, ужас. Потому что колесо истории в той или иной мере безжалостно людей давит, предъявляя такие обстоятельства, в которых каждая отдельная человеческая жизнь не является ценностью.

А является ли абсолютной ценностью отдельная человеческая жизнь?

Для собственно человеческого существования выжить не есть главная ценность, ради которой можно было бы пожертвовать чем угодно. Есть вещи, важнее, чем выжить для индивида.

Властитель, который мыслит масштабами страны, в определённый момент в отчаянии понимает, что он, как машина желания, не в состоянии ненасильственным путём выбраться из этого вязкого тела без органов, из этой трусливой массы, которая не хочет ничем жертвовать, не хочет ничего менять. Что у него остаётся в запасе? У него остаётся в запасе радикальные средства, которыми он надеется радикально изменить историю – убийства.

Поскольку ненасильственным путём выйти невозможно, он начинает своих противников-лидеров, ну а потом, если, с его точки зрения дело требует, то и простых ни в чём не повинных людей. В таком плане убийство предстаёт как внутреннее содержание, анатомия идеи исторической решимости и готовности творить историю.

Неужели убийство это самый радикальный способ решения исторических ситуаций?
Насильственные преобразования никогда не приводили к действительным результатам!

ВЫВОД: убийство не самый эффективный инструмент истории, если вообще это инструмент.
Убийство – это такая замаскированная под мужественность, волю, решимость, это свидетельство бессилия, это трагический жест отчаяния импотента, который видит, что он не может изменить историю».

Я задал докладчику вопрос о самоубийстве.
Пигров ответил: «Самоубийство – это самый фундаментальный акт самосознания. За 100 лет тема самоубийства вообще ушла из философии. Это просто поражает! Теперь не говорят самоубийство, теперь говорят суицид. То, что самоубийство – фундаментальный философий вопрос, этот момент раскрыл Камю. Он говорил, что есть только один главный философский вопрос: стоит ли покончить с собой или не стоит. Вопрос о праве на самоубийство был поставлен материалистами в 18 веке. Сейчас тема ушла из философии, но её надо бы вернуть».






Самоубийство – это аутоагрессия, агрессия, направленная на себя. Это личный выбор каждого.
В некоторых странах самоубийство служит более “цивилизованной” и достойной человека реакцией, нежели убийство.
Самоубийств происходит больше, чем убийств.

По официальной статистике, каждый год совершают самоубийство 1 млн. 100 тыс. человек. Реально кончают с собой более 4 млн. человек ежегодно, а неудачные попытки самоубийства делают 19 млн. человек.

Каждые 40 секунд кто-то из жителей Земли сознательно уходит из жизни. По мнению судебных экспертов, "смерть от несчастного случая" (передозировка лекарственных препаратов, автомобильные аварии, падение с высоты и т.д.) часто на самом деле суицид.

Акт самоубийства формально не считается преступлением, он как бы вне закона. Хотя в некоторых странах существует уголовная ответственность за суицид.

ВОЗ насчитывает 800 причин для суицида и 80 способов добровольного ухода из жизни.
Причин суицида много, но главная – отсутствие смысла жизни!
«Человеку приходится искать смысл жизни. Ненашедшие часто убивают себя. «Потеря высшего смысла жизни… несомненно ведёт за собою самоубийство», — такова лаконичная формулировка Достоевского, взятая из декабрьской книжки «Дневника писателя» за 1876 год.

В романе «Бесы» Достоевский устами Кириллова озвучивает идею самоубийства. Кириллов утверждает, что все люди непременно убили бы себя, если бы не имели страха боли и страха смерти. "Кто победит боль и страх, тот сам Бог будет".
"Кто убьёт себя только для того, чтобы страх убить, тот тотчас Бог станет".
"Если нет Бога, то я – Бог".
"Если Бог есть, то вся воля Его, и из воли Его я не могу. Если нет, то вся воля моя, и я обязан заявить своеволие, потому что вся воля моя".

Самоубийство невозможно запретить. Это проявление человеком его свободы воли.
Жан-Поль Сартр усматривал отличие человека от животного именно в том, что человек может покончить жизнь самоубийством.
А.Камю говорил, что единственная подлинно философская проблема это проблема самоубийства.

Есть ли у человека право на самоубийство?

Философ Витгенштейн утверждал: “Если самоубийство дозволено, то всё дозволено. Если нечто недозволено, то самоубийство недозволено”. Витгенштейн признаёт, что запрет на самоубийство является первичным запретом и делает все прочие запреты возможными.

В жизни человека два основных момента: рождение и смерть, причём смерть важнее. Если в акте рождения от нас ничего не зависит (ни время, ни место рождения, ни родители), то акт смерти часто во многом зависит от нас самих. И от того, каким он будет, иногда зависит оценка всей прожитой жизни.

Мы рождаемся не по собственной воле. Родителей не выбирают. Наши предки предопределяют наш характер и судьбу наследуемым генетическим кодом. И эти гены порой играют бОльшую роль, чем обстоятельства.

Зачатие и рождение ребёнка можно сравнить с процессом сотворения мира. Процесс зарождение и созревания человеческого плода повторяет процесс развития жизни на Земле.
Сегодня редактирование генома человека, использование ЭКО, выращивание плода в пробирке предлагает новый взгляд на проблему рождения.
В 2017 году в Калифорнии была произведена первая в мире процедура по «редактированию» генома взрослого человека внутри его тела. Власти Китая подтвердили рождение первых в истории человечества генно-модифицированных младенцев Лулу и Наны.

Платон говорил, что лучше бы не родится. То же проповедовали и буддисты.
Ценность жизни сильно преувеличена. Жизнь в большей степени испытание, чем удовольствие.

Мы живём, не думая о смерти, и лишь когда становится плохо или сталкиваемся с чьей-либо кончиной, тогда словно пробуждаемся к истинному существованию и пониманию смысла жизни.

Мой знакомый, которому скоро 90 лет, хочет уйти из жизни, потому что ему просто всё надоело. Он уже трижды за месяц покушался на собственную жизнь. Врачи спасали. Но он просит дать ему уйти. Физически он здоров и психически тоже. Просто устал жить.

Что лучше: коптить небо девяносто лет, или прожить недолгую, но яркую и счастливую жизнь?

Страшна не смерть, а процесс умирания.
Умирать мучительно тому, для кого ужасна своей бессмысленностью прожитая жизнь.
Когда понимаешь, для чего надо было жить, но уже невозможно ничего исправить, тогда и постигаешь весь ужас смерти.
Страх смерти на самом деле это страх перед жизнью. И даже не перед кончиной как таковой, а перед небытием от неудовлетворённости прожитой жизнью.
Умереть не страшно. Страшно не умереть!

Есть ли у человека право на убийство себя? Является ли оно таким же «естественным правом», как и право на жизнь?

Проблема Смерть и Право имеет четыре основные ипостаси:
1\ Самоубийство – как добровольный уход из жизни
2\ Эвтаназия – помощь смертельно больному в уходе из жизни
3\ Смертная казнь – лишение жизни по приговору суда
4\ Убийство – как насильственное лишение жизни.

Почему, признавая право человека на жизнь, отказывают ему в праве на убийство себя? Это вступает в противоречие с основополагающим принципом свободы. Свободен человек выбирать, жить ему или умереть.

Однако помощь самоубийце может быть расценена как убийство.
Аборт в некоторых странах расценивается как убийство.

Помню, в студенческом научном обществе на кафедре уголовного права мы обсуждали вопрос, в какой момент рождения ребёнка действия матери можно считать убийством новорождённого. Оказалось, уже в момент выхода головки младенца действия роженицы могут расцениваться как убийство.

Можно ли оправдать убийство?

Представим, что неуправляемый вагон мчится на пятерых человек, лежащих связанными на рельсах. Можно перевести стрелку и вагон поедет по другому пути, где лежит лишь один человек. Стоит ли переводить стрелку?
Одни считают, что это правильное решение: позволить умереть одному человеку, чтобы спасти пятерых.
А если этот один ваш любимый человек?
Можно ли пожертвовать случайным прохожим, чтобы спасти всех пассажиров трамвая?
Убить одного, чтобы спасти пятерых это жестоко, но целесообразно. Вот только нужна ли такая целесообразность?



Ради победы над милитаристской Японией была предпринята атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки, в результате которой погибли миллионы гражданских лиц.

Нам говорят, что солдат убивает ради мира. Убийство на войне нельзя однозначно рассматривать как преступление. Потому что убийство врага это доблесть, достойная награды. И чем больше убьёшь – тем больше награда!

Так же и убийство другого, чтобы спасти себя и своих близких в ситуации крайней необходимости или при не превышении пределов необходимой обороны может быть оправдано и это не будет квалифицировано как убийство.

Чтобы выжить, есть два пути: либо убивать, либо примириться. Но всё равно побеждает сильнейший. Короче: или жрать другого против своей совести, или быть съеденным самому.

Жизнь жестокая вещь: либо приспосабливайся, либо умри. А совесть... это химеры, муки совести – интеллигентская блажь. У дикаря нет совести; он сожрёт тебя и не подавится.

Никакой морали не существует. Люди всегда поступают, как им выгодно.
Когда речь идёт о жизни и смерти, благородству нет места.
Поставьте человека в нечеловеческие условия, и он нарушит любые запреты.

Малейшее ослабление социального контроля, и человек быстро скатывается к животному состоянию. Причём человек хуже любого животного уничтожает природу. Животные убивают ради необходимости, и только человек убивает ради удовольствия.

После заказного убийства иранского генерала Сулеймани, совершённого по приказу президента Трампа, рейтинг Трампа от этого только вырос.
Но имеют ли президент «право на убийство» без приговора и решения суда?!

В человеческом сообществе действуют те же законы джунглей, что и среди диких зверей: господствует право силы, а не сила права, выживает сильнейший, и сильнейший всегда прав. На мораль и право плюют, если всего можно добиться силой.

Существует ли «право на убийство» других людей?

Когда Моисей вернулся с горы со скрижалями Божиими, одна из заповедей которых «не убий», он приказал убить всех, кто поклонялся не его Богу, а золотому тельцу. «Убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего» (Исход 32:23). А было их ТРИ тысячи!

Откуда у некоторых «право на убийство»?

«Законодатели и установители человечества, начиная с древнейших, продолжая Ликургами, Солонами, Магометами, Наполеонами и так далее, все до единого были преступники, уже тем одним, что, давая новый закон, тем самым нарушали древний, свято чтимый обществом и от отцов перешедший, и уж, конечно, не останавливались и перед кровью, если только кровь (иногда совсем невинная и доблестно пролитая за древний закон) могла им помочь», – говорит Раскольников в романе «Преступление и наказание»

Убийство во имя идеи и «право на убийство» – это утверждение себя как «бога», распоряжающегося человеческими судьбами по своему усмотрению.



«Право на убийство» – основная идея романа «Преступление и наказание». Раскольников говорит Соне: «Но если ему надо, для своей идеи, перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, по совести, может, по-моему, дать себе разрешение перешагнуть через кровь, – смотря, впрочем, по идее и по размерам её, – это заметьте».

По большому счёту в мире всего две Идеи:
Первая – мир был сотворён Богом и надо жить по божественным законам, любить ближних и помогать слабым.
Вторая – наш мир результат долгой эволюции, и жить надо по природным законам естественного отбора, где выживает сильнейший, а слабый погибает, где каждый за себя и выживать надо любой ценой.

По каким же законам жить: бороться за выживание любой ценой или жертвовать собой ради любви к ближнему?

Если жить по закону Бога, то нужно жертвовать собой из любви к ближнему.
Но если жизнь даётся только раз и бессмертия не существует, стоит ли жертвовать своей единственной жизнью во имя какой-либо идеи?
Что ценнее: жизнь или идея?

Если всего ценнее человеческая жизнь, то ради сохранения своей единственной жизни можно пожертвовать любыми идеалами и принципами.
А если важнее идея, то ради высокой идеи можно пожертвовать своей жизнью, а если потребуется, то и жизнью других людей.

В конце концов, важнее собственная жизнь или правда (истина)?
Готовы Вы ради истины пожертвовать собственной жизнью?

По Дарвину всякого рода идеи является обманом одних ради процветания других. С точки зрения биологии, умирать ради каких-то там идей, часто ошибочных, ради принципов и убеждений, полный бред. Человек должен жить и размножаться, а не умирать ради немыслимых и часто лживых идей.

Но если жить по дарвиновскому закону, то ради самосохранения и продолжения жизни допустимо пойти на любое преступление. Собственная жизнь, очевидно, дороже, чем жизнь другого. Можно даже убить нападающего в ситуации необходимой обороны. Уголовный закон оправдывает убийство другого человека ради личного выживания в ситуации необходимой обороны.

Что лучше: убить обидчика или умереть самому?

Желание выжить любой ценой куда естественнее, чем готовность к самопожертвованию. Эгоизм – естественное состояние, он спасает. Альтруизм – приводит к самопожертвованию, хотя в природе тоже встречается.
Даже у животных есть случаи самопожертвования.
Выживание не является главной целью существования. Когда требовалось, то умирали ради других, сохраняя жизнь детям или будучи не в силах предать.

Показательно убийство Сократа, совершённое по приговору суда. Друзья и ученики предлагали Сократу побег из тюрьмы. Он им говорил: «Мне уже пора идти отсюда, мне – чтобы умереть, вам – чтобы жить, а что из того лучше, никому не ведомо, кроме бога».
«Поскольку мы не знаем что такое смерть, бояться её нелогично», – говорил Сократ. – «Я полон радостной надежды, что умерших ждёт некое будущее и что оно, как гласят и старинные предания, неизмеримо лучше для добрых, чем для дурных».

Сократ прекрасно понимал, что достойно умереть не менее важно, чем достойно прожить. Для философа нет лучшей смерти, чем умереть за свои убеждения. «Те, кто подлинно предан философии, заняты, по сути вещей, только одним – умиранием и смертью».

Настоящий философ должен своей жизнью подтверждать и доказывать истинность своего учения, как это сделал Сократ и Иисус из Назарета. В противном случае его учение нельзя назвать философией.

Что важнее: умереть достойно или бороться за жизнь любыми самыми подлыми средствами, совершая преступления и убивая более достойных ради того, чтобы выжить самому?

Интересное мнение высказал философ профессор Александр Гельевич Дугин: "Нужно убивать, убивать и убивать, это я вам как профессор говорю".

Но я полагаю, что никакого «права на убийство» ни у кого нет и быть не может!

Лекция доктора философских наук, профессора Константина Семёновича Пигрова 07.02.2015 в РХГА об идее национального самосознания





В 90-е годы мною создавался роман-быль «Странник»(мистерия). Жизнь была настолько насыщена событиями, что мне не нужно было ничего выдумывать, я описывал то, что видел и слышал, чему сам был свидетель. Как социологу мне было важно описать «лихие 90-е», а как криминологу – понять тех, кто присвоил себе «право на убийство». Это были времена президентства Бориса Ельцина (теперь это уже история).

Я на войне такого насмотрелся, такого!.. Спать спокойно теперь не могу! Совесть мучает! Ведь что же получается: для единства страны можно убивать ни в чём неповинных детей? Прав, прав был Достоевский: невозможно построить счастливое будущее на слезинке замученного ребёнка, — это я на себе прочувствовал! Не нужен мне такой рай! Он невозможен! За что дети страдают? За единую и неделимую?
Страшно! Страшно оттого, что нет объяснения творящейся несправедливости. Ведь если всё случайно, то становиться просто невыносимо! Ведь тогда всё бессмысленно? А если не случайно, тогда, значит, так и должно быть?
Я пытался, даже в газеты по наивности писал, — бесполезно! Но сидеть сложа руки не могу, память не позволяет! Иначе ведь можно оправдать всё что угодно. Нет, надо что-то делать! Должен кто-то прекратить эту войну! Надо, надо мир спасать! Надо спасать… её…ту девочку… Я за детей, за ту девочку пойду!..

— Чего же ты хочешь?
— Хочу убить его!
— Кого? — изумился Дмитрий.
— Президента. Небесное правосудие требует справедливости! Оно требует казнить святоубийцу! Он нарушил заповеди, он преступил закон, от него всё разложение в обществе и в государстве. Надо убрать его, и сразу станет лучше. Он — голова, от него вся гниль. Необходимо наказать власть за творимые преступления, чтобы другим неповадно было, чтобы помнили: всякая несправедливость будет наказана!
— Может, лучше действовать по закону?
— Он преступил закон! Если у человека нет внутреннего суда совести, никакой другой суд не поможет. На свете правды нет. Но правда есть выше! Высшая правда требует возмездия! Зло должно быть наказано! В этом вся идея! Есть Бог, есть! И Он требует отмщения! Он требует справедливости! Аз воздам!
— Почему ты решил, что Бог позволил тебе убить президента?
— Глас народа — глас Божий! Я лишь слуга суда небесного. Я Всевышний мститель!
— Но ведь это преступление!
— А не преступление посылать необстрелянных юнцов под шквальный огонь?! не преступление расстреливать собственный народ?! не преступление детишек бомбить?!
— "Не судите, да не судимы будете".
— Сужу не я, судит народ. Я лишь исполняю его волю. Как бы ни тяжело мне лично было убивать, но ради блага народного, ради сотен тысяч убиенных, и которых ещё могут обречь на смерть, я должен привести приговор в исполнение! Я должен избавить народ от тирана!
— Но ведь это убийство! Ты преступаешь закон!
— А почему президенту можно убивать тысячи людей своими приказами, а мне, желающему восстановить справедливость, нельзя? Почему он имеет право убивать, а я не имею? Почему, вообще, кто-то устанавливает мне правила: это можно, а это нельзя. Я выше этих правил! Я сам себе закон! Они думают, я навоз, меня можно ногами мять... Нет, это я их мять буду! На право сильного всегда есть бесстрашие слабого!
Ты думаешь, я не хочу жить? Да, не хочу! Не могу смотреть, как над народом издеваются! Неужели ты не слышишь, как вся страна просит освободить её от тирана. И я готов пожертвовать собой, чтобы спасти народ!
— Разве можно достичь благой цели неправедными средствами?
— Это всё теория. А жизнь – она другая. Я видел смерть и не хочу её повторения. Вы тут развлекаетесь, а там война! Я хочу, чтобы люди прекратили убивать друг друга; жизнью готов пожертвовать, чтобы прекратилась эта бойня! Я должен прервать эту череду бессмысленных убийств! Возможно, кто-то даже скажет мне спасибо.
— Разве благая цель и убийство сочетаются?
— А разве избавить мир от тирана не есть благо? У него и совести нет, раз он покаяться не хочет, не может отказаться от своего иммунитета. Только от гнева народного нет защиты: ни бронированный лимузин, ни высокие стены — ничто не спасёт! Не я, так другой, не другой, так третий. Свершится Божий суд! Он неизбежен!
— А как же заповедь «не убий»?
— Моё убийство справедливое! Убить тирана — святое дело! Уничтожить того, кто творит зло, кто развязал войну, кто убил тысячи ни в чём неповинных людей — разве это не справедливо?
— Но сам-то он никого не убивал.
— Отдать преступный приказ всё равно что самому убить, даже хуже.
— А как же совесть?
— Так она и требует казнить его!
— Но он же человек, у него дети.
— А скольких детей он своими приказами убил!
— Но в таком случае ты ничем не лучше его!
— Убивая его, я творю добро! Да, я преступник. Но не потому, что решился на убийство, а потому что убивал, убивал по приказу верховного главнокомандующего — по его приказу! А значит, и он преступник, раз сделал преступником меня своим незаконным приказом. Нам дали наводку бомбить, а потом выяснилось, что бандитов там не было, и мы разбомбили мирных жителей. Я убийца! Понимаешь ты? Убийца! Но я хочу искупить свой грех. Я принесу себя в жертву! Пусть умру, но моя смерть не будет напрасной! Не зря мы гибнем, не зря! Зло не должно оставаться безнаказанным!
— Но что есть зло? и что есть добро?
— Всё, что лишает человека жизни есть зло. И тот, кто не борется со злом, становится его пособником.
— Смирись.
— Не могу! Я не из тех, кто способен молча жевать обиду, терпеть унижение, прощать убийцу сотен тысяч детей, женщин, стариков. Я хочу видеть торжество справедливости! А без этого мне и жизнь не в жизнь!
— Но разве не нужно любить врагов своих?
— Я исповедую принцип любви, но не всепрощение! Не может быть прощения убийце ни в чём неповинных детей. Души их вопиют, требуя справедливости! А если бы все следовали заповеди «не убий», то не было бы вообще убийств на земле. А есть они потому, что нет суда справедливого, нет возмездия! То, что он творит — это всё от сознания своей безнаказанности. Если бы знал, что ему придётся за это отвечать, не отдал бы преступный приказ!
Нет, я не ненавижу его. Во мне нет ненависти к нему лично. Мне даже его жалко.
Дело не в мести, дело в справедливости!
Я не террорист, я борец за справедливость! Я воин Господа! Я есть орудие отмщения! Во мне есть сила и решимость исполнить приговор народа! И ради этого великого дела я готов пожертвовать своей жизнью! Этот подвиг требует меня! И я стану достоин его! В нём моё предназначение, моя миссия, моя судьба!
— Ты хочешь прославиться?
— Нет, хочу, чтобы никто не знал моего имени. Я не ради себя, я ради других стараюсь! Но хочу, чтобы урок этот запомнили все. Это не месть, это борьба за восстановление нарушенной справедливости!
— Право на убийство?
— Нет, возмездие! Это не своеволие моё, это необходимость! Я лишь реализую право народа избавиться от тирана. Сто тысяч погибших, и я один, могущий спасти миллионы! Разве не стоит пожертвовать своей жизнью ради этого?!
— Разве одно убийство меньший грех, чем сто тысяч убийств?
— Мы все виноваты! Но я готов всю вину взять на себя. Пусть я один буду отвечать, и умру с этим. Зато другие будут жить! В этом я нашёл смысл своей жизни. Я хочу… нет, я должен спасти человечество от этого изверга! Я не сверхчеловек, я обыкновенный, как все. Но у меня хватит сил пожертвовать собой во благо человечества!
— А раскаиваться не будешь?
— Да, я совершаю грех. Но я совершу этот грех ради счастья народа!
— Может, лучше простить?
— Да, лучше. Но не могу. Не могу простить! Я слышу, слышу… эти вопли… слышу её душераздирающий крик... Спать не могу, есть не могу! Нет сил терпеть эту муку! Я должен, должен отомстить! И дело здесь не в принципе, не в идее какой-то. Я просто не могу иначе!
— Но ведь за это тебя приговорят к смертной казни?
— Я уверен, что буду оправдан, если люди узнают правду, почему я это сделал. Ведь я всего лишь защищал свой народ! И потом, где справедливость? Ведь эта банда, там, наверху, ведь они уничтожили людей в сотни раз больше! Это же чистая арифметика!
— Убьёшь этого, придёт другой, такой же.
— Нет, такие уроки не проходят бесследно. Они запомнят! Все выпущенные пули рано или поздно возвращаются обратно. Невинно убиенные требуют отмщения! — я слышу их голоса! И я должен привести приговор в исполнение! Я взорву себя вместе с ним! Но так, чтобы не было посторонних жертв. Ради всех невинно убитых, чтобы не повторилось подобное, ради девочки той… она меня любила… ради неё одной… потому что она просит меня… каждую ночь просит... вижу её во сне… её глаза… куски её тела… кровь… Она просит… и я обещаю... обещаю выполнить то, что она просит: покарать убийц её матери. И я сдержу данное слово. Убью! Ради любви!»
(из моего романа-быль «Странник»(мистерия) на сайте Новая Русская Литература

21 апреля 2017 года состоялось очередное заседание семинара «Русская мысль» в Русской христианской гуманитарной академии в Петербурге. Учёные, историки и философы размышляли о сущности русской революции. Основной доклад «Русская революция: экзистенциальный взгляд» сделал доктор философских наук, профессор Константин Семёнович Пигров.





P.S. Данная статья не является пропагандой убийства и самоубийства. Приведённый материал есть результат научных исследований.

Так что же вы хотели сказать своим постом? – спросят меня.

Всё что я хочу сказать людям, заключено в основных идеях:
1\ Цель жизни – научиться любить, любить несмотря ни на что
2\ Смысл – он везде
3\ Любовь творить необходимость.
4\ Всё есть любовь.

А как Вы понимаете ФИЛОСОФИЮ РОЖДЕНИЯ И УБИЙСТВА?

© Николай Кофырин – Новая Русская Литература – https://www.nikolaykofyrin.ru