Не знаю, что вы за писатель (ничего из ваших трудов не читал) или рецензент или ещё кто-то другой, но выдвигаете в своих статьях такие соображения, что ваши действия и мотивы совершенно не понятны.
(Моя последняя публикация Правда Тихого Дона, которую я разместил на разных сайтах 05.12.2015, вызвала шквал комментариев. Проблема авторства романа Тихий Дон является не специальной узко литературной, а, как я понял из комментариев, волнует самую широкую общественность.) А что вам может сказать на это общественность в своих комментариях по его авторству. Ведь среди них нет специалистов литературоведов. Лучше познакомитесь для глубокого анализа с найденной рукописью сами, которая хранится в отделе рукописей РГБ в г Москве. Подлинник вам не дадут, а вот факсимильное издание рукописи Тихого Дона в электронной форме вполне доступно.
Ведь ещё в конце 30-х годов в Москве была создана специальная комиссия для проверки слухов о плагиате в составе: А. Серафимович, А. Фадеев, Вл. Ставский, Л. Авербах, Вл. Киршон. Председателем комиссии была назначена М.И. Ульянова. Шолохов привёз рукописи двух первых книг романа, черновики, варианты, переделки. Комиссия, изучив все материалы, пришла к единому выводу: роман написан Михаилом Шолоховым, слухи о плагиате — злостная клевета. Текст этого заявления был опубликован в Правде 29 марта 1929 года. Газета также доступна в РГБ.
Константин Симонов узнал о Стремени Тихого Дона, он пошёл в Ленинку и провёл там в спецхране немало дней, читая произведения Ф. Крюкова. Потом обратился к секретарю ЦК КПСС П. Демичеву и убеждённо заявил. Фёдор Крюков не мог быть автором Тихого Дона. Не тот язык, не тот стиль, не тот масштаб. Чтобы пресечь измышления и домыслы на этот счёт, хорошо бы издать у нас сочинения Ф. Крюкова. У всех, кто прочитает Ф. Крюкова, отпадут всяческие сомнения в том, что Тихий Дон написать мог только Шолохов, никак не Крюков.
Демичев по телефону посоветовался с М. Сусловым. Вопрос об издании сочинений Ф. Крюкова Суслов отвёл сразу. Порешил на том, что поскольку Стремя было издано на Западе, то лучше всего К.М. Симонову было бы дать интервью западному журналу или газете, в котором выразить все, что он думает о версии в Стремени.
Интервью К.М. Симонова было опубликовано в западногерманском журнале Шпигель (№ 49, 1974 год).
Герман Ермолаев, американский специалист по русской и советской литературе, автор книги Советские литературные теории, 1917–1934. Генезис социалистического реализма, в рецензии на Стремя Тихого Дона написал. Создаётся впечатление, что Д не очень хорошо знаком с текстом Тихого Дона и с историческими событиями, изображёнными в романе. Его методы исследования основаны не столько на тщательном изучении текста и соответствующих фактов, сколько на беспочвенных догадках и вольных толкованиях, подчас исходящих из ложных предпосылок. Ему не удалось подтвердить свой тезис о сосуществовании в Тихом Доне авторского и соавторского текстов.
А вот если поедете в Стокгольм, то поищите там книгу. В 1984 году в Осло вышла в свет работа группы шведских и норвежских учёных под названием Кто написал Тихий Дон? в которой изложили итоги своей девятилетней работы по проверке гипотезы Д. Они провели лингвистический анализ произведений Крюкова и Шолохова с помощью компьютеров. Сопоставление текстов по многим параметрам обнаружило единую тенденцию, а именно: что Крюков совершенно отличен от Шолохова по своему творчеству и что Шолохов пишет поразительно похоже на автора Тихого Дона. Поддержать гипотезу об авторстве Крюкова не представляется возможным. Гипотеза, отстаиваемая Д, не выдерживает пристального анализа. Весомый и серьёзный научный итог, казалось бы, должен был положить конец затянувшимся поискам автора Тихого Дона. Увы, такого не случилось. Сторонники гипотезы о плагиате попросту игнорировали работу норвежских и шведских учёных.
Книга Льва Колодного Кто написал Тихий Дон. Хроника одного поиска рассказывает о поиске автором рукописей Тихого Дона.
Институт мировой литературы РАН, (Российская Академия наук Институт мировой литературы им. А. М. Горького) Феликс Кузнецов. Тихий Дон. Судьба и правда великого романа
http://feb-web.ru/feb/sholokh/critics/ksp/ksp-001b.htm?cmd=p. Провёл комплексное текстологическое и историко-литературное изучение рукописи. Результаты работы публиковались к 100-летию со дня рождения (2005 год) Кузнецов Ф. Ф. «Тихий Дон»: судьба и правда великого романа / РАН; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького; Науч. ред. А. Л. Гришунин. — М.: ИМЛИ РАН, 2005. — 864 с.: ил.
http://feb-web.ru/feb/sholokh/critics/ksp/ksp-001b.htm
также институт опубликовал факсимильное издание всех рукописей романа Тихий Дон М Шолохова с подробными комментариями. Всё это можно посмотреть в РГБ в г Москве. Презентация факсимильного издания рукописи романа состоялась ещё в 2006 году. Оно было представлено на книжных выставках в Москве, Франкфурте-на-Майне, Париже, Праге и Пекине. Это издание, которое вышло тиражом всего 1000 экземпляров, было подготовлено Международным Шолоховским комитетом, Союзом писателей России, Международным сообществом писательских союзов, Музеем-заповедником имени М.Шолохова. В последние годы, как известно, самыми разными людьми предпринимались попытки поставить под сомнение авторство Михаила Александровича Шолохова. Будем надеяться, что выход в свет этого аутентичного издания, наконец, поставит точку в этих бессмысленных спорах.
Картинка
В истории «Тихого Дона» поставлена точка.
[=754,480,https://www.youtube.com/embed/f49YNC-AWXo]
РГБ установочные данные книги с шифром хранения.
2 95-17/105. М.: Голос, 1995 г Автор Колодный, Лев Ефимович.
Заглавие Кто написал "Тихий Дон" Хроника одного поиска
Физическое описание 445, [2] с. 21 см ISBN 5-7117-0198-3 (В пер.): Б. ц.
Ключевые слова Русская советская литература
Хранение 2 95-17/105;
Хранение 2 95-17/106;
Путь к «Тихому Дону»
Прошёл через Москву
22 мая 2015 в Колодный, Лев Ефимович.
На Кузнецкий Мост, 7, в старинный дом, где в ресторане «Яр» кутил с друзьями Пушкин, в гостинице жил Лев Толстой, а книги продавал Иван Сытин, осенью 1927 года вошел в возрасте 22 лет автор в кожаной куртке, кубанке, с пухлой рукописью в руке. Он открыл дверь в издательство «Московский рабочий». Там словно его давно ждали. Довольно быстро с начала 1928 года стал выходить «Тихий Дон», роман, поставивший юного литератора в один ряд с классиками.
Картинка
Михаил Шолохов. Фото 1920-х гг.
Михаил Александрович Шолохов родился 24 мая 1905 года. И у меня есть повод ещё раз рассказать о нем, его жизни в Москве, где зарегистрированный Биржей труда «чернорабочий» стал через пять лет великим писателем.
Впервые Миша Шолохов увидел Москву в 1914 году, когда началась мировая война. Отец привёз девятилетнего сына к окулистам. Лежал он в стационаре лечебницы. Адрес ее точно назван в романе. Доставленный в Москву после ранения Григорий Мелехов услышал на перроне вокзала, как врач указал медсестре, куда его доставить: «Глазная лечебница доктора Снегирёва! Колпачный переулок».
Это не вымысел, доктор такой был, и лечебница такая существовала, ее здание под номером 11 сохранилось в тихом переулке вблизи Курского вокзала, откуда в тишине ночи долетали до Григория гудки паровозов. В «Тихом Доне» помянута и другая лечебница на Тверской улице. По-видимому, и там Миша оказался. В палате этой лечебницы раненый казак позволил себе дерзкую выходку, не захотев общаться с «императорской особой», попросил «сходить по малой нужде». Лечебница сохранилась в переулке Садовских, куда глазную больницу во время реконструкции Тверской передвинули.
На следующий, 1915 год отец приехал с сыном в Москву для продолжения учения, начатого на Дону. «Не окончив Каргинского училища, — рассказывал Шолохов, — поступил в подготовительный класс московской гимназии имени Шелапутина. Была в своё время такая гимназия. Учился в Москве года два-три». Гимназия находилась в Трубецком переулке, 14, переименованном в улицу Хользунова. (в годы СССР здание занимала Академия Генерального штаба). В гимназии за «года два-три» обучили писать абсолютно грамотно красивым почерком, в чём я убедился, когда тридцать лет назад нашёл в Москве считавшиеся утраченными рукописи «Тихого Дона».
Где жил гимназист Миша Шолохов? На мой вопрос, переданный дочерью писателя Марией Михайловной отцу, получил от него ответ: «На Плющихе, в Долгом переулке». Ныне это улица Бурденко. Отец оставил сына на попечении учителя приготовительного класса гимназии Александра Павловича Ермолова. Жил Миша с его сыном Сашей в детской комнате квартиры 7 на втором этаже дома 20. Его больше нет.
Этот адрес запомнился Шолохову на всю жизнь, как все другие московские адреса. Биографы упоминают Староконюшенный переулок, где якобы после Гражданской войны он жил в «холостяцкой большой комнате». На вопрос: «Где вы жили после приезда в Москву в 1922 году»? — получил ответ: «Там же, где и первый раз, в Долгом переулке на Плющихе». На пороге той квартиры возмужавший Шолохов появился в солдатской шинели и папахе. Приехал с желанием учиться в Московском университете. Биржа труда направила на работу грузчиком.
Таскал кули на Ярославском вокзале, мостил улицы булыжниками. Клал кирпичи, разгружал вагоны.
Через год, в августе, секция «совторгслужащих» Биржи труда направила чернорабочего в домоуправление № 803 на Красной Пресне. Перемена профессии дала время и силы писать, и в сентябре на Большой Дмитровке, 15б, где помещалась газета московских комсомольцев «Юношеская правда» (ныне «Московский комсомолец»), появился восемнадцатилетний автор с рассказом «Испытание». Его герой, некто Тютиков, получает задание секретаря комитета комсомола испытать в дороге попутчика секретаря волостной ячейки Покусаева, спровоцировав его на антисоветские высказывания. И выявить таким путём его истинное лицо.
«Испытание» газета напечатала 19 сентября 1923 года за подписью М.Шолох. В приподнятом настроении автор принёс газету домой, в коммунальную квартиру дома по Георгиевскому переулку, 2, на углу Тверской. Сюда его вселили волею начальника домоуправления № 803 вопреки жильцам, попытавшимся избавиться от навязанного соседа в суде, ставшем на сторону бездомного. Был он гол как сокол и попросил оставить ему в пустой комнате бархатные занавески на окнах. На таких «бархатах» спал. Вечно шутивший жилец, раскуривавший трубку, быстро помирился с хозяевами и рассказывал, что сидит в домоуправлении, обложившись книгами, в которых ничего не понимает. В тот день предложил соседям: «Вот напечатал «подвальчик», давайте прочту…» Чтение с родителями слушала маленькая девочка, расхохотавшаяся на том месте, где упоминался «облезлый зад лошадёнки». Об этом она написала мне, когда я занимался поиском московских адресов Шолохова.
Второй «подвальчик», рассказ «Три» о жизни в общежитии трёх друзей, вышел в нашей газете 30 октября с посвящением: «Рабфаку имени Покровского». В образе комсомольца, таскающего на вокзале кули, распевающего песню «Молодая гвардия», который «все время занимался самообразованием», можно признать Шолохова, потому что взятые в кавычки слова приведены им в автобиографии.
Рабфак помещался в старом здании Московского университета на Моховой. На рабфаке учились по путёвкам комсомола рабочие с производственным стажем. Такой путёвки бывший «продовольственный комиссар» не имел, как и рабочего стажа. Остался Михаил Шолохов без высшего образования, как Иван Бунин, ещё один наш нобелевский лауреат, не ладивший с математикой и потому одолевший всего три класса гимназии.
В ноябре «молчаливый и застенчивый» новичок появился на занятиях литературной студии «Молодой гвардии» на Покровке, 3, в бывших меблированных комнатах. Там жили Михаил Светлов и другие молодые литераторы. Занятия вели Осип Брик, Виктор Шкловский, Николай Асеев. Представил Михаила друг Василий Кудашев. Они познакомились на рабфаке. «С трудом преодолевая застенчивость», прочитал новичок свой рассказ, после чего его приняли в «Молодую гвардию». На занятии по теме «О сюжете» Шолохов лучше всех выполнил учебное задание, сочинил рассказ, используя литературный приём «обратного эффекта».
Появлялся Шолохов на занятиях в Литературном институте, основанном Валерием Брюсовым на Поварской, и в бывшем дворце Морозова на Воздвиженке, где находилась Московская ассоциация пролетарских писателей. И там читал свой рассказ.
Прожив два года в Москве, Шолохов уехал на Дон и вернулся с молодой женой Марией. После епархиального училища она хотела продолжать занятия, но муж ей сказал: «Работать ты будешь только у меня». «Я не поняла тогда, а ведь он прав был. Он ночью пишет, а днём, пока работает, переписываю… Почерк у него разборчивый, ясный, красивый, — рассказывала Мария Петровна, с которой я встречался в Москве и станице. — Он, бывало, даже успевал писать на работе, в домоуправлении, а когда приходил, то первым делом говорил: «Глянь, что я написал». Сочинял тогда «Донские рассказы».
Картинка
фото: Кирилл Искольдский
Страница из рукописи романа «Тихий Дон», хранящаяся в «МК».
Публиковались они не сразу. Третий «фельетон» в «Юношеской правде» под названием «Ревизор» появился 12 апреля 1924 года. Гонорар позволил, по словам Марии Петровны, устроить «пир с селёдкой и картошкой». С наступлением лета молодые сняли дачу под Москвой, но вскоре в день рождения, 24 мая, Шолохов покинул службу в жилищном кооперативе «Берите пример» и с трудом доставшуюся комнату. Молодые на лето уехали к родителям на Дон. Михаил оставил секретарю «Молодой гвардии» Марку Колосову рассказ «Звери» и письмо, что намерен «приехать обратно в Москву», но «денег у меня — черт-ма».
Появился в Москве осенью с надеждой найти «квартиру» и жить литературным трудом. Приехал не с пустыми руками. Отнёс в журналы рассказы в ожидании гонорара. Но пока считал каждую копейку. Попытался «при помощи дворничих стряпаться». За 50 копеек, накупив продукты, сварил суп и пожарил 2 котлеты, обеда хватило на два дня, о чём подробно доложил в письме «милой моей Марусе». Спустя месяц, 14 декабря, в нашей газете, ставшей «Молодым ленинцем» после смерти Ленина, появился шедевр — рассказ «Родинка».
Жил Шолохов без жены в том же Георгиевском переулке, 2, в квартире друга. Им был Левон Мирумян (Лев Мирумов). Он служил в экономическом отделе на Лубянке, по совместительству являлся домоуправом. Племянник Мирумова Виктор рассказал мне, что дядя и Миша сидели за одним столом и писали. Один — пьесу «Любовь чекиста», другой — рассказы. Эта дружба породила в больном воображении фанатов плагиата массу лживых версий вплоть до той, где Шолохова назвали «проектом ОГПУ».
В жизни Шолохова 1925 год полон радостных событий. Тогда вышло 15 рассказов и повесть в периодике и отдельными книжками. Они появлялись почти каждый месяц. Редакции просили ещё. Перед Шолоховым открылись двери лучших журналов и книжных редакций. Сборник, подготовленный издательством «Новая Москва», прочитал чтимый Лениным известный писатель Александр Серафимович, пожелавший увидеть автора. Встреча, сыгравшая важную роль в его судьбе, состоялась в 1-м Доме Советов, гостинице «Националь». После чего в дневнике автора «Железного потока» появилась запись: «И черт знает, как талантлив!» Шолохов услышал о себе: «До чего вы молодец, невелика ваша книжка — восемь рассказов. А событий в них на целый роман…»
Роман Шолохов начал сочинять, вернувшись в станицу. Известные миру слова: «Тихий Дон». Роман. Часть первая» датированы «1925. Осень». Сохранились две рукописные главы этой версии романа, они впервые опубликованы мной в газете «Московская правда» 20 мая 1990 года и книге «Кто написал «Тихий Дон». Об этом варианте романа Шолохов рассказывал: «В 1925 году осенью стал было писать «Тихий Дон», но после того, как написал 3–4 п.л., бросил. Показалось не под силу. Начинал первоначально с 1917 г., с похода на Петроград генерала Корнилова. Через год взялся снова и, отступив, решил показать довоенное казачество». Что следует из этих слов? То, что поминаемой биографами «Донщины» не сочинял.
Потерпев неудачу, без жены, ожидавшей на Дону рождение первенца, Шолохов едет снова в Москву и останавливается на Первой Мещанской улице, ныне проспект Мира, 40, в квартире друзей братьев Алексея и Тимофея Ларченко, с которыми, как с Василием Кудашевым, познакомился в общежитии рабфака имени Покровского. Читает, по свидетельству соседки, приславшей мне письмо, «Войну и мир», книги о мировой и Гражданской войне, мемуары белых генералов. Изучает документы: приказы, воззвания, директивы, прессу тех времён. И пишет «Донские рассказы», предлагая московским журналам.
После рождения в феврале 1926 года дочери Светланы, повидав новорождённую, в марте снова появился в Москве, где выходят сборники с названием «Донские рассказы» и «Лазоревая степь». Живёт у друга Василия Кудашева в маленькой комнате с одним окном в квартире 13, в Камергерском переулке, 5/7, в сохранившемся большом доходном доме у Художественного театра. Из Москвы шлёт письмо казаку Харлампию Ермакову, преобразуя главного героя задуманного романа, договаривается с ним о встрече. А 4 апреля «родной моей и милой» пишет: «Скажу лишь пару слов о наиболее для тебя интересном. С приездом сейчас же сажусь за роман… мне необходимо писать то, что называется полотном, а в Москве прощайся с этим!»
В письмах, недавно опубликованных сыном писателя М.М.Шолоховым, видно, что молодые три года после женитьбы жили в нужде. Денег не хватало на самое необходимое. Шолохов привёз в Москву турецкую шашку «изумительной работы с серебряным эфесом и ножнами», чтобы продать. Но покупателей не нашёл… В переписке молодых постоянно обсуждается идея о жизни в Москве. Оба очень этого хотели тогда. Друг Лев Мирумов строил кооперативный дом. Шолохов внёс вступительный взнос в кооператив и готов был оплачивать паи. Но пока пришлось ютиться в комнатке Василия Кудашева. В «Журнале крестьянской молодёжи», где служил лучший друг, предлагают Шолохову штатную должность. Там занятия днём. А «между делом вечерами буду писать небольшие рассказы. Спрос огромный! … Тянут везде, только давай… Киплю как в огне!» Это выдержка из письма от 17 августа 1926 года после возвращения из станицы.
Через неделю, рассказав, как обычно, о литературных новостях, Шолохов начинает развивать мысль, неожиданную для Марии Петровны: «Перед отъездом мы окончательно решили жить в Москве. С приездом первое время я тоже придерживался этого мнения, но потом встало сомнение». Не только потому, что жилье не предвиделось. «Ты понимаешь, что от меня ждут большой вещи, а если я ее не дам за эти года, т.е. 26–27 лет, то я сойду с литературной сцены. И жертвовать трудами стольких лет мне обидно. Живя в Москве или около Москвы, я, безусловно, не смогу написать не только роман, но даже пару приличных рассказов».
Переполняемый страстным желанием творить, Шолохов обещает «моей славной и родной» всего за несколько месяцев сочинить роман! «И я, Маруся, склоняюсь к тому, чтобы эту зиму перебыть там (на Дону. — «МК»), написать роман (к маю т/г. я напишу его, это вне всякого сомнения), отдыхая от романа, писать рассказы, хоть один в месяц, а уже весною ехать в Москву. Паевые взносы 200 р. я внесу, и к весне будущего года мне будет квартира непременно». Выполнить задуманное блестяще удалось. 2 ноября 1926 года Шолохов все ещё в Москве. Далее вырывается на Дон, и через несколько дней происходит долгожданное: на чистом листе снова пишутся слова: «Тихий Дон». Роман. Часть первая». В углу на полях: «Вешенская, 6 ноября». Но текста нет. Он появляется под датой «8.XI»: «Григорий пришёл с игрищ после третьих петухов…» Спустя неделю Шолохова осеняет мысль начать роман другим эпизодом. Третий раз выводит: «Тихий Дон». Роман. Часть первая, 1А». Буквой выделяет новую главу от прежней с номером 1. И 15 ноября появляется всем известное начало: «Мелеховский двор на самом краю станицы». В поздней редакции — «на самом краю хутора».
Откуда я все это знаю? Рукописи романа увидел в Москве тридцать лет назад в квартире вдовы Василия Кудашева. К маю, как мечтал, написать роман не удалось. В столице с рукописью первой части эпопеи появился осенью 1927 года. Чтобы она стала книгой, направился в «Государственное издательство» — Госиздат. Через месяц там отказали: «Восхваление казачества! Идеализация казачьего быта!» Иной приём его ожидал в издательстве «Московский рабочий» у редактора Анны Грудской. «Вот прочтите эту рукопись», — сказала Грудская, входя в мою книжную консультацию. — Новый автор, понравится ли вам?» И протянула довольно объёмистую рукопись. Я поморщилась. «Какая толстая!» — «Ну, не торопитесь — не к спеху». Вернулась домой, сделала свои обычные дела и часов в 10 вечера развернула рукопись: «Тихий Дон», Мих. Шолохов». Автор неизвестный, название необычное. Но оторваться от рукописи я уже не могла…» Цитирую по рукописи подаренных мне воспоминаний Евгении Григорьевны Левицкой, члена партии с 1903 года, консультанта издательства, но не редактора, как пишут везде и в «Шолоховской энциклопедии». Эту пожилую женщину Шолохов называл «матерью», посвятил ей рассказ «Судьба человека».
Рукопись первого тома Шолохов сдал в отпечатанном виде в два приёма, 12 и 14 октября 1927 года. В эти дни его утверждают в ЦК партии в должности заведующего отделом «Журнала крестьянской молодёжи». Снова загорелся мыслью жить в Москве. В 2 часа ночи пишет жене: «Во мне все дрожит от нетерпенья, когда я вас перетащу сюда. То-то жизнь тут сытая да привольная. Уцепимся, Маруська, и будем безвылазно сидеть…» Обещает жизнь без нужды, в какую впали, пока писал роман.
По случаю 10-й годовщины Октябрьской революции в гостинице «Националь» Александр Серафимович, принимая почётных гостей, напророчил: «Дорогие друзья! Вот новый роман. Запомните название — «Тихий Дон» и имя — Михаил Шолохов. Он моложе меня более чем на сорок лет, но, я должен признаться, во сто раз талантливее меня, имя его многим неизвестно, но через год его узнает Советский Союз, а черед два-три года и весь мир». При поддержке замечательного писателя и человека, преодолевая сопротивление редколлегии, роман начал публиковать журнал «Октябрь».
День протекал в редакции на Воздвиженке. Вечером и ночью творилась вторая книга «Тихого Дона». Почувствовал быстро, что «сил не хватит делать сразу два больших дела — писать роман и ежедневно в течение 7 часов делать адскую работу, смотреть всякую чушь, которую сотнями шлют со всех концов Союза». Хотел сразу отказаться от предложенной службы, но «решил проработать зиму, а там видно будет». Жене писал: «Москвы не вижу, нигде, не то чтобы в кино или театре, даже на собраньи ни на одном не был. Все эти дни бешено работаю. Кончаю 4 часть», — это запись 20 октября 27-го года. Провёл в столице осень, зиму, часть весны, в апреле побывал на Дону, в начале мая снова в Москве, «Марусе, милой» писал: «Я верчусь как заводной волчок… Ложусь в 1–2, и так каждодневно, 5-ю часть мой машинист ещё всю не допечатал. Правлю перепечатанное. На днях закончит».
А это значит: две книги, два тома «Тихого Дона», созданы за полтора года!
Работа в журнале оказалась «адская». За день приходилось просматривать по 20 рассказов, десятки стихов и отвечать непременно на каждое письмо, дельное и пустое. Утешал успех, с каким «Тихий Дон» принимали, начиная с наборщиков типографии, читатели. Служба и роман отнимали все время. Но на письма его хватало, и по ним видно, как тосковал он по жене и дочери, как трудно жилось одному.
1928 год стал самым счастливым. «Тихий Дон» публиковали и журнал, и издательство. Чаяния сбывались. «Мой роман гремит!», «Печатать будут, по всей вероятности, весь роман. Так что я своих доходов даже не учту. Что-то очень много. Выхожу в Ротшильды». Шолохов купил дорогое бельгийское охотничье ружье двустволку системы «Пипер», охотничью собаку, «сеттера огненно-красного». Давно ли считал копейки, ради экономии сам себе готовил, приходилось убеждать жену покупать хотя бы себе одной на обед мясо… А теперь, когда в кассе издательства получил тысячи рублей да в журнале за каждый печатный лист платили по высшей ставке, накупил подарки всем родным, дочери вез «куклу, которая в корзине не помещалась». Сбылась давняя мечта: купил собственный дом. Для него подобрал 12 стульев, кресло, кровать: дефицита в годы нэпа не стало. Дома ждал приезда гостей из Москвы…
С тех пор, приезжая по делам в столицу, не приходилось обитать по чужим углам. Останавливался непременно в престижном «Национале», где встречался с Александром Серафимовичем. А когда открылась в Охотном Ряду «Москва», занимал номер в самой лучшей советской гостинице.
Лев Колодный
Тайна XX века: откуда взялись слухи о плагиате "Тихого Дона"
Заговор «невидимок» с двумя самоубийствами
14 августа 2015 Колодный, Лев Ефимович.
Хочу в Год литературы рассказать, из какой мусорной кучи разлетелись, как зелёные мухи, слухи о плагиате «Тихого Дона», с какой пьяной лавочки разошлись сплетни, побудившие людей с энергией изобретателей вечного двигателя сочинить о нём сотни статей и десятки книг в России и за границей.
Картинка
Начну с того, что в конце 1962 года Александр Солженицын из Рязани, где он тогда жил, прислал на Дон открытку, где выразил «моё неизменное чувство: как высоко я ценю автора бессмертного «Тихого Дона». То ли потому, что ответа не последовало, то ли по неизвестной мне причине, через три года им овладело другое жгучее чувство, поводом к чему послужило следующее обстоятельство:
«…Летом 1965 г. передали мне рассказ Петрова-Бирюка за ресторанным столом ЦДЛ: что году в 1932-м, когда он был председателем писательской ассоциации Азово-Черноморского края, к нему явился какой-то человек и заявил, что имеет полные доказательства: Шолохов не писал «Тихого Дона». Петров-Бирюк удивился: какое ж доказательство может быть таким неопровержимым? Незнакомец положил черновики «Тихого Дона», которых Шолохов никогда не имел и не предъявлял, а вот они, и от другого почерка! Петров-Бирюк, что б он о Шолохове ни думал (а — боялся: тогда уже — его боялись), — позвонил в отдел агитации крайкома партии. Там сказали: а пришли-ка нам этого человека, с его бумагами. И — тот человек и черновики исчезли навсегда. И самый этот эпизод, даже через 30 лет и незадолго до своей смерти, Бирюк лишь от опьяну открыл собутыльнику, и то озираясь».
В том году, когда в поддатом состоянии Петров-Бирюк увидел некие черновики, к Шолохову пришла мировая слава. А поскольку эти черновики он «никогда не имел и не предъявлял», стало быть, обошёлся без них. В 1932 году вышла 3-я книга «Тихого Дона», написан первый том «Поднятой целины». Тогда Шолохов отправил два бесстрашных письма Сталину о голодоморе на Дону, «когда вокруг него сотнями мрут от голода люди, а тысячи и десятки тысяч ползают опухшие и потерявшие облик человеческий». Письмо с такими словами я с трудом обнародовал спустя полвека в пору гласности. Ни «Правда», орган ЦК партии, ни «Известия», орган Верховного Совета СССР, не решились его напечатать. Редактору «Московских новостей» Егору Яковлеву, как он признался мне позднее, понадобилось для публикации согласие Михаила Горбачёва.
Достаточно было Александру Исаевичу узнать про «черновики», что «открыл от опьяну собутыльнику» Петров-Бирюк, как захотелось ему «мести за них обоих (за автора романа и владельца черновиков. — Л.К.), которая называется возмездием, которая есть историческая справедливость. Но кто найдёт на неё сил!»
Нашёл мстителей. И у самого нашлись силы для возмездия, о чём он поведал в книге «Бодался телёнок с дубом», откуда я привёл и буду цитировать поразительные откровения. Для возмездия пришлось плести нити заговора, о чём хочу рассказать.
Под поднятое знамя Солженицын стал зазывать сообщников — он называл их «невидимками», наделял, как опытный конспиратор, кличками.
От Донца впервые услышал о забытом в СССР писателе Фёдоре Крюкове, казаке, бывшем депутате Государственной думы, умершем в 1920 году.
Из рассказов и писем Кью — под этой кличкой скрывалась библиограф и машинистка Елизавета Воронянская, тайно перепечатывавшая «Архипелаг», — узнал о ее студенческой подруге Ирине и познакомился с ней. В первом браке она была Медведевой, во втором — Томашевской, женой известного пушкиниста. Эту «невидимку» Солженицын характеризует «женщиной блистательного и жесткого ума», даровитым литературоведом в «цвет своему умершему знаменитому мужу, с которым вместе готовила академическое издание Пушкина».
Занималась она русской литературой первой четверти ХIХ века. Имея квартиру в Ленинграде, жила постоянно среди кипарисов на даче в Гурзуфе, куда весной 1969 года пригласила бездомного писателя жить и сочинять начатое им «Красное колесо». Обоим «своенравным медведям» хватило три дня, чтобы устать друг от друга и разъехаться. Но именно тогда постояли они на веранде, поговорили несколько минут о «Тихом Доне». О чём шла речь? «А я сказал — и не ей первой, и не первый раз — то, что иногда говорил в литературных компаниях, надеясь кого-то надоумить, увлечь, доказать… что не Шолохов написал «Тихий Дон» — доступно доказать основательному литературоведу».
Так в 66 лет решилась судьба ещё одной «невидимки». Она начала жить под кличкой Дама. Почему Солженицыну с такой лёгкостью за несколько минут удалось завербовать пожилую женщину, круто поменять ее жизненный маршрут? Потому что в ее обществе «все сходились в одном — авторов «Тихого Дона» было два. Один писал, другой перекраивал, приспосабливал. В 19 лет сочинить такой роман невозможно».
В дни блокады, приходя в гостиницу «Астория», где Ленинград спасал от голода цвет питерской интеллигенции, в тёмном и холодном номере, лёжа рядом, Борис Томашевский и его друзья тихо беседовали. Главная тема — «Тихий Дон». Один из них рассказывает об институтском товарище Фёдоре Крюкове, который писал рассказы о казаках и «был полон романом». Вернувшийся домой из гостиницы муж и жена «снова и снова говорят о самом интересном. О возможностях отслоения подлинного текста…»
Вот каким необычайным делом занялась в Крыму питерская «невидимка». Кроме неё в заговор вошла московская дама под кличкой Люша. Как писал Солженицын: «Ей пришлось заняться многим. Навалилось так, что и для Дамы Люша выполняла теперь — то в Ленинград, то в Крым, не близко — всю снабдительную и информационную работу. Взялась Люша — с прилежностью, с находчивостью, с успехом».
Под кличкой Люша скрывалась внучка всеми русскими любимого с детства Корнея Ивановича Чуковского, кандидат химических наук Елена Цезаревна. Помогая в работе над «Архипелагом» и книгой о плагиате, она мстила за погибшего в лагерях отца.
«Невидимкам» удача, казалось, шла в руки. Натане, врачу-терапевту, ее пациентка Мария Акимовна Асеева открыла тайну: «У неё хотят вырвать заветную тетрадочку: первые главы «Тихого Дона», написанные еще в начале 1917 года в Петербурге. Да откуда же? Кто? А — Федор Дмитриевич Крюков, известный (?? — не нам) донской писатель. Он жил на квартире ее отца горняка Асеева в Петербурге, там оставил свои рукописи, когда весной 1917 года уезжал на Дон». Сенсация! В неё поверил Александр Исаевич — не вспоминая больше о «черновике «Тихого Дона», исчезнувшем с владельцем после посещения крайкома партии.
Заполучить «заветную тетрадочку» попытался некто Донец, ещё одна активная «невидимка», но его кандидатура отпала: «Он был крупен, заметен, говорлив, неосторожен». Пошла за «заветной тетрадочкой» Люша. Вернулась ни с чем, договориться с капризной женщиной не смогла. Третий посланец пришёлся по душе Марии Акимовне, ему доверилась, пела с ним донские песни... Позволила архив взять и разобрать. Бумаги из сундука заполнили три больших рюкзака. «А тетрадочку, мол, потом». Старушка пообещала лечащему врачу Натане завещать тетрадочку, но не сейчас, а когда умирать будет. Но с этим не торопилась.
Архив знатоки литературы научно разобрали. Сняли необходимые копии. Продали часть материалов за 500 рублей Ленинской библиотеке, передали деньги Марии Акимовне. Но и после этого «заветную тетрадочку» она показать «невидимкам» отказывалась. Пришлось, отодвинув все дела, приехать к ней в Ленинград самому Александру Исаевичу. Приняла его с честью Мария Акимовна. Гость вспоминал: «Пили у неё донское вино, ели донской обед, мне казалось, она и мою надёжность проверяет. А я поверил в ее тетрадку, что она есть. Только оставалось привезти ее из-за города, из Царского Села, «от той старухи, которая держит». Обещала достать к моему отъезду. Однако не достала («старуха не дает»). Пожалел я. И опять засомневался: может, нет тетрадочки? Но зачем тогда так морочить? Не похоже». Очень даже похоже на всех мошенников.
Но и тому, что досталось из сундука, «невидимки» обрадовались. В нем скопились письма авторов журнала «Русское богатство», где состоял в редколлегии Федор Крюков. Нашлись донские песни, пословицы, молитвы, описание обрядов, праздников, словарь донских фамилий…. Часть материалов переправили Даме. Но рукописей, хотя бы отдалённо напоминающих роман, — ни строчки. Их и быть не могло. С 1912 года и до смерти в 1920 году Крюков ничего не сотворил, занятый до революции делами в Думе, в Гражданскую — обязанностями секретаря Войскового круга, борьбой с большевиками на Дону.
Архив пригодился и Солженицыну: «Люше пришла счастливая мысль, сразу мною принятая: Крюкова — автор ли он «Тихого Дона», не автор — взять к себе персонажем в роман — так он ярок, интересен, столько в нем доподлинного материала. А какой прототип приносит с собой столько написанного?! Я — взял». И сотворил в «Красном колесе» образ казака, писателя, депутата Госдумы Федора Ковынева, сочиняющего… «Тихий Дон»! В опубликованных рассказах писателя некоторые лучшие крюковские места стянул в главу «Из записок Фёдора Ковынева», хотя ожидаемая Солженицыным «какая-то скальная трагическая фигура» огорчала «пустоватостью» и «слащавостью».
Со своей стороны, Дама придумала название книги — «Стремя «Тихого Дона» — и подзаголовок — «Загадка романа». Эпиграф нашла в первой книге «Тихого Дона»: «Стремнину реки, ее течение, донцы именуют стременем: стремя понесло его, покачивая, норовя повернуть боком».
Зимой 1971 года показала «Предполагаемый план книги», состоявший из трёх глав: «Аналитической», «Детективной», «Политической». «Могучая была хватка», — восхищался Александр Исаевич Дамой, вдохновлял письмами: «Сказать, что я рад, — ничтожно: я счастлив, что наконец-то этим вопросом занялся такой могучий специалист, как Вы, — и сразу выдавил столько соку, столько результата! Резюме производит очень убедительное впечатление: и выводами, и весомостью зреющего за ним труда». Солженицын уверяет писательницу: это будет «драгоценнейшая книга русского литературоведения, памятник эпохи».
Дама упорно пыталась воссоздать «изначальный текст романа», но как это было сделать, если ни «черновика», ни «заветной тетрадки» ей в руки не попало. И не могло объявиться то, что существовало в пьяном воображении и выдумках мошенников.
Последний раз встретились главные заговорщики в доме на канале Грибоедова, 9, в Ленинграде, хорошо известном Анне Ахматовой. Заполненную книгами, письмами квартиру Иосиф Бродский называл «письменным столом Европы». Когда хозяева находились в Крыму, не ладивший с родителями непризнанный поэт месяц здесь жил и прочёл собрание сочинений Диккенса, настолько полюбившегося, что его процитировал при вручении Нобелевской премии.
Та, кому Солженицын придумал кличку Дама, родилась в Женеве, где жили ее молодые родители. Отец — русский дворянин — погиб, защищая евреев во время погрома в Житомире. Училась Ирина в Ленинградском институте истории искусств у Юрия Тынянова, профессоров Жирмунского, Щербы и им под стать, оставивших след в отечественной филологии. Ее муж слушал лекции в Сорбонне, получил во Франции диплом инженера-электрика, по словам академика Колмогорова, основал математическую лингвистику; известен как составитель и редактор сочинений Пушкина, Достоевского, теоретик стиха, текстолог, знаток французской поэзии. Его жена издала книгу о трагической актрисе Екатерине Семеновой, в ее столе лежала рукопись «Пушкин в Крыму», ему, Крыму, посвятила книгу «Таврида».
Картинка
Ирина Медведева-Томашевская. Она же Д*, покончившая жизнь самоубийством. Ее книжка — «Стремя Тихого Дона» породила массу надуманных версий о плагиате.
Как так получилось, что в этой столь эрудированной семье возникла версия, сбившая с пути многих исследователей, и в первую очередь — автора «Стремени»? Питерская элита далека была от Дона, казаков, мало что о них знала и ничего не ведала, кто такой Михаил Шолохов.
Роман написан не в 19 лет, как думал Борис Томашевский. В 19 лет в печати появился первый рассказ, за ним последовали десятки других замечательных «Донских рассказов», прежде чем созрела мысль о романе. Не был Михаил Шолохов неграмотным, как считали друзья пушкиниста. В его черновиках абсолютно правильно пишутся слова и фразы, проставлены знаки препинания, чего не мог, например, Маяковский, прошедший полный курс московской гимназии.
Рукописи «Тихого Дона» я держал в руках и поражался замечательному почерку, безупречной грамотности, достигнутой за четыре года обучения в гимназии. Впервые название «Тихий Дон» появилось на листе, датированным «1925 год. Осень». Тогда автору шёл 21-й год. Сохранилось две главы этого варианта романа. Далее работа не пошла. Понадобился год новых публикаций рассказов, чтения книг, изучения документов, встреч с прототипами героев. Второй раз название «Тихий Дон». Роман. Часть первая» я увидел на странице, где на полях написано: «Вешенская, 6 ноября 1926». С тех пор горение не прерывалось два года и завершилось в 1928 году публикацией двух книг романа, как теперь говорят, ставшего бестселлером.
Была ещё одна умалчиваемая причина непризнания авторства — неприязнь к советской власти, поднявшей вполне оправданно на щит «Тихий Дон». Молодой Шолохов избирается депутатом Верховного Совета СССР, членом ЦК партии, удостаивается Сталинской премии, Ленинской и Нобелевской премий. Дважды ему вручают Золотые Звезды Героя Социалистического Труда. По мере того как росла слава, вражда усиливалась подспудно в разговорах на кухнях, за ресторанными столами. Прорвалась потоком в неприкрытую ложь и клевету в годы гласности и перестройки, развязав руки всем, кто давно жаждал свести счёты с великим писателем и государством, защитником которого являлся Михаил Шолохов.
Заговор, возникший в Гурзуфе весной 1969 года, казался сообщникам увлекательной игрой с паролями, перепиской, негласными встречами — и продолжался без провалов до тех пор, пока восторженная Кью не поделилась с подругами тайной «Архипелага ГУЛАГ». Один экземпляр взрывоопасной хроники чудовищных репрессий в СССР, 1500 машинописных страниц, она хранила закопанным в земле. И не уничтожила его, о чём настойчиво просил Солженицын, переславший к тому времени свою «бомбу», свой экземпляр рукописи, на Запад, выжидая момент, когда следовало ее взорвать. Одинокая Воронянская не хотела расстаться с тем, что стало смыслом жизни. Солгала кумиру в письме, что сожгла рукопись, обливаясь слезами. Солженицын ей поверил.
Приехавшую из Крыма Кью с подругой задержали на Московском вокзале Ленинграда 4 августа 1973 года. Выпустили на свободу после затяжного допроса, длившегося пять дней. И пошли по следу, указанному несчастной, чувствовавшей себя Иудой. Помучившись две недели, она покончила с собой в коммунальной квартире, где жила рядом с кухней. Узнав о трагедии, Солженицын распорядился публиковать «Архипелаг» на Западе, что вызвало мировую сенсацию. Обман Кью возмутил Солженицына, но годы спустя он назвал ее «орудием божьим».
По иронии судьбы 10 августа, на другой день после ареста Кью, в Гурзуфе Дама в кругу детей и друзей отмечала юбилей, 70-летие со дня рождения. «Вся семья была в сборе. Были друзья. Ирина Николаевна была счастлива и бодра, ничто не предвещало ни болезни, ни гибели», — пишет дочь Зоя Томашевская.
Когда об аресте и самоубийстве Кью, печатавшей «Стремя», стало известно, у Ирины Николаевны случился инфаркт. Радость сменилась смертной тоской. «Будучи человеком сильным, бесстрашным и гневным, оберегая семью и друзей, буквально выгнала из дома всех, кто хотел ей помочь. Делала это непоправимо обидным образом и осталась совершенно одна в самую страшную пору темной крымской осени», — в 1991 году сообщила в предисловии ко второму изданию «Стремени», явно что-то утаивая, Зоя Томашевская. Она не оставила мать одну, наняла медсестру-сиделку и врача, навещавшего больную.
К ней приехала из Москвы подруга, вдова поэта Заболоцкого, и прожила в Гурзуфе месяц. Больная лежала пластом, как пишет Солженицын, но не прекращала работу. Уезжая, Заболоцкая увезла рукопись «Стремени» и передала ее сидевшему на чемоданах автору «Архипелага».
Смысла жить не стало. Объял страх, что арестуют и начнутся допросы. И Дама последовала за Кью, покончила с собой (в чём публично призналась дочь в документальной картине Олеси Фокиной «Избранник» об А.И.Солженицыне). Ирину Николаевну отпели в Москве в церкви Ильи Обыденского. Из «невидимок» пришла проводить в последний путь Люша…
По просьбе покойной отпел Ирину Николаевну в Женеве, где она родилась, Александр Исаевич с женой. Панихиду служил архиепископ Арсений Женевский. «Я написал: Ирина, Федор. …Сплелись их судьбы — злосчастного донского автора и его петербургской заступницы над убийством, над обманом, над всем угнетением нашего века». И над двумя самоубийствами Елизаветы и Екатерины, к которым имел отношение вдохновитель «Стремени».
Спустя год в Париже незавершённая книга малым форматом без указания тиража вышла под псевдонимом Д* с предисловием А.И.Солженицына «Не вырванная тайна», фотографиями Ф.Д.Крюкова и его семьи.
В Париже и Лондоне появилась подобная книга Роя Медведева. За пионерами вдогонку устремились другие ниспровергатели. В «Белой книге: М.А.Шолохов» Валентин Осипов насчитал около 50 имён кандидатов в гении. Фанатов плагиата намного больше. Одному Рою Медведеву хватило мужества признать, что полжизни провёл в положении Сизифа, катая камни на гору Шолохова.
Лев Колодный.
Там же, дополнительно. Е. В. Суровцева. К вопросу о текстовых параллелях 'Тихого Дона' с прозой Крюкова......394
Тип документа: Монография Язык: Russian
ISBN: 978-5-91022-089-2
Связь: Загадки тайны 'Тихого Дона' двенадцать поисков находок
Номер доступа: directmedia.115526
База данных: Университетская библиотека онлайн - University Library Online.
Научная статья. Язык: русский. Номер: 3 Год: 2010. Страницы: 139-142. ЖУРНАЛ: РОДИНА
Издательство: Редакция "Российской газеты" (Москва).
ПРОИСШЕСТВИЕ С «ТИХИМ ДОНОМ»
ОКЛЯНСКИЙ ЮРИЙ.
Документы с шифрами 1 99, 1 00 - 1 15; 11 99, 11 00 - 11 15; 2 99, 2 00 - 2 15; 12 99, 12 00 - 12 15 заказываются только через электронный каталог. Подробнее об электронном заказе читайте здесь. В тех случаях, когда на документы с такими шифрами отсутствует ссылка "заказ", обращаться к сотрудникам на кафедру Зала ЭК.
Отдел: ОИЭР
Шифр хран: ИЭР О 14-9/56
Штрих-код: 2010186742
Fideriga обратиться по имени
ПРАВДА ТИХОГО ДОНА Суббота, 05 Декабря 2015 г. 09:41 (ссылка)
Николай_Кофырин обратиться по имени
Суббота, 05 Декабря 2015 г. 09:43 (ссылка)
