https://lgz.ru/online/stepnoy-travy-puchok-sukhoy-/
200 лет Аполлону МАЙКОВУ, одному из малых, быть может, но прекрасных классиков отечественной поэзии. Одному из действительных наследников Пушкина, наряду с великим Фетом и вечно волнующим Полонским. Тогда как творчество самых больших – Тютчева, Лермонтова, Некрасова – пушкинскому наследию восхищённо противостоит (так, вопреки схеме учебника!). Эти авторы пытались Пушкина «преодолеть»: задача безнадежная, но самая плодотворная, ибо литературная борьба – естественное состояние словесности, и её неожиданные плоды бывают прельстительными... Майков же был только верным последователем и в удачах продолжателем.
Можно было бы тут завести разговор о том, каким он был человеком. Примечательная деталь, отмеченная Василием Розановым: Майков, являясь крупным чиновником, и в поздние свои годы ездил на конке, ибо взяток не брал, был честен и беден... <...>
Аполлон Майков (1821 – 1897) происходил из старинного дворянского рода, к которому принадлежали видные деятели русской истории и литературы (среди них – русский святой и знаменитый церковный писатель Нил Сорский, а также – видный поэт XVIII века Василий Майков). Отец будущего поэта Николай Аполлонович, участник Бородинского сражения, затем вместе с русской армией вступивший в Париж, был академиком живописи. Семья была консервативная, верная традициям православия и самодержавия, высококультурная. Не только Аполлон, но и три его брата: Валериан (даровитый критик, публицист), Владимир (прозаик, переводчик), Леонид (историк литературы, библиограф, этнограф) – все оказались причастны литературе. Детские годы Майкова прошли в подмосковных имениях отца и бабки, отсюда – первые впечатления от родной природы и патриархального быта.
Первоначальное образование было домашним, оно продолжилось в Петербурге, куда в 1834 году переехала семья. Одним из учителей Майкова стал молодой Иван Гончаров. Частым гостем в доме, превратившемся в художественный и литературный салон, был поэт Владимир Бенедиктов. Дружба Майкова с двумя старшими писателями стала пожизненной. Он мечтал о судьбе живописца, но слабеющее зрение помешало этому. В 1837 году Майков с неохотой поступил на юридический факультет Петербургского университета и окончил его в 1841 году. Был определен на службу в департамент государственного казначейства. Его кандидатская диссертация называлась «О первоначальном характере законов по источникам славянского права».
Рано обнаружились не только художественные и литературные дарования Майкова, проявились и его математические и лингвистические способности. Он изучил не только латынь, древнегреческий и основные языки современной Европы, но и новогреческий, чешский, сербский. Знание языков впоследствии пригодилось не только в обширной переводческой деятельности (Майков – один из лучших переводчиков поэзии), но и по службе, которая продолжилась в библиотеке Румянцевского музея. С октября 1852 года он служил в Петербургском комитете иностранной цензуры, где его начальником (с 1858 года) стал Федор Тютчев, а сослуживцем (с 1860 года) Яков Полонский.
В 1875 оду Майков возглавил этот комитет и в общей сложности проработал в цензурном ведомстве 45 лет. При Александре III в связи с 50-летним юбилеем творчества Майков был произведен в тайные советники. На склоне дней он являлся крупным чиновником, академиком и официальным классиком. При этом был небогат, но много занимался благотворительностью, не жалея и собственных средств.
Первая публикация Майкова относится к 1835 году, когда стихотворение «Орел», принадлежащее перу тринадцатилетнего стихотворца, было опубликовано в «Библиотеке для чтения» рядом с пушкинскими «Песнями западных славян». В 1842 году увидела свет первая книга – «Стихотворения Аполлона Майкова», вызывавшая сочувственные отзывы и Белинского, и Плетнева, и Сенковского. Рано определился интерес Майкова к античности, вдохновенным певцом которой он оставался всю жизнь. Первоначально он взял за образец одическую поэзию Ломоносова и Державина, затем долго находился под влиянием антологических стихотворений Батюшкова и Пушкина. С годами усилилось воздействие на него Бенедиктова и Тютчева. В «тройственном союзе» так называемых «поэтов чистого искусства», Майков отличался от Фета и Полонского большей резкостью и отчетливостью тона, «вещностью». Он не знал и не любил зыбких оттенков, шел скорее от живописи, а не от музыки.
Античный мир, воссозданный во многих произведениях Майкова, прекрасен, пластичен и при этом насыщен живой жизнью, пожалуй, не в меньшей мере, чем изображенная тем же автором современность, будь то впечатления зарубежных поездок (прежде всего в любимую Италию) или сельские зарисовки (любимым пейзажем М. все-таки всегда оставался русский). В стихах своих Майков был зорким живописцем:
…подруга стоит неподвижно,
Рукой охватив осторожно кувшин на облитой
Вечерним лучом голове... Художник (должно быть, германец)
Спешит срисовать их, довольный, что случай нежданно
В их позах сюжет ему дал для картины, и вовсе не мысля,
Что я срисовал в то же время и чудное небо,
И плющ темнолистый, фонтан и свирепую рожу тритона,
Альбанок и даже - его самого с его кистью!
Но, как верно заметил Иннокентий Анненский, поэзия Майкова еще ближе к скульптуре, чем к живописи, она объемна, рельефна.
Страстная любовь к античной красоте сочеталась с ревностным православием, и основной темой творчества Майкова вполне естественно стала тема противоборства язычества и торжествующего христианства. Поэт верил в высокое предназначение православной России и посвятил многие свои произведения событиям отечественной и мировой истории. Задолго до Брюсова он создал яркую портретную галерею исторических деятелей, панораму исторических событий. В своих оценках русской истории Майков был близок к славянофилам, но его отличало от них восхищение перед Петром Великим.
Иннокентий Анненский, сортируя стихи, приходившие в редакцию журнала «Аполлон», ценил авторов, стремившихся передать тонкие душевные движения, а поэтов «внешних», любителей отдаленной истории, орнамента, пейзажа, пренебрежительно называл «емшанами». Имелась в виду знаменитая баллада Майкова «Емшан», в которой пересказано сохраненное летописцем предание о половецком хане, изнежившемся на чужбине, но вдохнувшем запах родных степей – доставленной издалека полыни («степной травы пучок сухой») и немедля вернувшемся на дикую безграничную родину. Вспоминая о своем детском чтении, замечательный поэт XX века Сергей Марков назвал майковское стихотворение гениальным.
Творчество Майкова – страница русской культуры. Многие его стихотворения соединились с музыкой великих композиторов и стали песнями, романсами. Юношеские стихи Майкова «Я в гроте ждал тебя в урочный час…» навсегда пленили Ивана Бунина. Многие «сельские» стихи Майкова всегда были любимы детьми и вечно переиздавались в «Родной речи», печатались в «Чтеце-декламаторе», исполнялись на гимназических вечерах. Очевидно, многие русские поэты запомнили их еще в школьные годы. И майковская «Весна» вдруг аукнулась в поэзии Северянина. Молодой Заболоцкий в «Столбцах» явно пародировал стихотворение Майкова «Конь» («Из сербских песен»). Наверно, еще в детское сознание Есенина запали строки вдохновенного (хотя и весьма вольного) майковского перевода из Хафиза: «Встрепенись, взмахни крылами, Торжествуй, о сердце, пой…» Отсюда – столь любимое многими «О, Русь, взмахни крылами!» Первую строку «Сомнения» («Пусть говорят: «Поэзия – мечта…») повторил в одном из лучших своих стихотворений Георгий Адамович. Майковские «Розы» по мысли как-то соотносятся с «Соррентинскими фотографиями» Ходасевича. Какие-то отзвуки итальянских стихов Майкова («Вне ограды Campo Santo») чудятся в романе Эренбурга «Хулио Хуренито». У Майкова много «проходных», затянутых, описательных стихотворений, но его удачи ярки, и удач этих немало. Среди них – «Тарантелла», где передан ритм народной пляски. И вдруг стихи перестают быть только описанием – поэт дерзко вставил в строфу две глубокие строки, которые приятно привести в споре с самоуверенными психоаналитиками:
Человеку знать не нужно,
Что такое человек…
Слава Майкова с годами увяла, но и в новое время есть у него читатели и почитатели, иногда самые неожиданные. Трудно найти стихотворца более, чем Борис Слуцкий, далекого от идеала «чистого искусства», которому пылко служил и следовал Майков, но именно в стихах Слуцкого об улице Майкова есть ощутимая зависть к судьбе поэта, свершавшего свой путь с честью, не посрамившего классической Музы.
Михаил СИНЕЛЬНИКОВ