Однако вернемся к хорошо известному и весьма памятному для истории Русской Церкви эпизоду, произошедшему в ночь на воскресенье 5 сентября 1943 года в кабинете Председателя Совнаркома Союза ССР в Кремле. На этой встрече с Церковными иерархами Верховный Главнокомандующий И. Сталин раскрылся не просто как состоявшийся лидер страны, но и как вождь воспринявший Божье благословение нести звание «Удерживающего». В этом удивительном событии наиболее ярко проявилось помилование России, свершившееся через непомерный мученический подвиг русского народа. Было явлено властное Божье заступничество за поруганную веру. Весьма серьезные историки вынуждены признать, что во всем происходящем в те годы «есть такое ощущение, что мы чего-то не знаем. И я не исключаю, что это «что-то» могло быть и на чисто мистическом уровне. Не исключаю»[1].
Как всегда было, и будет в истории христианства, сакральная, мистическая, сверхъестественная сторона событий неприемлема для мира и потому неизбежно подвергается нападкам, высмеиванию, шельмованию. Так случилось и с историей неожиданного поворота Сталина к Церкви, когда многие «трезвомыслящие исследователи» увидели здесь лишь коварный расчёт хитрого диктатора.
Расчёт, безусловно, был. И это, как раз, очень хорошо. Сталин предпринял очередную попытку придать Российскому Патриархату статус Вселенского. Каждый, наиболее значимый правитель России неизбежно возвращался к великой идее «Москва – Третий Рим», и вдохновлялся ею. Эта историческая концепция и сокровенная мечта всегда являлась неким оселком, на котором проверялся уровень мудрости правителя и претензии на величину его исторического значения.
Потому вспоминая события Великой Войны следует согласиться, что тогда произошла схватка, пусть и сокрытого под спудом, но православного Третьего Рима с оккультно-сатанинским Третьим рейхом.
Так что, Сталин, вполне закономерно не стал исключением, и в полной мере осознал величие этой идеи, хотя, конечно, позволяя себе действовать в рамках той парадигмы, что сложилась к тому времени в советском государстве.
Отличия "расширенной" версии фильма от "театральной"
19. Когда Жасмин за рулём грузовика с подобранными ею людьми проезжает по разрушенному городу, добавлена сцена, в которой она встречает проповедника, стоящего посреди руин.
Проповедник: "Пришёл конец! Он изрёк своё слово, и пришёл конец!" (Man: "The end hath come! He spaketh his word, and the end hath come!)
Жасмин кричит ему: "Запрыгивай! Мы направляемся в Эль-Торо." (Hop on! We're heading out to El Toro.)
Проповедник: "Ты не можешь бросить вызов тому, что произошло. Это конец!" (You cannot defy what hath come. It is the end!)
Медея подсказала Ясону, как победить воинов, выросших из зубов дракона, но погибли не все из них...
Был он прекрасен лицом и телом, и умел вести беседу. А еще - он единственный из всех в нашем царстве не знал, что я колдунья, равно как не слышал и о том, кому прихожусь я внучкой и племянницей, иначе бы и словом со мной не перемолвился. Но он не знал, а с ним говорили немного. Я же подумала, что такой человек может стать мне мужем, потому и встретила его поздно вечером в саду, и рассказала, что за испытание приготовил ему мой отец.
Игорь Эммануилович Грабарь. Автопортрет в шубе, 1947
Продолжение серии публикаций о Грабаре.
И.Э. Грабарь, занимаясь историей искусства, реставрацией, администрированием, делал большие перерывы в личном живописном творчестве. Для тренировки живописных навыков Грабарь пишет фрукты, яблоки и груши на драпировках с натуры.
Грабарь И.Э. Туркестанские яблоки. 1920. Из собрания Пермской художественной галереи
«Сегодня я умею больше, чем вчера, завтра буду уметь больше, чем сегодня…», возвращается и к любимому ранее жанру портрета, пишет и пейзажи в полюбившемся ему районе Кунцево - Фили « меня так очаровала долина Москвы-реки около Кунцева ( 1922г), что я на следующий год решил снять в этой местности дачу».
L7753191
