Япония удивила весь мир, объявив на днях, что число людей старше 100 лет в стране почти 100 тысяч. И это абсолютный мировой рекорд. О том, что крайне важно для такой долгой жизни, рассказывает биолог Анча Баранова ( Анча(Анна)Вячеславовна Баранова— российский и американский биолог, доктор биологических наук, профессор школы системной биологии в Университете Джорджа Мейсона (США). Специалист в области функциональной геномики сложных заболеваний)

Если быть скрупулезно точными, то в Японии зарегистрировано 99 763 человек старше 100 лет.

Число центенарианцев (так в мире называют людей, перешагнувших столетний рубеж, от латинского слова «сentenarian» — прим. ред.),  неуклонно растет в Стране восходящего солнца с 1963 г.

Ничто не предвещало чуда. Но чудо пришло… из глубины...

Это было в августе прошлого года. Тёплый, солоноватый ветер с моря ласкал лица рыбаков, а солнце, ещё не уставшее от лета, играло бликами на воде. Причал в заливе был обычным — старые доски, скрип тросов, запах тины и морской свежести. Здесь каждый день начиналась и заканчивалась трудовая рутина: чистка сетей, погрузка улова, разговоры о погоде и удаче. Ничто не предвещало чуда. Но чудо пришло… из глубины. Сначала они услышали шлёп — что-то мокрое и стремительное выскользнуло из воды и запрыгало по настилу. Все обернулись. На причале стояла выдра. Самец. Мокрая, дрожащая, с глазами, полными паники и мольбы. Она не бежала, не пряталась, как делают дикие звери. Нет. Она бегала между людьми, касалась лапой чьей-то ноги, скулила тонко, почти по-детски, и снова устремлялась к краю пристани. – Что за чертовщина? – пробормотал один из моряков, откладывая в сторону моток верёвки. – Да брось, уйдёт сама. Но она не уходила. Она просила. Один из стариков, с лицом, испещрённым морщинами от солнца и ветра, по имени Игорь, вдруг понял. Он не был биологом, не читал научных статей. Просто в его глазах мелькнуло что-то древнее — инстинкт, который помнил времена, когда люди и природа ещё говорили на одном языке. – Подождите… – тихо сказал он. – Она хочет, чтобы мы пошли за ней. Он шагнул к краю. Выдра тут же побежала вперёд, оглядываясь, словно убедиться — идёт ли он. И тогда Игорь увидел. Там, внизу, в запутанной паутине старых сетей, в клочьях водорослей и рваных верёвках, билась выдра. Самка. Её лапы были намертво зажаты, хвост беспомощно хлопал по воде. Каждое движение только сильнее втягивало её в ловушку. Она задыхалась. Её глаза были полны ужаса. А рядом, на поверхности, плавал маленький детёныш — крошечный комочек меха, прижавшийся к маме, не понимающий, что происходит, но чувствующий смерть. Выдра-самец, тот, что пришёл за помощью, сидел на краю настила и смотрел. Не скулил. Не бегал. Просто смотрел. И в этом взгляде было больше человечности, чем во многих людях. – Быстро! – закричал Игорь. – Сюда! Она там! Запуталась! Моряки бросились к краю. Кто-то спрыгнул в лодку, кто-то начал резать сети. Всё происходило в какой-то дикой, напряжённой тишине, нарушаемой только хриплым дыханием животного и плеском волн. Минуты растянулись, как часы. Когда они наконец освободили самку, она была на грани. Её тело дрожало, лапы едва шевелились. Но детёныш прижался к ней, и она слабо лизнула его в ответ. – Бросайте! – крикнул кто-то. – В море! Быстро! Они аккуратно опустили их в воду. И в тот же миг — мать и детёныш — исчезли в глубине. Самец, что стоял всё это время неподвижно, нырнул следом. Все замерли. Никто не говорил. Только дышали, как будто только что вышли из боя. И тогда, через несколько минут, вода снова зашевелилась. Он вернулся. Один. Вынырнул у самого настила, смотрел на людей. Потом, медленно, с усилием, вытащил из-под передней лапы камень. Серый, гладкий, немного вытянутый — видно, что обкатанный годами, любимый. Он положил его на деревянную доску. Ту самую, где только что бегал, моля о помощи. И исчез. Молчание. Никто не шелохнулся. Даже ветер, кажется, перестал дуть. – Он… он оставил нам… свой камень? – прошептал молодой парень, почти мальчик. Игорь опустился на колени. Поднял камень. Холодный. Тяжёлый. Но не в весе — в значении. – Да… – сказал он, и голос его дрогнул. – Он отдал нам самое ценное. Потому что для выдры этот камень — как сердце. Это её инструмент, её оружие, её игрушка, её память. Они носят его всю жизнь. Каждый выдр находит свой — и больше не расстаётся. Он не просто бьёт им раковины… он любит его. Он спит с ним, играет с ним, передаёт детям. Это — семья. Это — жизнь. – А он… он отдал его нам. Слёзы покатились по щекам Игоря. Он не стыдился их. Никто не стыдился. Потому что в этот момент все поняли: он благодарил. Не лаем, не вилянием хвоста. Не жестом, не звуком. Он отдал самое дорогое, что у него было. Как человек, отдающий последнюю рубашку, чтобы спасти другого. Кто-то снял это на телефон. Видео длилось 20 секунд. Но этих 20 секунд хватило, чтобы сломать сердца миллионов. Оно разлетелось по миру. Люди писали: «Я плакал, как ребёнок» «После этого я перестал думать, что животные — это машины» «А я сегодня злился на соседа из-за шума… А выдра отдала всё ради любви» Учёные потом говорили, что выдры — одни из самых эмоциональных животных. Что они плачут, когда теряют детёнышей. Что спят, держась за лапы, чтобы не потеряться. Что играют не ради еды, а ради радости. Что у них есть душа. Но в этом поступке — в этом камне, лежащем на старом настиле — была не просто душа. Была благодарность. Чистая. Безынтересная. Нематериальная. Та, что редко встречается даже среди людей. Игорь до сих пор хранит тот камень. На полке, рядом с фотографией своей жены, ушедшей пять лет назад. Он говорит, что иногда, в тишине, смотрит на него и думает: «Может, и мы чему-то можем научиться у зверей?» Потому что в мире, где каждый думает только о себе, где добрые поступки прячутся, как в пещере, — одна маленькая выдра показала, что любовь и благодарность сильнее инстинктов. Что сердце — оно не в груди. Оно в поступке. А камень? Камень — это память. О том, что даже в дикой природе, в глубине моря, живёт нечто большее, чем выживание. Живёт сердце. Если у вас есть минута — поставьте лайк. Поделитесь этой историей. Может, кто-то, прочитав её, вдруг остановится, посмотрит на мир иначе. Увидит в бегущей собаке не помеху, а друга. В птице на ветке — не шум, а песню. В звере — не тварь, а брата. И, может быть, однажды, и мы сможем оставить на берегу не мусор… а что-то по-настоящему ценное. Как камень. Как сердце. Как любовь.

Михаил Александрович Врубель (1856-1910) вообще не должен был стать художником. Он получил юридическое образование, в его семье не было никого, кто был связан с живописью. В этом отношении его история очень напоминает жизненный путь Винсента ван Гога. Тот долгое время был проповедником, но стал художником для того, чтобы донести суть христианства до простых людей. Врубель, в отличие от Винсента, был болен не Библией. В живопись его привел Иммануил Кант. Ох уж эти немецкие философы! Сколько они сделали для русской культуры. Куда мы без Канта, Гегеля, Шопенгауэра? Про Карла Маркса вообще молчу. Его философию те, кто родился в Советском Союзе, впитывали с молоком матери. Итак, у Врубеля был Кант. Его художник читал по-особенному. В теории эстетики Канта категория гениев с их особой миссией — работой в сфере между природой и свободой — признавалась только в области искусства. А кто в 24 года не ощущает себя гением? Выбор был очевиден: из всех видов искусства живопись нравилась Михаилу Врубелю больше всего.

Михаил Врубель - Царевна-Лебедь,1900

Михаил Врубель - Утро, 1897

Виктор Гюго – один из ярчайших представителей французского романтизма. Писатель, поэт, прозаик и драматург стал автором таких бессмертных произведений, как «Отверженные», «Собор Парижской Богоматери», «Человек, который смеется» и других.

Зарядье 1900 год 19 век

В Московской Руси никому бы и в голову не пришло отслеживать и отмечать юбилеи городов. О таких «круглых датах» тогда не задумывались. Внимание к историческим юбилеям проявилось только в XIX веке.

 

Я здесь! — Да здравствует Москва!

Вот небеса мои родные!

Здесь наша матушка-Россия

Семисотлетняя жива! —

писал в нач. 1830-х поэт Николай Языков. В те годы многих (а в первую очередь славянофилов) гипнотизировала эта цифра — 700 лет. В 1847-м Москве должно было исполниться именно столько.