и пока мы ныли из-за мелких жизненных огорчений,
вроде плохой погоды, оторванной пуговицы, сотни других причин,
кто-то слышал: «ваш диагноз не подлежит лечению»
«мы не успели его спасти, он был неизлечим»

пока мы роптали на судьбу из-за утреннего кофе,
в спешке пролитого на новенькую рубашку,
кто-то сегодня попал в авиакатастрофу,
кто-то шептал на ухо: «мама, мне очень страшно».

пока ты вёл себя гордым кретином,
кто-то правда тебя любил и ждал твоего звонка.
пока ты ругал щенка за то, что он сгрыз ботинок,
чей-то пёс лежал под колёсами грузовика.

мы ругались матом и заглушали боль крепким виски,
мы любили поговорить о безнадёжности, тьме и аде,
на деле: ад - это не узнавать в лицо даже самых близких.
это узнать о раке на последней стадии.

мы печалились, что нам признавались в любви не те,
мы рассуждали о боли, о которой не ведали ни черта.
а боль — это жить среди серых больничных стен,
это трубки по всему телу,
это в кардиограмме сплошная прямая черта.

мы думали беда - это пробки, очереди, шумное метро,
это ссора с начальником, повышение цен на билет,
а беда - это кризы, метастазы, оторвавшийся тромб,
это когда не берёшь трубку,
а завтра тебе говорят, что человека нет.

мы думали горе — это плохая оценка, любовная драма,
когда ты шлешь смс и засыпаешь без ответа,
а горе — это обмороки и плохая кардиограмма,
это каждую ночь слышать, как плачет мама,
это каждый день начинать утро с горсти таблеток.

мы тряслись над деньгами, долгами, приближающейся сессией,
что-то писали про несправедливость мира и пустоту внутри,
горе — это слышать про друга: «ему осталось не больше месяца».
это быть прикованным к постели в двадцать три.

мы любили говорить о безысходности, мраке и пустоте.
роптать на жизнь от выходных и до выходных,

а боль - это две гвоздички на ледяной плите,
это любить мертвого сильнее,
чем всех живых.


© Анна Захарова

…Говорят, с ним нельзя согреться.
Он холодный и даже грубый.
А в тебе замирает сердце,
Когда чувствуешь его губы.
Говорят, он немного странный.
Не подходит тебе и точка.
А ты видишь в нем океаны
И читаешь его между строчек.
Говорят, с ним летать не сможешь,
равнодушно сломает крылья.
А ты хочешь его до дрожи,
рядом с ним ни к чему быть сильной.
Говорят… только смысл слушать?
Если сердце словам не верит.
Ты ему открываешь душу,
для других закрывая двери…

© Оля Захарчук

Уходят старые друзья
В семью, работу... Или к Богу,
И привыкаешь понемногу
Менять былое "мы" на "я".

Лишь чувство странной пустоты
Взамен приходит в день рожденья,
Когда коротким сообщеньем
Поздравит кто-то. Ну а ты

По вечерам берешь альбом,
И фото возвращает в детство
К ребятам, жившим по соседству,
Гонявшим в прятки всем двором.

Там было просто и легко
Входить в соседский дом без стука,
На горке рвать до дырок брюки,
Смеяться, спорить... Далеко

Мои старинные друзья
Теперь разбросаны по свету:
Иришка в Польше, Лешки нету...
У Машки бизнес и семья.

Но ближе нету никого
Моих друзей из детства родом,
Считает счетчик год за годом,
Но помню всех до одного.

Они уходят... Не беда,
Что так расходятся дороги,
У взрослой жизни тропок много,
Но детство - это навсегда.





(с) Наташа Лебедева

С годами понимаешь, что фразы : " меньше знаешь - крепче спишь..."
" В гостях хорошо, а дома лучше..."
" Все болезни от нервов.."
" Всему свое время.."
" Счастье любит тишину..", действительно являются правдой.


(с)

Не так легко начать сначала,
Как уходя обидеть словом…
Порой любви бывает мало,
Чтоб люди рядом были снова.

Не так легко забыть обиды,
Смотреть в глаза и улыбаться,
Когда внутри души флюиды
Не могут счастьем притворяться.

Не так легко вернуть обратно,
И у души просить прощенья,
Слова бывают неприятны
И часто портят отношенья.






© Янина Бурмистр

Есть люди, которые, рядом всегда
Теплом согревают уставшие души,
Когда боль комком все сжимает и рушит,
И в сердце резвятся шальные ветра —
Они не оставят, поверь, никогда,
Не думай, что их не предали раз в жизни,
И злом отвечать на других злые мысли
Они бы могли, только нету в них зла!

Есть люди, которым, нужны иногда,
Точнее узнать, что да как… если худо,
Создать вид, что слышать от вас это чудно
И взгляд свой коварно отвлечь в никуда,
Как будто так надо и было всегда
До этого, правда, вам верить хотелось,
Что может слегка это счастье приелось,
И вам отпустить нужно раз — навсегда!

Есть люди, на время, а время вода,
Им дела до вас не бывает, но все же,
Хоть раз, иногда, пробираясь под кожу
Они вас готовы стереть навсегда.
Им правда - не правда, беда — не беда,
И силы в них нет, чтобы вовремя сдаться,
И правдой — неправдой готовы сражаться,
Чтоб вас погубить, только губят себя!

Ищите же в людях — людей! И тогда
Не будут страшны вам ни беды, ни грозы,
Кто сможет понять и унять ваши слёзы,
И будет в вас верить по жизни всегда.
С кем можно делиться в минуты когда
Бывает вам грустно иль радостно очень,
Кто выслушать сможет хоть днем или ночью,
И вас не предаст ни за что, никогда!






© Янина Бурмистр

Я перестала верить в случай
Что надо, то сама построю!
Я стала смелой и везучей
И в чем-то даже роковою!
Я целюсь как всегда в десятку
И выбиваю теперь метко.
Не то, чтоб вовсе в жизни гладко
Но плачу, к счастью, очень редко.
Не по зубам довольно многим
Что значит-сильные лишь рядом!
Плачу высокие налоги-
Чтобы не следовать за стадом.
Сложи в коробку свои нервы
Во мне упрямая натура!
Ты окрестил меня за стерву:
Пускай и так! Зато не дура…

© Ира Долинная

Уже могу… (по-правде говоря),
Ушедшим долго в спины не смотреть.
И верить: все случается не зря,
И разумом всю грусть преодолеть.

Уже могу… уверенно молчать,
Когда слова зависли глубоко.
И даже на звонки не отвечать,
Умышлено, спокойно и легко.

Уже могу… и плавлю взгляд любой,
И никакая сталь не устоит.
У тупика есть выход запасной,
У сердца есть наивности лимит.

Я не люблю непрошеных гостей,
И мыслей, что порою как тюрьма.
Я не ищу советов у людей
Мне ближе «свое горе от ума».

Мне важно голос внутренний понять,
Чтоб превратить сомнения в решимость.
Я научилась искренне прощать!

А значит — обрела неуязвимость…






© Ира Долинная

Не спишь, чудак? Письмо моё читай: “Мирок не рухнул. Всё феличита (за вычетом последнего учёта) Ты спрашивал в последнем - "как дела?" Скелет? Ношу. А крылья продала. Здесь нет людей для этого полёта. Работаю. Устроилась к ветрам. Вот подметаю небо по утрам и птицам в нём меняю батарейки и хоть мне все давно уже ясны, хожу в кино смотреть чужие сны
(спиной к экрану сидя на скамейке) Бывает к ночи зябко до костей, укроешься кусочком новостей, ты мне писал в последнем, что толково прочувствовать под темнотой светил, что ты себя ничем не защитил - ни книгой, ни кассетою Талькова...
В саду вчера повесилась. Вишу и думаю - зачем тебе пишу, болтаясь между не было и было? Пожалуй ускользну слезой со щёк, мне в магазин за сливками ещё… Ты представляешь я совсем забыла спросить… ну как же так… ну ё-моё... Как там обыкновение твоё? Пожалуйста вложи в конверт открытку - где у избушки два снеговика друг друга разлюбили на века, растаяли и прекратили пытку. Натырила снежинок в закромах. Они пойдут, их будет меньше. Ах, я отчего-то знаю, это - плохо. Почти что семь. Бегу уже. Прости. Осталось мне полнеба подмести, вот опоздаю, то-то будет хохот"
-
Чужое солнце в розовой чалме
ложилось спать. На беличьем холме
стояли тисы в ягодных погонах.
Мир ждал зимы, готовился всерьёз,
был лес пушист и холмик был курнос,
а поезд шёл из точки "А".... и вёз
оружие в запаянных вагонах...


© Ленка Воробей

Так было пасмурно и дивно и птицы в веточках– «пик-пик» и ветер правил креативно, то чёлку мне, то воротник. Ворона каркала надсадно. Дитё у ног лепило ком (из листьев пирожки) И складно собака выла ни о ком. Берёзы гнулись и лысели. В ржавеющем своем труде, нетрудных свастик карусели катали будущих людей. Я шла по парку. Одинока. И никому не обещав ни воскресенья, ни урока… а в полах моего плаща, отсвечивая день нуаром, премилая творилась хрень:
судился город с тротуаром и бабочки дрались за день, как домовитые собаки. И умирающей княжной - ютилась почта в полумраке (тюрьма спала на окружной) пустующий стихийный рынок на уровне плеча скользил и джипы виртуозных свинок искали жёлуди в грязи. Толпа текла… кружок, коленце, так ненавязчиво, легко…. - по подбородку у младенца течёт парное молоко. Вокзал напыжившийся зверски в мазутных путался культях, но литерный (и с ним курьерский) давно издохли на путях, и плыли облака из тины (болотной тины) Чёрт бы с ним… Но им кафе «у Валентины» мигало глазиком одним. И там, за хилым и трактирным, забором (Господи прости) прижались банки к ювелирным, как будто их могли спасти - щиты, рекламные скрижали… смотри, как выпив всю росу им крыши голуби держали… в лиловых лапках на весу. Эпоха выглядела скудно на фоне реющих идей и было очень многолюдно…
При том, что не было людей.


© Ленка Воробей

Я ничего не видел.

Ни Вильнюс, ни Бирмингем, ни Юпитер.
Ни полюс, ни монастырь. Ни окоп, ни парус.

Я ничего не видел.
Я был простым.

Мир состоял из пустоты и пауз.
Мир состоял из пауз и пустоты.

Я ничего не видел. В моём портфеле
Бэкон, Булгаков, Тоинби, Фукуяма.
Я не был в Турине, в Кракове
и в Марселе,
амфибрахий не отличал

от ямба,

не жил, не плакал, не сочинял.
Не хотел быть шофёром и космонавтом.
Не пил вино и остывший чай,
не ел кураги на завтрак.

Я ничего не видел. Ни проводов, ни линий.
Ни этикетки от "Шнапса" и "Кока-колы".
Не видел – как тащат железо и алюминий
мимо
начальной
школы.

Или бьют тарелки в окне напротив.
Или ругаются без причин.
Не видел взлетающий самолет и
потерянные ключи.

Я ничего не видел.

Ни Вильнюс, ни Бирмингем, ни Юпитер.
Ни залив, ни парусник, ни маяк.
Ни Велеса, ни русалок.

Зато
раз в неделю
я видел
тебя

и это меня спасало.


© Джек Абатуров

а в глазах у него рассекают закат стрижи, горизонт весь, оплавленный солнцем, сочится в воду. раскалённое небо стекает на поле ржи и вздыхает земля, ведь предчуствует непогоду. он берет меня за руку, гладит мою ладонь. посмотри, говорит, как июль зародился в тучах. я смотрю ему в душу и вижу один огонь, ненарочно прищурившись, будто на всякий случай. он целует меня - по ключицам и резко вниз, хоть боится случайно обжечься о бледность кожи.

я пьянею. и после встаю на крутой карниз, лишь бы только не слышать шаги у себя в прихожей. он уходит на час, а мучаюсь много лет. бью фарфор и топчу его шпилькой /высокой, острой/. если каждый из нас в тайне держит в шкафу скелет, то моих бы хватило на семь городских погостов. я люблю его так, что горит подо мной трава. вот откуда случаются летом в степях пожары. он берет меня за руку. кружится голова. и я больше не помню, как я без него дышала...

(с) Лена Блядик

мне бы раздеться и прыгнуть в море:
помнишь, как в детстве? в краю магнолий?
грозно шипит раскаленный камень.
волны встречали - бежим! - руками.

там акварелью закат - разлился,
там на ключицах загар - искрился.
помнишь, как в детстве? в краю магнолий?
были детьми и не знали боли,

соли от слез. лишь от моря - знали!
помнишь, мечтали? что крепче стали
станем. прозрачных медуз ловили.
помнишь, любили? и как (!) любили?

так - бескорыстно - и так беспечно:
будем друзьями теперь навечно!..

...Боже, желанье моё исполни:
чтобы забыть, а не чтобы - вспомнить.

© Лиса Соколова

Белый Бим, мой мальчик. До дыр затерты
Поцелуями губы. Сухое нёбо, язык из ваты.
После каждой горькой встречи давиться тортом -
Нерентабельно и, очевидно, безрезультатно.
Мне не жаль никого - ни кассиршу из магазина,
Ни соседку снизу, ни прочих разбитых судеб.
Но я плачу над ним, как над убитой псиной,
Почему бы не плакать - от нашего не убудет.
Он все бьется рыбкой в своем конвульсивном танце,
Все глядит в глаза - не надышится перед смертью.
Он все отчаянней хочет меня касаться -
Я позволяю, но лучше бы били плетью.
Я говорю "Прости". Говорю негромко.
Он с минуту не дышит. Встает и уходит молча.
Я бы простилась по-взрослому, честно, ёмко.
Но не умею ёмче.





(с) Ира Панчук

Я проснулась
в 4:30.
Громко
в рёбра
стучало
сердце.

Пахло осенью.
И корицей.
И невкусным болгарским
перцем.

На столе просыпались книги. Кот зевал на краю кровати. Ты татаро-монгольским игом, не вникающим в слово «Хватит!», бил стихами [хитер и ловок], разрубая рукой глаголы. Лидер бунтов и забастовок, запивающий водку колой. Бил стихами по снам и вёснам, заставляя бояться ночи.
Я проснулась.
Светили звезды.
И Луны
золотой
кусочек.

За окном начиналась вьюга. Ветер дул между рам и стёкол. И надежда, слепой старухой, неуклюжей и толстощекой проникала в пустое сердце: «Он приснился мне не случайно?»

Прозвучала минорным скерцо и исчезла в восходе чайном.

Всё случайно.
Всё неподвижно.
Я проснулась
в 4:30.
И в глазах
цвета спелой вишни
прочитала:

«Я буду сниться».

© Джек Абатуров

Шагнув во двор,
поймав в ладони пар,
закрыл глаза
шарфом.
Вернее — спрятал.

И захотелось лечь
на тротуар.
Лицом в песок
и битум.

И заплакать.
Плевать — ко мне
прилипнут грязь и гарь.
Пусть дым из труб
окутывает тело.
Мне захотелось лечь
на тротуар.

Белел ноябрь.
На улице темнело.
Вокруг меня резвилась детвора.
Старушки обсуждали
герра Трумпа.
В подъезде зажигалась
лампа-бра.
Троллейбус шёл проторенным
маршрутом —

а я лежал.
Мечтал о волшебстве,
которое — без искр и мандаринов.
Которое — в автобус и к Неве.
По улицам. Вдоль — снов
и магазинов.

Белел ноябрь.
Кружило и мело.
Я вспоминал шуршанье
электрички,
ползущей в полусонный
Петергоф,
где мы с тобой —
замерзшие прилично —
глотали закипевшее вино,
меняя грусть на праздничную радость.

Мигал горячей лампой
Гастроном,
живущий на изгибе
автострады.

Но, а теперь —
лицом на тротуар.
И в этом нет ни грусти.
Ни печали.
Я просто лёг. Не умер.
Не упал.
Я просто лёг.
И все вокруг
молчали.

***

Шагнув во двор,
поймав в ладони пар,
закрыл глаза,
услышал шелест ивы.

И захотелось лечь
на тротуар,
себя притом почувствовав
счастливым.

© Джек Абатуров

женщина смотрела на мужчину
взглядом птиц, разбившихся о скалы,
темными озёрами большими —
и печаль в них волнами плескалась.

громче крика стал безмолвный оклик,
оклик глаз, летящий надо всеми —
так земля в июле в небо смотрит
ожидая ливень, как спасенье…

кто-то ждёт столетьями, годами,
усмиряя горечь и усталость,
что с такими встретится глазами —
вся любовь земная в них плескалась.

но мужчина в клетчатой рубашке
просто шёл к не спящему вокзалу…

знаешь, мне до дрожи стало страшно —
я в её глазах свои узнала.






© Ксения Забкова

Ночью
ветрено
и морозно.

Приходи
на Петровский
остров —

можно долго смотреть на звёзды и ловить на язык мечты, за щеками хранить ответы, не влюбляться в огонь и лето, в Петергоф отправлять «приветы» и смеяться до хрипоты.

Приходи
на Петровский остров —
приноси в рюкзаке вопросы,

можно долго смотреть на грозы, что случаются в октябре, рисовать на песке фрегаты, пить какао, вино и латте, забывая часы и даты.

Ночь
ладонями
отогрев,
приходи
на Петровский
остров —

на щеках нарисуем звёзды, превратимся в гигантский космос — кто нас сможет разъединить?

Приходи.
Расскажи о лете,
о волшебном
полночном
свете

и о том,
как
тебя
любить.

© Джек Абатуров

Не спешите жить… спешите понять, что единственное время, в котором вы реально что-то можете — сейчас…

© Лиля Град